Текст книги "Воробушек по имени Лиз (СИ)"

Автор книги: Lady Smile

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 65 страниц)

Сидя на коленях, Лиз гипнотизировала плиту молящим взглядом, желая только одного, чтобы она рассыпалась в прах, а Седрик был рядом. Пусть этого ничего не было…

Но оно было… Лиз опустила голову себе на грудь, кусая губы и жмурясь, она пыталась сдержать подоспевшие, как нельзя кстати, слезы. Она подняла голову и тихо произнесла вслух:

– Ты меня обманул… – она посмотрела на плиту со смесью обиды и горечи. – Ты обещал, что будешь рядом всегда… А тебя нет…

И снова новая волна слез… Всё ее тело содрогалось от рыданий. Она выпустила наружу все, что сдерживала в себе, не замечала, пыталась подавить долгие месяцы. Вот во что это вылилось… неконтролируемый поток слез и боли, опустошающий все ее существо.

В конце концов Лиз тихо сидела на коленях, обхватив себя за плечи и не двигаясь. Она смотрела невидящим взглядом на могилу, не думая ни о чем. Дорожки от слез высохли, а новых больше не было. Девочка находилась в прострации. В себя ее привел шорох за спиной. Резко обернувшись, она увидела миссис Диггори. Вскочив на ноги, она подняла палочку.

– Стойте, где стоите, – неуверенным дрожащим голосом скомандовала она.

– Лиз, ты меня не узнала? – от неожиданности голос женщины тоже дрогнул.

– Я узнала вас, миссис Диггори. Но я должна быть уверена, что это вы. Вы понимаете…

– Да, конечно.

– Что вы мне отдали в день, когда мы последний раз виделись?

– Медальон сына, а взамен получила твой, – спокойно ответила она.

– Что на нем было написано?

– Всегда.

Лиз медленно опустила палочку.

– Здравствуйте и извините меня за…

– Все хорошо, Лиз. Я видела тебя в окне… Решила подойти… Как ты?

Лиз посмотрела на могилу, на букетик, все еще лежащий на скамейке. Она медленно взяла его в руке и положила на плиту.

– Держусь, – ответила она, не глядя на женщину.

– Может быть, ты зайдешь к нам?

– О, нет, что вы… я…

– Я настаиваю, – мягко перебила ее миссис Диггори.

– Конечно, – согласилась Лиз.

Бросив последний взгляд на могилу Седрика, Лиз последовала за его матерью. Шли они недолго, всего несколько минут, но за это время не обмолвились и словом. У порога Лиз подавила в себе острое желание убежать. Зайдя внутрь, она сразу ощутила приятный манящий запах свежей выпечки. Миссис Диггори провела девочку в гостиную.

– Присаживайся, пожалуйста. Чай, кофе?

– Чай, спасибо, – ответила Лиз.

– Чувствуй себя как дома, – женщина оставила ее одну.

Легко сказать, подумала девочка. Как только миссис Диггори покинула комнату, Лиз снова почувствовала необъяснимый порыв, кричащий внутри нее «Беги, Лиз, беги!». Встав на ноги, она лихорадочно закрутила головой в поисках возможного способа побега, как вдруг наткнулась на что-то, привлекшее ее внимание.

Лиз медленно подошла к камину и взяла в руки рамку из вишневого дерева. На ней была изображена семья Диггори: родители, счастливые и молодые Амос и Азалия, держащие на руках маленького мальчика лет двух ,весело хохочущего. Его лицо было все запачкано чем-то. Заметив в его руке рожок с мороженым, Лиз сразу поняла чем. Девочка смотрела на маленького Седрика, и по ее телу растеклось тепло. Мысли о побеге больше не возникали. Лиз разглядывала одну фотографию за другой: свадьба родителей, первые шаги Седрика, полет на игрушечной метле, пикник где-то в живописной местности. Вот она жизнь… Не те две даты на серой плите, а эти фотографии, ухватившие моменты жизни. Благодаря им мир знал, что жил такой человек, как Седрик Диггори. Он жил, дышал, ходил по Земле, летал в небе, дружил, был рядом и любил… Лиз теперь не сможет сомневаться… Ведь есть эти фотографии…

– А вот и я, – в гостиную вошла миссис Диггори, неся большущий деревянный поднос, расписанный цветами и заставленный блюдцами с печеньем и конфетами, двумя чашками, чайничком и сахарницей.

