сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 84 страниц)
- Нам не расчистить его без лопат, - прошептала она. – Да и вперед идти может быть опасно: ведь войско топотало по всей равнине! Нужно пробираться тем боковым коридором, который мы видели, налево, - он тоже должен иметь выход наверх!
- Там будто никто не топотал, - усмехнулся муж. – И подумай: в той стороне мы можем попасть в самые руки Дракулы, ведь это куда ближе к городу!
- К какому? Мы ничего не знаем – ни где Дракула, ни где его люди, - возразила Марина. – И, как бы то ни было, другого выхода нет. Идем!
Она пошла обратно первая – муж вскоре нагнал ее и, схватив за плечо, оттолкнул; он опять повел отряд, не позволяя Марине рисковать. Они достигли подозрительного лаза и сгрудились перед ним; было очень страшно отправляться навстречу неизвестности. Но другого выхода не было.
Этот коридор оказался уже и ниже, чем главный: очевидно, был проделан не с такою тщательностью и в большей тайне, нежели тот. Приходилось идти пригнувшись: во всяком случае, рослому предводителю. Через некоторое время он остановился, чтобы расправить спину; и предложил жене вернуться.
- Куда мы пойдем! – воскликнула Марина, испуганная и сердитая. – За нами заперто – и перед нами тоже: ты предлагаешь терять последние силы, пробиваясь понапрасну?
Он вздохнул – и, опустив голову и плечи, продолжил путь. Они продвигались долго, утомленные до крайности, грязные донельзя, продрогшие, испуганные и голодные; у всех подкашивались ноги. Скоро стало не разобрать – в самом деле под землей так темно или же у них темнеет в глазах…
И наконец муж снова остановился.
- Как я и ожидал! – воскликнул он.
Марина, подлетев к нему сзади, схватилась за его руку:
- Что?..
- Коридор еще сузился – и мне все казалось, что мы поднимаемся, - со скрытым торжеством в голосе ответил он. – Так и есть! Вот выход наверх, заваленный камнем: должно быть, ведет в поле, как и первый!
- А ты копыт не слышишь? – боязливо прошептала Марина.
- Нет, все тихо, - ответил муж. – Думаю, можно попытать этот выход: я отвалю камень!
- Ты надорвешься один, пусть слуги помогут, - сказала она.
Ей пришлось втиснуться в стену, в отвратительную холодную землю, чтобы дать дорогу двоим мужчинам. Все трое уперлись руками в камень – и вместе нажали; камень дрогнул, но не подался. – Еще! Разом! – резко приказала Марина, едва не пробив потолок головой от нетерпеливого движения.
Мужчины с кряхтеньем, могучим общим усилием толкнули камень – и сдвинули его! Путь был открыт!
- Молодцы! – рассмеялась Марина с огромным облегчением. И тут муж, выглянувший было наружу, отшатнулся, точно ему в лицо сунули факел; он потрясенным шепотом приказал:
- Тихо!..
- Что? – шепотом воскликнула Марина.
Муж рванулся к ней, сшибив с ног одного из помощников; у него был вид сумасшедшего.
- Это выход назад в город – хоть и не знаю, в какой! – задыхаясь, проговорил он. – Везде огни, на улицах горы трупов, а среди них бродят эти падальщики! Боже, а если нас заметили? Нам конец!..
Он невольно всхлипнул, плечи дрогнули – но никто из отряда не упрекнул господина в слабости. Слуги бессильно повалились на землю, отчаянным шепотом призывая Бога на помощь; Марина соскользнула по стене и беззвучно зарыдала. Однако, несмотря на полнейший, кромешный ужас, никто не шумел – все понимали, что это смерть.
А потом Марина прошептала:
- Может быть, попытаться выйти в город, когда никто не будет смотреть? Нам нужны…
И тут муж цыкнул на нее в настоящей ярости:
- И думать не смей! Уходим, пока нас не заметили!
- А камень ты как на место водворишь? – возразила едва живая, но не потерявшая холодной рассудительности Марина. – Все равно поймут, что здесь есть ход! И ты собрался расчищать завал руками?
- Да хоть зубами! Лезть к захватчикам нам – полное безумие! Уходим, немедленно!
И муж двинулся обратно, подталкивая Марину; потом повлек ее силой. Она так устала, что едва ли не висела на нем; но потом, не то сжалившись над мужем, не то собравшись с духом, поползла сама. Беглецы сейчас, и слуги, и господа, напоминали оголодавших черных демонов – пожалуй, отпугнули бы и воинов Цепеша, явись сейчас перед ними из-под земли; да только ненадолго…
Они выбрались, вернее – вывалились в главный коридор; и тогда Марина сказала своим попутчикам:
- Мне нужно попить и отдохнуть – иначе вы вынесете отсюда только мой труп.
