Текст книги "Орлиное гнездо (СИ)"

Автор книги: MadameD

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 84 страниц)

Теперь вдруг с ним поравнялась Катарина – старые Кришаны ехали позади детей; и Корнел с готовностью и всею учтивостью повернулся к высокородной госпоже. Катарина более, чем кто-либо другой в семье, напоминала ему Иоану: темные волосы светлее, чем у дочери, глаза карие, но с такою же прозеленью, а черты удивительно похожи. В молодости госпожа Кришан, несомненно, была такой же красавицей, да и сейчас еще оставалась красива; и такое же женственное очарование, покоряющая мягкость были в ее фигуре. - Я хочу выразить тебе свою благодарность за спасение Марины, - прошептала Катарина, коснувшись его руки. – Ты самый храбрый юноша из всех, кого я знавала, - а я повидала немало храбрецов! - Ты видела войны, госпожа? – спросил Корнел. Тут же поперхнулся от неловкости; Катарина рассмеялась, точно рассыпались жемчуга. - Я повидала много битв, - ответила она. – Таков удел всех благородных женщин нашего времени – благословлять своих рыцарей на пролитие рек крови, хотя, видит Бог, женщинам отвратительно убийство! - Рыцарство и есть убийство, - вырвалось у юноши. – Битвы с врагом без пощады! Катарина глядела на него с материнской жалостью. - В твоих словах большая ошибка, мой друг, - проговорила она. – Резня без пощады – это не рыцарство, а варварство. Бог благословил тебя прежде всего защищать и хранить то, что тебе вверено, - а не вырезать до последнего человека селения, в которых тебе не угодила кучка непокорных! Корнел вспыхнул: - Ты наговариваешь мне на князя? Я исполняю мой долг! Катарина покачала головой. - Не наговариваю, - ответила она. – Я лишь хочу напомнить тебе, что наместник Божий – это орудие любви, а не смерти… Ты тоже орудие своего повелителя, и так и должно быть; но ты не слепое орудие, не раб, ничтожный духом и любовью. Подумай об этом, пока у тебя есть время. Корнел снова вскинулся – но тут же присмирел, опустив голову; а Катарина коснулась его плеча и уже больше не нарушала молчания, улыбаясь грустно, восхищенно… с сожалением, будто о несбыточном. Если бы у нее был такой сын, как Корнел, и она воспитала бы его как истинного сына своего рода! А Корнел бросил взгляд на ее профиль – и вдруг вообразил себе прожившую жизнь Иоану: сожаления о несбыточном на ее челе… У Корнела был слишком пылкий и богатый ум для простого нерассуждающего рубаки. Да такого рубаку едва ли полюбил бы и мудрый князь. Он снова начал думать об Иоане – сладко и горячо; ласкал ее мыслью с робостью, как потерянную и возвращенную драгоценность. "О, только не отвергни меня, - молил в душе Корнел. – Только останься для меня прежней!" Когда Корнел и Иоана увидели друг друга вновь, они друг друга не узнали. Как будто каждый прожил жизнь, неведомую другому. Корнел застал Иоану одну – она приветствовала его в большом зале, из которого ушли все, как будто ни одна душа в замке не хотела помешать встрече влюбленных. Иоана писала Корнелу, что целует ему руки, - но вместо этого он сам благоговейно опустился на колени и прижался поцелуем к ее смуглой руке; потом поднялся и крепко обнял свою жену, припав своей прекрасной головой к ее груди. Она всхлипнула, наслаждаясь его забытой силой, - и Корнел встал во весь рост, оказавшись выше ее; он приник к ее губам. Они долго не отрывались друг от друга. Потом Иоана прошептала, улыбаясь и плача на плече мужа: - Твои поцелуи изменились… Ты возмужал, - и она с нежностью разгладила его молодые усы. Корнел рассмеялся, сам чуть не плача от радости: - Рад, что приглянулся тебе, госпожа! Иоана отстранилась и посмотрела в его лицо с бесконечным восхищением. Она никогда еще не видела таких прекрасных собой мужчин – да, должно быть, больше и не увидит… Потом они опять обнялись, и Корнел принялся ласкать губами ее волосы, щеку, шею… Иоана наконец, смеясь, оттолкнула его: - Мы неприлично долго одни! Здесь ведь не только мы, дорогой, здесь вся моя семья! Пока они занимались друг другом, ее родители, сестра с мужем и дядя отдыхали и приводили себя в порядок. Иоана вдруг спохватилась, что Корнел еще в грязном дорожном платье; и устал, конечно, и вымыться хотел бы, и поесть… - Пойдем, господин мой, я о тебе позабочусь. Она потянула