– Замечательные фотографии! – показывая на камин, сказала Лиз.

– Я могу дать тебе одну из фотографий, – как бы между прочим сказала миссис Диггори, разливая чай.

– Если вас не затруднит. Я бы очень этого хотела! – с признательностью отозвалась девочка. – У меня есть лишь фотография в медальоне, но она слишком мала. Я бы хотела поставить одну в рамку и…

– Конечно, Лиз. Напомни мне перед уходом. А пока сходи в ванную и помой руки. Вторая дверь у лестницы.

Лиз молча пошла в ванную комнату. Включив горячую воду, она мыла руки, одновременно глядя на себя в зеркало. Боже! Заплаканое раскрасневшееся лицо, глаза припухли, нос красный, как у Рудольфа. Ополоснув лицо, девочка выключила воду и взяла полотенце.

Вытирая лицо, Лиз показалось, что она слышит голоса. Миссис Диггори была в доме одна, иначе мистер Диггори обязательно вышел поприветствовать девочку. Тогда Лиз решила, что возможно мистер Диггори вернулся с работы, и его жена сообщает ему о ее приходе. Быстро вытеревшись, девочка поспешила обратно в гостиную, но когда она вошла, перед ней по-прежнему сидела одна хозяйка дома.

– Миссис Диггори, мне почудилось будто… вы с кем-то говорили?

– О, это… – она заправила непослушную прядь за ухо. Лиз показалось, что женщина нервничает, – это радио. Я обычно слушаю его, когда одна дома. Вот и пришлось его выключить.

Она выдавила из себя улыбку. Девочка решила не обращать пока внимания.

– Садись, – женщина пригласила Лиз присесть. – Сколько тебе сахара?

– Две ложечки, спасибо, – она приняла горячую чашку чая, слегка помешивая ложечкой сахар.

– Итак, Лиз, как прошел твой год в Хогвартсе? До нас доходили разные слухи… Да и эта статья в «Пророке»! Тебя исключили из школы?

– Да, это так.

Следующий час Лиз рассказывала об ОД, об Амбридж, об исключении и последнем вечере в школе. Не упустила она и первого наказания у профессора ЗОТИ, рассказав, какую откровенную глупость они придумали, чтобы объяснить смерть Седрика.

Потом рассказ плавно перешел на СОВ. Лиз поделилась своими успехами, страхами и ожиданиями. А затем рассказала про Отдел тайн.

– Как ты могла умереть, Лиз? – ахнула миссис Диггори.

Лиз поставила чашку чая, к которой так и не притронулась. Чай давно остыл.

– Я и сама не знаю, как это вышло. Точнее, я знаю, почему умерла. Смертельное заклинание попало в меня, я чувствовала, как жизнь покидает мое тело, но я и понятия не имею, как вернулась. На той стороне я встретила своих дедушку с бабушкой. Они мне все и рассказали о выборе. Но знаете… Я думала… надеялась, что… Я очень хотела увидеться с вашим сыном, но… его там не было. Он ушел на более высший уровень… не знаю, как это объяснить. Я надеюсь, что там ему хорошо…

Лиз замолчала.

– Я тоже хочу в это верить, – опустив глаза, сказала миссис Диггори.

– Миссис Диггори, – Лиз вдруг посмотрела прямо в глаза женщине, – я могу посмотреть на его комнату, если, конечно, она не…

– Конечно.

Миссис Диггори нервно улыбнулась, резко встала. Ее глаза забегали по комнате. Лиз заметила, как ей не комфортно. Она хотела было уже извиниться за свою бестактность, но женщина пригласила ее наверх.

С каждой ступенькой, приближающей Лиз к комнате Седрика, сердце девочки падало все ниже, пока и вовсе не сорвалось в самый низ, когда они дошли до двери. На уровне лица была прибита табличка «Седрик». Лиз улыбнулась и взялась за ручку. Сейчас она увидит весь мир человека, которого любила больше жизни. Открыв дверь, Лиз улыбнулась еще шире. Все настолько предсказуемо: мягкие цвета, на стенах плакаты команд по квиддичу, повсюду символика его факультета и желтый цвет.

