Текст книги "Орлиное гнездо (СИ)"

Автор книги: MadameD

сообщить о нарушении

Текущая страница: 54 (всего у книги 84 страниц)

Значит, Василика нужна для другого. Если не в наложницы, то еще хуже… хотя что может быть хуже? Она стащила с себя шаровары и, оставшись в одних чулках и набедренной повязке, обмоталась овчиной, как юбкой. Потом принялась ушивать штаны. Сердце у нее сжималось, на пальцы капали слезы. Василика напевала заунывную валашскую дойну* – пела колыбельную всем своим мертвецам, которых не было времени оплакать. Абдулмунсиф вернулся днем: если Василика угадала время, во дворце в это время подавали обед… Она еще не закончила со своими шароварами; и не могла переодеться. Но Абдулмунсиф, конечно, не вошел к ней. Он, не присаживаясь, возился с чем-то на своей половине. Василике вдруг нестерпимо захотелось взглянуть, какие вещи ее спаситель держит там, - но валашка понимала, что ей будет, если она сунется туда. Может, у него там колдовские книги? Но ведь Василика не умеет читать! Как ей вдруг стало жаль, что она не знает грамоты; хотя это было редкостью среди женщин. - Господин, - окликнула Василика турка. - Мне сейчас некогда! – огрызнулся Абдулмунсиф. Или Штефан. Непостижимый человек! Он вышел так же быстро, как и вошел. Но хотя бы не отказывался говорить с ней, не презирал ее разговоров! Этот человек все же пожил среди христиан! Может быть, вечером Василике удастся заставить его рассказать хотя бы немного о себе и о том, что он намеревается делать. Или заставить проговориться… Она вздохнула и отложила работу, глядя на вход в шатер, который сквозил недостижимой свободой. Пальцы, с отвычки шить, Василика все исколола… Она слизнула выступившую на пальце капельку крови и, зажмурившись, протерла усталые глаза. Открыв их, Василика поняла, что не одна. В первое мгновение девице показалось, что пришел слуга; но нет, никто не входил к ней, никто не тревожил ее снаружи. Тревога явилась изнутри. Василика почувствовала, что над ней кто-то стоит. Она поняла, что это женский дух, по жаркой злобе, волнами окутывавшей ее, по радости, которую этот дух испытывал при виде крови. - Ты кто? – шепнула Василика, не смея повернуть головы. Длиннопалая жаркая ладонь легла ей на плечо. - Бедное дитя! Вот ее наконец и пожалели, в первый раз после спасенья из Тырговиште, - но Василика готова была убежать на край света от такой жалости. - Ты дух из ада? – прошептала она. Гостья засмеялась. - Нет никакого ада, глупенькая! Василика отважилась повернуть голову – и встретилась взглядом с высокой смуглой женщиной, в длинных серьгах, запястьях, подобно змеям, обвивавших ее руки, в длиннейшем белом платье, клубящемся у ног. Черные глаза и черные волосы духа блестели, как намасленные. Блестели долгие клыки в алчно приоткрытом рту. - Рая тоже нет, - шепнула гостья. Она помолчала, внимательно глядя на девицу, и прибавила, очень серьезно и печально: - Вы напрасно думаете, что когда-нибудь сможете освободиться. - Я не понимаю тебя, - боязливо прошептала Василика. Пришелица улыбнулась. - Ну конечно же, не понимаешь, - сказала она. Черный дух отдалился, скрестив руки на груди. - Разве ты не знаешь, что вампир приходит, только если его позвать? – спросила жуткая гостья. - Как же я тебя звала? Я тебя даже не знаю, - прошептала девушка. В этих резких чертах, лишенных женской красоты, было что-то знакомое, что она страшилась узнать. - Ты меня знаешь. Я знавала твою княгиню, и мы с ней очень давно дружны, - ответила черная женщина. - И теперь дружны? – прошептала Василика. Марина покачала головой. - Теперь? Теперь княгиня потеряна и для вас, и для нас, - сказала она с тяжким вздохом. – Моя несчастная святая сестра! Василика начала понемногу понимать – и чем больше она понимала, тем больше ужасалась. - Княгиня попросила, чтобы ее убили… потому что не хотела стать самоубийцей и проклятой!