сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 84 страниц)
Иоана теперь временно жила вместе с Мариной и матерью, в доме сестриного мужа. Раду обещал, что это ненадолго. Но пока, чтобы развлечься от тоски, Иоана побродила по городу, поглядев, что было там поглядеть: все те же укрепления против турок, жизнь, замкнутая в толстых стенах; торговые площади, тихие почтенные лавочки… Только здесь было гораздо холоднее, чем в Тырговиште, - на улицу теперь уже нельзя было выйти без тяжелого мехового плаща.
Чем Сигишоара понравилась Иоане гораздо больше – это тем, что по ней можно было гулять без страха. Здесь не висел топор над головой каждого горожанина, и Иоана уже начала отвыкать от лика смерти и смрада ее, который в столице Влада Цепеша проникал повсюду - в богатейшие дома, в лучшие кушанья и вина.
А лавки в Семиградье и в самом деле могли развеселить душу любого. У Иоаны были собственные деньги; отец ей еще подарил, в утешение, - и, переступая пороги лавок, из серой строгости улиц она попадала в настоящие купеческие королевства. Ткани, благовония, меха; драгоценные заколки на волосы и броши; разноцветные шелковые чулки; ароматические свечи, духи и притирания…
Иоана, конечно, вела счет деньгам; но налюбовалась и надышалась этими сокровищами от души, и позволила себе купить кое-какие женские и прочие мелочи, каких не достать было в Валахии.
Валашские торговцы по большей части перекупали товар у трансильванцев.
Иоана купила подарки также и мужу, и свекру: Тудору мягкую кожаную подушечку, для сидения, - простые кресла сделались уже слишком жестки для него; и мазь для больной спины, чудодейственные свойства которой ей очень нахваливали. А Корнелу Иоана купила две пары щегольских перчаток из надушенной кожи, каких он не мог достать дома – а хотел бы, конечно, покрасоваться перед товарищами, ведь он теперь в такой чести…
Иоана предпочла бы купить мужу сапоги или оружие, это было бы куда полезней; но не смогла бы правильно подобрать ни того, ни другого. В оружии Корнел понимал куда больше нее – а размера его ноги Иоана не помнила. Руки же они столько раз переплетали в минуты нежности...
Когда-то она теперь увидится с мужем и Тудором?
Иоана также сходила на исповедь – покаялась в убийстве турок. Она все же чувствовала тяжесть на душе, которая не снималась сознанием своей правды и словами старшей сестры.
Священник изумился такому греху юной благородной женщины – и, казалось, растерялся на несколько мгновений; но потом отпустил ей грехи и благословил. Только велел в этот раз попоститься построже. Иоана же подумала, что это деяние было зачислено ей скорее в заслуги, чем в прегрешения…
Других мыслей ей в голову не пришло.
Но еще до начала поста отец приказал Катарине с дочерью отправляться в родовой замок: он чего-то опасался. Да они и загостились. О возвращении в Тырговиште Иоана даже не заикнулась: хотя теперь почти каждую ночь грезила о поцелуях и ласках молодого мужа, мечтала опять ощутить его любящую власть над собою. Однако отцу, конечно, лучше было знать, что делать.
Кроме того, женщине никак невозможно было отправиться в путешествие без ведома покровителя-мужчины; да слуги без его приказа и не подчинились бы ей.
Иоана вместе с матерью вернулась в замок Кришан – это пограничное прибежище, о расположении которого не знал даже господарь, ни разу не приветивший Кришанов в свое правление.
Иоана просила отца хотя бы дать знать мужу о том, что с ней, - ведь он, конечно, тоскует, верно, думает, что с нею стряслось несчастье; и Раду обещал сделать это, если только представится возможность. Пока же дочери должно вернуться под отчий кров – и подчиниться судьбе. Господь не оставит их своим попечением.
Иоана, как в девичестве - как во сне, в котором снова стала девушкой, - опять оказалась в своей светлице, склонившись над рукоделием. Она шила и напевала грустные песни, которые певали тысячи валашских жен и девиц, живших прежде нее, в добровольном или невольном заточении.
Корнел тосковал.
Он начал тосковать с того самого дня, как разлучился с женою, - и тоска его, оставшегося, грызла намного сильнее, чем ее, уехавшую. Теперь юный муж снова зажил, как до Иоаны: все дни посвящая воинским упражнениям и службе. Но он не мог уже жить как прежде – он ждал: свою подругу, свою возлюбленную, венец своей жизни. Иногда он просыпался, в лихорадке любви, - и изумлялся, видя пустое ложе; и осыпал его страстными поцелуями. Иногда Корнелу представлялось, что Иоана погибла. Как легко могло это теперь случиться!