Муж чувствовал себя немногим лучше; и хотя терять время было непозволительно, поскольку как раз теперь войска победителя могли отступить и снова перекрыть им дорогу, они выпили воды и съели по сухарю. Потом Марина привалилась к мужу и уснула; ее черные волосы – покрывало она давно потеряла - засыпали ему колени. Муж застыл на миг, занеся руку над нею в какой-то растерянной нежности, - а потом лег рядом с женой и заснул, обняв ее.
Пробудились они от холода и от лихорадки, которая, казалось, проникла в их кости из-под земли. Свечи давно догорели – но стало как будто светлее.
Помогая друг другу, беглецы поднялись и пошли дальше. Немного погодя опять добрели до завала.
И тогда предводитель, ожесточенно и молча, принялся расчищать его мечом. Марине велел не соваться. Она немного посмотрела, как муж копает таким благородным орудием, - потом остановила его, пожалев его силы. Попыталась рыть сама, но супруг мрачно приказал ей пустить на свое место слуг-мужчин.
Завал - к их огромной радости, которую спустя короткое время погасили усталость и страх, - оказался невелик: они смогли расчистить его и прорваться дальше.
- Слава богу, - прошептала Марина.
- Рано радоваться, - ответил муж.
Они пошли в молчании, потеряв счет времени; оцепенение, сродни безволию, охватывало их – без солнца, в полной неизвестности. Только думали: нет ли впереди еще одного завала? Кончится ли этот путь?
Путь кончился – очень похоже на боковой: огромным камнем.
- Вот это точно выход на равнину, - прошептал предводитель. – Свободна ли она?
- Отваливай, - с тяжким вздохом ответила Марина. – Примем свою судьбу.
Напрягши последние силы, мужчины отвалили камень.
Им открылось розовое, высокое и чистое окно – свобода. Свежий холодный ветер овеял измученные лица; Марина, ощутив себя счастливой и невинной, победно рассмеялась. Врага поблизости не было!
Беглецы вылезли наружу – и тут же поняли, что попали из огня в полымя.
Было раннее утро; они и в самом деле очутились в чистом поле, а на соседнем поле – рукой подать - расположилось лагерем войско Дракулы: отдыхающие после ночного боя воины, последняя стоянка перед отходом. Трансильванцы с ужасом обозревали землю, усеянную телами спящих. Кони их паслись в стороне. На таких конях воины князя стопчут их, как бы далеко спасенные ни ушли… Куда податься?
- Можно попытаться украсть нескольких коней, - прошептал предводитель. – Но ведь они наверняка выставили часовых…
- Хоть лезь обратно под землю, - горестно отозвалась Марина. – Попытаемся пройти!
Крадучись, стараясь даже не приминать траву, они стали пробираться мимо лагеря. Только бы Бог не оставил их милостью – ведь хранил до самого конца! До такого страшного конца!..
И тут они увидели, что на княжьем поле кто-то пошевелился. Дозорный!
Беглецы замерли; предводитель схватился за меч, но рука так и застыла, не вытащив его. Марина извлекла кинжал – но рука с оружием повисла плетью; ее пошатывало, своей воли не осталось. Все!
Однако часовой не спешил поднимать шум – он проскользил к ним, гибкой и полной силы фигурой; подойдя же, оказался юным рыцарем: в кожаной куртке, в сияющем панцире, в бархатной шапке с меховой опушкой, из-под которой ниспадали на плечи темные перепутанные кудри. Большие черные очи горели из-под густых бровей – но этот прекрасный витязь еще не начинал бриться…
- Ты – Марина? – спросил он ошеломленную женщину. – Где твоя сестра?
- Ты… ты – Корнел? – тихо ахнула Марина. – Муж Иоаны? Но она не…
Супруг крепко схватил ее за локоть, заставив замолчать; он ответил, собрав все спокойствие:
- Иоана ушла первой, еще прежде вас!
Ему на миг показалось, что после таких слов рыцарь его зарубит, - но лицо этого палача Цепеша вдруг озарилось каким-то небесным светом. Он тихо воскликнул:
- Хвала тебе, Господи! Иоана успела!
Потом чудный этот часовой попросил Марину:
- Передай своей сестре, что я люблю ее!
