Автор книги: ЛетАл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 65 (всего у книги 73 страниц)
— А ты? — Новым упреком повисает молчание, в котором мы слушаем дыхание друг друга. — Не понимаешь, каково это? Жить в незнании где ты, с кем ты, — прекрасно понимаю моего парня и те сомнения, что его мучают. Но я подписал договор с Дьяволом и не могу так просто все бросить, как и не могу подобрать слова, чтобы успокоить и при этом не соврать Денису, что фонтанирует накипевшим на душе: — Я не вижу тех мудаков, с которыми ты трешься с утра до ночи. Не вижу кто тебя окружает, но какое-то непонятное чувство тревоги не дает мне покоя. Я гоню его прочь, уверяя себя, что все хорошо, да и ты мне постоянно твердишь то же самое. Но оно возвращается с кошмарными снами по ночам, днем, когда ты пропадаешь из Сети, и что самое гадкое — я не понимаю, откуда идут эти внутренние сигналы и с чем или кем их связать.
— Тебе кто-то угрожает? — Беспокойство поднимает в душе ноющую волну, хотя мозгами понимаю, что те, кто могли бы обидеть моего парня, уже готовятся отправиться на зону.
— Лис, кто меня обидит, ты же всех пересажал?! У меня просто нервы на пределе.
— Любимый, прошу, успокойся. Ты просто голодный, — по-своему объясняю причины истерики Дэна. Как говорится — у кого что болит… — Сейчас я приеду домой, и мы с тобой решим эту маленькую проблему.
— Лис, ты шутишь или серьезно думаешь, что у меня только одно на уме? — В голосе парня звучит такое возмущение, что сразу понимаю, какую глупость сморозил. — Ты не допускал мысли, что псих может случаться не от неудовлетворенного желания потрахаться, а от банального неведенья. Оттого, что ты мне постоянно чего-то не договариваешь. — Слова болью отзываются во всем существе, но не могу я рассказать, что связан словом.
— Дениска… — выдыхаю в трубку любимое имя, не зная, что сказать, кроме одного: — Знаешь, как я тебя люблю?
— Знаю, зараза ты плутоватая, — я не вижу — чувствую мягкую улыбку, что трогает любимые губы.
— А знаешь, как у меня башка болит? — Позволяю себе чуть-чуть расслабиться, и, что греха таить, давлю на жалость, желая найти утешения и понимания у Дениса.
— Точно так же, как у меня, — отзывается мой чувствительный абонент и я даже не сомневаюсь, что он ловит мое состояние.
— Во-о-о. Погнали домой, сожрем по нурофену и залезем в ванну, что-то я замерз, да и у тебя, чувствую, от нервов косточки ломит.
— Ломит. Ждут, когда мой физиотерапевт приедет. Не подскажешь, когда случится это событие, а то я сколько не смотрю на календарь — никакого тайного знака на нем не вижу, — слушая голос любимого в холоде зимней ночи, чувствую себя так пронзительно одиноко вдали от него.
— Потерпи, малыш, — ухожу от прямого ответа: слишком призрачно будущее, и я боюсь сказать «ГОП», пока не перепрыгну.
— Да я-то потерплю, не привыкать. Ты просто пойми, что когда душа ноет — это во сто крат хуже, чем когда тело.
— Я приеду, и ты забудешь о боли одиночества и о телесной боли, — верю, что так и будет. Надеюсь, что это скоро произойдет, ведь я так сильно Люблю Дениса.
— Да-да, а ты не забудь о своем обещании.
— Денис, я всегда держу свое слово, — радуюсь, что наша перебранка закончилась легким испугом и тяжёлой формой мигрени. — А ты все-таки соскучился, не отрицай.
— Йес, сэр, — не отрицает Дэн, наконец-то сдаваясь, хоть и не без боя. — Я пиздец какой голодный. Так что твоей заднице не отвертеться.