Мать его умерла во время мятежа, предшествовавшего воцарению господаря Влада; ее, невинную и случайную жертву, задавила толпа. Не болезнь, даже не война – случайность! А Иоана так нежна!
Иногда Корнел плакал, вспоминая мать и жену.
Прошла неделя, потом другая, а потом и третья после отъезда Иоаны: и вот тогда Корнел уверился в постигшем ее несчастье. Свет померк для него: уже и служение перестало приносить прежнюю радость - как будто вместе с супружеской любовью ушла и вся другая его любовь. Корнел служил теперь из мрачного сознания долга. Как почти все его товарищи.
В Тырговиште стало еще страшнее, чем прежде, - над городом сгущались тучи. Пронесся слух о том, что по Валахии опять бродят турки; было разграблено несколько сел у самой столицы, дома крестьян преданы сожжению. И тогда Корнел впервые был послан с отрядом из города - прочесать равнины и истребить разбойников.
Они настигли турок в двух часах езды от Тырговиште, по следам их преступлений; и Корнел впервые принял участие в бою. Однако это оказался не столько бой – сколько бойня: разбойники были лихи только против мирных жителей, ярость же и искусность воинов господаря привели их в смятение. Они бы и сдались – но господарь пленных не брал: Корнел со своими товарищами безжалостно порубили всех врагов, полтора десятка. Из государевых воинов было убито двое – Корнел легко ранен в грудь; но почти не почувствовал этого, опьяненный яростью и торжеством.
Турки захватили в деревне несколько пленных, которых победители распустили по домам. В числе пленников оказалась одна красивая девушка, напомнившая Корнелу его Иоану: Корнел отдал ей все деньги, хранившиеся в его поясе.
Селянка, не помня себя, упала на колени перед молодым и прекрасным воином, представшим ей как архангел Гавриил*; она с рыданиями обняла его ноги. Этого Корнел не вынес и оттолкнул ее…
Воины с торжеством вернулись в столицу – и господарь, которому они отчитались, весьма хвалил их. Корнел же с этих пор еще более возвысился в его глазах: теперь он вошел в число тех, кому князь доверял безоглядно, в число ближайших его дружинников.
И вскоре Корнелу выпал случай доказать свою верность большим делом.
Протрубили сбор войску: господарь Влад выступал в поход против Трансильвании.
* Один из высших ангелов, небесный вестник, принесший Деве Марии весть о рождении Иисуса.
========== Глава 14 ==========
Господарь Влад предпочитал бить малым числом – и главной его силой были его дружинники. Еще в час нужды он по-прежнему приводил под свою руку бояр, которые оставались ему преданы, - но в этот раз обошелся одним своим постоянным войском: числом в три тысячи человек. Этого, однако, было достаточно, чтобы нагнать ужас на всех соседей – слава черного князя бежала впереди его, и люди теряли разум от страха, еще не увидев врага в лицо, а только заслышав, как дрожит земля…
Крестьяне на пути, по которому мчались конники Дракулы, хоронились в своих домах и церквах, вознося молитвы о спасении: не то от врага, не то от самого своего властителя. Боярские же слуги и воины на пути его метались, разрываясь между своими господами: как давно уже разрывалась между двумя господами Валахия – между княжескою и боярскою волею.
И когда небольшой вооруженный отряд Михая Василеску, посланный боярином в Куртя-де-Арджеш с поручением, услышал конский топот – задолго до того, как войско князя Влада огромною чумною тучей вынеслось из-за горизонта, – люди боярина вначале хотели умчаться подальше, спасая себя и своего хозяина; а потом один догадался, на что нацелился господарь.
- Ему не бояре нужны! Не наш господин! – воскликнул полный ужаса предводитель. – Князю нужна сама Трансильвания: он хочет преподать ей урок!
- И поделом: мы слышали, что там творится… - отвечал другой воин, тоже в ужасе. – Может, убраться подальше, пока нас не растоптали?
- Да ты баба! – воскликнул предводитель, ярясь на него и на себя. – Поскачем вперед, предупредим жителей города, пусть запирают ворота и готовятся к осаде! Боярин приказал бы то же самое!
И, забыв свой страх, воины пришпорили коней – и, пригнувшись к холкам, помчались быстрее ветра: они знали, что наверняка намного опередят конников господаря, которые берегут силы для атаки. Пусть даже они готовятся напасть на мирное Семиградье: там тоже живут не рабы!
