сообщить о нарушении
Текущая страница: 43 (всего у книги 84 страниц)
Иоана вскрикнула, когда в одного из связанных воинов угодил камень, который рассек ему щеку; это был не Корнел, но для Иоаны сейчас все эти мужи были как сотня Корнелов, как сотня великих бедствий и любовей. Жених обхватил ее за плечи, предупреждая какой-нибудь опасный порыв, но Иоана не глядела на него – а только на своих валахов, которых толпа грозила растерзать. Конные чехи стали теснить семиградцев, отвечая проклятьями и угрозами на проклятья; теперь опасно стало и им, людям Жискры, - но они не зря носили свое имя, и боевая слава их была у всех на слуху. Один вид их обнаженных мечей и сабель смирил народ.
Казалось, что бунт улегся, - как вдруг какой-то одинокий смельчак бросил ком грязи, да так удачно, что тот попал в самое лицо князю Цепешу.
Кругом ахнули; не то восторжествовали, не то ужаснулись, а вернее сказать, все вместе. Дракула вскинул голову – по щеке стекала земляная жижа - и ожег брашовцев взором своих глаз, которые, казалось, не могли принадлежать ни мужчине, ни женщине: огромные, зеленые и слишком страшные для любого человека, но с длинными женственными ресницами.
Однако крикнул он так, что отшатнулись самые отважные мужи:
- Подлые шелудивые псы!..
И ненависти в этом крике было еще больше, чем в тех проклятьях, которыми его осыпал торговый люд Брашова, примученный князем Валахии всего сильнее. Народ зашумел и стал напирать; брань посыпалась на беззащитные головы пленников, как град.
- А ну назад! Осади назад! – приподнимаясь в седле, с бешенством закричал Ян Жискра, вращая глазами и описывая над головою круг огромной саблей, которую носил на боку, как когда-то Дракула. – Собачьи дети!..
Ударив саблей коня, он врезался в толпу. Люди попятились; а над головами их раздались выстрелы из аркебуз, которыми была вооружена половина "Черного войска", с грохотом, дымом и огнем. Толпа, мало знакомая с огнестрельным оружием, которое представилось сейчас дьявольскими штуковинами, с криками разбежалась в стороны; иные припадали к земле.
- Кто еще посмеет буянить – дурь вышибем из башки свинцом! – крикнул Жискра. - Мы ведем пленников короля! Всем разойтись с дороги!
Народ расступался, взволнованно восклицал и затихал, смиряясь перед блеском "Черного наемника".
- Пленников короля, - прошептала Иоана, взглянув на графа. В глазах ее сверкали слезы. – Пленников короля!..
И она, привстав на цыпочки, поискала глазами среди неумолимо удаляющихся узников – и вдруг крикнула во весь голос:
- Корнел!
Страшная тишина повисла над толпою. И Иоана поняла, что Корнел услышал ее, понял, кто зовет его.
- Помни Царьград! – крикнула она.
Никто больше, кроме этих супругов, не понял, о чем она говорит; и Иоана ужаснулась, что Корнел тоже не поймет. Но вот до нее донесся ответный крик, уже слабый оттого, что валахи так удалились.
- Помню!
Пленники прошли, и стражники их тоже; и тогда общее внимание и негодование обратилось на Иоану.
- Их ведьма! Валашка!
Андраши, быстро заступив свою суженую, выхватил меч; толпа шарахнулась. – Пошли прочь! Подлая чернь! – крикнул золотоволосый рыцарь. А Иоана, схватившись за плащ венгра, больше всего жалела, что она сейчас в женском платье и не может так же постоять за себя, как он встал за нее.
Но граф уже отпугнул тех, кто покушался на Иоану; и, схватив за руку, велел ей:
- Идем отсюда, все кончено!
Они выбрались из толпы, которая с охотой и даже с некоторым страхом давала им дорогу. К ним примкнули их венгры и валахи: точно ручейки слились в одну строптивую горную реку, пробившую себе путь среди камней католического города.
Иоана взглянула в глаза жениху – и поняла, что ничего говорить не нужно. Она улыбнулась ему, и он улыбнулся в ответ: в глазах его, как и в ее глазах, блестели слезы.
- Теперь их отведут в тюрьму, - прошептал Андраши. – А тем временем обыщут дом, где они жили: Дракула, кажется, перехитрил нас…
- В чем же? – воскликнула Иоана.
Граф огляделся по сторонам и быстро и тихо проговорил:
- Корона.
Приведя невесту домой, Андраши наказал ей сидеть тихо – сейчас очень опасно было выходить на улицу; а в такие дела, которыми займется он, женщине и подавно соваться нельзя.