Лиз зашла внутрь и покружилась на месте. Она пыталась впитать в себя каждую деталь. К примеру, от нее не ускользнуло, что на застеленной кровати лежала раскрытая книга с закладкой, будто Седрик вышел на минутку и сейчас вернется, чтобы дочитать главу. Лиз присела на кровать и провела ладонью по одеялу. Мягкая, теплая ткань… приятно… Она посмотрела на прикроватную тумбочку и чуть не вскрикнула от неожиданности. На столике стояла рамка с ее колдографией. Та, что была в медальоне, только большая. Лиз посмотрела на миссис Диггори, и та лишь вымолвила:

– Мы подумали, ему было бы приятно.

В глазах у Лиз стояли слезы. Она снова опустила глаза.

– Знаете, я ведь очень долго не писала и не пела. Но потом вдруг осознала, что боль тоже придает сил. Она может послужить мне. И правда, она мне помогла написать песню о Седрике…

– Споешь для меня? Прошу, – попросила миссис Диггори.

– У меня нет гитары…

– Минуту.

Женщина вышла из комнаты, а через секунду вернулась с инструментом.

– Это Седрика. Он очень неплохо играет, – сказала она.

– А я и не знала, – грустно произнесла Лиз.

Она с огромной осторожностью взяла гитару в руки. С трепетом провела ладонью по корпусу. Закрыв глаза, она представила себя в Выручай-комнате… В той, где они с Седриком были счастливы. Туда, куда она вернулась прошлой осенью, чтобы почувствовать утрату и боль.

Закрытыми глазами она тихо запела, аккомпанируя себе:

Опустела без тебя земля…

Как мне несколько часов прожить?

Так же падает в садах листва,

И куда-то все спешат такси…

Только пусто на земле

Одной, без тебя,

А ты..ты летишь,

И тебе

Дарят звезды

Свою нежность…

Так же пусто было на земле

И когда летал Экзюпери,

Так же падала листва в садах,

И придумать не могла земля,

Как прожить ей без него

Пока он летал,

Летал,

И все звезды ему

Отдавали

Свою нежность…

Опустела без тебя земля…

Если можешь, прилетай скорей

Когда она открыла глаза, Лиз увидела миссис Диггори, безмолвно плачущую.

– Простите, я вас огорчила, – извинилась Лиз.

– Ничего. Это прекрасная песня. У меня нет слов… – она достала из кармашка платок и вытерла щеки. – Хотя я думаю, ты должна кое-что знать… Седрик мне говорил… незадолго до того, как всё случилось… Он всерьез думал о том, чтобы связать свою жизнь с твоей… Он хотел на тебе жениться, когда тебе исполнилось бы 17.

Лиз сделала вдох, а выдохнуть уже не смогла. Внутри нее что-то взорвалось и разорвало внутри все на мелкие клочки. Она сейчас поняла, что потеряла то самое, единственное, что встречается лишь однажды… свою половинку… свою родственную душу… иначе сказать невозможно… Сейчас она почувствовала, как будто ее снова убили… вырезали внутри дыру и оставили умирать… Она смотрела на женщину не моргая, не способная дышать и шелохнуться.

– Лиз, – женщина дотронулась до ее руки. Девочка опомнилась. Вздрогнув, она опустила глаза и сказала:

– Спасибо, что рассказали мне… Это очень… очень важно для меня… – она не сдержалась. Град, нет, проливной дождь из слез начался снова. Миссис Диггори не оставалось ничего, кроме как обнять девочку и постараться успокоить.

Через десять минут она дала девочке фотографию и отпустила домой. Уставшая, разбитая от слез и переживаний, Лиз уходила почти без эмоций. Она практически ничего не сказала на прощание т.к. слезы снова начинали падать из глаз. Опустошенная, Лиз шла по дороге, прижав к груди фотографию Седрика. Слова ее матери врезались ей в памяти и прокручивались снова и снова… Он хотел разделить свою жизнь с ней. Ее будущее было загублено, уничтожено… Ей хотелось кричать от боли, злости и жуткой ненависти к Волан-де-Морту и всем Пожирателям смерти. Сейчас она чувствовала, что если бы они попались ей на глаза, она бы убила их голыми руками. Они отняли у нее ее будущее… Кусая губу и прижимая фото, Лиз шла домой, стараясь не объявить войну всем и каждому.

