Автор книги: ЛетАл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 32 (всего у книги 73 страниц)
Заебало… Идиотская игра, в которую меня втянул Дьявол-Митлан. Театр абсурда, от которого проблеваться охота, но который мне не позволяют покинуть. Хочу домой. На свежий воздух. Прочь из затопленного негативом подвала, где даже Сети нет. А в бесполезном в аномальной зоне куске пластика, набитого микросхемами, меня может ждать сообщение от Дэна или его не принятый мной звонок.
— Блять! Харе спектакль разыгрывать! — теряя последние крупицы терпения, приближаюсь к наркоторговцу, нагло оттесняя Митлана. — Тебе никто не поможет. Только он, — указываю на дипломата-психолога, что с интересом наблюдает за мной. — Запомни: ты ничто и звать тебя никак. Тебя тут вообще нет. Твое правительство срало на тебя, — нависаю над столом, за которым сидит задержанный, неотрывно смотря через глаза в мозг. — Ты и тебе подобные — для них тараканы, что плодятся и подыхают бесконтрольно. Издохнешь, и тебя даже мама родная не хватится, — напираю, из последних сил сдерживая дар.
— А ты щего суетищся? — поднимая взгляд, неожиданно крысится наркоторговец, и его лицо перекашивается от Ярости. В неотрывно пялящихся на меня глазах вызов. — Пиздэс тебе, Бес-с-с, — плюясь кровавой слюной, шипит гадюка, называя меня по придуманному мной же погонялу, и на почти чистом русском с разбитых губ слетает угроза: — Мои братия найдут тибя, твоих билизких и, как шакалов бешеных, пирирежют.
— ТЫ. УГРОЖАЕШЬ. МНЕ… — Не спрашиваю, и его ответ мне не нужен. Из последних сил связываю рвущиеся одна за другой нити каната, что сдерживают лютого Демона, который рычит внутри. Уродливым монстром вытягивая членистые конечности из позвоночника, растет. Вздыбливая жесткую щетину на холке, жаждет крови. Дышу, как бык на корриде, но ни хрена не отпускает.
— Если я отсюда выйду, все узнают, что ты мент, — подписывает себе приговор загнанная в угол крыса, что скалится зубами в разводах крови, обезумев от безысходности.
— Если выйдешь… — цежу сквозь стиснутые зубы, и уже не хватает времени на трезвые мысли.
В сторону отлетает и с грохотом падает на пол стул. Туда же летел бы и стол, если бы не был надежно прикручен к полу.
Убийственная волна Ярости накатывает, как цунами, смывая расшатанный землетрясением Гнева мой внутренний мир. В одночасье гибнут многоэтажки Выдержки и Стойкости, зеленые насаждения Рассудительности и Невозмутимости. Размывает фундамент монолитной конструкции Расчетливости. Рассыпается в стеклянное искрящееся крошево тектоника Трезвости. И в этом месиве из-под бесформенных руин Праведности поднимается мой Демон-Деспот.
Что-то очень похожее на рык вырывается из груди. Бросок руки словно атака кобры. Вцепляюсь в черные жесткие волосы и со всего размаха припечатываю рожу мудака о железную столешницу. И еще раз. И еще. И кажется, уже не могу остановиться. Желваки ходят. По венам течет Ненависть. Я хочу одного — уебать эту мразь.
— ЕЛИСЕЙ! ОСТЫНЬ! — строгий окрик Митлана, и я уже хочу убить не одного, а двоих. Одного за то, что надумал мне угрожать, второго за то, что раскрыл мое имя.
— СУКА!!! — выплевываю в ответ то ли Борису, то ли арестанту, что хлюпает кровью в разбитом носу, которая ровной струей прокладывает красную дорожку через губы по небритому подбородку, заливая рубашку и капая на замызганные штаны.
КРОВЬ! И глаза застилает пеленой. Все вокруг плывет, сворачивается в размытый белесый круг, за пульсирующими краями которого для меня нет ничего и никого, но в центре мишени остается в фокусе ссутулившаяся фигура таджика. Он — моя жертва. Цель, которую я должен поразить.
Отпускаю Силу и «раскидываю сеть». Жесткие волны моей Ненависти накрывают все еще не сломленного человека, стремительно подавляя его волю. Еще пока не сильно сжимаю тиски, но в его сознании, заставляя дергаться, опускать глаза, уже поселился неподдельный Страх.
