Текст книги "Орлиное гнездо (СИ)"

Автор книги: MadameD

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 84 страниц)

Корнел, раздираемый сомнениями, пошевельнулся на скамье - и вслед за тем, точно откликнувшись на его мысленный зов, из дверей тронного зала появился Раду Кришан. Корнел встал. - Господин, - сказал он. * Матьяш Хуньяди был официально коронован священной короной только в 1464 году, через шесть лет после восхождения на престол. * То же, что и боярин: южнославянское титулование, у венгров название начальника провинции или государства. * Т.е. знатока всего изящного. ========== Глава 32 ========== Боярин застыл, поняв, что зять сейчас сделает необыкновенное признание. - Что, сын мой? – спросил он. Он ответил Корнелу также по-валашски - они уже научились сообщаться мыслью, как давние союзники. - Я должен сказать тебе, господин, - ответил Корнел, улыбаясь, с пылающими глазами и щеками, - я рыцарь Дракона! Раду схватился широкой рукой за широкую грудь. - Рыцарь Дракона?.. Да он даже не подозревал, что Корнелу известно само это наименование! Быстро приблизившись к зятю, он заглянул ему в глаза: - Это правда? Конечно, правда: Корнел был способен на большие хитрости, но до сих пор плохо умел лгать в лицо! - Правда, господин, - смело и ясно подтвердил Корнел, улыбаясь. – Я был посвящен в рыцари князем, в возрасте четырнадцати лет. Два рыцаря Дракона, даже не догадывавшиеся до сих пор о званиях друг друга, пристально смотрели друг другу в очи. Корнел, конечно, не знал, что Раду Кришан состоял в ордене, когда тот был еще в силе и выступал открыто: при старом Дракуле, дьяволе-отце! Но теперь – орден и дела его ушли в тень: и один Бог ведал, какими мерзостными тайнами это братство могло обрасти под началом Цепеша… Но боярин был изумлен не только словами зятя – а еще и тем, что Корнелу пришло в голову сделать свое признание именно сейчас. Этот молодой витязь точно присутствовал сейчас в тронном зале, при разговоре с королем с глазу на глаз! Конечно, он и король говорили по-валашски, - но ведь Корнел не мог отсюда подслушать! - А можешь ли ты доказать делом свое признание? – сощурясь и поднеся руку к бороде, спросил боярин. Корнел шагнул к нему совсем близко и прошептал что-то на ухо, отодвинув седую жесткую прядь. Лицо Раду блеснуло радостью и удивлением. Ожерелье: конечно. Значит, Корнел действительно не лжет: опознавательные знаки были известны только самим братьям. Сперва насчитывавший только несколько десятков членов, знатнейших мужей, в числе которых были государи разных стран, впоследствии орден Дракона разросся, число его классов умножилось, а секретность – увеличилась… Раду оборотился к дочери и посмотрел на нее внимательно и холодно. Еще холоднее посмотрел на сыновей. - Идем, - приказал боярин затем, схватив Корнела за плечо. Метнув растерянный взгляд на жену, стиснувшую руки в тревоге, Корнел вместе с тестем шагнул обратно в тронный зал. Стража пропустила их без задержки. Иоана поникла головой, шепча молитву, - но вместо молитвы выходила какая-то бессмыслица. Она перекрестилась - и сразу вслед за этим ее в голову, как гром, ударил смех и слова мертвой. "Вы прекрасно делаете, сестра! Я горжусь вами!" - Бог отступился от нас? – не то прошептала, не то подумала Иоана; но эти речи, слишком тонкие для шепота, Марина превосходно поняла. "Бог с вами неотлучно, как и я!" Иоана схватилась за виски – а спутники в тревоге уставились за нее: казалось, что ее терзает жестокая головная боль. "Ты слышишь все мои помыслы, Марина?" Вампир рассмеялся. "Только тогда, когда ты и я готовы к этому! Но мы очень близки… всегда были и будем близки. Как тело может обойтись без головы, а рука – без пальцев?" Иоана застонала, и Николае, нежный маленький братец, схватил ее за руку, спрашивая сестру о здоровье. Она едва ощутила пожатие, а слов не услышала совсем. "Тебе нужно отсечь голову, чтобы ты упокоилась с миром, Марина?" Иоана содрогнулась на глазах у зрителей, точно бесноватая, и зашипела от боли, когда на нее опять накатил этот голос. "Отсеки мне голову, пронзи колом сердце, если когда-нибудь сумеешь отыскать то и другое, - но я не лягу в землю и не