Автор книги: ЛетАл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 73 страниц)
— Сам знаю, — отвечаю провожающей меня в путь любимице и чувствую, как от волнения холодеют кончики пальцев. Тру меж собой ладони, выдыхая в них теплый воздух. — Вот все вы, женщины, такие, — упрекаю хвостатую малышку. — Нет чтоб поддержать кормильца. Сказать: «Да наплюй! Нефиг в городе мышей ловить. Они экологически неполезные — все, как одна, голимое ГМО». Так нет! Пойди туда, не знаю куда. Принеси то, незнамо что…
Моя девочка молчит, знает: если Остапа понесло — с ним лучше не спорить. Только нервно подрагивающий кончик хвоста выражает ее недовольство моим гундежом. У выхода накидываю мантию*, закрываюсь капюшоном ото всех и всего. Жаль, что она не делает меня человеком-невидимкой. Я бы за такую дорого заплатил. Последним штрихом — рюкзак за спину да черные «вайфареры» на нос. Красавец, бля-я-я…
— Лан, Маркиза моего сердца, пожелай мне… — Замираю у таких ненавистных дверей в реальный мир. — Хотя… лучше ничего не желай. — Глубокий вдох. Обреченный выдох. Поворот ключа. — Ну… go…
Быстро перебирая ногами, спускаюсь по лестнице. Не люблю лифты. Замкнутое пространство давит, да и сама мысль столкнуться с кем-нибудь из соседей в этой клетушке нос к носу не приносит радости. Каждый считает своим долгом заговорить, какую-нить херь спросить, а то и сочувственно заглянуть в глаза. Нах! И так знаю, какие пересуды ходят вокруг моей «пиздец какой загадочной» личности, словно снежный ком обрастая домыслами.
Выскакиваю из подъезда, решительно преодолевая точку невозврата. Разноцветная тропинка из следов снежного человека через двор. Все еще прохладный ветер весны тут же забирается под одежду, трогает раны, что, откликаясь, начинают ныть.
«Самое главное — ни на кого не смотреть», — носом в пол, придерживая разлетающиеся черные «крылья» одежды, отмеряю метры по местной авеню, ступеньки под землю, спасительный полумрак перехода, и снова на этот чертов свет.
«Никто на тебя не пялится! На хрен ты никому не сдался», — сворачиваю в парк, сокращая путь. Аллея, прохладная тень, редкие прохожие. Парень и девушка. Сразу чувствуется — по уши влюбленные. Держатся за руки, о чем-то весело переговариваясь. У меня нет злости на чужое счастье, здоровье, красоту, как нет и жалости к себе. Но, блять, как же порой тоскливо становится, когда внутри словно начинает выть какая-то истерзанная скотина, которую я придушить готов собственными руками.
«Все твои заебы у тебя в башке! — снова улица, светофор со скопившейся в ожидании зеленого человечка толпой. — О! Спрячусь за широкой спиной этого мужика». — Мужик сворачивает в ближайшую пивнушку, я остаюсь без «прикрытия».
«Ну что ты, бабуля, на меня уставилась? Дьявола не видела? Перекрестись, и, может быть, милосердный мудак на небесах тебе все грехи отпустит. А я не могу. Я злой и безжалостный», — опускаю голову, натягивая капюшон пониже, и прибавляю ходу, разглядывая трещинки в асфальте тротуара.
«Все же нужно купить тачку… — характерный рокот заставляет поднять голову и проводить по-доброму завистливым взглядом парящего меж машин черного сокола*. — Или все-таки байк…» — не могу сдержать улыбку, вспомнив вечерние вирт-покатушки.
«Круто я с Лисом полетал. Такой кураж словил, аж дух захватило», — мысли о моем новом увлечении все чаще заполняют голову, вытесняя все прочие. Лишь на миг, но я действительно почувствовал спину парня, запах кожки и ветер в лицо. Всего лишь на миг, но это было нечто.
Меня раздирает любопытство: а что еще он может делать столь же хорошо? И так и подмывает бросить ему вызов. Проверить на вшивость уверения во владении тайными силами.
«Надо почитать что-то на эту тему. Просветиться непознанным», — еще пара кварталов публичной пытки, стоянка автомобилей перед навороченным фитнес-комплексом, внизу знакомая неброская вывеска, уже так близки крутые ступеньки в подвал…
— Денис! — вырывает меня из раздумий знакомый голос, когда до спасительной темноты остается всего каких-то несколько метров. — Братишка!
Поворачиваю голову и, изображая улыбку, тихо чертыхаюсь.
— Привет, Жентос, — вглядываюсь в осунувшееся лицо кузена. Капитально он «сдулся» за три года на гражданке. Пришел из армии эдаким бугаем, а щас дрыщ дрыщом. Неужели в этом мажорном клубешнике за железом нагулянный на казенных харчах жирок спалил? Но уж больно выглядит нездорово…
— Тебя каким ветром сюда занесло? Качаешься? — Даже не подаю вида, как меня корябнул его вопрос. Знает же, гандон, что я никуда не выхожу.