Меж тем, как только дверь за девочкой закрылась, в гостиную въехала инвалидная коляска. В ней сидел худой парень со светлыми волосами. По его щекам текли слезы. Он посмотрел на свою мать и сказал:

– Я чуть не выдал себя, мама. Я так ее люблю! А она думает, что я мертв!

– Мне тоже было нелегко, Седрик. Но Дамблдор просил не говорить ей, – мягко возразила женщина.

– Будь проклят этот Дамблдор! – крикнул парень, развернул коляску и уехал на кухню. Сейчас ему не хотелось верить ни в один довод старика. Ему хотелось все рассказать его Лиз, но Седрик не мог. И все из-за слова, данного этому Дамблдору!

Комментарий к Chapter 45 (Шестая книга)

Песня:

Нежность (есть множество вариаций этой песни. Послушайте в исполнении Татьяны Булановой. У нее версия более робкая, как мне кажется. Во всяком случае, я представляла ее, когда выбирала песню)

========== Chapter 46 ==========

Многие люди не помнят того момента, когда их жизнь изменилась до неузнаваемости. Кому-то понадобилось больше времени, чем одно мгновение. В результате, оборачиваясь на пройденный путь на склоне жизни, они не понимают, как так могло произойти и бессильно опускают руки. Но Седрик был не из тех людей… Он точно знал, когда все пошло прахом. Он знал, кому обязан его сегодняшним положением. Он знал все… И поэтому ему было тяжелее сдержать злобу. Однако, в самом начале и ее не было…

***

Зеленый луч света и холод, сменившиеся темнотой… Он думал, что это конец. За миг до конца он пожалел о том, что не послушал Лиз… Как бы ему хотелось увидеть ее в последний раз, сказать, как он был не прав, но уже слишком поздно…

***

Робкий луч света пробрался сквозь льняную занавеску и теперь щекотал лицо парня. Сначала ему показалось, что он в Раю: всё вокруг белое, светится… Но было что-то не так… Седрик попытался пошевелиться, но у него не получилось. Тогда он попробовал сесть, но и это ему не удалось. Последняя попытка – закричать. Ничего. «Что же со мной?» – испуганно промелькнула в его голове мысль. Его глаза метались от одного предмета к другому, с потолка, на стены, с двери на окно. До него дошло, что он в какой-то комнате. Но где? И почему он один? Он не понимал, жив он или мертв, пока не увидел… лицо его матери… Заплаканная Азалия Диггори смотрела на своего сына. Он увидел ее измученное, испуганное и одновременно удивленное лицо лишь на мгновение, а затем оно снова выпало из поля его зрения. Он хотел замотать головой, позвать ее, но у него не выходило. Паника охватила его… Седрику начало казаться, что это всего лишь видение его матери, а не она сама. Но он снова оказался не прав.

Прошло несколько минут, показавшихся ему вечностью, прежде, чем он увидел своего отца. Он радовался, но плакал… Седрик не понимал почему. Парню хотелось сказать «Все хорошо! Эй, это же я, Седрик. Я жив!», но вместо этого он видел только лицо своего отца. Он заметил, что отец шевелит губами словно… говорит. Он говорит! Парень напряг слух, но слышал только тишину. Отчаяние из-за бессилия накрыло его с головой. Пусть внешне он и выглядел неподвижным, застывшим, как камень, внутри его разрывалось пламя. Оно сжигало, поглощало всё с немыслимой яростью… И все из-за бессилия… Поняв, что ничего не меняется, ему захотелось плакать… К его удивлению, Седрик почувствовал горячую мокрую дорожку, спускающуюся к виску. Ему даже показалось, что он начал различать какие-то звуки.

С…с…Сед… Сы… Внутри него всё напряглось. Все его тело хотело услышать… Каждая его клеточка сейчас настроилась на волну его ушных раковин, чтобы помочь парню услышать. От напряжения лицо парня налилось кровью. Конечно, парень не знал этого наверняка, но лицо его отца – взволнованное и испуганное – подсказывали ему это.

– Седрик, сын мой, – вдруг донеслось до него.

Парень услышал голос отца… Приглушенно, словно тот находился в другой комнате за стенкой, но он слышал.

– Ты слышишь нас, Седрик? – дрожащим голосом спросила мама.