Храбрецы скакали до самой ночи – потом вынуждены были остановиться на отдых: коней своих они, конечно, загонят, но этому никак невозможно случиться, пока они не донесут свою весть. Как государевы вестники мчали по валашским деревням окровавленную саблю, поднимая народное ополчение против врага.
Отряд отдыхал несколько часов – сменяясь и сторожко слушая тишину; позади,однако, все было тихо до самого рассвета.
- Опережаем, - заметил предводитель с мрачным удовлетворением, когда они опять сели на коней. – Семиградцы успеют приготовиться!
- А и все равно, - вдруг ответил ему один из воинов. – Неужели эти купцы долго продержатся против господаря? За сколько дней их ни предупреди!
- Даже за два часа можно успеть многое! – гневно ответил предводитель. – А теперь не болтайте! Вперед!
Они дали шпоры и снова помчались, мрачно и бездумно, обратившись в единую стремительную мысль: упредить Трансильванию. Ах, если бы они и в самом деле могли оказаться там с быстротою мысли!
Воины Василеску мчались еще день без передышки – и под конец, когда кони под ними готовы были пасть, подскакали к воротам Куртя-де-Арджеш.
Это был не первый трансильванский город на их пути – но первый, в который у них был пропуск: хотя, проезжая другие поселения, посланцы Василеску теряли невосполнимое время.
Ворота города были уже заперты, стража начеку; но боярские люди, не убоявшись, стали колотить в эти ворота и кричать. Что им бояться трансильванцев – когда в спину им дышит дракон!..
Им долго не открывали; под конец, услышав имя Михая Василеску, отворили с бранью и угрозами.
- Ну?.. – рявкнул стражник по-венгерски. – Кого еще черт принес в такую пору?
Предводитель вытащил спрятанную на груди бумагу от боярина.
- Мы – люди боярина, везем неотложные вести, - так же по-венгерски проговорил он, трудно дыша. Откашлялся; тут наконец стражник, посветивший ему в лицо факелом, увидел, что тот едва жив от усталости, и округлил в изумлении глаза.
- Какие такие у вас неотложные вести?
Стражник не умел читать, но сверился с боярской печатью; он вернул бумагу посланному уже с тревогой и уважением к его словам.
- На вас идет войско – полчище князя Влада, - проговорил тот. – Если дорожите жизнью, сей же час дайте знать начальникам, пусть готовятся к осаде…
Стражник опешил; он побледнел, и товарищи его также.
- Да вы разве не валахи? – воскликнул он потом. – С чего бы вам предупреждать нас о замыслах вашего князя?
Боярский слуга засмеялся.
- Можете сидеть как сидите, - хрипло ответил он. – Посидите - подождите: скоро увидите сами, кто к вам жалует в гости! Посмотрите, как хозяев ваших на колья пересажают… да только вас в кашу изрубят первыми…
Стражник быстро отступил, невольно схватившись за меч. Потом опустил руку, осознав, что враги еще не перед ним.
- Проезжайте, - мрачно велел он наконец. – Я с вами поеду: расскажете начальству, в чем дело! Эй, вы: смотрите в оба! – обернулся он к своим товарищам.
Те хмуро кивнули: испуг этих закаленных мужчин теперь выдавался явственно. Ворота распахнули шире, пропуская всадников. Потом тотчас же заперли снова: люди Василеску посмотрели, как накладывают с двух сторон прочные засовы, и подумали – понадобится ли господарю таран…
- Поехали, - приказал начальник гостям. – Если вы солгали, вас самих возьмут под стражу!
Смертельно усталые люди невесело усмехнулись друг другу – и молча последовали за стражником. Они почти не боялись за себя сейчас – того, что придет сюда следом за ними, следовало бояться куда больше.
Однако вестникам поверили почти сразу же – не столько бумаги их убедили градоначальника, сколько изможденный вид и блеск глаз, в которых, казалось, уже отражался огонь пожарищ.
Весть об ужасном бедствии, несмотря на ночную пору, облетела Куртя-де-Арджеш почти мгновенно: город наполнился топотом, криками и женским плачем. Стража унимала теперь уже горожан, водворяя порядок. Женщин и детей запирали в домах; воины и просто свободные горожане занимали оборону; именитые хозяева города, все больше саксонское купечество, растерянные, полуодетые, сбивались в крепость, под заступу своих наемников…
Вестники едва не отчаялись, видя, что содеяли своими словами: город объял ужас за многие часы до приближения врага – это было едва ли не хуже, чем если бы их захватили врасплох! Разве смогут они теперь противостоять войску князя, не ведающему ни страха, ни жалости?