* – воскликнула она. Марина усмехнулась. - Ну, княгиня все едино стала самоубийцей, кого бы об этом ни попросила, - сказала нежить. - И она потеряна для вас, потому что ей пронзили сердце и отсекли голову, - произнесла Василика дрожащим голосом. – Да? Марина вскинула плечи и руки, зазвенев запястьями. - Это сказки для детей – для вас, людей! – воскликнула она. – Нет, милая, так вампира не уничтожишь! - Как же можно уничтожить вампира? – спросила Василика. Она была во сне – страшном, необоримом и почему-то сладостном. Марина оказалась совсем рядом – как она сделала это, Василика не поняла. Ей было томно, страшно и сладко сразу. - Чтобы уничтожить нас, перестаньте нас кормить, - ласково положив руки девушке на плечи, шепнула нежить ей в лицо. Она засмеялась. – Но вы никогда не перестанете нас кормить! Василика закрыла глаза: голова шла кругом. Нежные руки погладили ее по волосам, потом легли на шею и сомкнулись на ней. - Какое сладкое дитя, - прошептала Марина. – Бедненькая! И я ничем не могу тебе помочь! - Но почему? – шепнула Василика. – Разве ты не знаешь, что замыслил Абдулмунсиф, как прочла мои мысли? - Умное дитятко, - проворковала Марина, улыбаясь. Руки отпустили девичью шею. – Ты понимаешь, что я тебе не враг! Но, увы, твой прекрасный турок находится не в моем, а в другом аду! Его мысли для меня недоступны! Василика понимала все меньше и меньше. Но ее и не просили думать – только покориться. "Эта тварь лжет, лжет", - колотилась в голове мысль, не желавшая уходить. - Ты говоришь правду? – спросила она. Боярская дочь усмехнулась. - Ты разве не знаешь, что женщина лжет даже тогда, когда говорит правду? – отозвалась Марина. Потом некрасивое лицо ее еще больше исказилось. - Они не слышат и не видят меня! Князь не слышит и не видит меня, оба эти господина не слышат и не видят меня… только ты, чернавка! А теперь и княгиня, моя сестра, потеряна для меня! Девушка беспомощно посмотрела на терзавшего ее духа. - Но ведь княгиня Иоана умерла? – спросила она: как будто не похоронила ее своими руками. Смех Марины зазвучал в ее ушах. - На самом деле безразлично, жив ты или мертв, - горько сказала нежить. Василика зажмурила глаза и зажала уши. Ей показалось, что тьма сгустилась вокруг нее, оборачивая ее, как нагретое полотно после турецкой бани; как неверные заворачивали своих женщин, в одно покрывало за другим. Потом девушка отняла руки от ушей – это получилось с трудом, как будто руки приклеились; глаза разлепить тоже оказалось нелегко. Она увидела, что одна. Потом Василика посмотрела на вход в шатер - и распахнула глаза в изумлении и ужасе: свет за дверью окрасился кроваво-красным. Но ведь только что было обеденное время! Она же не спала?.. Потом валашка почувствовала голод, впившийся в желудок. Она даже застонала, схватившись за живот. Почему к ней никто не пришел – забыли?.. Василика поднялась на затекшие ноги; но вместо того, чтобы выйти из шатра, подошла к своей постели и легла, обхватив голову руками. Ей казалось, что она, еще не умерев, попала в ад. Василика попыталась молиться, но ничего не вышло. Потом колыхнулись полотнища у входа, и девушка быстро села. Это оказался валах Александру: Василика так обрадовалась живому человеку, что чуть не схватила его в объятия. Бедняга, должно быть, умер бы со страху, вздумай она так поступить. Смиренный валах поставил перед ней поднос с горячим супом, кебабом* и лепешками. Василика стала есть – с жадностью, с наслаждением. Ей казалось, что она не ела добрую сотню лет. Наевшись, она откинулась на подушки и заснула как убитая. Проснувшись, Василика увидела за полотняной занавесью черный силуэт своего господина, освещенный лампой, – кудри, ниспадающие на гордо развернутые плечи, высокий лоб и нос с горбинкой. Штефан что-то читал. "Вот бы и мне выучиться читать и понимать все эти премудрые господские вещи!" - с тоской подумала валашка. Но пока Василика могла только встать и окликнуть этого турка, назвав господином. Он распрямился. - Что? Василика приблизилась к нему: сердце так и замирало. Она отвернула край полотна и склонилась, заглядывая в щель, чтобы посмотреть Штефану в лицо. - Я хотела тебя спросить, господин, - прошептала девица. – Ты очень похож на князя, а тот – венгр… Василика замолчала, закусив губу. Она не знала, как продолжить. Абдулмунсиф улыбнулся, став сразу и краше, и страшней. - Наш князь венгр только по матери, - сказал турок. – Его отец родом из Царьграда. Мой – тоже. Штефан помедлил и прибавил: - Завтра мы уходим… снимаемся с лагеря. Приготовься. Он опять вернулся к книге, дав понять, что все сказал. Василика