«ДА!» – хотелось ему кричать, но вместо этого комнату заполняла тишина.

До него вдруг дошло – он мог моргать… Это возможность. Он тут же лихорадочно заморгал, глядя прямо в глаза отцу.

– Ты нас слышишь? – осторожно повторил отец.

Одно моргание – да.

– Он моргнул один раз. Это значит да? – повернувшись к жене, спросил он.

– Думаю, что да.

– Сынок, – отец повернулся к парню, – один раз – это да, два раза – нет?

Ответом было одно моргание.

– Да! Он нас слышит! – ахнул Амос.

– Милый, не бойся, мама и папа рядом, – Азалия взяла сына за руку. Седрик моргнул:

– Не боюсь.

– Ты находишься в больнице, – осторожно заговорил отец. – Ты находился в коме четыре месяца. Сейчас конец октября. Сынок, ты помнишь, что с тобой произошло?

– Да, – моргнул тот.

– Всё произошло так, как говорила Лиз?

– Да.

Амос тяжело вздохнул.

– Наверное, ты задаешься вопросом, почему ты остался жив?

– Да.

– Мы сами не знаем, – опустил голову мистер Диггори. – Дамблдор говорит, это из-за Лиз. Она тебя защитила. Как? – он посмотрел на сына. – Даже такой человек, как Дамблдор, не знает. Он только говорил что-то о силе любви, но я не понял ничего.

– Это чудо, Седрик, – миссис Диггори снова заплакала. – Если это и правда благодаря ей, то… то… – женщина была не в силах что-то сказать.

– Ты сейчас находишься в больнице, в Тибете. Здесь когда-то лечились родители Лиз. Дамблдор отправил нас сюда, сказав, что тебе помогут. И он был прав, – лицо мистера Диггори просияло, – ты очнулся!

***

Прошло еще два месяца, прежде, чем Седрику удалось сдвинуться с мертвой точки. За это время произошло множество интересных вещей.

Во-первых, к нему приезжал Дамблдор. В один из первых дней декабря он вошел в его палату в теплой дорожной мантии, его борода растрепалась, шляпа покосилась. Но мягко улыбнулся парню и присел на краешек его постели. Старик проговорил несколько часов. С помощью окклюменции он понимал, что интересует парня, поэтому у них все же получился какой-никакой, но диалог.

Так он узнал, наконец, что же произошло в тот день. Лиз его защитила, поставила заслон с помощью своей энергии. Он вспомнил, как она его умоляла, не идти, как перекрыла собой выход, как ему пришлось ее обездвижить. Все эти моменты он вспоминал с горечью. Дамблдор рассказал ему о том, что Лиз считает его погибшем. На его мысленную лавину мыслей, старику пришлось ответить. Очень долго ему пришлось убеждать Седрика в правильности такого положения вещей. Но, все же, парню пришлось согласиться с этим. Его Лиз думала, что он мертв, ей пришлось пережить утрату. Директор рассказал ему о ее успехах, объяснил это тем, что таким образом Лиз пыталась убежать от боли. Седрику было не по себе. Он не хотел, чтобы ей приходилось переживать такое. Но он понимал, что не мог вернуться сейчас. И это было связано не только с его физическом состоянии, он знал, что Лиз была бы счастлива просто потому, что он жив, но с тем, что его появление сделает ее уязвимой. Дамблдор объяснил ему, что Волан-де-Морт вернулся. Главной его целью по-прежнему осталась семья Поттеров. Любой приближенный к ним человек – мишень для удара. По словам директора Лиз тяжело переносила удар, второй раз может ее просто убить. С болью в сердце ему пришлось признать правоту Дамблдора.

Во-вторых, за это время он научился говорить отдельные слова: мама, папа, Лиз, пить, туалет, плохо, больно, не могу… Он постепенно начинал чувствовать свои конечности, научился поворачивать шею, глотать сам пищу, улыбаться… За такой короткий срок это было немыслимо. Все врачи хватались за голову, были поражены его волей к жизни. А Седрик всего лишь хотел восстановиться, чтобы к тому времени, как Волан-де-Морт будет повержен, вернуться к Лиз здоровым. Теперь же, узнав от Дамблдора подробности ее жизни в последние несколько месяцев, он еще больше укрепился в своем намерении.