— Хорошо, я упакую этот подарок тебе на Новый год и даже ленточкой алой обвяжу. И поверь, это единственное, что будет на мне в нашу ночь, но не единственный подарок, который я тебе приготовил.
— Значит встретим всепланетный праздник вместе?
— Да, малыш, обещаю.
— Я тоже решил, какой тебе сделать презент, — дразнится Денис, и я вижу хитринку в его глазах.
— Ммм… — довольно мурлычу в трубку. — Дай угадаю…
— Не смей! Весь кайф мне обломать решил? — останавливает меня Денис, хотя я даже и не делаю попыток увидеть, что там умыслил мой парень. — Лучше почувствуй, как сильно я люблю тебя. Слышишь, как меня телепает?
— Слышу, родной, — его чувства резонируют во мне. Словно через колыбель Ньютона* проникают в сердце, душу…
Два дня. Два дня на то, чтобы завершить здесь все свои дела, провести сделку и уехать к Денису. Нужно будет залечь на дно. На время стереть себя из реальности, став Безликим.
«Выкручусь! — Вдавливаю педаль газа, и мотор ревет, прибавляя оборотов. — Я не так прост, как думает Митлан. Чемоданы собраны, квартира уйдет в аренду по первому звонку знакомому риэлтору, так же, как и бизнес. Деньги есть. Заберу Дениску, и махнем куда-нибудь далеко и надолго, где нас никто не потревожит. Свожу его в круиз, на Багамы, на Мадагаскар, в Тай, а мимоходом заскочим в Японию. Он ведь мечтает побывать в этой стране. Вот и стану для него Гудвином, исполняющим желания. А он будет исполнять мои! На диване, в ванной, на кухне, на заднем сиденье машины и даже верхом на байке…»
*********************************************************************
Токио «Кто я без тебя»
Комментарий к Часть третья. Любовь. Песнь десятая. Евангелие от Елисея
Музло:
Токио "Кто я без тебя" https://www.youtube.com/watch?v=gZ5CTpIgaFE
Гиромий* (таджикский) - уважаемый
за семнадцать мгновений* - ну хз, может кто не догнал. Так читалось досье на персов в кф "17 мгновений весны"
Еще немного, еще чуть-чуть* - песня "Последний бой"
колыбель Ньтона* - https://www.youtube.com/watch?v=U5Ge8srkc_g
========== Часть третья. Любовь. Песнь одиннадцатая. Евангелие от Дениса ==========
Ночь. Снова я, обнимая подушку, думаю — это ты.
Только не принесет отрады глупых мечтаний сень.
Сколько ни смотрит Надежда на вмерзшие в лед часы,
Не просочится капелью звенящею стылый день.
Ночь. И по новой бредовых мыслей кружит липучий рой,
Гонит в чертовы меридианы беспечный сон.
День. Готовит мне Вера святая новый квест,
Ставя кругом порочным подружек своих на кон.
Ночь. И я вроде бы точно не проиграл.
И трепещет в моих руках обжигающая Любовь.
Предлагая мне Душу свою на Душу мою в обмен,
Но сочится под нашею подписью алая кровь…
*** Massive Attack Mezzanine***
«Чертова мутотень…» — Сижу на краю дивана, подперев ладонями голову. Голые ноги мерзнут на стылом полу и заставляют бороться с искушением завалиться обратно в тепло постели. Вот только навряд ли обрету в ней покой.
Всю ночь кручусь грешником в аду на сковороде, пытаясь найти комфортное положение, но так и не нахожу. Вся левая сторона груди, плечо, спина облеплены роем шершней, которые то щекочут и тянут кожу, цепляясь мохнатыми лапками и вызывая морозные мурашки, а то дружно жалят, от чего она начинает гореть изнутри. И этот непрерывный зуд тиранит меня со вчерашнего дня, но хоть немного отвлекает от маеты совсем иного происхождения.