его за руку наверх, а Корнел вдруг подумал, что там, наверху, должна быть ее спальня, и порозовел от любви и желания. Но ему придется ждать ночи… Он подождет! Корнел не знал, как дождется, - но должен потерпеть: ведь он мужчина… Иоана была его жена, но он не позволил ей мыть себя, попросив позвать кого-нибудь из слуг; просто не знал, как тогда сможет удержаться… Иоана все поняла и выполнила его просьбу. Потом они вместе ужинали в большом зале – как одна большая дружная семья; и Раду Кришан шутил, рассказывая забавные истории из своего боевого прошлого. Такие люди, как он, умели смеяться и над своими поражениями: воин никогда не должен падать духом! А потом наконец Корнел смог пойти в спальню жены. Их снова оставили вдвоем – и в этот раз замок точно угрюмо притих, как будто враждебно рассматривал чужака, посягнувшего на боярскую дочь. Иоана вела мужа молча и торжественно: словно их любовь склонила голову перед древним гербом. А потом они вошли в ее пустые холодные покои – холодные, несмотря на неугасающее пламя камина, - и легли на ее большую царственную кровать. И точно впервые начали отогревать замок жаром своих молодых сердец и тел – осыпая друг друга сокровищами, которые приберегали друг для друга в разлуке. Снова неопытные, нежные, как вешние голубки; но теперь Иоана уступала себя силе мужа, который не был более мальчиком, уступала и покорялась, а он ненасытно брал ее. Но он ее любил; и, отдавая все больше, Иоана обладала все большим. Любовь – единственная радость, отдавая, обретать рай… Потом Корнел обнял ее за хрупкие плечи, не веря своему счастью, и прошептал, улыбаясь: - Я так тосковал… Он обвел глазами мрачную комнату – потом посмотрел на жену, которая, казалось, одна вдыхала жизнь в эти замшелые глухие стены. Луна, глядевшая в огромное окно, заливала белым светом их ложе, отнимая у него прекрасную жену, которую он только что любил всей душой и телом, превращая ее в чуждое и враждебное создание. Издали донесся заунывный звериный вой. Улыбка Корнела потускнела. - Ты родилась здесь? - Да, - прошептала Иоана, склонив черную голову ему на плечо. – Я дочь волков. Но теперь давай уснем, любимый; у меня еще будет время посвятить тебя в семейную историю… Ведь ты наш на целую неделю… Он уснул, так и не отняв у нее своей руки, плеча, волос; Иоана еще несколько минут нежно перебирала его темные кудри, любовалась его телом – Корнел был так же силен и строен, как раньше, и у него раздались и еще более окрепли плечи и спина. На груди у мужа остался шрам – после первой схватки с турками. Иоана склонилась и поцеловала эту отметину. Потом легла Корнелу на грудь и уснула, чувствуя себя блаженно и спокойно. Как в материнской утробе - или в лоне этой суровой и чарующей земли, подарившей ей жизнь. Утром они проснулись поздно – никто не входил к ним, не отнимал друг у друга; и при свете солнца Корнел воспрял духом. Он пробудился первым и немного помедлил, прежде чем поднять жену: она во сне была так хороша, настолько безмятежна и беззащитна, настолько… в его власти… Он мог бы взять ее на руки и унести отсюда далеко-далеко, если бы этот замок был зачарован, и все в нем спали так беспробудно, как она. Когда-то отец рассказывал ему на ночь такие сказки. Корнел погрустнел и, с нежностью склонившись над Иоаной, поцеловал ее. Она открыла глаза и улыбнулась. - А я не спала, - вдруг дразняще прошептала жена. – Ждала, когда ты меня вот так разбудишь! Они рассмеялись и притянули друг друга в объятия. Сейчас, утром, Корнел успел рассмотреть и подарить свою любовь всем сокровищам светлого и смуглого тела Иоаны: казалось, они и в самом деле в замке одни, и весь мир – только для них. Потом Иоана сама подала ему умыться и помогла одеться; и не отказала себе в удовольствии, которое обоим щемило сердце: причесать своего возлюбленного. Она водила по его волосам своим гребешком слоновой кости со вставками из серебра и мурлыкала какую-то песню. Корнел невольно рассмеялся. - Ты мне ум заговариваешь? - Ш-ш… Да, я чаровница, умею колдовать, - прошептала Иоана, положив пальцы ему на губы; и они снова дружно рассмеялись. - Ты так прекрасна, - сказал муж, сияя радостью и любовью. – Не знаю, как сейчас отдам тебя другим, выйду с тобою к твоей семье… Иоана вдруг слегка