По правде говоря, не все было так радужно. Конечно, Седрик шел маленькими шажочками к выздоровлению, но очень часто он не замечал этого. Нередко ему хотелось всё бросить, иногда он даже жалел о том, что выжил. Смерть… самый легкий вариант для него. Как было бы легко не жить, не бороться… Очень часто его охватывали злость и отчаяние. Ему казалось, что все бесполезно! Он злился на себя, на родителей, которые только и делали, что успокаивали его, на врачей – таких спокойных и молчаливых, даже на Лиз. Его злоба приводила Седрика к проклятьям. В уме он бросал Лиз в лицо ее любовь, веру и силу. Только одна вещь приводила его в порядок – медальон. Родители отдали ему медальон Лиз, его же находился у нее. Каждый раз, когда ему хотелось все бросить и просто умереть, он брал в ладонь медальон, проводил пальцами по холодной стали, ощущая гравировку «Навсегда» и приходил в себя. В тот момент он понимал для чего все его страдания. Так же он понимал, что кроме него страдают и другие. Он мог только представить, чего стоило его родителям видеть своего сына немощного, полуживого. О Лиз ему и вовсе было страшно подумать… Она считала его мертвым.

В такие моменты, он долго, по несколько часов разглядывал ее лицо, улыбку, ясные изумрудные глаза… В его голове прокручивались все их моменты. Иногда, закрыв глаза, ему казалось, будто он чувствует ее прикосновения, запах тела, слышит ее смех и голос… Но это все было лишь воспоминанием… От этого было очень горько. Ночами он представлял себе, как Лиз спит в своей постели в комнате девочек в башне Гриффиндора, пытался нарисовать в воображении ее школьные будни. Часто его охватывала паника. А что, если она полюбит кого-то? Ведь она думает, что он мертв! Мысль о том, что кто-то будет прикасаться к Лиз доводила его до безумия, и так он мог промучаться до самого рассвета, а с утра начать еще усерднее стараться.

После Нового года Седрика перевезли обратно в Лондон. В больнице Святого Мунго, благодаря Дамблдору, отвели целый этаж для его лечения. Здесь работали те же врачи, что лечили и родителей Лиз. Они знали свое дело и умело справлялись со своими обязанностями. Никто из них не мог раскрыть его тайну: на этаж наложили заклятие Фиделиус или Доверия, хранителем которого стал сам Дамблдор.

В конце января мистер Диггори отлучился ненадолго. Вот уже месяц, как он вернулся на министерскую работу, но брал ее на дом, ссылаясь на собственную болезнь. Каждый день ему приходилось появляться в своем отделе по контролю за волшебными существами, чтобы предоставить отчеты, которые он делал на каждый день. Амос всегда старался сделать это как можно быстрее, чтобы поскорей вернуться к сыну. А в этот раз задержался. Миссис Диггори уже начала волноваться, когда ее муж зашел в палату. Он был взволнован и немного растерян. Уже через минуту он сообщил, что столкнулся на лестнице с Лиз. Эта новость взбудоражила Седрика. Ему захотелось вскочить на ноги и броситься за ней! Но вместо этого у него вырвалось тихое «Лиз» – это всё, на что он был способен сейчас. Как же он ненавидел сейчас свое состояние! Лиз была всего несколькими этажами ниже, здесь, под одной крышей с ним и не знала, что он рядом. Он с жадностью ловил каждое слово, сказанное его отцом. Каждый раз повторял «Еще», требуя, чтобы мистер Диггори вспоминал новые детали, а потом повторял снова сказанное. Седрик слушал и слушал, представлял себе лицо Лиз, ее голос, рисовал себе картину встречи с отцом.

Он узнал, что они организовали нелегальный кружок по Защите, узнал о ее наказании из-за того, что она вступилась за его, Седрика, память, узнал, что она все еще любит его и скорбит. Странно, но он был счастлив в тот день. Она не забыла его… Она всё еще любит… Надежда и силы возродились из пепла его души и с новой силой застучали в сердце. С этого дня в нем не было сомнений. Седрик старался изо всех сил, отдавался полностью, без отдыха и перерывов восстанавливал утраченные навыки. Его усилия не прошли бесследно.