— Нет, — холодно отвечаю и мотаю головой в сторону подвальчика. — Я сюда.
— О, я тоже свою обновил, — брательник задирает рукав куртки, демонстрируя замотанное пленкой предплечье и, кажется, не собираясь меня так просто отпускать. — Ну, а в целом, как твое «ничего»?
— Стабильно, — отмахиваюсь от идиотских вопросов родственничка, уже второй раз пожалев, что встретил его на пути. — С глупых по баксу — умному на Bugatti.
— Насколько я знаю, ты все еще безлошадный? Не наскреб на жоповозку? — скалится Жентос, а я, не ожидая выпада, чувствую, как закипаю.
— Наскреб, — скрежещу зубами. — С выбором проблемы. Разрываюсь между леопардовым «Ягуаром» и «Феррари» в яблоках.
— А я уже выбрал, — брательник гордо указывает прикуренной сигаретой на припаркованную неподалеку черно-матовую, как помойное ведро, «Калину», лежащую брюхом на асфальте.
— Мда-а-а… — всем своим видом сочувствую кузену и не могу не высказать свой «восторг»: — Я лучше буду пехом ходить, чем на этом ездить.
— Понятно, что не «бумер», зато на свои, — продолжает рисоваться парень, а я давлю внутри психа, в очередной раз пожалев, что еще не прикупил ствол. Так бы и засунул в эту поганую пасть и не задумываясь разнес к хуям пустую черепушку.
— Видать, уебался, пружины на тачке спиливая, — не могу сдержаться, чтоб не подковырнуть фанфарона. — Выглядишь не очень…
— Ой, кто бы говорил, — выплевывает Жентос и тут же осекается, видимо, заметив, как дернулись желваки на моих скулах. — Дениска, ты это… извини. Нервы. Нервы. Просто бизнес раскручиваю. Заманался. Туда-сюда, бумажки, бюрократы, кредиты… Кстати, не хочешь в долю?
— Нет, у меня свой паровоз на рельсах, — отвечаю на автомате, прикидывая, как бы мне уже разойтись с этим типом и больше никогда не пересекаться.
— Зря! Бизнес прибыльный, — распыляется брат, чуть не брызжа слюной. — Тачку на прокачку. У нас же в городе тюнинг-сервиса нет, а пацанов, что увлекаются, море. Ты и сам такой был, пока в аварию не попал, — снова бьет по больному, и я кляну себя за то, что не послушал внутренний голос и выполз сегодня «в свет». Мысленно даю себе слово: еще один тычок с его стороны — и он будет благополучно послан на йух.
— Ну, флаг тебе в руки. Как дорастешь до Экзибита*, подгоню тебе свою убитую «япошку», может, ты из нее самокат соберешь, — плююсь очередной шпилькой.
— Конечно, братишка. Для тебя все по первому звонку и по льготному тарифу, — не ржавеет с посулами если не златых гор, то чашки растворимого кофе Жентос. — Кстати, Дэн, не займешь мне деньжат? Буквально на три месяца. Раскрутимся махом. У меня уже и гараж оформлен, и клиентуры на год вперед. Отдам с процентами. Просто сейчас поиздержался с покупкой оборудования, даже тут… — кивок в сторону здания, —…должен остался.
— И сколько тебе надо? — Мне похрен, сколько ему надо. Мне надо отделаться от этой назойливой мухи.
— Да всего штук сто, запчасти закупить.
— Я сейчас не готов дать тебе ответ, — теряя терпение, отбалтываюсь от брательника и подвожу черту нашей беседе: — Жень, у меня запись. Сам понимаешь… — Протягиваю руку, найдя веский повод наконец-то прекратить пустой треп. — Я тебе позвоню.
— Спасибо, братишка, — хлопает меня по плечу Женька и пожимает ладонь, и я еще раз отмечаю, что от прошлого богатыря-морпеха почти ничего не осталось. — Жду звонка.
Настроение стремительно скатывается к плинтусу. Звонить брательнику не собираюсь. Хоть и сумма вроде небольшая, но я бабосы тоже не на кухне рисую. Да и ноет что-то внутри скепсисом — уж больно сладко поет этот соловей. А я всегда себе говорил: сомневаешься — не делай.
Быстро спускаюсь в салон, пока еще какая хрень дорогу не перешла, и наконец-то оказываюсь в до сих пор вызывающей внутренний трепет обстановке. Полумрак, темные стены в цветных фото татуированных гостей, прославляющих профессионализм мастера, и в просто красивых постерах разрисованных чернилами тел. Рваная болтовня джаз-рока приглушает зудение машинки и еле слышные редкие стоны. Ш-ш-ших — отъезжает в сторону шторка, и навстречу, заполняя собой все свободное пространство, выходит колоритный перс из тех, кого увидишь — и уже никогда не забудешь.