усну… как не уснешь и ты!" Николае ахнул и хотел шлепнуть сестру по щеке, чтобы привести в чувство; но не решился поднять на нее руку. Иоана пригнулась к коленям, зажав уши руками, точно могла заглушить ледяной призрачный голос, терзавший ее изнутри. "Ваши попы лгут - и ваши поверья лгут! Никто из вас не властен над тем, что Бог судил мне, как не властны никакие святые дары и слова! Властен лишь Господь, властна лишь кровь!" - И, пожалуй, это правда, - прошептала Иоана. Ее била дрожь. - Что с тобой, Иоана, ты больна? – спросил Николае. Еще больше страдания, которое выказала сестра, его испугало то, что она говорила сама с собой. Иоана нашла в себе силы улыбнуться и положила Николае руку на плечо. Потом погладила по темно-каштановым волосам. Удивительно – какими разными уродились все дети Кришанов, ни один не походил на другого… как цвета, слагавшиеся в родовой герб. - Было нехорошо, но уже прошло. Не бойся. И в самом деле прошло – темное присутствие перестало давить ее. Иоана выпрямилась и разгладила головное покрывало, укрепленное на волосах тонким золотым обручем, который сейчас казался ей терновым венцом. Она молилась о минуте, когда можно будет снять все это. Брат опять взял ее за руку, придвинувшись совсем близко, - и Иоана благодарно припала к его плечу. Оно уже было твердым, как у мужчины. Что ж – Корнел был всего годом старше, когда вступил в стражу Тырговиште… Иоана несколько раз перекрестилась, глядя на двери тронного зала, - потом закрыла глаза, позволив брату держать свою руку и гладить себя по плечу. Капельки пота стекали у нее из-под венца. Она забылась и не слышала, как раздалась поступь двух пар ног – тяжелая поступь двоих воинов, двоих братьев. Зазвенела сталь, когда один из рыцарей преклонил перед нею колени, - и сильные руки обняли ее. - Корнел… Она ожидала объятий отца; но потом осознала, что тот уже не смог бы держать ее так надежно. Корнел поднял ее со скамьи на руки, потом поставил на ноги. Иоана обхватила обеими руками его стан и посмотрела в черные глаза. Муж улыбался, и глаза его улыбались ей: перед нею был какой-то новый человек, как будто за дверями тронного зала этого латника только что отлили заново. Он что-то очень хотел сказать своей подруге… но не теперь. После. Может быть, никогда. Корнел умел хранить то, что было ему вверено. Святой Георгий, поражающий дракона, - или дракон под знаменем Святого Георгия?* Который из них поборет другого: чудовище или святой? И кто из них чудовище, а кто – святой?.. - Мы идем?.. Корнел несколько мгновений медлил, точно не сразу услышал ее, - потом ответил: - Нет. Король Матвей пригласил нас побыть его гостями в эти несколько дней. Иоана вздрогнула. Она знала, что сейчас Корнел не скажет ей уже ничего, - но почуяла недоброе. Да разве только теперь – разве это недоброе не угнетало ее все время, пока они были здесь? Потом Иоана подумала, что прежде только юная чистота души не позволяла ей видеть то, что делается вокруг нее, и ожидать от людей того, на что они в действительности были способны. - Ты останешься со мной? – спросила Иоана, покорно склонив голову. - Ну конечно, - ответил муж, улыбаясь. – Сегодня – останусь. А завтра – как Бог и король решат! У нее не было сейчас сил говорить с мужем, как и у него – охоты посвящать ее во что-нибудь; но оба были рады идти рядом и чувствовать друг друга. Им предоставили такие покои, каких Иоана даже не видывала прежде, не то что не жила, - но ей сейчас было это безразлично. Хотелось только спать. Ей дали в помощь служанок, которые наполнили для нее и для мужа горячую ванну, с маслом сандалового дерева и бергамота, - конечно, венгры тоже много торговали с турками… Все они давно срослись так тесно - приходилось отрывать себя с мясом! После купания Корнел сам вынул ее из воды и вытер досуха большим куском полотна; потом отнес в огромную кровать, на шелковые простыни, под камчатный* балдахин. Ему очень нравилось смотреть на жену – но Иоана со смущением попросила надеть на нее сорочку… она не могла уснуть нагой в этом месте. Несмотря на то, что муж был с нею рядом. Ей вообще всегда было неловко спать без ночного одеяния – и Корнел это знал; даже не от