Автор книги: ЛетАл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 56 (всего у книги 73 страниц)
— Обойдусь, — равнодушно кидаю в ответ, шагаю в сторону, пытаясь обойти немецкую тачилу с тыла, и нос к носу сталкиваюсь с тем самым парнем, с которым никак не мог разойтись несколько минут назад.
— А я настаиваю… — не просит гость с юго-востока, убирая сотку в карман стильной куртки и озарение системной прошивкой подрывает мое сознание.
За долю секунды очнувшийся Разум выстраивает ряд событий недавнего приключения: ночь, машина с наркотой, вот эта черная бэха и вот этот выебонистый тип, попросивший тогда прикурить, а сейчас стоящий передо мной.
Пытаюсь развернуться на сто восемьдесят, чтобы рвануть в сторону вокзала, где всегда курсируют менты, да куда там. Цепкие пальцы уже сжимают плечо. Распахнутая дверь тачилы зияет вратами в ад, в которые меня швыряют мешком с костями.
— Хули надо? — злобно выплевываю, безрезультатно дергая заблокированную дверь, когда тачка с пробуксовкой дергается с места, взвизгивая покрышками на пыльном асфальте.
— Поговорить, — обернувшись ко мне вполоборота, сообщает примостившийся рядом казах и типа успокаивает: — Ты не боись, побазарим по душам и разбежимся, — в голосе лед. Равнодушный, спокойный взгляд змеи буравит насквозь и источает опасность. Только я не боюсь. Мне похуй. Мне сейчас все похуй.
— А кто тут боится? — Не понимаю, откуда берется то мертвенное спокойствие, что заставляет меня вальяжно откинуться на спинку сиденья и с вызовом впериться в черный зрачок, после недолгого колебания выбирая левый. — Да и базарить мне с вами не о чем. — Давно не смотрел людям в глаза, но сейчас я бы с любой гадюкой потягался в искусстве не моргать.
— А вот у меня к тебе есть несколько неотложных вопросов, — играясь с зажигалкой в руках, парень все же прикуривает и задает, видимо, первостепенный: — Где Тухлый?
— В душе не ебу, о ком ты говоришь, — ухожу в несознанку, хотя конечно «ебу». Не трудно догадаться о ком речь, но вот тянет меня поиграть с огнем, позлить утырков, что мне кровь попортили и продолжают портить.
— Ты дурочку-то из себя не строй! — желчью пропитано каждое слово. — Тебя же Тухлый подрядил машину перегнать. Так что не гони, что не при делах.
— А, так это ты о Жентосе, — насколько могу очаровательно улыбаюсь одними губами, одновременно убивая взглядом. — Так тут нет никакого секрета. Насколько знаю, он решил поправить здоровье в наркостационаре. Кстати, если вы его проведать решили, то не туда едете, — отслеживая путь, указываю пальцем направление. — На следующем повороте налево.
На указанном повороте никто не сворачивает. Водила продолжает ехать по нужному ему маршруту. Только мне туда точно не надо, у меня на сегодня другие планы.
— Ну, раз твоего подельника не достать, значит с тобой нам невъебенно подфартило, — казах по-дружески хлопает меня по плечу, вызывая острое желание въебать ему в скуластую челюсть с этого самого плеча.
— Ага, удачно это мы с перцем пересеклись. Как говорится, на ловца и зверь бежит. Да, братуха? — вставляет свои пять копеек водила, зыркая на меня через зеркало заднего вида. Мне ему ответить нечего. В ответ подельнику утвердительно кивает головой узкоглазый и снова переключает внимание на меня:
— А теперь вопрос второй: как думаешь, кто будет отвечать за утерянный товар?
— Ты мне викторину что ли устроить решил? — закусываю удила, потому как сразу понял, чем дело пахнет. — Так вот, я в ваши игры не играю, — что-то меняют во мне ушедший в никуда тошнотворный Страх, но вцепившаяся в сознание зубами остервенелая Ярость.
Остервенелая Ярость на наркодельцов, но еще большая — на самого себя. Я заигрался и доигрался. Я потерял все, чем так дорожил. И мне похуй. Мне сейчас все похуй.
— А еще раз дотронешься до меня, — брезгливо стряхиваю с плеча костлявую кисть, — я пожалуюсь своему парню, — практически по-обыкновенному чудю*, с горечью понимая, что парня у меня, скорей всего, уже нет. — И он превратит вас в крыс.
Скорей от неожиданности услышать такую херь, чем от страха, водила резко бьет по тормозам. Клюнув по инерции корпусом, взрываюсь дебильным хохотом. А когда ловлю на себе изумленно-подозрительный взгляд раскосых глаз, заливаюсь еще громче.
— Пидар что ли? — казах отодвигается от меня чересчур наигранно, будто от вич-больного, а меня еще больше разбирает смех.
— Не-е-е… Ведьмак! — продолжаю хохмить, скрывая за ненормальной веселостью четко работающий разум. Никогда не предполагал, что могу так ясно мыслить и предвидеть ход событий. Но именно сейчас, когда умолкли все мои Демоны, сознание приобретает кристальную чистоту, и даже засранка-Боль уходит куда-то в тень и там только тихо постанывает.
— А ты, я смотрю, шутник? — скалится узкоглазый, ни разу не поверив в мою ненормальность.
— Еще какой! — показываю зубы в ответ.
— Так вот, юморист, — казах все так же тянет лыбу, всем своим видом напоминая подлую крысу. — Та твоя с Тухлым шутка не проканала. Товар не доставлен. Тачка у ментов. Сдать ее мог только ты, когда бросил на дороге. Значит, и ответ нести тебе.
— Не, парни, со мной у вас полный облом, — я не ору. Внятно и с нажимом проговариваю каждое слово, будто вколачивая их незатейливый смысл в недалекие мозги: — Тачку. Я. Не сдавал. Жентос меня попросил перегнать машину. Машину! Не товар! Знал бы, чем ваша колымага нашпигована, сразу бы этого гандона послал. Так что по всем вопросам к дружку вашему Тухлому! Часы приема на входе в больничку прочтете. Андестенд? — отправляю наркодилеров куда подальше, слабо надеясь, что они прямщас оставят меня в покое и отправятся по указанному адресу.
— Не борзей! — так и есть, не пошли, зато на мой же манер и подъебывают: — А то нервы у нас слабые, а кулаки жесткие. Андестенд? — гундосит водила-славянин.
— Вкуривай сюда, красава. Нас все эти заебы не ебут, — выпуская мне в лицо струю вонючего дыма, проясняет ситуацию сосед-азиат.
— Я так понял, что ваши заебы должны меня ебать? — озвучиваю очевидную догадку, совершенно не понимая, куда подевались мои инстинкты самосохранения? Ну хоть бы один вылез и язык прикусил, так нет же, в меня словно Бесы вселились, и вся эта бодяга выглядит сюрреалистичной киношкой, в которой я играю главную роль.
— Парни, вы по-русски понимаете? Говорю вам — это не мои разборки, — старательно веду предназначенную мне Судьбой партию, вполне натурально задыхаясь в прокуренном салоне.
— Уже твои! Нам нужно наше бабло! И ты нам должен! Усек? — И как аргумент мне в бок упирается лезвие ножа.
Может быть этот избитый, шаблонный трюк и сработал бы пару лет, месяцев, дней тому назад, но не сейчас. Мне похуй. Мне сейчас все похуй.
Я столько раз оступался и отступал. Я столько лет давил в себе зверя и тешил свое мужское эго пополняющимся счетом вирт-побед. Мне надоело вилять хвостом или брехать из-за забора Сети. Вот она — реальная опасность, и я не отступлю.
Надоело быть жертвой. Я мужик! Пусть не такой сильный и решительный, как Лис, но что мне мешает стать таким? Стать охотником и загнать в угол двух козлов, что прикидываются сейчас передо мной хищниками. Хочу ощутить эту эйфорию, самодовольство, гордость, про которые рассказывал Любимый. Хочу ощутить себя Богом, Супергероем и с членом на пять сантиметров длиннее. И даже если в этом поединке я проиграю, то проиграю как мужчина.
— Усек, чего тут не понять, — спокойно отвожу от себя холодное оружие, отчетливо представляя, как достану свое, но очень горячее. — И сколько я вам должен? — подчеркиваю «должен» и подкрепляю свою издевку в голосе традиционным жестом кавычек.
— Уверен, что сможешь рассчитаться? — При всем своем напускном спокойствии вижу, как загораются черные глаза восточного гостя, что означает только одно — он уже делит шкуру неубитого медведя. — Может поработаешь на нас, и мы тебе по доброте душевной спишем часть долга. Только на этот раз товар до адреса доставишь. И без фокусов.
— Отличное предложение! — Без выебонов цепляюсь за такую удобную для меня возможность. — Может тогда все ж подбросите меня до дома, как и предлагали, и там обсудим что да как. Познакомимся поближе. Меня кстати Безликий зовут. А тебя? — играю в лошка, которого они во мне увидели. Ну ничего, я им подыграю. Мне привычно надевать маски.
— Безликий? — таращатся на меня две пары глаз. — Хуевое погоняло. Будешь Красавчик! — И дружный гогот наполняет салон бэхи.
Мне не смешно, но ржу до слез вместе с теми, кто знает, куда и как ударить побольнее. Пусть бьют, что не убьет меня, сделает сильнее.
— А твое дай угадаю, — открыто глядя в черные зрачки, не остаюсь в долгу. — Узкоглазый? Луноликий? Ну не Япончик же? Тебе до него, как раком до Кореи.
— Нарываешься? — даже через куртку своей собственной печенью ощущаю колющее жало финки. — Жить надоело?
— Давно, — китайским болванчиком мотаю головой. Мне похуй. Мне сейчас все похуй.
— Что так? Жизнь не сахар? — заботливо интересуется водила.
— Может тебе ее подсластить? — еще один сочувствующий рядом достает из кармана крохотный пакетик «сахара» и машет перед моим носом.
— Почему нет? В жизни нужно все попробовать, — снова согласно киваю. — Но не в машине же. Я люблю комфорт и безопасность.
— Так говори адрес или мне самому посмотреть? — крысится азиат, указывая головой на карман мантии.
— Не-е-е, слушай, давай для начала без личных досмотров, — подмигиваю желающему обшмонать мои карманы и называю водиле свой домашний. — Погнали, пацаны. Заключим сделку… — «с дьяволом» — заканчиваю мысль про себя.
Кураж. Ебаный во все дыры кураж бурлит в башке. Я сейчас сам режиссер этого низкобюджетного бестселлера, и хуй мне в рыло, если все пойдет не так, как я спланировал, а тачка уже рвется по знакомым улицам.
«Прав ты, Лис! Ты всегда и во всем прав! Это никакая не Судьба, а я сам свернул с верного пути и вот теперь расхлебываю последствия. Но я буду ответственным за свои поступки. Единственное, чего боюсь, что так и не успею сказать самых правильных слов тебе. Или все же скажу… Обязательно скажу, без всяких «или», как только разделаюсь с этой мразью. И да поможет мне… Хотя нет, мне никто не поможет. Я сделаю все сам!»
Смотрю на упырей и тихо ненавижу. Блять, сколько отбросов ходит по земле, воздух портят, да жизнь другим отравляют. Сколько они дури толкнули на рынок?! Сколько таких парней, как я, развели?! А сколько еще дерьма сотворят? Добра от таких не жди. Еще и заделают в наркотическом угаре чилдренов, которые продолжат путь своих отцов.
Да и я, если подумать, что хорошего сделал? Построил дом? Посадил дерево? Вырастил ребенка? Кого-то осчастливил? Да нихуя! Я даже Любовь свою не сберег.
Ну вот и настал момент совершить хоть какой-то по-настоящему правильный поступок — убрать этот мусор, чтобы не только я, но и вообще никто больше не спотыкался об него на своем пути. Хотя и понимаю, что цена такого шага будет слишком высока.
Ведь выстрел наверняка услышат горячо «любимые» соседи и позвонят куда надо. Через какое время приедут менты? Пятнадцать, двадцать минут? И что дальше? Тюряга? Пожизненное? Я на такое не подпишусь, как и бежать и прятаться не собираюсь.
Мысли несутся чередой, но я в этот миг не желаю думать о том, что для меня из этой ситуации только один выход. Думать — значит колебаться, а колебаний в своем выборе я больше не хочу. Мне сейчас все по-ху-ю!
Единственное, что горит в мозгу красно-синим проблесковым маячком — я во что бы то ни стало должен успеть написать Лису и объясниться с ним. Сказать, как сильно его люблю, и что если не в этой, так в следующей жизни мы обязательно будем вместе и будем счастливы…
А пока два потенциальных трупа везут меня, а до кучи и самих себя навстречу Судьбе. Видимо, эти парни, как и я, в какой-то момент жизни сделали неправильный выбор. И теперь расплатятся за него. А потом буду платить по счетам я…
— Проходите, гости дорогие, — распахиваю настежь дверь родной однушки. — И не забывайте, что в гостях, — от всей души радуюсь, что меня никто не встречает, потому что додумался передать на поруки свою голубоглазую хранительницу матери.
Непринужденно забрасываю рюкзак в угол. По врожденной привычке стаскиваю обувь. Чуть тяну время, раздеваясь, но уже прикидывая, что и как.
— Что-то не похоже, что ты платежеспособен, — подкалывает азиат, осматривая более чем скромную обстановку моей квартиры.
— Бля-я-я, ты что, из этих?.. — присоединяется славянин, не находя определения то ли мне, то ли более чем неформальному убранству моего паучьего угла.
— Ты очень проницателен, братан, — хлопаю по плечу водилу и тычу пальцем в постер с парнями в стильных плащах и не менее стильных очках. — Я из этих самых, — протискиваюсь между двух мужиков, которые вертят башкой и словно малые дети таращатся на мою «картинную галерею», что мне сейчас только на руку — пусть глазеют.
— Вот молодежь пошла, хлебом не корми — дай поиграть в суперменов, — хохмит в ответ «братан», видимо желающий, чтобы эта самая молодежь брала пример с него, и верила, как Нео Морфиусу.
Пропуская мимо ушей комментарии, мягкой поступью идущего на эшафот подхожу к своему столу. Кресло в сторону. Верхний ящик. Рука сама тянется к шершавой рукояти. Легкий тремор останавливаю волевым приказом: «Хватит. Не дрейфь!»
— Руки в гору, сучье! Живо! — приказ, словом Божьим вместе с клацаньем затвора.
— Красавчик, ты чего? — бледнеет расписной, да и луноликий, глядя в стальной глаз смерти, явно чувствует себя не лучшим образом.
Зато я ловлю кайф. Ни с чем не сравнимый кайф властелина судеб, видя, как вытягиваются рожи ненавистных чмырей перед моим собственным аргументом, с которым рискнет поспорить разве какой киношный дебил*.
— Я тебе не красавчик! — опираюсь жопой о подоконник, чувствуя раздрай в душе: прям не знаю с кого начать расстрельную миссию. — И только попробуй рыпнуться! Стреляю без предупреждения.
Э-э-эх… Надо было, как в кино, пламенную речь замутить минут на мнадцать, с пафосом, с театральными жестами и громкими словами, а я только наслаждаюсь моментом да перевожу ствол с одного визитера на другого и жду того самого движения, что даст мне повод нажать на спусковой крючок.
Увы, повода не дают. «Дорогие гости» послушны, как овцы в овчарне: с грацией балерины задирают хенде хох и так и замирают, не рискуя без команды начать крутить фуэте.
— Хорошо-хорошо, как там тебя… — нарушает повисшую тишину потерявший память азиат.
— Безликий… — бубнит славянин, напоминая подельнику мое погоняло, но все же обращаясь ко мне: — Прости, непоняточка вышла. Мы поняли — все вопросы к Тухлому, ты не при делах, — согласно повторяет недавно сказанные мной слова, перемещая руки вперед, словно ладонями прикрывая себя от смертельной угрозы, зажатой в моих руках.
— Ты только не дергайся, — увещевает узкоглазый того, кто спокоен, как удав перед двумя кроликами. — Мы сейчас уйдем и больше тебя не побеспокоим, — осторожно кивает в сторону двери и даже пытается сделать шаг.
— Это ты не дергайся! — мечтая проделать дыру в тупой башке, направляю дуло в лобешник желающему сделать ноги и припоминаю «подельникам» их собственные слова. — А то нервы у меня слабые, а палец на крючке затек.
В моей собственной голове полнейшая вакханалия. Образы один кровавее другого будоражат сознание. Я затмеваю жестокостью и изобретательностью и Хичкока*, и Такаси Симидзу*, и Фрэнка Дарабонта*. Хотя те ужасы, что генерирует мой мозг, намного страшнее. Жалко, что живу не за городом, а значит ничему этому не сбыться…
— Безликий. Не горячись. Ведь посадят тебя, — увещевает казах.
— Мне похуй!
— За нас тебя порешат на зоне, — продолжает давить на психику, приводя веские для него аргументы. Но не для меня!
— Похуй!
— Калмык, ты чего перед этим ненормальным расшаркиваешься? — взрывается тирадой водила, выходя из ступора. — Он не выстрелит. Ссыкло он. Петушок. Таких топтать надо, а не договариваться.
Быдлик дергается ко мне, видимо, намереваясь потоптать, и выбор сделан. Все как в замедленной съемке и словно не со мной. Но мозг работает четко. Тело слушается приказов. И только сердце не слушается и бешено колотится под напором колоссального выброса адреналина.
Дуло на водилу. Я буквально вижу, как боек разбивает капсюль и девять смертельных граммов, закручиваясь волчком, вылетают из ствола ПМ. Как свинцовое жало вгрызается меж ненавистных глаз, оставляя на лбу темное пятно. Как буравит мозг и выходит с другой стороны черепа, увлекая за собой ошметки серого вещества, красной крови и русых волос. Без лишних слов, в мгновение ока гася искру жизни в человеческом теле. Безвозвратно. Бессрочно. Во веки веков.
Я! ЕСМЬ! БОГ! И со мной еще одно божественное создание.