Уже через полгода ему разрешили вернуться домой. За это время Седрик научился сидеть, ко всей верхней части тела вернулась подвижность, речь тоже постепенно осваивалась. Теперь он мог высказывать свои мысли простыми предложениями, отрывисто, иногда нечетко, но мог. Родители купили для него магловское инвалидное кресло, и теперь он мог перемещаться по дому сам. Все эти успехи очень радовали Седрика. Он постепенно становился независимее, его достижения за такой короткий срок вселяли в него надежду на скорое полнейшее выздоровление. Он чувствовал, что прошел невероятно долгий и длинный путь и до финиша осталась меньшая половина. Это придавало уверенности в своих силах.

В конце июня к ним заглянул Дамблдор. Впервые за долгое время Седрик был напуган. Директор сообщил о происшествии в министерстве. Когда Седрик услышал о смерти Лиз, ему показалось, что его мир рушится, но быстрое уверение старика в том, что она выжила, только сбили Седрика с толку. Дамблдор снова пустился в разъяснения, а затем принялся уверять парня в необходимости еще больше держать в секрете его спасение. Ведь теперь война ведется открыто, а это значит, что опасность грозит всем и, в первую очередь, Поттерам. Рассказать он правду Лиз значило бы самолично подвергнуть ее опасности со стороны Волан-де-Морта. Но так же, это значило бы, что ему, Седрику, пришлось бы бежать и скрываться, как это уже сделали многие волшебники, попавшие под удар.

Седрик понимал всю серьезность и обоснованность слов Дамблдора и, не хотя, дал слово не высовываться.

Но буквально через неделю он пожалел обо всем, что наобещал. Он был в своей спальне, было около полудня, он сидел у окна в своем кресле и читал книгу. Какое-то глубинное внутреннее чувство заставило его поднять глаза и посмотреть на улицу. Он не поверил тому, что увидел – к их дому шла Лиз с букетом цветов. Внутри него все замерло, его рот безмолвно открылся, а глаза неотрывно следили за девушкой за окном. Она шла в длинном сарафане, ее рыжие волосы разлетались на ветру, от яркого солнца она щурилась, что всегда казалось Седрику очень милым. Она остановилась на секунду и посмотрела на дом. Парень тут же отпустил занавеску, которую отдернул до этого. Ему вдруг показалось, что она смотрит именно на его окно, он даже дыхание задержал, чтобы не выдать себя. Но вот, она прошла мимо… Седрик понял, куда она шла… Кладбище… Букет в руках – могильные цветы.

Взволнованно он развернул коляску и выехал из комнаты в коридор, где столкнулся с мамой.

– А я как раз к тебе. Ты хочешь…, – спросила она.

– Она здесь! – воскликнул Седрик. – Лиз здесь!

– Где? – испуганно заозиралась женщина. – В доме?

– Нет!

– О, Мерлин, ты напугал меня, – с облегчением сказала она.

– Лиз пошла на кладбище… Ко мне… на могилу.

– О, Седрик! – мама села на корточки и посмотрела на сына. – Она должна была когда-нибудь это сделать…

– Пригласи ее! – выпалил Седрик.

– Сюда? Мы не можем… Ты здесь…

– Пригласи ее, мама! Я обещаю, что буду тихо сидеть наверху. Она не узнает… Я просто хочу услышать ее голос, ощутить присутствие… Мама, – умоляюще попросил парень, держа свою мать за руку, – прошу…

– Ну, ладно, – сдалась она. – Только пообещай, что не выдашь себя, чтобы ты не услышал!

– Обещаю.

– Даже, если она будет умолять Господа вернуть тебя! Если будет плакать навзрыд! Ты не откроешь себя, обещаешь?

– Обещаю, – он опустил глаза.

– Хорошо, я приглашу ее на чай. Только лучше тебе перебраться куда-нибудь поближе.

Она спустила сына на первый этаж и оставила его в кабинет отца, что находился рядом с гостиной, а сама отправилась на кладбище за девочкой.

Седрик не знал, что делать. Внутри него все кричало, сердце бешено колотилось, гулом отдавая по ребрам, дыхание стало прерывистым и поверхностным. Он волновался, боялся того, что услышит, боялся, что не сдержит обещания и бросится прочь из кабинета, как только услышит знакомый голос. Прошла, кажется, вечность, прежде, чем он услышал голос матери:

– Лиз, проходи. Чай, кофе?

– Чай, спасибо.