скромности, а от сознания своей красоты… Ему иногда делалось жаль таких прелестных женщин, как его жена, - которые не могут оставлять мужчин равнодушными! Разве они виноваты в том, что несут в мир соблазн? Витязь Дракона тихо поцеловал лоб жены, ее закрытые глаза. Тонкие ниточки бровей заставили его нахмурить свои соболиные брови; но даже такое уродование не могло ее изуродовать. Они с нею оба были – точно прекрасные любовники из какого-то древнего сказания, из песен трубадуров… Корнел не знал до сих пор, как страшны бывают ожившие легенды. Но теперь, полюбовавшись женою, он сам вскоре заснул. Им спалось легко. Утром они проснулись освеженными - и предались любви. В глазах друг друга им отворялись небеса, а объятия были как молитва, как ангел двух их душ, возносящий Господу хвалу. А пока дети утешались друг с другом, Раду Кришан был уже на ногах, как и молодой король, - и Матьяш Хуньяди тихо говорил боярину, улыбаясь уже как союзник, будто о тайной сладостной мечте: - Я давно думаю о крестовом походе – очищении Царьграда от турок… Моего отца называли очистительным пламенем христианства, и мой долг продолжить его дело. Теперь же, когда я увидел перед собой двух рыцарей Дракона, я понял, что вас мне ниспосылает Господь! Именно возрожденный орден Дракона должен стать острием победительного меча! Раду склонил голову. - Слова вашего величества исполнены мудрости и справедливости. А сам подумал: "Дракула мечтал о том же самом – и говаривал, что именно Валахия должна повести за собой другие христианские страны! Князь и в самом деле мечтает о власти над всем христианским миром – и, Бог свидетель, я был бы счастлив, окажись на месте этого дьявола кто угодно другой! Он способен овладеть Стамбулом – но когда сделает это, тиранству его не будет границ…" - Что же вы думаете о значении ордена? – спросил его король. – Способен ли он воспламенить души христиан, как это думаю я? Раду глубоко вздохнул. "Корвин молод – он куда моложе и нежнее душою, чем был Дракула в его годы… Он очень хотел бы загрести жар чужими руками и присвоить себе славу освободителя Царьграда! Но едва ли в самом деле ударит первым; и будет до последнего беречь войска…" - Орден способен на это, - сказал наконец боярин нетерпеливо ждавшему Корвину. – И в Валахии найдется сила, достойная замыслов вашего величества! Король очаровательно усмехнулся. - Не сомневаюсь, жупан Кришан! - Но на столь великие свершения нужны средства, государь, - серьезно сказал Кришан. – Вспомните о Семиградье – кто держит его в руках, со всеми торговыми преимуществами! А также о том, кто держит в руках всю валашскую силу! Подумайте также о том, что орден Дракона в Валахии представляет дьявол, – подумайте, какое это святотатство! Уже того, что рассказал нам Корнел… Корвин медленно расправил воротник кафтана – из красивейшего бархата, казавшегося черным, но отливавшего красным на свету. - Дракула нужен нам, - медленно проговорил он. – Пока – даже необходим… - Дракула весьма полезен, - согласился боярин. – Но этот меч обоюдоострый, государь! Господарь безрассуден в своих выступлениях против турок – безрассудный их ненавистник там, где требуется умеренность! Подумайте, что будет, если терпимость, которую турки, видит Бог, пока что проявляют к христианам, его стараниями раздуется в пожар! Корвин остро взглянул ему в глаза. - И вы предлагаете проявить такое безрассудство и нетерпимость самим? Вторгнуться в Валахию? "Ворон! Падальщик – прилетит на трупы!" - с отвращением подумал боярин. Он вспомнил Яноша Хуньяди и пожалел, что говорит сейчас не с ним: отец-Дракул был низложен и обезглавлен по его приказу… этот воевода никогда не боялся решительных действий… - Я не говорю о вторжении, - сказал Раду. – И не говорю о немедленных действиях, ваше величество! Но мы не можем долго оставаться в стороне! - Для отчаянных действий нужны отчаянные люди, - пробормотал король, словно не слушал его, по-прежнему обдумывая дерзкое предложение. – У меня большая нужда в таких! - Могу помочь вашему величеству моими малыми силами, - улыбнулся боярин. * Орден Дракона был создан на основе ордена Святого Георгия. * Камка - шелковая китайская ткань с