Текст книги "Fallout: Equestria (ЛП)"

Автор книги: Kkat

сообщить о нарушении

Текущая страница: 43 (всего у книги 119 страниц)

«Да, работа трудна,» – раздавался голос Красного Глаза из ближайшего динамика, пока грифина осматривала группу несчастных пони под ней. — «Но только благодаря щедрому дару нашего труда дети и дети наших детей смогут иметь лучший мир. Мы должны бескорыстно отдавать всё, что можем, чтобы Новая Эквестрия могла возродиться и подняться. И это не то, что легко попросить.»

Честно говоря, я не шибко заметила, чтобы Красный Глаз вообще просил.

"Дикари заботятся только о своих небольших группах, они не могут или не хотят видеть более широкую, общую картину. Рейдеры и Стальные Рейнджеры являют собой воплощение эгоизма, их заботят лишь собственные желания и устаревшие кодексы, они берут у нас всё, что хотят, ничего не давая взамен.

Но здесь, сегодня и каждый день, мы отдаём. Мы создаём. Там, где другие только знают, как разрушать, мы строим! И это, дети мои, то, как мы проложим путь для..."

Один из тянувших повозки гаркнул на нас, заставив многих пони съёжиться, а одну даже залиться слезами:

– Сделайтесь презентабельными, вы, кучка бесполезных мулов!

Выражение грифины вдруг сменилось с чего-то вроде мягкого презрения на холодный гнев. Она повернула свою массивную бронебойную винтовку быстрее, чем, я думала, это возможно. Выстрел из неё был подобен праведному гневу Луны. Гаркнувшего на нас пони разорвало на две части, пуля пробила асфальт и схоронилась глубоко в земле.

Несколько пони закричали. Пурпурная кобыла с оранжевой гривой начала пятиться, стараясь отступить от распространяющейся лужи крови. Её полное ужаса лицо было забрызгано чем-то, что выглядело, как желудок мёртвого работорговца.

«...Мы не животные. Мы не зебры. Мы пони! У нас лучшая натура и высшее призвание. Мы знаем, что дорога трудна, но мы, столкнувшись с проблемой, стоим на своём и идём дальше. Мы знаем, что многие из нас страдают и гибнут, и никогда не вкусят сладкие плоды нашего труда. Но из-за нашей щедрости и надежды другие познают лучшее будущее. Потому что будущее стоит любых жертв! И да, Новая Эквестрия требует жертв.»

Окей... но жертвы?

Речь Красного Глаза закончилась, и снова началась музыка, возвышенная и царственная. Грифина смотрела не на нас, но на сжавшихся работорговцев.

– Не перебивайте, когда Красный Глаз говорит!

Затем она повернулась к нам.

– Меня зовут Стерн, – заявила грифина, глядя на её новых рабов. – И это мой город.

* * *

– Вы – работники, – сообщала нам Стерн, прохаживаясь по крыше выше. – Вы работаете над созданием более светлого будущего, Новой Эквестрии, которая будет населена членами Единства. Ваша работа является даром будущему. И вы можете сделать этот дар добровольно, или же Красный Глаз сделает его за вас.

Я оказалась в противоречии. Я кипела от обращения с рабами, которое являлось не чем иным, как медленным и мучительным убийством. И всё же... я поняла цель Красного Глаза. Может быть, не полностью. Всё это Единство становилось совершенно жутким. Но прогресс? Стремление сделать мир лучше любой ценой? То же побуждение оставило меня по круп в крови, и меня за это не терзает чувство вины.

Красный Глаз заставит вас работать над тем, над чем нам, возможно, все равно следовало бы вместе трудиться. (Хотя и добровольно и в более безопасных условиях!) А я? А я прострелю вам голову, если вы насилующий и убивающий паразит на шкуре всего рода пони. Выходит, мы оба решили, что пони, не выбравшие правильный путь, утрачивали право жить свободно, если и жить вообще.

Но была разница. Есть линия между Красным Глазом и мной. Она просто не такая чёткая, как мне бы хотелось. Тем не менее, это не уменьшало боль от того, что я видела и слышала вокруг себя, и не отменяло необходимость прекратить эти ужасы.