Не боязнь боли, что вколачивали в него менты. Не опасения за близких, что пытался внушить Митлан. Нет, это первобытный животный СТРАХ! Тот, что вылезает из темных углов спальни и вынуждает ребенка натягивать одеяло на голову. Тот, что всегда за спиной и заставляет взрослого опасливо оглядываться в пустом переулке и прибавлять шаг. Тот, что в минуты смертельной опасности леденит кровь в жилах и отдает легким приказ — не дышать. Но это лишь верхушка айсберга, а сидящий передо мной гондон сейчас узнает, что сокрыто под толщей вод.
— У кого берешь товар? — задаю вопрос и, словно прокручивая колесико громкости, прибавляю мощь напора.
Драгдилер дергается. Начинает рваться из-за стола, к ножке которого пристегнут левой рукой. Он сейчас крыса, на которую наезжают стены собственной клетки, сжимая камеру до размеров спичечного коробка.
Сканирую еще не до конца прогнившее тело. Четко вижу физически слабые места и чувствую себя мясником, что разделывает жертвенную тушку, — так и подмывает рубануть по болевым точкам тупорылого скота.
— Мне повторить вопрос? — Захожу за спину, сверлю дырку в затылке — самое уязвимое для наведения порчи место. И мразь сжимается в комок, ожидая нового удара. Но нет, я не стану его бить или читать нравоучения. Я знаю, что могу по-другому. И он это уже ощущает на своей собственной шкуре.
— Я… я… — мямлит наркоторговец, все еще разрываясь между собственным упрямством и инстинктом самосохранения. — Я скажу… Только ты должен…
— Я тебе ничего не должен, — перебиваю таджика и, вплетаясь в его энергетические потоки, становлюсь кукловодом.
Не люблю к этому прибегать — природная брезгливость отторгает чужеродные субстанции. Но сейчас пересиливаю себя и, словно в куклу вуду, вонзаю стальные иглы в энергетическое поле мужика.
— Алла-ахум-ма-а-а инна-а-а… — покрываясь липким потом, таджик начинает выть, словно мулла на башне мечети.
— Я тебя не посажу… — Прохожусь по точкам сплетения чакр: мозг — сахасрара и аджна, горло — вишудха. — Я буду развлекаться с тобой долго-долго… — Раскаленная игла пробивает грудину — анахата. Живот — манипура. — Пока не надоест… — И контрольным «наношу удар» по мужской гордости — муладхара.
Методично разрушаю то, что и так находится в шатком состоянии. И разрушил бы до конца, но мне нужно получить от него признание и постараться не сделать до этого овощем. Только таджику знать мои планы не обязательно. Его мозг должен получить другую информацию. И он ее получает, с лихвой.
— А когда я с тобой наиграюсь… — Мысленно сжимаю в кулаке трепыхающееся сердце. Парень бледнеет, хватает ртом воздух, дергается в конвульсиях. — Я убью тебя.
Вокруг сгущается и кипит энергия. Нельзя изменить сущность, нельзя изменить реальность, но ее можно исказить в глазах своей жертвы.
— Пусти… — хрипит наркоторговец, и, переполняя глаза, по его скулам бегут невольные слезы. Только Жалости во мне нет. Или вытяну из него все, или покалечу суку.
— Говори… — убийственно спокойно приказываю, удерживая мужика на краю сознания.
— Аладди-и-и-н! — вопит в голос задержанный и начинает мелко трястись, словно под током. — Его зовут Аладдин!
— Пиздишь, — не даю таджику Надежды на прекращение пытки, но все же поощряю — чуть ослабляя напор, позволяю продышаться.
— Я не вру! — восклицает мужик с таким отчаянием, что не остается сомнений в правдивости его слов. — Аладдин! Он всех крышует! — и с каждым мигом становится все более разговорчивым. — У него большая партия, на килограммы.
Я не знаю, кто такой Аладдин. Слишком мало варился в их адской «кухне». Но это нюансы. То, с каким раболепием таджик произносит до смешного сказочное имя, наводит на мысль, что птица действительно крупная.
— Хорошо, — с удовольствием отпускаю посеревшего, как стены этого каземата, мужика, и тот обессилено сползает по стулу. — Сейчас придут добрые дяденьки-менты, и ты им все расскажешь.
Выхожу из камеры. Сил нет не то что идти, но даже моргать. Подпираю стенку, и меня передергивает, то ли от ее холода, то ли от омерзительного ощущения, что я покрыт зловонными стоками с головы до пят. Тело ноет, словно его, вывернув в суставах конечности, связали веревками и надолго подвесили на крюках, нарушив кровообращение. Но это херня, по сравнению с головой, в которой стоит непрерывный гул, переходящий в высокочастотный писк. Кажется, что мозг распух и давит на глаза и черепную коробку, которая готова взорваться от напряжения.