— Здорово, Дэн. — Моя ладонь теряется в лапе очень крупного парня, у которого на теле, кажется, не забиты только зрачки. Даже на лысом, как колено, черепе красуется какая-то готическая вязь.
— Привет, Мирон. — Я рад видеть этого сурового на вид, но по сути очень доброго мужчину с душой ребенка.
Он один из немногих, кому я могу открыто смотреть в глаза и быть уверенным, что человек не задаст ненужных вопросов. Видимо, через его могучие, но очень чуткие руки прошло немало таких, как я, что под вычурными картинками тату пытаются скрыть оставленные жизнью шрамы.
— Я уж думал, ты не придешь, — поблескивая штангой в брови, смеется мужчина, и в его козлиной бородке, разделенной на три тоненькие косички, трясутся вплетенные бусины. Я уже и забыл, как Миронов выглядит без всех этих цацек, но для него они что-то типа амулетов, масок, ну или стены отчуждения.
— Я тоже так думал, — отшучиваюсь, заходя в отдельный кабинет и чувствуя, как сразу начинаю мандражировать при виде пыточных инструментов, с маниакальной аккуратностью заплечных дел мастера разложенных на столике.
У него все уже готово. Мой эскиз перенесен на трансферную бумагу. Из колонок льется релаксирующее музло, но почему-то производит обратный эффект — откровенно бесит. Да и нахуй оно надо? Ведь в ближайшие часы я ничего, кроме звука машинки, не услышу. Кресло готово принять меня на очередные муки. Маленькие «кнопочки» с красками, машинки, иглы, вода — все под рукой. Мирон натягивает черные латексные перчатки, на которых не видно цвета крови. И понеслось…
Машинка жужжит, я стискиваю зубы, потея, как монашка в борделе. Кожу раз за разом словно вскрывают чем-то горячим, я шиплю, временами отпуская смачные маты. Салфетки, сначала с разводами красок, а после и окровавленные, постепенно наполняют корзину рядом, а невозмутимый Мирон пропускает мои сдавленные стоны через тоннели в мочках своих ушей.
Время растягивается. Кажется, это никогда не кончится, но в какой-то момент срабатывает защитный механизм, выплескивая в кровь адреналин, и постепенно жгучая боль притупляется. И уже не так сильно чувствуется, сколько в мою кожу впивается игл — три, пять или девять.
Ровно до того момента, пока мой Мастер не сменяет машинку и не берет иглы «вуду»*. Эти пятнадцать жал, словно заклинатели боли, возносят ощущения на новый рубеж. Терпение на исходе, как и силы. Стискиваю челюсти так, что кажется: еще секунда — и раскрошу все зубы к ебеням. Стону, слышу успокаивающие слова Мирона «знаю, знаю, больно» в ответ, и диссонансом к ним сильнейший нажим, слово мужик старается забить как можно больше кожи, пока я не сдамся. Сжимаю кулаки до белеющих костяшек. Ничего не помогает.
— Бля-я-я, я, наверное, никогда к этому звуку не привыкну, — что уж говорить о боли, кислотой разъедающей кожу, которую невозможно терпеть, но терплю. А по шрамам — это адская пытка, от которой начинает сотрясать все тело, когда мышцы неконтролируемо сокращаются и уже не получается отключить сознание, разложить в своей голове чувства, переключиться, так сказать, на другой канал. Боль затмевает все. Контур можно терпеть, закрас — нереально.
— Мирон, а ты на члене тоже татуху набил? — пытаюсь отвлечься от суровости происходящего.
— Показать? — ржет в голос этот извращенец, а мне не до смеху. Мне даже страшно представить, сколько боли он вытерпел, покрывая себя несмываемыми узорами.
— Мирон, долго еще? — Чувствую, как к горлу подкатывает тошнота.
— Терпи, казак, и так я тебе удовольствие на три сеанса растянул, — ворчит бугай, стирая выступающую через проколы кровь. Руку так разбарабанило, словно в нее рой пчел вонзился разом, хотя это недалеко от истины. А мне уже дурно. ВСЕ!
— Мирон… СТОП! — Я готов заорать и «Красный!», лишь бы увлекшийся иглоукалыванием Мастер прекратил свою злоебучую сессию.
— У-у-у, Дэн, что-то тебе взбледнулось, — опытный в этих делах мужик сует мне под нос ватку с нашатырем. — Дружбан, только давай без обмороков, как в тот раз. Ты хоть и дрыщ, но мне тебя, как барышню, на руках на свежий воздух тащить влом, — продолжает заговаривать мне зубы, смазывая горящую руку заживляйкой и накладывая поверх впитывающую пеленку, концы которой крепит простым скотчем. — Все, пиздуй домой. До следующего раза.