Пора бы уже начать радоваться приближающемуся Новому году и обещанной скорой встрече с любимым Ведьмаком. Но вот не радостно мне. Точно какой художник-пакостник роняет на светозарную полосу моей жизни сажные кляксы, растекающиеся камуфляжным узором и превращающие ее в уныло-серые будни. Целыми днями мотаюсь неприкаянным дерьмом в проруби, где-то что-то прибираю, что-то где-то делаю, хватаюсь за одно, другое, третье, но, кажется, делаю не то и не там, упуская из виду нечто очень важное. Вот только что?
Никто и ничто не дает мне ответа на этот вопрос: ни долбанутое таро-онлайн, ни замысловатые разводы кофейной гущи, ни странные до маразма сны, ни Маркизка, что все чаще усаживается у окна и загадочно вглядывается в сторону запада. Туда, где сейчас он. Может, смотрит своим третьим глазом как проснулся мой любимый Лис, или как он собирается поехать к нам? Жаль, что мне не дано видеть прошлого, как и в будущее не дано заглянуть.
Зато никто не запретит мне смотреть на настоящее, ощущая, что самое важное для меня в этот момент — увидеть любимые глаза. Да и потом — хули я тут один сижу и маетой маюсь, когда у меня есть человек, всегда готовый вправить мне мозги?
Решительно запрашиваю видеозвонок, хотя до сих пор волнуюсь, так до конца и не поборов в себе желание прятать шрамы. Но все же, пытаясь искоренить в себе этот комплекс, не таясь смотрю в экран сотика. Как ни странно для столь раннего часа, Лис сразу же принимает вызов.
— Утречка, Любимый, — традиционно приветствую далеко не раннюю пташку и маниакально всматриваюсь в ставшие родными черты. Да и Лис под стать мне сканирует чуть не каждый пиксель моего изображения, и от этого я никак не могу уловить его взгляд.
— Утречка, Любимый, — эхом вторит мой парень, чуть помятый ото сна, но уже вполне бодрый, чем вызывает искреннее недоумение:
— Слушай, я рассчитывал тебя застать в кровати. Полюбоваться на твой утренний стояк, а тебя уже какая-то лихоманка подняла, — шутливо сокрушаюсь, но лишь для того, чтобы скрыть свою обеспокоенность: Елисей заметно похудел. А сегодня еще и темные тени залегли под глазами, проявив тонкие лучики первых морщинок.
— Поднял будильник, хотя всю ночь грезил, чтоб меня разбудила поцелуем моя любимая лихоманка, — в тон мне шутит Лис и его глаза теплеют, лучатся искрами Любви, что легко проникают в меня, согревая и заставляя улыбаться в ответ.
— Оно и видно, что ты всю ночь в потолок пялился, — меня и правда нешуточно волнуют признаки явного недосыпа на лисьем фейсе. — Видок, как у хронически недоедающего вампира.
— Да! — Парень согласно кивает головой. — Я давно уже голодный. Вот и мечтал, как вопьюсь в желанную шею поцелуем-укусом, предварительно стянув с тебя мою футболку, которую ты, как я понял, решил до дыр заносить, — и играет бровями, блудливо улыбаясь и откровенно разводя меня на эмоции.
— Скучаю по тебе, — само срывается с языка, и душа отзывается протяжным тоскливым воем. — А в твоей шмотке чувствую тебя ближе к телу, — слегка подъебываю своего парня, бросая взгляд на затасканную шмотку с ящером, которую ношу, не снимая, каждый раз, как Лис уезжает восвояси.
— Малыш, я уже совсем скоро буду с тобой рядом. Осталось только… — тянется пауза. Лис задумчиво трогает подбородок с легкой порослью щетины, еще не успевшей пасть под напором плавающей головки и, похоже, по своему любимому обычаю сочиняет, что бы такого мне недосказать.
— Горы свернуть? — перебиваю «муки творчества» любимого недосказателя, уже давно усвоив, что ничего конкретного парень все равно не поведает, а мне самому лучше и не придумывать, что ему там «осталось», ибо придумать я могу много и разного.
