Автор книги: ЛетАл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 53 (всего у книги 73 страниц)
«Так, стоп, истеричка!» — сам себя бы высек за панические припадки, и в череде абсурдных предположений возникает единственная здравая мысль: — Это просто случайное событие и ничего больше. А Лис… Он, скорее всего, сейчас находится в зале и так же, как я, таращится на сцену. И что самое ужасное — может принять это огородное пугало за меня. Мля-я-я… Это будет обидно. И все же страшно любопытно — поведется или нет».
И в этом страшно и любопытно меня так и подмывает высунуть нос из укрытия, чтобы разнюхать обстановку. Впрочем, бояться особо нечего — нужно постараться, чтобы разглядеть черного кота в черной комнате. И хоть здесь и не особо темно, на меня по любому никто не обратит внимания. Я такой, как все. Обратить может только Лис, если, конечно, учует мой след.
А следы я напутал знатно! В одну дверь вошел, понял, что притулиться в партере не выйдет — там яблоку упасть негде, не то что моей тощей заднице. Отважно пересек весь зал, благо в зале постоянно происходит какая-то броуновская* движуха, и затаился на противоположном конце. Кстати, затаился-то я зря. Обещал ведь Лису не отсиживаться по углам, так что…
Настороженный взгляд по сторонам — вроде чисто. Никто не приставляет к спине ствол, не шепчет на ухо: «Пиф-паф». Осторожный шаг из пыльного уголка — не наступить бы на какой руконогий сучок, притулившийся на ступеньках прохода. Зал гудит, колышется, словно трава от порывов ветра, тянет былинки-руки вверх. Где-то здесь мой Лис. Я слышу его, чувствую, вот только не вижу, и это нервирует, заставляет дышать через раз, покрываться мурашками и в ознобе поводить плечами.
Крадусь по стенке вниз, непрерывно сканируя зал, балкон, сцену. Я точно хамелеон готов вращать глазами независимо друг от друга, лишь бы охватить пространство вокруг все и разом.
Где он — мой желанный Охотник? Если сейчас выскочит бесом из табакерки — у меня же душа вылетит с третьей космической скоростью* и через червоточину* улетит на ближайшую экзопланету*, а я рухну бездыханной оболочкой к его ногам. Нервы, чувства, мысли натянуты до предела, и я даже не знаю, которой из этих струн ловлю движение в разноцветной, словно летний луг, массе людей.
На раз замираю морской фигурой, и вслед за мной замирает все вокруг: звуки — я не слышу штормового рокота музыки и криков толпы, только грохот собственного сердца резонирует в ушах; образы — я не вижу ничего. Сцена, зал, да весь мир растворяются во тьме, а мои собственные софиты высвечивают одного-единственного актера — моего Ведьмака.
«Не смотри на него. Не шевелись! Даже дышать не смей!» — напряженно шепчет в одно ухо скованный первобытным страхом Разум. Но все же радуется, что я сделал правильный ход, сразу отказавшись от образа Каона́си*. Слишком банально. Слишком очевидно. Слишком явная подсказка. Да и ходить целый день, как мусульманская женщина, с головы до пят в чадре — с ума сойдешь. Я бы и свой простой прикид давно и с удовольствием снял, если бы мог.
«Посмотри на него. Тебя же коробит от мысли, как жадно он смотрит не на тебя, — переча Разуму, режет правду-матку истерзанная Душа. — Признайся — жалеешь, что не ты сейчас на сцене, » — по-мазохистски жестоко сыплет хлорид натрия* на свои же открытые раны.
«Нет, не жалею, — врет изворотливый Разум. — Я затеял эту игру. Я поставил условия. И все будет только так, как я решу! А если он думает, что этот в черном — я…»
«Нет, нет, нет… — метает Душу, прекрасно знающую, что не все на свете можно просчитать. — Любимый, оглянись. Ты же говорил, что чувствуешь меня.» — Рука непроизвольно дергается, словно я хочу остановить Елисея, закинув на него невидимое лассо.
— ЗАТКНИТЕСЬ ОБА! — зло кидаю бессмысленный приказ, как будто можно заткнуть этих черта и ангела на своих плечах, когда мое собственное тело телепает от близости Лиса.
— Тише… тише, глупое. Он же услышит тебя, — уговариваю свое обезумевшее сердце, а оно и не думает успокаиваться, тарабаня в анаэробной зоне под тихое перешептывание моих верных сестричек:
— Он услышит, — верит Вера.
— Пусть услышит… — надеется Надежда.
— Услышь меня! — молит Любовь.