разводами. ========== Глава 33 ========== Гостеванье у короля затянулось на более долгое время, чем думали Кришаны, - пришлось послать на постоялый двор за всеми их вещами. Это был почти плен, как, конечно, догадывался каждый. Но здесь это ощущалось совсем не так, как в Тырговиште. Иоана и сама не могла бы сказать ясно, в чем разница между содержанием в Буде и в Тырговиште, - в столице Валахии тоже обходились с ними почтительно; а только здесь, в Буде, человек мог держать голову прямее… Они уехали далеко на запад. Католик стоял прямо даже перед своим богом, с которым мог при случае и помериться и умом, и силою; православный же простирался и перед своим богом, и перед князем, прежде собственного права памятуя о власти помазанника Божьего. И было то, чего не могло заменить никакое равенство, никакой почет: так свойственное православным любовное смирение всех перед всеми – его имел в сердце даже Дракула! Может быть, когда-то имел… Теперь вместо сердца у него был клубок змей. Но кто мог знать, каков изнутри венгерский король, после валашского князя казавшийся таким простым и обходительным? Он не проходил турецкой школы изощренных пыток и лести; но именно западный король мог с легкостью отвернуться от тех, кого называл друзьями и союзниками, а то и предать их на муку, обелив себя перед самим собою с помощью каких-нибудь латинских мудрствований или соображений политической необходимости. А то и религиозных соображений – католическая церковь во многом была беспощадна и бесчеловечна куда более, чем вера пророка, которую так стремилась побороть. Католичество было как готический собор, с его обманчивыми радужными витражами и сложными переходами, возводившийся веками; и многие зодчие и скульпторы трудились над ним, и многие изречения, непонятные уху простого смертного, были высечены в укромных местах этого здания, где их могли узреть и повторять только высочайшие сановники церкви, высоко держа гладкие подбородки и шевеля бескровными губами, - существа, лишенные пола, лишенные человечности! После сердечной жестокости Востока, с которой Корнел соприкоснулся на родине, через своего вождя, теперь он знакомился с тайнами Запада, холодившими его сердце еще более: Иоана, гуляя с ним по сводчатым залам королевского дворца и касаясь гладких стен, озаренных камышовыми факелами, рассказывала о младенцах, замурованных в известке между кирпичами фамильных поместий; о подвалах замков, в которых заживо сгнивали узники, прикованные за шею к стенам, жертвы жестокой сиюминутной прихоти какого-нибудь знатного господина… о безграничной власти феодалов над телами и душами крестьян… - Да разве у вас иначе было? – не вытерпел Корнел. Право первой ночи, о котором жена только что поведала ему, заставило витязя содрогнуться. Иоана посмотрела ему в глаза. - У нас всегда было иначе, - серьезно ответила она. – Отец – православный… Он в людях своих всегда душу видел, мужеского они пола или женского… Корнел махнул рукой. - А все высокие господа похожи, - проговорил он. – Где бы ни родились! Только в разных краях злы на разный манер! Иоана усмехнулась точности этого замечания. - Сам ты, стало быть, большим господином себя не мнишь? А ведь столько живешь при высоких господах! – сказала она. Корнел, улыбаясь, покачал головой. - Я более возвышусь тогда, когда буду смирен, - чем когда возгоржусь! – ответил он. Иоана в умилении обвила его шею руками. Как же он восхищал ее, этот сын своей земли, яблоко от яблони, - жестокий и ласковый, лукавый и простой, гордый и смиренный! И всегда горячий сердцем, всегда - богоносец! Муж поцеловал ее и вдруг спросил, глядя ей в глаза: - Ты не забудешь меня, когда я уйду? - Куда ты уйдешь? – с ужасом воскликнула Иоана. Ей сразу же показалось, что младенец толкается в чреве. Корнел с улыбкой опустил глаза. О, как много он понимал! - В поход против князя, - тихо ответил он. – Ведь я уже знаю, как король и твой отец распорядились мною, - и я подчинюсь! Иоана крепко обняла его, прижавшись головой к груди. - Ничего еще не решено, - сухо ответила она; хотя сердце у нее разрывалось. – И, будь уверен… это распоряжение, когда будет сделано, окажется лучшим для всех нас!