нахмурилась. - Выйди, ты должен, не тебе чураться их – ведь ты мой муж! Мне тоже нужно привести себя в порядок, господин мой, не тебе одному! Она подтолкнула его к двери, и поэзия утра рассеялась. Корнел хмуро кивнул; потом взглянул на Иоану и опять улыбнулся. Нет – все же как он был счастлив! Корнел вышел, а Иоана вдруг села на постель и устало вздохнула. Поглядела вслед Корнелу и покачала головой. - Ах, дорогой мой, любимый… Потом понурила голову и не спеша стала умываться и одеваться. Они позавтракали все вместе – и Раду Кришан смотрел на молодого зятя с улыбкой, в которой затаилась саркастическая горечь. Ему очень нравился этот юноша, даже слишком… как же будет жаль! Марине на другой день предстояло провожать мужа в Сигишоару – сама она не ехала с ним: пока не станет ясно, можно ли там снова жить семьей. Но сейчас Марина была занята с Василе Поэнару и не трогала сестры с мужем. А тем никто, кроме друг друга, сейчас и не нужен был – Иоана повела Корнела знакомиться с замком. - Наш замок был построен за полторы сотни лет до нас с тобой, - говорила она, ведя Корнела за руку и сияя улыбкой. – Возвели его еще не наши предки, не Кришаны, - но тоже благородные и храбрые люди. Это были католики… - Католики? – воскликнул Корнел. Иоана кивнула. - Да – но их уж сто лет как нет: последние в их роду погибли в большой войне с турками. Это наше общее христианское дело! А Кришаны, сколько себя помнят, всегда сражались за правое дело! - Как же так, - проговорил Корнел, - когда я видел у вас и обманы, и козни против господаря! Разве могут истинные христиане так вести себя? Иоана покачала головой и погрустнела. - Увы, и христиане, как язычники, делают много непотребного… Убивать Господь тоже не велит! Но, однако, приходится делать это – в защиту православия и самой земли нашей… - Расскажи же мне о ваших битвах, - попросил Корнел, останавливая и обнимая ее. - Охотно, - ответила Иоана, одаряя его улыбкой и закидывая руки вокруг шеи. – Сколько знаю… А потом мы можем спросить отца: уж он-то знает все битвы наперечет, как и князей, за которых они велись! ========== Глава 22 ========== Иоана сидела в отцовской библиотеке вместе с сестрой. Она склонила голову над тяжелой драгоценной книгой, лежавшей на ее коленях, но не читала – а только бестолково теребила медные застежки бархатного переплета. Марина, с непривычной в ней лаской, гладила сестру по ссутуленному плечу. - Ведь ты знаешь, что иначе и быть не может, - обжигающе горячо прошептала старшая. – Нельзя жертвовать одному ему всею нашей семьей! Да это попросту низко и грешно! Плечи Иоаны дрогнули, будто от смеха. - Низко! Грешно!.. Как наши языки еще не отсохли, поминая грех! Марина обняла ее за плечи – страстно, как мать, как властительница. - Я никак не хотела бы, чтобы Корнел погиб, - проговорила она срывающимся голосом. – Ведь ему я обязана своей жизнью! Но если придется выбирать – его воинская честь или честь и слава нашего рода, ты знаешь, что я выберу! - Отними у него честь – и ты отнимешь жизнь, - прошептала Иоана. – Ты не знаешь, какой это рыцарь… Марина мотнула головой, качнув длинными тяжелыми серьгами, - она была очень тщательно наряжена, точно вдруг приохотилась к этому; но волосы опять стягивала без жалости. - Я знаю, - отозвалась она. – Это такой же рыцарь, как Дракула! Тот тоже умрет, а от чести не отступится, - но и зверь, каких поискать! Ты знаешь, как должно сделать, и ты уже сделала много для нас… продолжай и дальше! Иоана вдруг сжала губы и сбросила свою книгу с колен на пол, так что обе сестры вздрогнули от глухого удара о камень. Иоана посмотрела в глаза Марине. - Я бы поверила тебе, если бы не знала, на что ты способна, Марина, - глухим голосом проговорила она. – Я догадалась о вашем с отцом обмане, когда нашла в покоях Раду Кришана мое собственное неотосланное письмо! Как же вы не позаботились его уничтожить! Марина с невинным видом пожала плечами; но взгляд ее давил темною, тяжелою угрозой. - Военная хитрость, какие совершаются каждый день, - ответила она. – Ты думаешь, отец и прежний его князь до меня гнушались ими? Это пустяк в сравнении с тем, что мы выиграли: подумай, Иоана, - тут она стиснула ладони сестры, - если бы не наш обман, мы все могли бы уже достаться на корм