— Ага, как только, так сразу, — выдыхая боль, словно дым сигарет, обещаю Мирону не появляться в его адском бункере как минимум пару месяцев.
— Вот нахуя взялся, если боишься иголок?! — ловя меня у выхода, задает извечный вопрос. — Через две недели заживет, и жду тебя снова.
— Тогда тебе точно придется бригаду скорой помощи вызывать, — отшучиваюсь, собираясь в обратный путь, на собственном опыте зная, что набивать по подсохшей корочке в разы больнее. — Спасибо, друг, что терпишь меня. — Брофист, и я выскакиваю из «преисподней» на свет, который на этот раз вызывает у меня та-а-а-ко-о-ой облегченный вздох.
Еще пара обязательных пунктов в моем маршруте, и можно будет надолго замуроваться в своей спасительной обители.
Мясная лавка. Звонкий дреньк китайского колокольчика над дверью. Блять, народу полно! Исподтишка наблюдаю за красивой продавщицей. Улыбается, пока очередь не доходит до меня.
«Да не нарик я и не грабитель. Чего так напряглась?» — Легко читаю эмоции, молча тыча пальцем в куски вырезки для своей хищницы. Голос сразу пропадает, а может, это просто откровенное нежелание разговаривать. Расплачиваюсь и быстро ухожу, разглядывая серую плитку пола.
Снова улица. Ряд фонарей. Торец дома. Маленькая коммерческая аптека — спасение для таких, как я, которым проще сдохнуть, чем к врачу за новым рецептом идти. Нахер! Опять осуждающий тон, поучающие разговоры, как мне не полезно забивать тело тату. Блять! Жить вообще вредно! И уж кто-кто, а я точно ни в чьих советах не нуждаюсь и со своим телом сам решу, что делать.
Затарившись анальгетиками, спешу домой, как-то сразу забыв о нелегких испытаниях. Мыслями уже в своем мире, где я один и не один. Где я безлик и многолик. Где я Бог и Сатана. Где обитает столько симпатичных Бесовочек и один прикольный Ведьмак.
«Интересно, он думает обо мне? Может, ждет?» — ухмыляюсь от собственных мыслей. Я так конкретно на него подсел. Мне кажется, я думаю о нем, даже когда не хочу ни о чем думать. Впрочем, я так не умею. В голове постоянно какой-то гудящий рой мыслей. Помнится, как одна дама пыталась научить меня практике «тишины ума». Я поржал. Это точно не для моего «процессора», который выключит только фатально-черная кнопка, с нарисованной косой.
Что бы ему сегодня такого наплести? Чем бы до опупения удивить? Может, показать ему новое тату? Тут же осекаюсь. А я бы показал ему? Ведь на свои фото в Сети я давно наложил табу, но с ним меня то и дело торкает нарушить собственные запреты.
День пролетает махом, обыденные хлопоты и работа неизменно вырывают половину суток из жизни. А сегодня и глазом не успеваю моргнуть, как вечер опускается на город, и во мне с каждым мигом все сильнее разгорается азарт. Битый час треплюсь ни о чем со знакомыми и жду его, постоянно переключая диалог на Лиса. Но сегодня что-то не так. Он в Сети, но не пишет. Ну что ж, если гора не идет к Магомету…
— Лис, привет, — сам иду к «горе». — Знаешь, я часто думаю о тебе. А вот сейчас понял, что не знаю твоего настоящего имени. Ну не Лисом же тебя зовут. Может, это производная от фамилии? Лисицын, Лисаев, Лисань? Или все же от имени? Елистрат? Елисей? А может, Алиса или Василиса?.. — Ну а чего? Неожиданно ошарашить человека — мой любимый приемчик.
— Все шутишь? — отзывается Лис, и меня окатывает холодом отчуждения.
— Ну не рыдать же мне в твою футболку, — отбалтываюсь, пытаясь пробиться через эти льды, и, кажется, сам начинаю мерзнуть. — С тобой можно заняться вещами поинтересней.
— Да неужели? — новый порыв северного ветра. — После твоего ухода по-английски я подумал, что таким образом ты решил мне продемонстрировать, насколько я тебе безынтересен.
— Лис, не еби мозг. — Понимаю, что поступил тогда неправильно, и от этого на душе становится муторно. Но что сделано, то сделано, сейчас надо просто сгладить углы. — Раз ушел, значит, у меня были на то веские причины, — пишу, и не хочу вспоминать, как «хлопнул дверью», не попрощавшись. Не хочу, но, блять, вспоминается.
— Например… — не унимается Лис, заставляя меня нервно елозить в кресле.
— Например, отлить приспичило.