выпрямилась и выпустила занавесь из рук. У нее не осталось ни слов, ни мыслей. * Румынская и молдавская лирическая народная песня. * По румынским поверьям (и поверьям многих близких к румынам южнославянских народов), вампиром может стать самоубийца, как богоотступник. Кстати говоря: одна из румынских разновидностей вампиров – стригои – имеет рыжие волосы, голубые глаза и два сердца. * Шашлык: мясо с овощами, изжаренное на вертеле. ========== Глава 70 ========== Они уходили ввечеру – Василика едва успела закончить со своими шароварами, работая как проклятая: меньше всего ей хотелось бы предстать этой армии чужих мужчин полуодетой или одетой как женщина. Должно быть, памятуя о том же самом, Штефан по первой ее просьбе подарил Василике ремень и высокие крепкие сапоги. В первый раз она могла отойти по снегу далеко… если бы ей дали на это время. И Василика смогла припрятать в сапоге нож, брошенный валашским военачальником. Ножа у нее никто не отнимал – с того самого дня, как ее поселили сюда; Василика не могла поверить, что ее тюремщик не приметил этого оружия, а значит, он попросту презирал ее попытки взбунтоваться. А может, Абдулмунсифу пришлась по нраву ее строптивость – как знать… Василика как раз заканчивала облачаться, надевая овчину поверх шерстяной безрукавки, как Абдулмунсиф вошел к ней, без всякого предупреждения. Турок опустился перед нею на колени, чтобы посмотреть в глаза. Может быть, хотел успокоить. Василике начало представляться, что ее восточный хозяин стал по-своему привязываться к ней. - Мы уходим, - сказал турок, улыбаясь этому. Василика улыбнулась в ответ. Она шевельнула правой ногой, ощутив успокоительный холод и твердость стали в сапоге; почувствовала, как на щеки взошел румянец. - Ты очень добр ко мне, господин. Штефан ласково кивнул; его белозубая улыбка стала шире. Потом он вдруг положил ей руку на правое колено – и у валашки зашлось сердце: конечно, сейчас хозяин выхватит нож из ее сапога и всадит ей же в грудь! Девица закрыла глаза; и тогда рука исчезла с ее колена – но потом обе руки турка легли ей на плечи, и он оказался так близко, что это испугало Василику пуще всех угроз пыток и смерти, исходивших от него. Хозяин поцеловал ее горячими, нетерпеливыми раскрытыми губами. Ее в первый раз целовал мужчина! Потом он поднял ее и обнял за плечи. Василика не могла как следует думать ни о чем – ни о том, что этот человек любил мертвую княгиню, ни о том, что он был рожден неверным, ни о том, что он признался в близком родстве с князем Валахии… у нее подкашивались ноги, кружилась голова, и она не верила ни этому турку, ни его поцелую, ни самой себе. Неужели ей все-таки предстоит стать наложницей турка? Хватит ли у нее твердости, чтобы уйти от такой доли? "Напрасно вы думаете, что когда-нибудь сможете освободиться", - прозвучал в ее голове чужой, предостерегающий голос: голос мертвой благородной женщины. - Ты говорил, что от меня несет, - сказала Василика, посмотрев в лицо Абдулмунсифу; темный огонек ярости и упрямства разгорелся в ее глазах. – А теперь так делаешь со мной?.. Конечно, он мог делать с ней все, что пожелает! Но вместо того, чтобы вслух признать свою власть, Абдулмунсиф только усмехнулся и потрепал пленницу по щеке. - Больше от тебя не несет, - сказал он. Потом спросил: - Ты взяла все свои вещи? - Да, - сказала Василика, не глядя на турка. Он ничего не ответил; только крепко взял ее за руку и вывел из шатра. Она получше надвинула на лоб шапку с меховым околышем, из-под которой свисала толстая коса, и стала посматривать по сторонам уже смелее – куда смелее, чем когда очутилась в лагере! Но теперь этот стан сворачивался у нее на глазах: падали и складывались шатры, палатки; гасли костры, которые быстрые уверенные руки забрасывали снегом; рыцари и простые конники вскакивали на лошадей. Слуги, не разгибая спины, нагружали возы. - Ты поедешь на одном из моих возов, - сказал ей Штефан, остановив Василику в тени обоза*, который как раз составлялся. Он осмотрел полонянку с ног до головы в ее мужском платье - и, усмехнувшись, заключил: – Я бы дал тебе лошадь, если бы ты умела ездить верхом! Василика благодарно кивнула. - А куда мы теперь… Она так и не спросила об этом своего