"Женщине почти никуда нельзя соваться, - мрачно подумала Иоана. – Если только она не отрекается от своего лица".
- Постой, - видя, что он вот-вот уйдет, Иоана схватила жениха за руку. – Ты будешь добывать корону? Но ведь Дракула, конечно, не мог бросить ее в пути, она для него дороже даже собственной чести!
Андраши кивнул.
- Бесспорно, - серьезно сказал он. – И больше всего я опасаюсь, что Дракула ее и вовсе не вывозил из Валахии – а оставил своему брату Раду. Тогда, придя в Тырговиште, мы найдем его уже на троне!
Иоана нахмурилась.
- Неужели же ты думаешь, что…
Венгр пожал плечами.
- Это… семейная их слабость, - слегка улыбнувшись, сказал он; Иоана порозовела. – Быть может, сам Дракула снисходительно думает об этом пороке. Кроме того, я опасаюсь…
- Что князь и в самом деле пожелает военной помощи Турции? – воскликнула Иоана, забыв об осторожности; Андраши быстро подался к ней, широко раскрыв голубые глаза, готовый зажать ей рот. Но это уже не понадобилось: валашка поняла свою оплошность.
Шагнув к ней ближе, Андраши заключил ее в объятия.
- Опасаюсь, возлюбленная, что в первый раз Дракула взошел на трон именно так – что он не бежал из плена, а был отпущен турками, чьим покровительством заручился, - тихо проговорил венгр. – Я, что ни час, переменяю свое понятие об этом человеке! Иногда я восхищаюсь им, иногда ненавижу! Но ненависть выжигает все иное в моем сердце, когда я подумаю, что Дракула может оказаться в союзе с турками.
Иоана ощутила, как окаменели нежные руки, лежавшие на ее плечах.
И тут что-то безвозвратно переменилось в ней самой. Вдруг боярская дочь почувствовала, что в один миг поняла этого человека лучше, чем за все время, что знала его.
Нет, Бела Андраши никак не мог быть подданным султана!
- Ты ненавидишь турок еще сильнее Дракулы? – воскликнула Иоана.
- Они вырвали сердце у моей матери-церкви, - тихо ответил граф Андраши. – Они обесчестили сотни греческих девушек и юношей прямо на алтарях! Они лишили мой великий город того, чем он жил и дышал!
Иоана молчала, задыхаясь, точно сама сейчас дышала гарью на улицах Константинополя. Ей захотелось зажать уши, точно она слышала ужасные крики боли и унижения, поднявшиеся над Пропонтидой*, над чудом зодчества – Святой Софией, над дворцами, садами и кипарисовыми парками: как когда-то в храмах поднимался фимиам, а во дворцах и садах – веселый смех и заздравные чаши с вином. Греки умели любить и Господа, и жизнь.
- Так ты… грек? – тихо воскликнула она. – Знатный господин? Откуда же у твоей матери перстень Дана?
Андраши склонил голову, точно в скорби по навеки ушедшему.
- Моя мать обманула Дана, - с едва заметной улыбкой ответил ее лукавый возлюбленный. – Дану это стоило только кольца – для нас же может означать все… Когда-то Валерию Андраши полюбил человек из страны, которой больше нет, - страны, в которой люди умели любить женщин. Валерия, прекраснейшая из дев Венгрии, принадлежала этому человеку только неделю, но так и не смогла его забыть… За миг счастья графине Андраши пришлось расплачиваться всей своей жизнью.
Голос венгра дрожал от боли и гнева.
Иоана поняла, что плачет, слушая его, и смахнула с щеки слезу.
- Кто был твой отец? Ты знал его? – тихо воскликнула она.
- Нет, - сказал Андраши. – Но я вижу его, когда гляжусь в зеркало. У меня его волосы, глаза и улыбка.
Граф говорил с любовью к себе и к тому, кому был обязан собою.
- Моего отца звали Роман, и он был одним из благороднейших людей Византии, принесших в эту страну то, чего Венгрия никогда не знала, - сказал венгр. Он улыбнулся – а глаза были пустыми, опустошенными.
- Романа убил барон Берчени – из дикой злобы и зависти. Барону было довольно только посмотреть на моего отца, а потом на себя, чтобы исполниться такой злобы и зависти!
Андраши рассмеялся, как император ромеев, наслаждающийся утонченными пытками.
- И ты убил его? – спросила Иоана: сама уже страстно желая, чтобы оказалось так.