воронам!.. Иоана содрогнулась, вдруг представив труп в белом женском платье, истлевающий на колу, с длинными черными волосами… Марина? Она сама?.. - Как ужасно… Мы живем словно не в Божием мире, а в диаволовом… - прошептала она. - В миру живем, - усмехнулась Марина. – Без греха шагу не ступишь! Но нужно всегда помнить то, что нам с тобою должно помнить! Она прервалась. - Так ты не выдашь нас своему муженьку? Иоана уставилась на нее с негодованием. - Как ты могла такое подумать! Чтобы я доносила на мою семью! Да ведь ты помнишь, что у князя в заложниках Петру! - Вот именно, - мрачно ответила Марина. – Руки нам всем связали, языки завязали! А в каких же дураках твой Корнел, - вдруг рассмеялась она, качая головой. – Ах, господи! - Не в таких и дураках, - заметила Иоана так же мрачно. – Он тоже начинает понимать жизнь! И что вы с отцом и матерью намерены послать его на убой – наверняка про себя догадывается! - Умный мальчик, - задумчиво ответила Марина. – Посмотрим, одержит ли в нем верх здравый смысл… вместе с горячим его сердцем и любовью к тебе! Тут Иоана схватила ее за плечо, зеленые глаза сделались жестокими: - Так на убой или нет, сестра?.. Марина помедлила, потом покачала головой. - Нет… Я не бессердечная тварь, Иоана… Я постараюсь склонить отца к тому, чтобы сохранить Корнелу жизнь: если удастся сместить Дракулу и заменить его другим ставленником Корвинов*. Мы уже думали об этом - у твоего мужа благородная фамилия: быть может, он получил ее от какого-нибудь измельчавшего боярина прежних времен*, с которым расправился дед Дракулы, вступая на престол! Оттого у Корнела Испиреску и лицо, и стать как у дворянина. Быть может, он сделается большим человеком при дворе нового князя! Иоана покачала головой, и одна из ее двух кос свесилась на грудь. - Сладко ты поешь, сестрица, мягко стелешь, - проговорила она, усмехаясь. – Как знать, не ложь ли это, которую вы с отцом скармливаете мне – как Корнелу? Вы до последнего будете уверять меня, что сохраните моего супруга для меня, а потом избавитесь от него, как он свое отслужит?.. Марина переменилась в лице; потом подалась к сестре, сжав кулаки. - Да ты ведьма похуже моего, - процедила она. – Вкладываешь мне в голову такие подлые мысли! Я тоже памятую, что я христианка, моя добродетельная сестра, подслушивающая и подворовывающая из отцовских покоев! Будь покойна! Да только я делаю то, что, по совести, должна была бы сделать для нас ты – если бы только достало ума и храбрости! Иоана, отшатнувшаяся к стене, тяжело дышала. - Да ты, я вижу, еще более добрая христианка, чем князь Влад, любезная Марина, - выговорила она. - Тогда уж и себя, и себя приплети! – страстно и зло откликнулась Марина. Обе перевели дух; одновременно утерли широкими длинными рукавами мокрые жаркие лбы. Потом Иоана спросила, уже спокойней: - А что вы сделаете, если я сейчас понесу? Ведь это не входит в ваши расчеты – или расчеты отца: верно ли я понимаю? Марина слегка усмехнулась; некрасивое, но полное огня лицо ее сейчас притягивало взгляд больше, чем прекрасный лик сестры. - А ты сама хочешь ли? – мягко спросила она. Иоана опустила глаза. - Как Богу будет угодно. - Святая Иоана! – поглядев на ее лицо, воскликнула Марина, хлопая в ладоши и зло смеясь. – Приснодева! Скажи-ка: сладко тебе с ним лежать? Что вы с ним вытворяете? А рожать-то ох как не хочется! Иоана покраснела. - Я и вправду не хотела бы… теперь, когда мое дитя вот-вот может осиротеть, вашими стараниями, - проговорила она. – Но если дитя будет, я приложу все силы… Марина посерьезнела и, опять придвинувшись к Иоане, крепко взяла ее за плечи, заглядывая в глаза. - А пьешь ли ты отвар, который готовит тебе мать? Иоана вздрогнула. - Ты и об этом знаешь? Марина улыбнулась ей, как несмышленому младенцу, и снисходительно поцеловала в лоб. - Я его сама пью! Потом мать научит меня и готовить! - Да ведь это грех, - сказала Иоана. Марина тяжко вздохнула. - Да уж, грех… По мне, так это не грех, а милость Господня, которая нас уберегает в злые дни. Ты пока одного ребенка выносишь, наш царь Ирод сотню младенцев смерти предаст! И ему не грех, его право свято! - Это дело его души, а то – твоей, - тихо ответила Иоана, не сводя глаз с ее лица. - Да ты просто богослов, - фыркнула Марина.