– Чувствуй себя как дома, – женщина оставила ее одну.

Седрик понял, что его с Лиз отделяла только одна стена. Сейчас его воробушек, его девочка была совсем одна в гостиной. О чем она думала? Он не знал. Как же ему хотелось сейчас переступить через свои обещания. Но он знал, что тем самым мог ее погубить. Поэтому он кусал себе губы и старался не шевелиться, пока не услышал шаги, а затем и голос своей матери:

– А вот и я!

– Замечательные фотографии! – сказала Лиз.

– Я могу дать тебе одну из фотографий, – предложила миссис Диггори.

– Если вас не затруднит. Я бы очень этого хотела! – с признательностью отозвалась девочка. – У меня есть лишь фотография в медальоне, но она слишком мала. Я бы хотела поставить одну в рамку и…

– Конечно, Лиз. Напомни мне перед уходом. А пока сходи в ванную и помой руки. Вторая дверь у лестницы.

Лиз молча пошла в ванную комнату. Как только Седрик услышал звук закрывающейся двери, он выехал из кабинета.

– Мама, она хочет иметь мою фотографию у себя!

– А ну-ка вернись в кабинет, – тихо, но решительно потребовала женщина.

– Хорошо, только… Спроси ее обо всем… о школе, о «Пророке», обо мне…

– Обязательно.

– Мама… спроси у нее насчет парней… – от нерешительности Седрик опустил глаза. – Есть ли у нее кто…

– Ладно, – миссис Диггори тоже стало неловко.

Вдруг она услышала, что кран в ванной закрыли, вода больше не лилась, а значит, Лиз сейчас вернется.

– Прячься, – потребовала она.

От неожиданности Седрик поехал не в кабинет, а на кухню. Он не сумел вовремя вернуться т.к. услышал шаги. Лиз вернулась в гостиную, теперь ему придется прятаться здесь.

– Миссис Диггори, мне почудилось будто… вы с кем-то говорили? – спросила Лиз.

– О, это… это радио. Я обычно слушаю его, когда одна дома. Вот и пришлось его выключить, – нашлась миссис Диггори.

Усевшись в кресло поудобнее, Лиз рассказывала об ОД, об Амбридж, об исключении и последнем вечере в школе. Не упустила она и первого наказания у профессора ЗОТИ, рассказав, какую откровенную глупость они придумали, чтобы объяснить смерть Седрика.

Потом рассказ плавно перешел на СОВ. Лиз поделилась своими успехами, страхами и ожиданиями. А затем рассказала про Отдел тайн.

– Как ты могла умереть, Лиз? – ахнула миссис Диггори.

– Я и сама не знаю, как это вышло. Точнее, я знаю, почему умерла. Смертельное заклинание попало в меня, я чувствовала, как жизнь покидает мое тело, но я и понятия не имею, как вернулась. На той стороне я встретила своих дедушку с бабушкой. Они мне все и рассказали о выборе. Но знаете… Я думала… надеялась, что… Я очень хотела увидеться с вашим сыном, но… его там не было. Он ушел на более высший уровень… не знаю, как это объяснить. Я надеюсь, что там ему хорошо…

Лиз замолчала. Внутри у Седрика что-то ёкнуло. Впервые он слышал все это от нее.

– Я тоже хочу в это верить, – тихо сказала миссис Диггори.

– Миссис Диггори, – Лиз вдруг посмотрела прямо в глаза женщине, – я могу посмотреть на его комнату, если, конечно, она не…

– Конечно.

Миссис Диггори встала и пригласила ее наверх.

Пока они были наверху, парень пытался переварить то, что услышал. Он гордился Лиз, ее успехами, достижениями, борьбой. Она не сдавалась, билась до конца. Даже пожертвовала собой. Она надеялась, что на другой стороне встретит его, но не встретила. От ее разочарования и грусти, ему самому стало не по себе. Именно в тот момент ему хотелось закричать во все горло «Лиз, я здесь!», но он снова сдержался, глотая свою обиду на судьбу и злобу.

Вдруг сверху до него дошел тихий, нежный и такой любимый голос. Эта была песня… об потере, печали и утрате любви… Он слушал эти строки, слышал надрывные нотки в голосе его Лиз и не смог сдержаться… Слезы тихо покатились по его щекам, застилая все перед глазами.