— Что это сейчас было? — голос Митлана бьет по ушам, раздражает.
— Я тот же вопрос хотел вам задать, — устало отвечаю, и кажется, каждое слово резонирует болью в голове. — Вы зачем мое имя сказали?
— Не переживай, ничего он не сделает, — успокаивает мент. — Он дал согласие на сотрудничество, а следовательно, встал с тобой по одну сторону.
— Знаю. У него не было выбора, — словесно отмахиваюсь от жужжащей рядом «мухи», а так хочется въебать по этой самодовольной роже. Вот только, к сожалению, сил нет руки поднять. И я бы спешл для этого козла нашел в себе скрытые резервы, если бы не одно «но», удерживающее меня от мордобоя понадежнее любых наручников, — козел мне пока нужен. Из-за Дэна нужен.
— Значит, не скажешь, как ты это делаешь? — не отступается Борис.
— Что делаю? — даже не пытаясь изобразить недоумение, прямо смотрю менту в глаза, искренне надеясь, что он читает в них мою откровенную Неприязнь, потому что издавать звуки у меня сейчас желания нет.
— Я о том, что почувствовал.
— Что почувствовали? — продолжаю ваньку валять и чуть не валюсь от усталости. — Вы о чем?
— Не о чем… — наконец поняв, что ничего ему из меня не вытянуть, ухмыляется Митлан и буквально отрывает меня от стены. — Знаешь, а мы хорошая команда. Сработаемся, — тащит на выход, и я чувствую, каких усилий мне стоит каждый шаг. — Пошли, я тебе персонального водилу выделю.
— Спасибо, как-нибудь сам. — Непроизвольно смахиваю невидимую скверну с рук, плеч, лица, а выглядит, как будто отмахиваюсь от Митлана. Бесят его «отеческая» забота и непозволительно наглое нарушение моего личного пространства. Хочу домой, под душ, под обжигающие струи горячей воды и… к Дэну. Как там моя заеба грешная?
Выползаю на «свет божий», хотя светом глубокой ночью даже и не пахнет, тяну из кармана смартфон, который то и дело блямкает наконец дошедшими до прежде недоступного абонента сообщениями.
Сообщениями от кого угодно, только не от него. И последние силы покидают тело, а в душу закрадывается тоскливо ноющая пустота. Такая же серая, как эта безлюдная ночная трасса, что так и подначивает притопить газ, и я гоню, не сдерживая мощь табуна лошадей.
Лечу, и в голове летят мысли, вернее, кружат спутниками вокруг одного звездуна. «Он позвонит! Должен! — убеждаю себя, и тут же Сомнение закрадывается в душу: — А если нет? Придется-таки найти айтишника, хакера. А может даже, и к Митлану в ножки бухнуться?! — От одной лишь мысли об этом типе становится муторно. — Только в самом крайнем случае! — Еле гашу поднявшуюся волну Раздражения, и из закутка сознания подает голос Праведность: — Правильно ли это? — которой тут же затыкаю рот: — Да похуй мне, правильно или нет. Я пойду на все, чтобы узнать, где свил гнездо мой упрямый нелюдим».
Уже возле дома взглядом ловлю на тротуаре свою тень. Замираю, разглядывая темное очертание себя самого. Я не устал быть один, я просто не хочу быть без своего соулмейта*. Знаю, что так же ему необходим, как и он мне. Денис…
Все мысли о нем. Моюсь, завариваю чай, смотрю вдаль, на мерцающие огни ночного города, укладываюсь в холодную кровать — все движения выверены до автоматизма. Я не здесь. Ищу его, хватаясь за тонкие нити вселенского хаоса, и до дрожи желаю, чтобы он решился и наконец-то позвонил. Я верю, он все поймет правильно, а я подожду.
Жду. Прошли уже сутки. Дэн не звонит, а я душой лечу к нему…
*** Tommy Lee — Hold Me Down ***
…По темному узкому коридору гулким эхом торопливые шаги. И, то опережая, то отставая, то множась причудливыми образами, по выщербленной временем каменной кладке за мной бегут мои бесплотные тени, порожденные зыбким пламенем одиноких факелов.
Я ходил здесь не раз, но впервые этот короткий путь кажется мне бесконечно длинным. Я словно не меряю шагами пол, а заново проживаю свою жизнь. И точно так, как в жизни, меня то окутывает облаком света, то погружает во мрак, то снова освещает огнем.