- Мой слуга заманил мужа моей матери в чащу, подражая зверю, - улыбаясь, сказал венгр. – Там его окружили – и я вышел к барону, чтобы посмотреть ему в глаза и спросить, как он убивал моего отца. Я обещал, что пощажу его, если он все расскажет…
- А когда барон рассказал, ты его застрелил, - произнесла Иоана. Душа ее ликовала при мысли о смерти мучителя женщины.
- Не я, а мой лучник, сидевший в ветвях. Это была быстрая и милосердная кончина – смерть без страха, как смерть от мизерикорда*, дарованная Роману, сыну византийского императора и рабыни-славянки. Когда Роман вырос, он освободил ее от рабства…
Иоана покачала головою. Этот человек был немыслимым порождением множества немыслимых случаев.
- Но ведь Византию сгубил разврат, - тихо сказала она. – Вы погрязли в роскоши и пороках. С чем же ты идешь в мою страну?
Венгр улыбнулся.
- Разве Турция не погрязла в пороках по самую макушку? – спросил он. – И разве Валахия – страна благочестия и законности? Но в вас много свежей крови, много первозданных сил, как в русах! Вместе мы будем непобедимы!
Иоана улыбалась, отдавшись его увещаниям, и ей звучал ропотный шум моря, которого она никогда не видела.
А потом валашка ахнула и посмотрела в очи жениху, как ребенок, исполненный изумления.
- Крестовый поход! Битва за Царьград! Вот о чем говорил король… Он говорил нам о тебе и Валахии!
- Ты наконец догадалась, - сказал граф.
- Безумная, безумная мечта, - прошептала боярская дочь.
- Разве не было у Дракулы такой безумной мечты – принести Валахии свободу от Венгрии и Турции? Он титан, и почти добился этого! – ответил Андраши. – Безумная мечта может влить в человека нечеловеческие силы!
- Почему же Дракула не добился своего? – жадно спросила Иоана.
Андраши мягко обнял ладонями ее лицо.
- Потому, что это невозможно, любовь моя, - освободиться от таких могучих сил: великое всегда стремится к еще большему величию! Но возможно поставить эти силы себе на службу и самому сделаться господином над ними!
"Твоя империя падет, как пала Византия", - подумала Иоана; но не успела ничего сказать. Андраши покинул ее, пылая жаждою всевластья, сгубившей и первый - и второй Рим.
Он воротился через два часа – и вошел к Иоане тихо, бледный, с остановившимися глазами.
Иоана печально улыбнулась, но улыбка ее тут же погасла. – Рассказывай, - произнесла она.
- Меня пропустили к князю в темницу, - сказал венгр. – Дом его обыскали сверху донизу, но ничего не нашли… Я спросил о короне его самого. Я думал, что мне Дракула скажет больше, чем своим стражникам!
- Но почему? – спросила бесконечно изумленная Иоана.
Поистине – привычка к власти может лишить разума любого!
Андраши вздохнул и повел головою. Иоана поняла, что его переполняет неверие в случившееся и ненависть к Дракуле.
- Он и в самом деле сказал мне больше, чем им! Князь Валахии ответил мне так, - мягко произнес венгр. – "Я отдал ее моему брату Раду. Неужели ты думал, что я отдам ее тебе, рыцарь Ворона?"
Граф приблизился к ней и посмотрел в глаза.
- То есть теперь, - все так же мягко, ласково продолжал он, - на троне Валахии сидит любовник Мехмеда Завоевателя, растоптавшего величайшую святыню православных христиан!
- Князь точно помешался, - прошептала Иоана.
- Кто знает, - ответил Андраши. – Это могло быть сказано для отвода глаз! Но ведь Влад не может не понимать, что господарем ему более не быть, - и должен был подумать о достойном преемнике, хотя бы из любви к Валахии!
- Неизвестно, что он любит больше – Валахию или власть; или же только печется о власти для рода Дракулешти, - возразила Иоана. – А может, Дракула и в самом деле наконец предался туркам…
Андраши вдруг весело рассмеялся.
- Что ж, если так, то мы знаем, где найти корону Валахии! Ее будет далеко видно! И мы сорвем ее с головы Раду Красавчика!
Иоана не ответила на его улыбку.
- А мужа моего ты видел?
Андраши точно очнулся от грез.
- Ты свидетельствовала перед всем крещеным миром, что у тебя более нет мужа! – резко воскликнул он.
Иоана поглядела на него долгим взглядом. Она не боялась.
- Ты прав, - наконец тихо ответила валашка. – Мужа у меня более нет.
* Древнегреческое название Мраморного моря, посредством Геллеспонта на западе и Босфора на востоке соединяющего Эвксинский Понт с Эгейским морем.