Вестники теперь уже из Куртя-де-Арджеш полетели по другим вольным городам – поднимать на борьбу мирных соседей; людей боярина, поддавшись мимолетному безумному страху перед всеми пришлецами из Валахии, едва не взяли под стражу, но потом махнули рукой. Теперь было не до мелочей. Однако из города их так и не выпустили – теперь людям Василеску придется принимать удар вместе с теми, ради кого они изменили своему господарю…
- Господи, сохрани… Господи, помилуй… - молили вместе и католики, и православные, забыв в такую минуту все распри, перед лицом общего ужасного врага. – Черный дьявол идет!
Марина мирно спала вместе с мужем – он по-хозяйски обнимал свое драгоценное приобретение; но вдруг она отчего-то проснулась, толкнув мужа в грудь.
- Ах, Василе!
- Ну, что такое?... – пробормотал он сквозь сон.
- Что-то страшное, - ответила молодая жена, высвобождаясь из его объятий и порывисто садясь. – Нужно спасаться!
- Болтаешь, - мягко, но недовольно пробормотал он, садясь тоже и опять обнимая боярскую дочь за плечи. – Ложись-ка, спи!
Но она уже не слушала. Выскользнув из-под мужниной руки, молодая хозяйка его дома накинула поверх длинной сорочки шаль и подбежала к окну. Выглянула наружу, как будто могла увидеть что-нибудь, кроме темени.
Все было тихо.
- Ну, успокоилась? – снисходительно окликнул муж с кровати.
Марина потрясла головой, все так же вглядываясь в ночь.
- Василе, нужно немедленно одеваться и уходить, - прошептала она. – Где твой меч? Нет: где твои деньги?.. Кто-то идет на нас!
- Совсем с ума сошла, - качая головой, ответил муж.
Он лег обратно, уже не призывая на ложе Марину; закрыв глаза с улыбкой, этот хозяин дома и города знал, что жена помечется и вернется под его крыло снова. У женщин такое бывает.
Марина, насупленно и молча, стала одеваться; муж уже крепко спал, когда она облачилась в дорожное платье и плащ, натянув теплые чулки, башмаки и убрав волосы под покрывало. В одиночестве госпожа дома покинула спальню и, взяв светильник, спустилась по лестнице.
Открыв дверь, она увидела столпотворение.
В маленькое окно было плохо видно – и когда она спорила с мужем, еще ничего в самом деле не начиналось; но теперь она увидела, как по улицам мечутся люди, везде горят огни, кто-то причитает. Услышав имя, которое выкрикивалось в этом причитании, Марина приросла к месту от ужаса.
- Вы еще спите? Одевайтесь и спешите в крепость! – крикнул ей стражник, увидевший женщину на пороге богатого дома, в котором не зажглось еще ни одно окно. – Все господа сейчас там! – объяснил ей воин, тыча пальцем в сторону башни.
- Ну уж нет, - прошептала Марина.
Сжав губы и подхватив юбки, она взлетела обратно по лестнице. Слуги уже просыпались, но Марина никого сама не поднимала и на испуганные расспросы не откликалась. Она ворвалась в спальню и, подбежав к постели супруга, потрясла его за плечо.
- Василе! Василе, сейчас же вставай! Слушай меня!..
Муж вскочил как встрепанный. Понял наконец, что случилось что-то серьезное.
- Что, Марина?..
- На город идет Дракула! – прошептала Марина в ужасе и ярости, хватая его за рубашку и встряхивая. – Все купцы заперлись в крепости – но нам нельзя так делать!
Он наконец все понял и побледнел.
- Почему нельзя, Марина? Нужно спасаться, пока еще есть время!
- Вот именно: спасаться! – воскликнула она шепотом. – А крепость непременно будет взята: ты не знаешь, муж мой, что такое Дракула! Как ты думаешь, что он сделает со всеми купцами, которые будут сидеть в крепости, дожидаясь его?..
- Боже милосердный, - пробормотал муж, осеняя себя широким крестом. – Что же ты предлагаешь?
- Нужно попытаться выскользнуть из Сигишоары, пока еще не поздно, - прошептала Марина. – Я отличная наездница, ты тоже неплохо ездишь верхом! Мы умчимся – хоть в замок моего отца…