— Точно! — И хорошо знакомый оттопыренный указательный палец подтверждает мою прозорливость. — А еще шмотки дособрать. Планирую… — очередная затянувшаяся обработка данных, словно у Лиса тормозит процессор.
— Ко мне на ПМЖ перебраться?! — опять помогаю зависающей системе, незамедлительно высказывая свою заветную мечту и посылая нахер Лакана с его «Фантазии должны быть нереальными». И хотя сейчас я шучу, но это не отменяет моей большой охоты выманить эмпата-Лиса из его развращенного мегаполиса-вампира в свою добропорядочную монашку-провинцию.
— В тебе открылся дар провидца? — Лис, только что по своему обыкновению наматывающий круги по квартире, внезапно останавливается и таращит на меня округлившиеся глаза. А следом разворачивает сотик, показывая стоящие в коридоре рюкзак и три чемодана: один больше другого.
— Че серьезно-о-о? — сам подвисаю, веря и не веря тому, что вижу. И внезапно пьянею, словно одним махом опрокинул в себя чарку, до краев полную Счастья.
— Малыш, я не мыслю жизни без тебя и, конечно, мое единственное желание — быть с тобой. Хочу провести Новый год в кругу своей маленькой семьи. Хочу потискать Маркизку и еще одного дико желанного перца. Хочу твои губы до и после боя курантов. И еще много чего хочу… — Не знаю, почему отчетливо слышу грусть в словах любимого, но сейчас мне это кажется таким незначительным.
— Когда? — игноря лисьи романтические бредни, я захлебываюсь счастьем*, с головой ныряя в омут чистейшей эйфории.
— Если все пойдет по плану, завтра утром выезжаю, — радует меня Елисей, и это не просто радость, а бескрайнее море блаженства, в которое вливается еще одна полноводная река благодати: — А уже вечером ты разложишь наш диван.
«Завтра… Завтра…» — мозг цепляется за давно желаемое, и меня кидает в жар от одной весьма сексуальной фантазии о том, как Лис нарисуется на пороге нашей пещеры, а я схвачу его за грудки и прижму к теплой стенке…
Нутро омывает теплом, которое стекает в низ живота томным желанием. Мозг в пьяном угаре. Кажется еще миг, и мне понадобится незамедлительная помощь психиатра, а он уже тут как здесь — отдает приказы, видя на переднем плане мою крезанутую лыбу, а на заднем… наше неразложенное, но все же расхристанное моими ночными метаниями ложе:
— А сейчас марш умываться, убираться и варить кофе.
— Ес Сэр! — подрываюсь солдатом-срочником, внезапно вспоминая про еще одно «важно», зудящее под кожей, и нечто еще более важное, висящее на кончике языка.
— Дениска, я тебя очень сильно люблю, — опережает меня Лис, срывая те самые слова с того самого кончика. — Ты это знаешь? — в голосе столько нежности, которая осторожно касается сердца, но сжимает так, что не продохнуть.
— Знаю… Чувствую… — Сдуваю волосы с разгоряченного лба и на крыльях Любви отправляюсь в недолгий полет по маршруту диван-кухня транзитом через ванную на побриться и искупать мой болящий презент.
«Интересно, как Елисей отреагирует на такой подарок? Понравится ли ему?» — дурашливо фыркаю, только представив отвалившуюся челюсть Любимого, и аккуратно стягиваю широченную футболку, а затем — предельно осторожно! — пеленку, что укрывает новое творение Мирона. Мой эксклюзив. Клеймо, как символ неземной Любви.
Касаясь черных контуров, так хочу полюбоваться на пригревшегося на моем левом плече зверька, хотя пока он не согревает, а откровенно палит кожу. Но в этом крохотном зеркальце все равно ничего путем не разглядеть.