хозяина. А больше было не у кого – Абдулмунсиф, именуемый Штефаном, стал для нее единственным окном в мир. - В Турцию, - ответил ее господин так спокойно, точно не было в его жизни ни одного христианского дня. – Сдаваться на милость султана! Василика всхлипнула от ужаса, схватившись за телегу; почувствовала, как в глазах темнеет. Абдулмунсиф крепко и больно схватил ее за руку. - Эй! Он хотел ударить ее по лицу, чтобы привести в чувство; но почему-то не сделал этого. Василика очнулась сама. - Как в Турцию? Как сдаваться? – прошептала валашка, думая, что она сейчас в самом дурном, ужасном сне. – А как же князь… - Потом все сама увидишь! Абдулмунсиф без лишних слов схватил ее и подсадил на телегу силком. Потом, беззаботно смеясь, похлопал девушку по ноге – по той самой, которая скрывала нож. - Сиди! Прятаться он ей больше не велел. Василика свесила ноги и схватилась за край возка, как сидело множество слуг, ехавших в обозе. Пока бояться было особенно нечего; делать тоже нечего – и она могла смотреть по сторонам и раздумывать… Бежать Василика не сможет. Даже если бы решилась на такое в виду всего войска – она станет добычей диких зверей или диких людей в тот же день. Она совсем не знает этих земель, которые все равно что турецкие… А ее спаситель и господин верит ей: да, он почему-то верил ей и ее влечению к нему. Кроме того, не может все быть так просто. Наверняка под этой сдачей на милость султану что-то кроется! Ее господа такие хитрые люди! Или же Бела Андраши так убит, сломлен горем, что и в самом деле решил сдаться Мехмеду: а этот турок мог обольстить его. Такая мысль была настолько правдоподобна, что Василика чуть не соскочила с телеги, несмотря на весь ужас смерти и расправы. Но девица удержалась. Ей теперь не было другой дороги, кроме как с этими людьми, этими повелителями. Вскоре дорога убаюкала ее, и Василика стала клевать носом. Заставив себя встряхнуться, валашка увидела подле себя черную смуглую женщину в белом – мертвую женщину. Светлые одежды Марины сливались со снегом, по которому они ехали. - Я думала, что вы боитесь солнца, - сказала Василика. - Не открывай рта, заметят, - серьезно посоветовала Марина. – Ты можешь просто думать – я услышу. Василика кивнула. "Мы боимся солнца, когда являемся телесным глазам, - прозвучал в ее голове тот же голос, который она уже привыкла слышать ушами. – Ты же сейчас видишь меня глазами души, которых почти никто не открывает".* Василика боязливо притронулась к виску. "Как же слепы все вокруг!" "К несчастью, милая, - серьезно и сочувственно отозвалась Марина. – Или же к счастью. Бог рассудит!" Василика покраснела. "Ты слышишь меня, все мое сердце… как на исповеди!" Марина рассмеялась. "Исповедник слышит только язык, дитя мое, а никак не сердце! И подбери ноги, а не то потеряешь сапоги". Василика торопливо подобрала ноги и поправила нож в правом сапоге. Совет был очень кстати. "Мне так стыдно, что ты все слышишь!" Марина вдруг с улыбкой обхватила ее за шею, царапнув длинными ногтями, и жарко поцеловала в уста: как невольничью печать поставила. Как метил рабов султан, к которому они ехали. "Твой ангел-хранитель должен же знать, что ты замышляешь!" Конечно, этому духу любо было насмехаться над нею; но поделать Василика ничего не могла. Марина вдруг обняла ее за плечи, так что рука в белом разрезном рукаве обнажилась до локтя, и показала за спину Василике – то есть вперед. "Видишь ли, куда мы едем?" "Нет, - испуганно подумала Василика. – Куда?" "Назад на север, к Тырговиште! Султан выедет навстречу княжескому войску, и вы все вместе двинетесь в Турцию!" Господи, неужели это правда? Абдулмунсиф продаст ее в рабство? Сколько таких полонянок увезли в Турцию за все эти годы – и скольких выманили таким вот обманом, как ее? "Обыкновенные турки так не любезничают, моя милая, - немедленно откликнулась Марина на ее мысли, хотя Василика вовсе того не просила. – И ты уже его раба, хотя и необыкновенная. Думаю, он оставит тебя при себе". Василика всхлипнула и утерла глаза. Боже всемилостивый, она до того дошла, что искала утешения у этого нечистого существа, у живого мертвеца! И тут длинный палец вскинул ее голову за подбородок, и злые глаза с красным огнем впились в ее глаза.