- Да как я передам – как мы уйдем от вас? – воскликнула Марина шепотом. Глядя на лицо Корнела, она в мыслях принялась молиться о спасении. Кто знает, что может такому ударить в голову?..
Корнел раздумывал несколько мгновений – а потом ответил:
- У нас есть несколько свободных лошадей – их седоки мертвы; я дам вам их. Вы успеете уйти!
- Ты разве один их стережешь? – усомнился предводитель отряда.
- Сейчас – один, - гордо ответил Корнел. – Князь ничего не опасается! Кто здесь посмеет тронуть нас - ваши города теперь наши!
- А с тебя не спросят? – изумилась Марина.
- У нас своих не так считают, как врагов, - и наши потери еще не подсчитывали, - отозвался Корнел.
Сил изумляться и спорить у беглецов не осталось – и вскоре, благодаря ловкости Корнела, они получили четверых коней: на каждого пришлось сесть по двое. Марину взял на свое седло муж. И тут вдруг витязь схватил за повод их лошадь.
- Скажи моей Иоане, что я люблю ее, - горячо потребовал Корнел у Марины. – Что все, что я сделал и делаю сейчас, я делаю во имя ее!..
"Что сделал – разорил и залил кровью нашу землю?.."
- Скажу, - пообещала Марина.
Их спаситель улыбнулся.
- Я приду к моей жене во что бы то ни стало! – поклялся Корнел.
"Безумец – не хуже Дракулы!"
Они поблагодарили Корнела и попрощались с ним – и умчались, понимая, что спасло их истинное чудо.
Когда войско осталось далеко позади, Марина спросила мужа, задыхаясь от скачки:
- Ты что – сносился с этим мальчишкой и сказал ему, что этим путем бежит моя сестра?..
- Нет, - ответил тот, все еще вспоминая Корнела и дивясь. – Как бы я мог! Я и не знал о нем: к нему подобрался кто-то от твоего отца! Ловок же боярин!
- Отец ведет какую-то игру, - прошептала Марина, откинувшись на грудь мужа. – Я не понимаю - и даже ты не понимаешь, на что она нацелена…
========== Глава 17 ==========
Замок Кришан вновь увидел свою боярышню оборванной, истощенной, черной, как погорелица; таковы же были все ее спутники. Марина, к тому же, жестоко простудилась. Она кашляла взахлеб, когда ее снимали с коня; муж на руках понес боярскую дочь в замок. На полпути навстречу им выбежали Катарина и Раду.
Боярин бормотал слова благодарения не то небу, не то еще каким-то силам за спасение детей; он гладил нелюбимую дочь по рукам, по щекам, и по старому лицу его катились слезы. Потом Раду забрал Марину у мужа и понес ее домой – довольно еще сильный, чтобы нести молодую крепкую женщину без устали. Катарина осталась хлопотать над зятем и его слугами.
Когда Марину внесли в большой зал, туда вбежала Иоана – в белом платье, с распущенными волосами. Она была прекрасна, как нетронутая роза, - ангельски хороша рядом со своею сестрою. Иоана бросилась к Марине, плача и бормоча благодарения; Марина села, опираясь на руку отца, и две сестры, светлая и черная, обнялись.
- Теперь вы можете меня пустить, - кашляя, сказала наконец Марина, высвободившись из объятий сестры. – Я еще не так немощна! Сама взойду наверх!
- Нет уж, я тебе не позволю!
Иоана повела сестру наверх, обвив рукою ее стан; Марина, несмотря на свои уверения в крепости, тяжело оперлась на нее.
Иоана проводила сестру в ее спальню – а сама, устроив ее в кресле с подушкой, которую покупала свекру, поспешила распорядиться о горячей ванне для Марины. Отец думал и турецкие бани к замку пристроить: но едва ли это успеется теперь… Какое жестокое время!
Она сама раздела сестру и стала мыть ее, взяв намыленную тряпицу; Марина покорно сидела под ее руками, хотя прежде не допустила бы такого самоуправства над собою. Иоана с болью заметила, как Марина исхудала, - все ребра можно было пересчитать…
Между тем госпожа Кришан подготовила для дочери спальню – ей перестелили постель, заправив чистым надушенным бельем; в комнате жарко затопили камин. Мать хотела тут же наброситься на Марину с расспросами: как они спаслись, что с ними приключилось дорогой? Но боярин удержал жену – пусть Марина отдыхает: еще будет время выведать все после.
Он очень надеялся.