Только зубастую мордочку, настороженно вслушивающуюся в биение моего сердца. Или точеные лапки, впивающиеся острыми коготками в кожу над и под соском. Или изящное тело, огибающее плечо. Или девять пушистых хвостов, разметавшихся по спине и руке до самого локтя. И пусть он не закрывает те шрамы, которые я изначально хотел перекрыть татуировкой, но зато он там, где самое место хранителю моей души.
Мифический Кицунэ. Он пока еще не забит, но как только подживет контур, вспыхнет всеми цветами моей огненной Любви и Страсти, и, как Лис, останется со мной навсегда.
«Странно, что любимый Ведьмак не почувствовал мою боль, как весной, — искрой сверкает подозрительная мысль. — Может не настроен на меня? Или в суматохе сборов отключил Дар, — тут же нахожу на свои вопросы вполне логичные ответы: — Конечно! Он просто устал и ему не до того!» — успокаиваю свои мгновенные сомнения и они моментально гаснут в необъятном океане накрывшего меня Счастья.
«Как же я соскучился, » — тянусь к нему всей душой, подставляя блаженно улыбающееся лицо льющейся из душа воде, и прикрывая глаза, в тот же миг, как наяву, вижу Елисея.
Полы черного пальто терзают порывы ветра. Ноги в слишком легких для этого времени года ботинках спешат по слякотному тротуару, а через миг упираются в педали сцепления и газа. И через шелест льющейся на меня воды слышится урчание холодного двигателя, а влажное тепло окутывающего меня пара сменяется сухим дуновением печки.
Не понимаю, почему сижу за Лисом и смотрю на него в зеркало заднего вида, замечая глубокую складку, что залегла меж бровей. И все же тянусь к нему, шепчу на ухо:
«Не волнуйся, Любимый, я рядом», — но он не отвечает, а лишь напряженно вглядывается за мельтешащие щетки дворников, сметающих с лобового стекла назойливых белых мух.
А через миг мне самому хочется стать метлой, чтобы отогнать от Лиса окружающих его мужчин и парней в полицейской форме или просто в гражданском. Особенно вот того седого с жестким взглядом черных глаз, постоянно цепляющимся за моего парня.
— Не передумал? — передавая Лису дипломат, темный человек слишком долго удерживает его в руке, вызывая у меня приступ вроде бы ничем не обоснованной ревности.
— Нет, — без тени сомнения ответ, и Елисей уходит прочь, на ходу доставая часы, которые поглаживает с такой нежностью, будто не холодный металл трогает, а мое сердце. Палец жмет на кнопку, и гравированная крышка отскакивает, обнажая треснувшее стекло, за которым точеные пики стрелок показывают время: тринадцать тридцать.
«Не смотри на него, гнида», — прикрывая спину Лиса, встаю между ним и мужиком, который, странно ухмыляясь, все еще пялится ему вслед, разговаривая с кем-то по телефону, — и внезапно смотрит прямо мне в глаза. В глубине его смольных зрачков мелькает зеленый фосфоресцирующий отсвет, а вдоль столба моего позвоночника, перебирая липкими лапками, ползет многоножка — СТРАХ.
Вздрагиваю, шарахаясь в сторону и натыкаясь на кафельную стену. Не понимаю, что это было. Только сердце заполошно колотится в груди. Только разум лихорадочно ищет объяснение происходящему:
«Это Любовь тебе крышу рвет, — глаголет мой неубиенный прагматик. — Втрескался так, что совсем дурной стал: истеришь, закатываешь сцены ревности, да еще и что-то видится», — что-то важное?
«Надо будет про это Лису рассказать как-нибудь в тишине ночи, и надеюсь, он не сочтет меня за шизофреника», — поспешно вытираясь и натягивая липнущие к телу домашние шмотки, топаю на кухню за дозой кофеина, чувствуя, как благодарно притихла исколотая кожа. И все же прямщас хочу узнать нечто чрезвычайно важное:
