Текст книги "Воробушек по имени Лиз (СИ)"

Автор книги: Lady Smile

сообщить о нарушении

Текущая страница: 49 (всего у книги 65 страниц)

Было здесь еще кое-что. Лиз хотелось почувствовать себя собой. Когда-то она приехала в Хогвартс, чтобы понять, кто она есть. За нескончаемыми репетициями, концертами и записями она не замечала, как росла и превращалась из ребенка в девочку. Какой она была? Каким человеком становилась? Она не знала. Она понимала, каким артистом становится, чего хочет от своей карьеры, но то, какой из нее растет человек, до нее не доходило. Ей нужно было абстрагироваться от вечного бега, сделать пару шагов назад, чтобы увидеть всю картину целиком.

Сейчас происходило то же самое. После смерти Седрика она с головой окунулась в учебу, в борьбу с Амбридж, в обучение окклюменции. Затем погиб Адам, а за ним Дамблдор. Каждый год приносил свои испытания и потери, за вечной гонкой в желании поспеть за остальными и не погибнуть, она снова позабыла, кем была. Она не думала о том, как изменилась, какие приоритеты ею движут и делают из нее живого человека. Она просто делала, не раздумывая и не сомневаясь. А сейчас, ей хотелось подвести черту под всеми страданиями и болью и снова почувствовать в себе радость, огонек надежды и теплоты. Она когда-то ощущала это на сцене. У нее ничего не было, кроме сцены, но она была счастливой. По большей степени. А сейчас у нее есть многое из того, о чем она мечтала, но нет сцены… Отчего-то и счастье пропало…

Пусть это произойдет в последний раз. Лиз выйдет на сцену и не испугается. Она споет то, что захочет, а не то, что ей скажет Снегг или остальные. Она будет собой. Оголенной как нерв… Открытой как окна с шифоновыми занавесками в солнечный ветреный день… И пусть она погибнет, но она останется собой, бескомпромиссной и не сдавшейся. Этого будет ей достаточно.

***

Подолгу Лиз сидела в спальне. Одна. Сестры Патил и Лаванда сторонились ее, уходя или в гостиную, или в библиотеку. К тому же девичьи спальни были недоступны для парней. Это ее спасало от Невилла, который все настойчивее искал с ней встреч. До сих пор ей удавалось его избегать.

Лиз много писала, слушала музыку, которую взяла с собой в школу. Это были мелодии, к которым Лиз так и не написала стихов. Она слушала их снова и снова в поисках мелодии, которая отозвалась бы у нее в душе и побудила написать текст. Лиз не хватало всего одной песни. Все остальные были из старого ее репертуара или не изданы, но, тем не менее, они существовали.

Вдруг она услышала первый проигрыш новой мелодии – осторожный, нежный, мягкий… Это то, что было нужно! Почему она раньше проходила мимо нее? Пианино наигрывало мотив, незатейливо, но ласково, словно мама напевает колыбельную. К пианино подключается гитара. Пара аккордов, несколько струн… А затем целый оркестр: скрипки, ударные – все вместе они создавали именно то самое настроение, которое было нужно.

Лиз за пять минут написала текст. Эта песня стала реквиемом всем тем, кто погиб за последние пару лет. Не умерли естественно, а именно погибли. Почти в каждой магической семье были такие люди.

В первую очередь, песня рассказывала о чувствах, которые испытывала семья, близкие люди после потери любимых. Песня была от имени дочери. В семье погиб отец, семья разрушена, остались только мать и дочь, а также их воспоминания и безмолвный крик отчаяния и желания все вернуть назад. Но разве все можно вернуть? Увы…

***

В последний вечер перед приездом Волан-де-Морта в спальню к Лиз зашла Джинни. Она села рядом с подругой на кровать и жестом показала на наушники. Лиз в очередной раз прослушивала песни, что должна была исполнить следующим вечером, и показала жестом, что не может их снять. Джинни не стала церемониться. В следующий миг Лиз ощутила сильную боль в лодыжке.

– Ауч! Ты что творишь? – срывая наушники, воскликнула девушка. – Зачем щипаешься?

– А по-другому ты не реагируешь, – обиженным тоном произнесла Джинни. – Ты знаешь, что ты стала заслуженной затворницей Школы Чародейства и Волшебства Хогвартс?

– Плевать.

– Это же магловское приспособление! – указывая на плеер, удивилась Джинни. – Как он работает в стенах школы?

– Я его заколдовала. Смотри, – Лиз показала экран, – видишь, он даже не включен. Теперь это волшебный плеер. Меня Фред с Джорджем надоумили. – Лиз непроизвольно улыбнулась, вспомнив близнецов.

– Здорово! Хм… – Джинни задумалась, а потом добавила: – Может, поговорим?

– О чем?

– О том, что будет завтра.

– А что будет завтра?

– Лиз, пожалуйста, тебе не нужно притворяться передо мной, что тебе все равно.

– А что ты хочешь услышать? Что мне страшно до чертиков? Или что каждый час я задумываясь, а не сбежать ли мне, бросив все это? Нет, ты этого услышать не хочешь… а я не хочу говорить. Поэтому давай не будем.

– Лиз, я просто хочу помочь.

– Тогда… – Лиз не знала, что хочет сказать. – Тогда… если завтра я… если меня… – она нервно сглотнула, – если все закончится плохо…

– Не надо, Лиз! – Джинни не хотела слушать продолжение.

– Мне надо это сказать! Прошу! – в глазах девушки стояли слезы. Мысли, что она держала все это время внутри, рвались наружу. Она не будет спокойна завтра, если не произнесет их сейчас. – Если все закончится плохо, передай Гарри, что я ни о чем не жалею… А родителям, что я люблю их!

– Лиз, не надо, – Джинни смотрела на нее умоляюще.

– Это все.

Девушка протерла лицо от слез, надела наушники и погрузилась в музыку, тем самым давая понять, что разговор окончен. Джинни ничего не оставалось, как покинуть спальню.

Всю ночь Лиз ворочалась в постели, размышляя о том, что может произойти. Она прокручивала один сценарий за другим и не заметила, как провалилась в сон, тревожный и тягучий.

***

Разбудил Лиз коварный будильник. Девушке снилось, что она стоит на железнодорожной платформе и высматривает одного единственного пассажира – своего брата. Она была точно уверена, что ждет именно его, но он все не выходил из толпы. Где же он, думала она. И вот, именно в тот момент, как эта мысль родилась в ее голове, она увидела вдалеке знакомую непричесанную шевелюру, бросилась на встречу и тут же рухнула на асфальт, потеряв из виду брата. Оказалось, что звук будильника заставил Лиз дернуться и сделать лишний поворот. Секунда, и она лежала на полу, потирая ушибленное место.

– Отличное начало дня, – пробубнила она. – Хорошо, что хоть никто не видел.

Спальня была пуста. Лиз это не удивило. Вместо этого она принялась за сборы: сходила в душ, умылась, собрала сумку и надела форму. Волосы она оставила распущенными.

Как раньше она одна направилась в Большой зал на завтрак. По дороге она настраивала себя на нужный лад. Лиз было необходимо закрыть свое сознание от чужого вмешательства. Она знала, что Волан-де-Морт, скорее всего, попытается влезть к ней в голову. Ей нужно остерегаться этого.

Подходя все ближе к Большому залу, она сталкивалась со студентами разных факультетов и курсов. Многие из них были бледными и напуганными, они молча шагали к месту назначения, почти не дыша и не моргая. Лиз не могла винить их, ей самой было страшно, да только показать этого она не могла. Она понимала, что за ней будут наблюдать, искать слабые стороны, о ней будут судачить, ее реакции и поведение – обсуждаться. Поэтому она просто сделала глубокий вдох, собрала всю волю в кулак, отодвинула страх куда подальше и вошла в Большой зал.

Первого, кого она увидела, был сам Волан-де-Морт. Он сидел прямо по центру, в кресле директора. По правую руку от него был Снегг, по левую – Беллатриса Лестрейндж. За этим же столом сидели Кэрроу, Малфои, Долохов, Фенрир Сивый, Макнейр и Руквуд. Второй стол для преподавателей поставили за первым, тем самым показав, где чье место. Это было унизительно. Лиз увидела на лице профессора Макгонагалл ярость, смешанную с хладнокровием и достоинством.

Лиз направилась к своему столу. По пути она слышала шепот, чувствовала взгляды. Она понимала, что все смотрят на нее. Взгляд Темного Лорда обжигал все ее нутро даже на расстоянии. Зал замер, а Лиз продолжала идти, делая вид, будто не замечает происходящего.

Сев рядом с Джинни, она немного расслабилась.

– У нас что, кто-то умер? – вместо разноцветных флагов факультетов висели черные мрачные флаги Хогвартса. – По ком траур-то? – решила пошутить Лиз, но Джинни лишь напугано на нее посмотрела. – Какие все серьезные….

Лиз замолчала.

Завтрак прошел натянуто. Не было живого общения, все сидели поникшие, глядя в свои тарелки. Лиз ждала речи «главного гостя», но на удивление, тот не захотел высказаться. Ученики быстро проглатывали завтрак и спешили покинуть Большой зал. Никто не задерживался, как это бывало в другие дни.

Лиз последовала их примеру. Она быстро съела тост, запила его чаем и ушла. Ничего серьезного в рот не лезло. Даже то малое количество еды, что она в себя всунула, грозило выйти наружу.

Покончив с завтраком, Лиз направилась на Травологию. По дороге к теплицам девушку нагнал Невилл.

– Ты так и будешь меня избегать?

Лиз молчала.

– Ну, послушай, я сглупил. Не нужно было тебя целовать, слышишь? Прости меня, Лиз.

Но девушка не слушала, лишь прибавила шагу. Невилл остался позади.

В глубине души Лиз хотелось помириться с парнем, он был ее лучшим другом, но не сегодня, думала она, только не сегодня. Сегодня опасность грозит любому, кто будет рядом. Наступит завтра, там видно будет. Если наступит…

Урок прошел без сучка и задоринки. Хоть в воздухе и висело напряжение, которое заполонило всю школу, в теплицах можно было расслабиться. Другое дело – Защита от Темных Искусств, вот там будет несладко. Лиз словно бы ощущая неладное не хотела идти на этот урок. Лишь самообладание и гордость не дали ей сбежать и спрятаться где-нибудь на кухне или библиотеке.

Переступив порог класса, Лиз сразу поняла, что что-то не так: парты стояли иначе, кучнее, ближе к преподавательскому столу, а позади них стояло несколько скамей, которые уже были заняты Пожирателями Смерти во главе с Темным Лордом.

Хоть Лиз и не смогла совладать с первыми эмоциями, удивление на ее лице быстро исчезло, и вот она уже проходит мимо самого Лорда Волан-де-Морта с каменным непроницаемым выражением. Даже не взглянув на него, Лиз гордо прошла к своему обычному месту, ко второй парте в среднем ряду, там, где обычно сидела троица ее друзей во главе с братом. Осознание того, что на этом самом месте год назад сидел ее брат, придало ей сил, ей даже удалось немного успокоиться.

Студенты рассаживались. Слизеринцы вели себя почтительно и развязно одновременно, сегодня они короли положения.

Гриффиндорцы молча рассаживались по местам, старательно избегая смотреть на гостей и, почему-то, на Лиз. Невилл попытался было сесть рядом, но Лиз едва заметно кивнула ему, давая понять, чтобы он этого не делал, и тот сел за парту прямо перед ней. Таким образом, Лиз сидела одна за трехместной партой в то время как остальные были с соседями. И слизеринцы, и гриффиндорцы, тем самым, открыто заявили о своей неподдержке Гарри Поттера и тех, кто на его стороне. Каждый боялся за свою жизнь и тех, кого любил. Лиз их не винила.

Меж тем урок начался. Первые пять минут Амикус Кэрроу красноречиво изливал на присутствующих свой восторг, чем утомил не только студентов, но и того, кому были адресованы все эти восторги. Лиз сидела и думала про себя: «Это же надо уметь так лизать задницу!».

В кабинет постучали. В классе появился Северус Снегг.

– Прошу прощения, я опоздал, – произнес он холодным безразличным голосом.

– Увы, Северус, все места заняты, – от этого высокого резкого голоса у всех пробежал холодок по спине. – Ах, да, одно место все-таки есть.

Лиз спиной ощущала, будто бы видела то, что происходило там: Волан-де-Морт указывает на свободное место рядом с ней. Снегг не сможет отказать Темному Лорду, а для него это издевка в адрес мужчины, ведь тот когда-то любил ее мать. Лиз была уверена, тот не забыл об этом факте из биографии Снегга.

Все произошло именно так, как думала Лиз. Рядом с ней за парту уселся директор школы. Лиз даже головы не повернула в его сторону, лишь выпрямилась как струна и продолжила слушать учителя.

Меж тем, в дверь снова постучали. На этот раз порог переступила Алекто Кэрроу в компании пяти первокурсников. У Лиз внутри все упало, она уже догадалась, для чего их привели.

– Этот урок будет посвящен одному из лучших и часто используемых заклинаний Черной магии – Круциатус. Кто мне расскажет, для чего оно используется?

Дальше Лиз не слушала. Эти дети, первокурсники, полные надежд и мечтаний, приехавшие в школу, чтобы стать настоящими волшебниками, станут подопытными кроликами, пушечным мясом на радость Пожирателям и Волан-де-Морту. Лиз было противно, все внутри похолодело, руки сами сжались в кулаки.

– Итак, кто же первым пойдет к доске? – Амикус делал вид, будто бы водит палочкой по списку студентов. – Лаванда Браун.

Лиз посмотрела на девушку. Та была белой как полотно, вся дрожала и не могла сказать ни слова.

– Ну что же, милочка, прошу к доске! – злорадно произнес учитель.

На трясущихся ногах девушка вышла из-за парты и тут же уронила палочку. Слизеринцы загоготали. Лиз переполняла ярость, она злобно на них посмотрела, но тут же словила взгляд директора, предупреждающий и просящий ее успокоиться. С трудом Лиз удалось совладать с гневом.

Она с глубоким отвращением смотрела на происходящее: и ребенок, девочка 11-ти лет, и Лаванда стояли напротив друг друга, дрожали от страха и не могли ничего сделать.

– Ну же, подымайте вашу палочку, мисс Браун! – приказал Кэрроу.

Лаванда подчинилась. Она не хотела этого делать, в глазах ее стояли слезы, она была себе глубоко противна, но не могла сопротивляться. Дома ее ждали родители и младшая сестра.

– Прости, – прошептала она дрожащим голосом, а затем воскликнула: – Круцио!

Комнату заполнил детский крик. Девочка упала на пол и стала кататься, извиваясь и крича от боли. Многие вздрогнули, но Лиз осталась сидеть с каменным лицом, лишь одинокая слеза скатилась по щеке.

Ребенок – идеальная цель для таких тренировок. Ведь Лаванда по-настоящему не хотела ранить девочку. Но у детей хрупкие, ранимые души, они лучше остальных предрасположены к всякого рода воздействию, особенно к насилию. Они – идеальные жертвы. Лаванда здесь, бесспорно, тоже была жертвой. Это был тот случай, когда насилие происходило над двумя людьми сразу. И это было жестоко вдвойне. Лиз обернулась и увидела на лице Темного Лорда мрачное удовлетворение. Встретившись с ним взглядом, она не отводила глаз, желая показать, что не боится ни его, ни его рабов.

Ее отвлекло произнесенное следующим имя. «Невилл Долгопупс» сказал Амикус Кэрроу. У Лиз все оборвалось внутри. Она знала, что значит для него и его семьи это заклинание. Оно разрушило их семью, детство Невилла, счастье и надежду на лучшее будущее. Лиз думала, что Невилл не встанет, но парень поднялся и направился к доске. За спиной Лиз раздался издевательский смешок Беллатрисы Лестрейндж. Лиз еле сдержалась, чтобы не запустить в нее Авадой Кедаврой.

Меж тем Невилл стоял в растерянности у доски, мрачно глядя на свои руки. Он не знал что делать. Перед ним стоял ребенок, олицетворение его собственной потери, его родителей, его самого, разве он мог причинить ему, беззащитному, плачущему, боль? Нет. Он повернулся к классу, к Кэрроу и произнес:

– Я не могу.

Все ошарашено на него уставились. Кэрроу покраснел от ярости. Чтобы кто-то сорвал его урок, показал неповиновение перед самим Темным Лордом! Он не мог стерпеть такое унижение.

– Или ты сейчас же используешь заклинание, или я применю Империус. Выбирай, парень! – зашипел он.

Невилл нахмурился, а затем стал серьезным и решительно произнес:

– Я не стану этого делать!

Весь класс замер – все понимали, что сейчас произойдет. Кэрроу занес палочку, чтобы произнести заклинание.

– Стойте! – раздался чей-то голос.

Все повернулись и уставились на Лиз. Тут-то до нее и дошло, что это она выкрикнула.

– Мы слушаем вас, мисс Поттер, – издевательски произнес Амикус.

– Я лишь хотела предложить… – осторожно начала она, обдумывая одновременно то, что собиралась сказать, – …предложить заменить первокурсника собой.

Гриффиндорцы ошарашено на нее уставились, Лаванда прикрыла ладонью рот, слизеринцы были удивлены – в классе поднялся переполох.

Пока все переговаривались, Кэрроу искал одобрения Темного Лорда. Лиз же посмотрела на Невилла, тот выглядел несчастным и разбитым. Она перевела взгляд на Снегга, тот равнодушно смотрел на нее, ни один мускул на его лице не вздрогнул, лишь глаза безмолвно кричали «Что ты творишь?». Лиз это поняла потому, что не первый год знала мужчину.

– Что ж, – заговорил Кэрроу, глядя на Волан-де-Морта, – вы можете поменяться с мальчиком.

Первокурсник тут же встал в шеренгу детей, одновременно благодарно и испуганно глядя на свою спасительницу.

Лиз оставила свою палочку на парте и медленно прошла к доске. Она подошла к Невиллу и прошептала:

– Мы все еще друзья, и останемся ими после всего этого. Просто сделай это.

Невилл горько на нее посмотрел. Лиз незаметно взяла его за руку и сжала в знак поддержки, а затем отошла на другую сторону и встала напротив парня.

Она посмотрела на него спокойно, умиротворенно улыбнулась, сделала глубокий вдох и кивнула… Вдруг все ее тело пронзила боль, как будто одновременно в нее всадили сотни острых ножей, скрутили руки и ноги, били со всей силы несколько человек. Она не могла сопротивляться боли, из груди вырвался крик, в глазах потемнело… Она упала, пытаясь сбросить с себя боль, как пытаются погасить пламя на теле, катаясь по земле. Ей выкручивало руки, все тело ломало, каждый нерв чувствовал невыносимую боль… Вдруг все само прекратилось.

Лиз лежала на боку, спиной к классу. Остаточная боль еще была в теле, оно дрожало, ослабло. Лиз чувствовала, что по щеке скатилось пара слезинок. Она осторожно вытерла их рукавом мантии, а затем медленно села, а потом и встала. Поправив мантию и волосы, Лиз, глядя прямо перед собой, на дрожащих ногах направилась к своей парте. Прежде, чем сесть на свое место, она гордо посмотрела на Волан-де-Морта, желая показать, что не сломлена. Однако же сев на место, она не смогла сдержать дрожь в руках, пришлось пониже натянуть рукава мантии. Это не ускользнуло от зоркого взгляда директора.

***

Остальная часть урока прошла без заминок. Кэрроу, не желая больше попадать в затруднительное положение, приглашал к доске только слизеринцев. Те с воодушевлением приступали к тренировкам, показывая свою преданность идеям Темного Лорда. Лиз смотрела прямо перед собой, до конца занятия она даже не шелохнулась.

За обедом студенты тихо перешептывались, делясь подробностями инцидента. Лиз сидела одна. Невилла не было в зале, а Джинни еще не вернулась с Заклинаний.

– Лиз, – девушка повернулась и увидела Лаванду. Та стояла рядом с ней и казалась растерянной: – Я хотела извиниться. Ты так храбро себя повела. Не стоило мне… нам называть тебя трусихой.

Лиз устало ответила:

– Все нормально, Лаванда. Не стоило извиняться. Все в порядке.

Она грустно улыбнулась и отвернулась. Девушка пошла к подругам, оставив Лиз одну. Через пару минут прибежала взволнованная Джинни.

– Это правда?

– Что именно? – Лиз не хотелось разговаривать.

– То, о чем судачит вся школа. Будто бы Невилл применил к тебе Непростительное заклятие!

– Правда.

– Как ты? – тут же поинтересовалась подруга. Лиз понимала, что она волнуется.

– Все в порядке, – Джинни ей явно не поверила, поэтому Лиз добавила: – Правда. Я не пойду на последний урок, хочу как следует подготовиться.

– Но на ужине ты появишься? – в голосе девушке звучала тревога.

– Да, буду. Увидимся.

С этими словами Лиз вышла из Большого зала. Она шла к гриффиндорской башне, усталая и подавленная. По дороге ей попадались единичные студенты, спешившие на обед. Она не обращала на них внимания. Вместо этого она любовалась замком. Ей казалось, что она подмечает каждую деталь коридоров, которые проходила, запоминала, где стояли рыцарские доспехи, а где каменные статуи, каким узором изрезаны потолки и колонны, какие светильники и факелы выбраны для каждого коридора, какие картины висели на стенах. Каждая мелочь привлекала ее взгляд, затрагивала душу, вызывала воспоминания. Ей казалось, что не запомни она всего этого, то забудет или потеряет что-то важное в самой себе, история ее жизни станет неполной, недосказанной.

В таком состоянии она дошла до гриффинорской башни. В гостиной никого не было, она спокойно прошла к себе в спальню и стала готовиться к концерту. Раньше у нее были специальные люди, которые занимались ее прической и макияжем. Теперь ей предстояло сделать все самой. Но сначала…

Лиз пошла в душ. Став под теплые струи вод, она почувствовала облегчение. Напряжение смывали потоки воды. Лиз подставляла лицо воды, чувствую, что еще жива, что сердце ее все еще бьется. Она ощущала тепло, чувствовала, как вода стекает по ее телу, капли разбивались о ступни. Мертвецам такое не под силу. Она все еще жива… Все еще…

***

За приготовлениями Лиз не заметила, как наступил вечер. Он с закатом ворвался в спальню и заставил зажечь свет. Но прежде Лиз подошла к окну и несколько минут любовалась закатом. Из ее окна открывался невероятный вид. Удивительно, но за столько лет она ни разу этого не замечала. Величавое Черное озеро манило своей зеркальной гладью, лед на нем еще не взялся, зато равнина по обе стороны от него была укрыта снежным ковром. А поверх всего этого великолепия расстилалось небо. Громадное, необъятное, вечное небо, объятое сейчас вечерним закатом.

– Ты идешь на ужин? – раздался за спиной голос Джинни. Лиз обернулась: – Ух, ты!

– Что? – всполошилась Лиз.

– Ты – красавица!

– А-а-а, это. Ничего особенного. При помощи косметики даже из Пэнси Паркинсон можно сделать человека.

Девушки рассмеялись.

– Ну, идем.

– Сейчас, – Лиз последний раз посмотрела на себя в зеркало.

На нее смотрела молодая девушка. Длинные огненные волосы уложены красивыми крупными волнами, глаза ярко накрашены, губы же, наоборот, едва подкрашены. – Всё, я готова!

Девушки направились в Большой зал. По дороге им попадалось много студентов, многие бросали восхищенные взгляды на Лиз, но та их не видела. Она снова погружалась в состоянии напряженной сдержанности.

– Ты как? – осторожно спросила Джинни.

– В порядке, – машинально ответила Лиз. – Не забудь то, что я тебе сказала вчера.

– Лиз…

– Не забудь, – настояла девушка.

Они вошли в Большой зал. На этот раз зал был украшен практически так же, как в день приезда в Хогвартс. Сотни свеч плавало в воздухе над головами учеников, столы ломились от еды, но вместо флагов факультетов висели все те же черные готические полотнища с гербом школы. Преподавательские столы стояли в том же положении, что и утром.

Девушки заняли места ближе к однокурсникам и принялись ждать. Когда все собрались, двери закрыли, Волан-де-Морт встал и вышел к кафедре, за которой еще год назад выступал его заклятый враг, бывший директор Хогвартса Альбус Дамблдор.

С мрачной торжественностью, повадками хищного зверя, грациозностью змеи он вышел к кафедре. Осмотрел зал и, наконец, заговорил своим холодящим сердце голосом:

-Добрый вечер, ученики Школы Чародейства и Волшебства Хогвартс. Вы – избранные, вы – истинные волшебники, в вашей крови течет сама магия. Хогвартс не всегда слыл местом сосредоточения выходцев из чистокровных семей, но мы положим этому конец… Хогвартс больше никогда не запятнает себя подобной репутацией.

Лиз посмотрела на Джинни, та была серьезна, как никогда. Далее Волан-де-Морт красноречиво и нарочито торжественно рассуждал о необходимости процедуры отсеивания магловских выродков, об очищении магического сообщества от любой грязи, создании нового мира, где на вершине значимости стояла бы чистота крови.

Лиз было противно слушать эти рассуждения, основанные на неправильных, перевернутых понятиях. Но сказать что-либо она не могла. Пожиратели Смерти во главе с Беллатрисой аплодировали своему предводителю. Ученикам пришлось также аплодировать.

Пара человек из всего зала осмелилось этого не делать. С ними была и Лиз.

Темный Лорд еще немного рассказал о том «светлом будущем», которое ждет каждого, кто перейдет на его сторону.

«Ну, просто весь белый и пушистый!» – думала Лиз.

Когда же начался пир, все принялись есть, Лиз почти не притронулась к своей тарелке. Ей еще предстояло выступать, на голодный желудок это всегда получалось лучше.

Пир прошел, все на полчала покинули Большой зал. В это время зал преобразился: факультетские столы исчезли, уступив место скамьям, которые выстроились в ровные ряды по всему залу. В первом ряду в самом центре сидел Волан-де-Морт со своей свитой, в которую входили Беллатриса и Снегг. По обе стороны от них сидели остальные Пожиратели. Кэрроу сидели во втором ряду вместе с остальными преподавателями, лишь Малфои сидели чуть дальше рядом с сыном.

Лиз за это время отправилась гримерную, которую организовали в комнате сбоку от преподавательских столов. Те тоже исчезли, создав пространство, которое станет сценой.

Лиз стала переодеваться. Ее первый выход был только в середине концерта, можно было не спешить, но ей хотелось поскорей одеться.

Перед самым концертом к ней подошла Амели, когтевранка шестикурсница. Они уже выступали однажды на похоронах Дамблдора. Лиз тогда отметила, что девушка имеет замечательные вокальные данные. Им предстояло завершить концерт совместной песней.

– Ты как? Готова? – спросила Амели.

– Да, всё хорошо, – улыбнулась Лиз. – А ты? Не забудь сделать, как мы договаривались.

– Конечно. Я, если честно, слегка волнуюсь, – призналась девушка.

– Это ничего. Плохо было, если бы совсем не волновалась.

Они еще немного поговорили, а затем начался концерт, и началось движение.

Как в настоящем торжественном концерте сегодня перед каждым выступающим выходил ведущий, который подводил зрителей к следующему номеру. Лиз еще пару дней назад отдала подводки к своим номерам.

Когда выступило пару учеников, Лиз встала со своего места и прошла ближе к сцене, чтобы послушать, как зал принимает артистов. Она стояла и слушала песню за песней и не могла поверить своим ушам. Каждый следующий ученик перестраховался. Все пели какие-то глупенькие, пустые песенки, ни одной серьезной, глубокой, затрагивающей струны души песни. Лиз стало противно. Выходит, она одна, кто что-то собирается по-настоящему сказать своим выступлением. Это открытие ее поразило. Радовало лишь то, что и зал не воспринимал глупые, нелепые в данной ситуации, песни.

Когда ведущий вышел, чтобы объявить ее первый выход, Лиз запаниковала. Она поправила волосы, поправила юбку своего платья и пожалела, что выбрала наряд с таким длинным шлейфом. Для первой песни она выбрала бежевое платье с черным кружевом. На широкой юбке были вышиты кружевные цветы, лиф расшит черными лепестками. Получался одновременно готический и торжественный образ.

Ведущий произнес, запинаясь: «А теперь на сцену выйдет Элизабет Потт…ттер с песней «Реквием». Встречайте!».

Погас свет, заиграла музыка. Лиз, взяв в руки юбку, вышла на сцену и стала к стойке с микрофоном. На нее был направлен свет, в зале было темно. Лиз не смотрела на зрителей. Она остановилась за пару шагов от микрофона, сосредоточилась и сделала шаг к микрофону. Ее голос, серьезный и мелодичный, заполнил весь зал:

Уж сколько их упало в эту бездну,

Разверзтую вдали!

Настанет день, когда и я исчезну

С поверхности земли.

(Лиз дотронулась до солнечного сплетения и посмотрела в зал)

Застынет все, что пело и боролось,

Сияло и рвалось.

И зелень глаз моих, и нежный голос,

И золото волос.

И будет жизнь с ее насущным хлебом,

С забывчивостью дня.

И будет все – как будто бы под небом

И не было меня!

Изменчивой, как дети, в каждой мине,

(Лиз грустно усмехнулась и посмотрела на Темного Лорда, а затем обняла себя за плечи и закрыла глаза)

И так недолго злой,

Любившей час, когда дрова в камине

Становятся золой.

Виолончель, и кавалькады в чаще,

И колокол в селе…

– Меня, такой живой и настоящей

На ласковой земле! –

(Лиз развела руки, открывая объятия и глядя прямо в зал)

К вам всем – что мне, ни в чем не знавшей меры,

Чужие и свои?!-

(Лиз опустила руки и смотрела на всех гордо, глазами полными слез)

Я обращаюсь с требованьем веры

И с просьбой о любви.

(Во время проигрыша Лиз смотрела на зал с высоко поднятой головой)

За то, что мне прямая неизбежность -

Прощение обид,

(Она приложила ладони к груди, а затем резко их опустила, сжав в кулаки)

За всю мою безудержную нежность

И слишком гордый вид,

За быстроту стремительных событий,

За правду, за игру…

(Лиз протянула ладонь в зал и смотрела с мольбой, слезы текли по щекам)

– Послушайте!– Еще меня любите За то, что я умру.

К вам всем – что мне, ни в чем не знавшей меры,

Чужие и свои?!-

(В этот раз Лиз смотрела на зал открыто, не требуя, но прося)

Я обращаюсь с требованьем веры

И с просьбой о любви.

На последних словах ее лицо осветилось, глаза заблестели, а голос произнес «о любви» чуть выше, чем остальные слова в строчке.

Музыка затихла, зал молчал. Зажглись факелы в зале и Лиз увидела, что профессор Макгонагалл украдкой вытирала слезы, кто-то не стесняясь плакал, многие сидели грустными и погруженными в свои мысли. Лиз поняла, что не дождется аплодисментов, никто после такой песни не проявит одобрение перед самим Волан-де-Мортом, просто не осмелятся.

Она посмотрела на первый ряд, где все с ненавистью и неприкрытой злобой на нее смотрели, и решила, что ей пора покинуть сцену. Она поклонилась безмолвному залу и пошла прочь, чувствуя себя униженной. Сделав пару шагов к двери, ведущей к гримерной, она услышала одинокие, но сильные хлопки. Она обернулась и остановилась, пораженная увиденным: во втором ряду стояла профессор Макгонагалл и аплодировала ей. На ее лице была яростная решимость, которая вселила в нее уверенность в правильности выбранной песни. За декан Гриффиндора последовали гриффиндорцы: сначала Невилл и Джинни, а затем и все факультет. Лиз была тронута. Покидала она сцену под громкие аплодисменты ¾ части зала.

Только оказавшись за столом, где она переодевалась, Лиз смогла выдохнуть. Она справилась. Реакция зала придала ей сил и готовности продолжить свою тактику.

Она быстро переоделась в небесно-голубое платье, расшитое драгоценными кристаллами и бисером, поправила прическу и была готова вновь выходить на сцену. На этот раз она почти не переживала и знала, что ее примут.

Через пару номеров ведущий снова вышел на сцену и объявил ее:

“Наша семья, наши родные – самое важное, что может быть у любого человека. Они привносят в нашу жизнь радость, наполняют дни теплотой, оказывают поддержку. Иногда случается так, что кто-то из них далеко. Уехал, пропал, погиб… Как же быть тем, то остался без близкого? Встречайте, Элизабет Поттер!