* Мизерикорд, кинжал милосердия (фр. misericorde — "милосердие, пощада") — кинжал с узким трехгранным либо ромбовидным сечением клинка для проникновения между сочленениями рыцарских доспехов.
========== Глава 57 ==========
Бела Андраши не зря предупреждал свою невесту – в женском платье его драгоценной княгине после ареста Дракулы выходить было бы слишком опасно, а в полном рыцарском вооружении тем паче: узнав в Иоане валашку и женщину, что было не так трудно, ее именно теперь могли бы схватить, не посчитавшись ни с какими законами, и бросить в тюрьму, откуда едва ли даже человек его влияния смог бы добыть ее. Брашовцев будоражило несколько дней: так, что эти миролюбивые люди, более всего дорожившие собственным спокойствием и жизнью, готовы были напасть на тюрьму, куда заточили Влада Дракулу – того, кто дорожил спокойствием и жизнью, как чужою, так и своею, куда меньше их.
Но теперь по улицам ходили толпы, размахивавшие как дорогим оружием, лучшей немецкой, испанской и турецкой работы, так и тем, что под руку подвернулось: палками, мясницкими ножами, да и просто потрясавшие голыми кулаками. Смиренные люди, добрые христиане шатались по Брашову, опьяненные чужой победой, и кричали, точно безумие – или геройство князя Валахии заразило их умы. Даже городская стража не могла унять этих волнений – и не притесняла людей, пока дело не дошло до настоящего кровопролития: если тронуть их сейчас, стычки могли бы разгореться в настоящую гражданскую войну.
Впрочем, гнев свой семиградцы копили не против собственных стражников, наемников города, а против того, до кого не могли добраться, - немногие из горожан расхрабрились или обезумели настолько, чтобы попытаться разорвать оборону тюрьмы Брашова: "Черное войско", которое сторожило князя и его витязей денно и нощно. Несколько таких восстаний все же вспыхнуло, как случайные искры от соударения тяжелых на подъем камней, – но Ян Жискра, бравый воин, отбрасывал нападавших, большею частью голытьбу, без труда и даже радовался, казалось, случаю показать городу свою силу и преданность королю.
Через три дня по Брашову пронеслась весть, что князя Валахии переправляют в Буду, чтобы он предстал пред очи короля Матьяша. Имя его величества удивительным образом подействовало на трансильванцев, умиротворив их, как древних – воззвание жрецов к божеству. Матьяш Корвин и был таким земным божеством, с высоты своего трона чужими руками вершившим тысячи судеб.
Горожанам представилось, что именно в Венгрии князю Дракуле воздадут по заслугам. В чем состояли эти заслуги перед королем и каково будет воздаяние – никто из семиградцев сейчас сказать не мог; но все радовались, что непосильное для них бедствие снова удаляется от них.
Должно быть, семиградцы ожидали напоследок нечистого, жестокого утешения – зрелища позора валахов, которое слишком скоро кончилось в первый раз. Однако им не суждено было насладиться этим. Князь Дракула и его витязи выехали из Брашова верхами, как и их стражники-чехи: под пленниками были ретивые венгерские кони, а на них - простая, но добротная одежда, какую носили венгерские и трансильванские горожане, не чуждые военного дела: кожаные куртки, штаны и сапоги. Все – новое, все – местной, трансильванской работы.
Иоана в последний раз увидела Корнела, как в былые времена, ехавшего подле своего князя. Тот, кто когда-то был ее мужем, за прошедшие дни словно бы отдохнул, и умиротворение снизошло на его чело.
Как посмеялась над этим великим воином судьба – отдохнуть Корнел смог только в тюрьме, в которую попал по навету на своего господина, величайшего воина в Валахии и Венгрии!
Князь Валахии тоже представлялся отдохнувшим – его княжение было исполнено таких тягот, после которых даже город, где его ненавидели и жаждали растерзать, стал для Дракулы прибежищем. Может быть, за минувшие после его падения дни, когда он был огражден и от врагов, и от собственных подданных, Дракула успел поразмыслить о своей судьбе – о будущности, которую ему готовил король венгерский, Справедливый король, все эти годы проливавший кровь Дракулы и его народа, не покидая своих золотых чертогов. На алых губах валашского господаря, под черными усами, затаилась улыбка человека, узнавшего цену всему на свете.
Иоана так и не сказала своему супругу на прощанье ничего, стоя безмолвно и печально подле человека, послужившего причиною падения Корнела – а может статься, его вознесения? Венгр заметил ее жадный взгляд, устремленный на пленников.
- О чем ты думаешь сейчас, когда глядишь ему вслед? – спросил он ревниво, горячо, схватив невесту за руку.
Иоана повернулась к Андраши.