Пока устраивали больную дочь, Раду хорошенько допросил зятя: и остался весьма удовлетворен. Весьма! Хотя, когда дело шло о Дракуле, удовлетворение всегда шло бок о бок с жестокой тревогой: потому что валашскому князю могло ударить в голову что угодно и когда угодно. Его прозорливость выходила за границы обыкновенной человеческой проницательности – хотя пока что ему не удалось обставить по этой части Раду Кришана…
А покамест Марину отвели в постель; Иоана села над нею, потому что больная, казалось, хотела видеть одну ее. Или же не хотела сейчас видеть никого. Но влечение крови говорило помимо разума, помимо желания: истинно неразрывные узы – в отличие от брачных!
Иоана накормила Марину горячей похлебкой – начала давать ей с ложки; потом Марина раздражительно отняла у сестры миску и принялась есть сама. Иоана ждала, глядя на нее и радостно, и скорбно. И сколько вопросов просились ей на язык, как осы жалили его, побуждая заговорить!
Наконец Марина отставила пустую миску и простерлась на постели, со счастливым видом человека, злоключения которого остались позади. Она готова была уснуть; но когда Иоана нежно и настойчиво взяла в свои руки ее жаркие руки, Марина посмотрела на младшую сестру и шевельнула губами.
- Я…
- Что? – склонилась к ней Иоана. – Что, милая сестрица?
- Я счастлива снова видеть тебя, - прошептала Марина, улыбаясь. – Как же чудесно мы спаслись!
- Марина… - Иоана не смогла долее молчать. – Скажи мне: не встречала ли ты Корнела? Я уже знаю, какой страх ты претерпела, и не буду тебя терзать расспросами… но ведь Корнел любимый отрок господаря, неразлучный его дружинник… Он должен был быть при нем!
Марина закрыла глаза, чтобы не глядеть на сестру.
- Нет, его я не встречала… Мы свели коней у княжьего войска, которое отдыхало в поле после битвы, - прибавила она с усилием, чтобы хотя бы немного удовлетворить Иоану. – Нас спас случай и милосердие Господне… Из города мы вышли подземным ходом, известным монахам.
- Как удивительно, - прошептала Иоана, складывая руки. – Поистине милосердие Господне!
Потом она умолкла и опять внимательно воззрилась на Марину.
- Мне… мне все же удивительно, что ты не встретила моего мужа, - проговорила Иоана. – Ведь он должен был быть…
И тут Марина вспылила:
- Да что мне – в лицо было этим псам каждому засматривать? Понимаешь ли ты, что мы едва не попали на кол?..
Брови Иоаны сошлись.
- Да, - резко сказала она. – Прости мой язык, сестрица. Теперь я оставлю тебя - поправляйся.
Она встала, как будто ее милосердие на сегодня все вышло; склонилась над Мариной и поцеловала ее в лоб, но больше ничего не сказала. Марина была не слишком охоча до нежностей.
Иоана забрала пустую миску и ложку; Марина уже спала, с так знакомым ей выражением гордого презрения на некрасивом лице, - она осунулась, нос заострился и казался длиннее. Иоана почему-то подумала о князе Владе – того, человекоубийцу, молва называла самым безобразным среди благородных братьев…
Все ли ей сказала Марина, что следовало? Скорее всего – не все; и если это так, больше от Марины она ничего не добьется.
"Где ты, мой прекрасный супруг? Каков-то стал теперь? Не озверел ли без моей ласки, не променял ли мою любовь на заплечные утехи?"
Иоана удалилась в свои покои и там всплакнула; а потом подумала – не попросить ли наконец у отца разрешения передать письмо мужу… Возможно ли это сейчас?
Или господарь, а с ним и Корнел, ополчились против Кришанов? Но ведь они не умышляли на князя и в предательстве не замешаны…
Или же это ей так представляется? Отец человек умный, хитрый… Но будь Раду Кришан замешан в предательстве, князь еще прежде Трансильвании смел бы с лица земли их замок.
Однако же то, что их не тронули, не означает, что отец чист, - это может означать только, что боярина пока не разглядели. Иоана теперь с горечью признавала, что отец может быть нечист, что жизнь вовсе не проста, а невинность бывает слепа; но даже если все так, Иоана ничего не сможет с этим поделать. Не подведет же она под беду своего любимого отца!
Но все же Иоана сделала это – она написала Корнелу нежное письмо, состоявшее по большей части из любовных слов; она упомянула, что живет сейчас в отцовском замке, заключив, что Корнел так и так должен был об этом догадаться.
Отец благосклонно принял ее письмо – и сказал, что подумает, отсылать ли его: прибавил, что Иоана сама должна понимать, почему это может не осуществиться.
- Конечно, понимаю, - сказала дочь.