Только мой Ведьмак спускается к сцене, глядя на актера под маской Безликого, а меня нестерпимо душит моя собственная маска…
***
«Маска…» — не верю своим глазам.
То, что парень не придет без прикрытия, было понятно с самого начала. Слишком зациклился на несущественном, слишком закрылся, чтобы была хоть малейшая возможность, что он явится на сборище людей не имея щита от любопытных глаз. Я был поражен, на какое безумство пошел Денис ради Любви. Но чтобы парень вышел на сцену!.. Да не может этого быть! И все же сложно поверить в подобные совпадения. Ну не просто же так мне идут вот такие знаки, подсказки, искушения?
Нужно проверить, игра ли это Дениса, или судьба решила таким образом позабавиться не только со мной, а с нами обоими. Не загаси я Дар, и отсюда бы понял, кто под черным балахоном — силы хватит. Я почувствую и так, просто не настолько далеко.
Спускаюсь вниз, направляя все свои мысли, чувства на Безликого. Взгляд скользит по странной маске, черному балахону, рукам, скрытым за перчатками. Я у сцены. Я готов залезть на нее, лишь бы не упустить свою добычу. Пытаюсь прощупать того, кто скрыт за маской, и не слышу ничего, даже когда безликий актер приближается вплотную и, протягивая руки, предлагает щедрые дары.
Подставляю ладони, в которые загадочный искуситель сыплет горсть золотых самородков. Глаз не видно, но чувствую — на меня смотрят. Внимательно, с интересом, с откровенным желанием. Только моя душа не отзывается: не замирает сердце, не влечет потянуться в ответ, схватить, притянуть.
Фейк. Это не Дэн! А тот, что скрывается под маской, такой же поддельный Безликий, как и его бутафорское золото.
Разочарование на миг. Всего мгновение сожаления, что пошел по ложному следу. Но мне нельзя раскисать, охота еще не закончилась. Горячие Вера с Надеждою упорно твердят, что Дэн совсем близко, смотрит на меня и молит о том, чтобы я его поймал, а хладнокровная логика уже подкидывает новый план: дождаться перерыва и попробовать поймать моего зайца на выходе из зала.
Вероятность, конечно, слишком мала — выходов два, а еще и балкон. Да и под какой маской скрывается парень я тоже не знаю. Не сдирать же с каждого десятого нацепленную на лицо бутафорию. Меня через пять минут эти ребята с игрушечными калашами вежливо выведут из помещения, заломив белы рученьки за спину, и game over*.
Остается надеяться на одно — Его Величество Случай, что столкнет нас носами, лбами, рукавами. Да хоть чем-нибудь! Только пусть столкнет! Я же уже молиться готов, только не знаю как и каким духам. Вот и бормочу себе под нос дурацкую, зацепившуюся за язык считалочку: «Раз, два, три, четыре, пять. Я иду тебя искать»…
Подпирая задницей обмотанную гирляндой воздушных шариков колонну, стою у всех на виду «в засаде». Заняв самую выгодную позицию, с которой мне открывается вид на «звериные тропы», мечтаю лишь об одном — чтоб мои мечты не оказались той самой надутой резиной, что лопнет при первом неосторожном прикосновении. А лопнуть могут. Запросто.
Потому как навстречу мне из распахнувшихся дверей зала устремляется лавина перевозбужденных чудиков, в момент разрушая все хлипкие заслоны, что пытаюсь воздвигнуть. И я тону… Тону в непрерывном потоке мельтешащих фигур, лиц, масок, масок, лиц. Мне остается только отчаянно цепляться взглядом то за одну, то за другую соломинку. И словно на миг замораживая время, выдергивать из людского океана особенно кучерявые барашки волн.
Стайка девчонок в одинаково коротких топиках и юбчонках искрит драйвом удачного выступления. С непосредственностью ребенка кружатся, сверкая кружевными труселяшками и отнюдь не детскими формами. Пересекаюсь взглядом с одной, другой, третьей, и досадливо отворачиваюсь. Мне не до их романтических бредней.
Футурамный циник Бендер*, зажимая в зубах сигару, неуклюже переставляет ноги. И, вовремя прерывая побуждение постучаться в забрало, снимает с головы жестяное ведро с антенной, подтверждая мою догадку, что под маской вселенского похуиста не Денис.
Пытаюсь отсечь прелестных созданий, не подходящих под поисковые запросы полом, но взгляд невольно тормозится на том, кто подходит и не подходит одновременно: здоровом небритом мужике в сейлор фуку*.
«Не, мужик, даже не смотри в мою сторону. Вижу, что тебе, заебанному бытом, нужно выплакаться в чью-то жилетку, но мои уши не для тебя. Меня и по жизни задолбали постоянные попытки незнакомых людей ни с того ни с сего излить мне свою душу».