Мой огонек… Я лечу к тебе мотыльком на свет. Сколько лет я ждал этого дня. С маниакальным Упорством ждал, когда ты подрастешь. Повзрослеешь и превратишься из придорожного сорняка, что когда-то обжег меня взглядом по-детски озорных глаз, удивил мальчишеским характером и Отвагой, которые сподвигли тебя без стеснения заговорить с незнакомцем, в очаровательный в своей неброской красоте цветок.
А потом ты, обещанная мне отцом, ждала меня. Становясь для тех далеких эпох перестарком в семнадцать лет, ждала два долгих года моего возвращения из хождения за семь морей с караваном торговых кораблей. Столько пройдено морских путей. Столько пережито штормов. Мои волосы посеребрила седина, а кожу изъела морская соль. Но я знаю — ты ждала меня.
Нервничаю. Один Бог знает, как я нервничаю. Беспокойно отдергиваю выглядывающие из-под рукавов свадебного камзола белоснежные кружева, что так контрастируют со слишком загорелыми и натруженными для аристократа руками. Сердце бешено стучит, отдаваясь в горле, и, кажется, готово вырваться из груди. Возбуждение огненной волной жарит щеки, создает томление в чреслах.
Я с таким трепетом ждал этого момента, что в душе зародился Страх. С кем я был? Портовые шлюхи. Куртизанки, что вращаются в высшем свете, но по сути те же шлюхи. Все, как одна, — блудницы. А она… Она чистый, нетронутый цветок.
Мне нужно решиться. Сделать шаг в мягкий свет, что льется из-за приоткрытой массивной двери, за которой сокрыто мое счастье. Глубокий вдох… и я вхожу.
Небольшая комната с единственным крохотным окном наполнена теплом горящего камина. Тусклые отблески от потрескивающих в пламени дров гаснут в старинных семейных гобеленах. Но я не вижу красоты узоров. Мой взгляд устремлен туда, где за прозрачным пологом кровати виднеется тонкий силуэт той, что так безумно желаю.
Я хочу взглянуть ей в глаза и прочесть в них Любовь. Коснуться длинных, в легких завитках, распущенных для меня волос. Потянуть за завязочки на ночной сорочке, что скрывает от моего взора маленькую грудь, и ощутить учащенное дыхание, что вырывается теплом из приоткрытых уст. Припасть губами к бледной коже, которую не ласкали даже солнечные лучи. Уткнуться лицом в колени, заласкать до безумия и сделать своей. Я тяну руку к пологу и…
Отрываясь от подушки, сажусь в кровати. Сердце все так же бешено колотится за грудиной, только нет никакого камина и кружевного полога. Вместо пыльных гобеленов — современные обои. Солнце в зените вовсю херачит через стеклопакет.
Протираю глаза. Рука на автомате тянется к телефону. Пара СМС высвечиваются на экране, но нет той, от кого жду весточки, и в который раз что-то болезненно обрывается в груди. Валюсь обратно и тупо пялюсь в потолок. В голове все еще крутятся образы невинной девушки и английского мореплавателя.
Давно не видел отголоски своей прошлой жизни, в которой я был так недолго счастлив и в следующем плавании утонул, когда до дома оставался день морского пути. Из-за той глупой смерти я в этой жизни боюсь воды, хоть и плаваю неплохо. Просто каждый заплыв — борьба с собой, ведь я помню… Помню, как умирал.
Это страшно — каждый раз переживать заново. Чувствовать, как легкие наполняются водой. Ощущать удушливые, болезненные спазмы, когда уже не дышишь и сердце не бьется, но мозг все еще работает и осознает, что не вернусь к ней. Что не увижу ее. Что это конец! Видеть, как с погружением тела гаснет свет, сжимается в маленький луч, за который невыносимо хочется ухватиться. Но никак…
Таким лучиком света в той жизни для меня была моя супруга, что столь рано овдовела, но, храня верность, больше уже не вышла замуж. Таким лучиком в этой жизни стал для меня Дэн.
Кто-то назовет это реинкарнацией, кто-то скажет, что это бред шизофреника. Но я уверен, что в прошлой жизни был связан именно с Денисом. Ведь ни к кому в нынешней жизни я не испытывал того трепета, той радости, того безумного желания обладать, как в минувшей жизни к своему рыжему солнцу.
Никого я не мог назвать СВОИМ. Даже тех, кто отдавались мне душой и телом. Только ЕГО!
Я уверен в своей правде. Наши души из жизни в жизнь могут искать и находить друг друга. Не вражда ли в прошлой жизни объясняет вдруг возникающую с пустого места неприязнь к человеку, которого можно и не знать. Не близость ли душ в прожитых жизнях — причина того, что некоторых мы впускаем к себе в сердце, как родных.