«Раз, два, три, четыре, пять. Я иду тебя искать… Не отвлекайся, Лис! Тебе нужен дрыщ в маске».
Дрыщ! Дергаюсь к фигуре в черном лайкровом комбезе с желтым ушастым мотошлемом на голове* и сразу разочарованно жму на тормоза: девчонка — сквозь тонкую ткань явственно проступает грудь.
Дрыщ! Белоснежные пряди парика скрывают глаза, а черная маска с зубами застегнутыми на молнию* — лицо. Вдруг он? Сердце грохочет в груди. Вдыхаю запахи, словно зверь, что пытается поймать в воздухе шлейф желанного аромата и выследить свою добычу. «Да блять! Расступитесь!» Как же трудно просочиться через эту кишащую прорву, но сам уже чувствую, что продираюсь напрасно — это не мой мальчишка.
Широкая лестница на балкон. Взгляд цепляется за спускающуюся по ступенькам субтильную фигуру и явно мужскую. Цилиндр, кроваво-бордовый костюм. Маска наигранного веселья с шутовской лыбой до ушей*, от которой не становится весело ни на йоту. Он или не он? Парня хватает под руку синеволосая девчонка. Смеется, фонтанирует счастьем. Черт! Опять мимо!
Каждая минута на этом шабаше — выстрел дробью, который решетит защитный кокон, и из его крохотных отверстий сочатся мои жизненные силы. Слабею. Медленно, но верно сдуваюсь. Я могу подпитаться чуждой мне энергией, но не хочу. Не после того, как испробовал ЕГО.
Это все равно, как вдохнув свежий воздух с вершины гор, вдруг оказаться в гуще километровой пробки: дышать можно, но только в случае острой необходимости, которую сейчас испытываю, и все равно не хочу открыться.
Да и не могу, как делаю это наедине с Денисом в тишине своей квартиры. Не могу по одной простой причине — я слышу все. И это «все» резонирует в мозгу, заглушая ту единственную частоту, которую хочу уловить. А в попытках подпитаться от Дениса не столько заряжаюсь родным, любимым, полностью моим и для меня, сколько травлюсь чужим.
Но травит меня не столько это, сколько четкое осознание, что переоценил свои возможности. И все же тешу себя Надеждой, что Денис не просто так решился на эту игру. Не из-за банального же чувства вины за тот случай? Нет! Я уверен! Он так же, как и я, хочет быть рядом.
«Давай, Денис, сделай это! Понимаю, что ты прячешься, но я же — нет. Вот сейчас стою у всех на виду, и ты не можешь не заметить меня. Дело за малым — откинуть в сторону надуманные запреты и только чуть-чуть подыграть мне. Тем более — знаю! — так же, как я, выискиваешь в толпе знакомое лицо. Решись, приблизься, и я почувствую на себе пронзительный взгляд твоих глаз».
Но передо мной мелькает и кружится калейдоскоп загадочной таинственности черных, харизматичной роскоши фиолетовых, студеной глубины васильковых, прозрачной наивности голубых, природной естественности зеленых, сумасбродной веселости желтых, жутковатой притягательности красных, и нет только его, — наполненных пленительной грустью — серых.
Прикрывая лицо ладонью, не даю себе видеть, ведь глаза часто врут. Правдиво только сердце, и оно сейчас трепещет в поисках моего мальчишки. Снова и снова зову его. Знаю, что мы связаны, и Денис должен откликнуться, но все же самому мне сейчас не справиться.
Уходя в себя, прошу высшие силы помочь и знаю — подобного рода помощь требует платы. Будь у меня в руках нож, я без промедления отдал бы маленькую дань. Но сейчас приходится действовать единственно доступным способом: закусываю щеку, и рот наполняется привкусом соли. Веду носом, по-звериному, на инстинктах слышу, куда тянет связующая нить. И уже чувствую на себе чей-то испытующий взгляд, что наполняет меня жизнью.
Трепет — душа тянется к нему. Душно — разум не справляется с нахлынувшей информацией. Жарко — по телу струится желание. Поворачиваюсь на свет и в многоликой толпе встречаюсь взглядом со своею тенью.
«Дэн, заеба грешная, так ты примерил лисью шкуру и устроил мне охоту на самого себя?» — поедаю глазами того единственного, ради которого приперся на этот маскарад.
Дыхание перехватывает от всепоглощающей радости. Сколько раз я видел во сне, как целую тебя, как иду за тобой следом, охраняя твою поступь, ограждая от всех коконом безумного обожания, чувством по природе своей ненормальным, потому что невозможно так любить, воздвигая под человеком пьедестал, теряя интерес к окружающему миру, забывая все и всех. Но я именно так люблю.
А на меня из толпы, навострив уши, оскалив клыки и улыбаясь лукавым разрезом восточных глаз, смотрит древний дух-хранитель — Кицунэ*.
Рвусь вперед, но словно все сговорились. Безумная толпа преграждает путь. Толкают, наступая на ноги. Фотографируются, ослепляя вспышкой. И среди этой суматохи кто-то робко дергает за рукав.
— Обними меня, — мимишный голос за спиной.
Лишь на миг отрываю взгляд, чтобы отмахнуться от зацепившегося репейника и вижу, как передо мной подпрыгивает от нетерпения, наверное, фея. Машет прозрачными крылышками и табличкой, на которой разноцветными фломастером написано то, что она только что сказала*. Не помню, когда терялся в последний раз, но в этот — нападает какая-то необъяснимая оторопь, а на плече уже виснет сопливо-розовое создание. Вырываюсь из объятий нимфетки, шарю взглядом по толпе, но моего плута уже и след простыл.
— Денис! — мой зов тонет в гуле толпы…
***
— Денис! — слышу голос Елисея, прячась за чьей-то широкой спиной, когда лишь на мгновение выхожу из-под гипноза колдовских глаз.
«Да что за бесовщина тут происходит?!» — Точно вода просачиваюсь меж бесноватых людей, натягивая поверх маски черный капюшон, и психую, чувствуя совершенно не свойственное мне состояние, близкое к панике.
Всегда считал себя принадлежащим к той малочисленной группе людей, что не поддаются стороннему воздействию, а тут, едва сцепившись взглядом со своим желанным Ведьмаком, стою истуканом и пошевелиться не могу. И теперь точно знаю, что чувствует кролик, глядя в глаза удава: завораживающее мгновение, когда понимаешь — твоя судьба и жизнь тебе уже больше не принадлежат.
«Что, Денис, решил ушки прижать, хвост поджать, лапки вверх — просто взять и сдаться на милость своему Охотнику? И будь, что будет…— подъебывает вечно трезвый Разум и в который раз внушает: — Он охотник. Ты добыча, и никак не наоборот. А ты, вместо того, чтобы играть свою роль дичи, сам превратился в сталкера и даже не борешься с постоянным искушением подойти к Лису как можно ближе, коснуться его, будто невзначай, или совсем уж по-детски дернуть за рукав. Не нарушай правила игры!»
«А ты только что снова нарушил! — поддакивает опьяненная любовью Душа и тычет носом в неоспоримый факт: — Он ведь увидел тебя! И не просто увидел. Почувствовал! Так куда ты бежишь? Зачем?»
«Потому что Лис — охотник! И как любому сыскарю, ему ценна именно та добыча, что заработана потом и кровью, — приводит свои доводы рациональный. — А если улов сам идет ему в сети, интерес угаснет быстро. В твоем случае — абсолютно точно! Поразглядывает, потискает и… погонится за новым трофеем. Сдаться так просто нельзя!»
«Нет, Дениска, в отношении Лиса ты можешь быть абсолютно уверен. Елисей не один раз доказывал, что любит. И сейчас он не кого-то позвал, окликнул, а именно тебя. Так что остановись. Иди к нему и разреши все свои сомнения», — перечит непознанная сущность.
«И все же я не уверен… — колеблется рассудительный. — Я не знаю, что со мной происходит, когда вижу своего любимого Охотника. Вижу без ружья и без лука, да и ножа при нем наверняка нет. И все же понимаю, что этот безоружный человек вооружен и очень опасен.»
«Он словно огонь, — вторит романтичная. — Притягателен и опасен. А вооружен тем необъяснимым магнетизмом, что непреодолимо влечет к нему».
«Но, как оказывается, притягивает не только тебя… — язвит толковый. — Вон сколько вокруг него вьется ярких бабочек и мотыльков».
«Это ничего не значит, — возражает та, что сейчас кажется более здравомыслящей. — Ну и что, что ты видишь эти откровенные и брошенные украдкой взгляды? Что ужасного в том, что на Елисея каждый второй смотрит, каждый третий оборачивается и провожает взглядом, а кто посмелей вообще готов на шею повеситься?»
«Меня это бесит! — пьянея от жгучей Ревности, сходит с ума тот, что должен быть, как стеклышко. — Не могу видеть, как МОЙ охотник лезет на сцену за каким-то огородным пугалом, мечется среди людей за призраками, а то и с девками обжимается!»