– Но большинство из вас не шибко заботятся о будущем, не так ли? Я вижу это по вашим глазам. Вам насрать на других пони. Вы заботитесь только о своей "свободе". Ну так слушайте же внимательно, потому что я собираюсь рассказать вам, как освободить себя, – сказала Стерн хриплым голосом с осуждением и отвращением. Часть меня хотела закричать, что я забочусь. Но другая, гораздо более сильная, часть меня внимательно слушала. Если я не смогу найти отвёртку и неохраняемое место, чтобы спрятаться, то это могло бы быть моим лучшим шансом.

– Свободу здесь зарабатывают! – Ага, конечно, подумала я. Но Стерн была быстра, чтобы изложить эту концепцию. – Вы можете трудиться на заводах и фабриках и работать дома до упаду, или же вы можете стать добровольцами для более опасной работы. И эти добровольцы будут вознаграждены. Красный Глаз – очень щедрый жеребец. Он даёт вам три варианта.

Грифина подняла три когтя-бритвы и начала загибать их.

– Вы можете выбрать работу в Группе по Восстановлению Стойл. В области Филлидельфии находится много Стойл, богатых ресурсами. Но Стойла, как правило, опасны. Они зачастую имеют собственную систему безопасности или собственные... уникальные опасности.

Я вздрогнула, почувствовав новую волну ярости.

Грифина нахмурилась.

– И, конечно, есть Стальные Рейнджеры, которые охотятся за той же добычей. И, прежде чем у вас появятся какие-либо неправильные идеи, позвольте мне предупредить вас: Стальные Рейнджеры сразу убьют любого, кто встанет у них на пути перед изъятием старой собственности Стойл-Тек. Они начнут убивать вас так же быстро, как начали бы убивать нас. А в тех редких случаях, когда в Стойлах есть ещё живые жители, они, как правило, убивают их всех тоже. А Красный Глаз даёт им те же варианты, что и вам.

Мои глаза расширились, моя челюсть упала. Изнасилуй их Луна своим рогом!

– Если вы проработаете два года в Группе по Восстановлению Стойл, Красный Глаз обещает вам свободу. Вы будете помечены и получите разрешение жить так, как вам захочется. – Грифина понимающе ухмыльнулась, – До тех пор, пока вы не решите стать проблемой.

Два года. Это... не вариант. Но я действительно сейчас думала не об этом. Я думала о том, что мне с Блюберри Сэйбр нужно будет обменяться парой очень очень грубых фраз. Я уже выбирала патроны для знаков препинания.

Загнув второй коготь, Стерн продолжила:

– Вы можете работать в кратере Филлидельфии. Красному Глазу нужны радиоактивные материалы, и этот кратер просто сокровищница, заполненная ими.

Если Блюберри Сэйбер можно было верить, а с её стороны было бы глупо врать о моей цели, то я знала, зачем Красный Глаз раскапывал кратер. Ему нужно было топливо для реактора. Но работать в эпицентре взрыва мегазаклинания... даже в противорадиационном костюме это было бы смерти подобно!

– Красный Глаз заявил, что любой пони, который проработает полные шесть месяцев в кратере Филлидельфии, будет лечиться от лучевой болезни и получит свободу. – Её клюв скривился в ложно доброй улыбке. – Но так как он такой благотворительный жеребец, Красный Глаз недавно сократил срок до всего четырёх месяцев. – Я подозревала, большинство пони умирали от отравления в течение трёх.

– И третий вариант, – сообщила нам Стерн, держа оставшийся коготь, – состоит в том, чтобы сражаться в Яме. Яма – арена для битвы, пони против пони. В каждом Турнире по шесть раундов, и обычно Турнир проводят один раз каждую неделю. Чаще, если Красный Глаз почтит нас своим присутствием.

Грифина посмотрела сверху на нас, оценивая жалостное стадо новых рабов.

– Если вы последовательно переживёте шесть турниров, то не только получите свою любимую свободу, но и почётное место в армии Красного Глаза. – Она выпрямилась, сердито смотря на нас. – Но, откровенно говоря, никто из вас не выглядит достойным такой чести.

Чернотелая грифина фыркнула.

– Тем не менее, для меня дело чести – дать вам этот вариант. Просто постарайтесь не быть слишком лёгким врагом для вашего оппонента, если всё-таки выберете его. – Затем, нахмурившись на нас ещё раз, она предупредила: – Это способы, заработать свободу. Но есть ещё два способа получить её. Вы можете в любое время решить присоединиться к Единству. Если вы сделаете это, то ваша судьба будет в копытах Богини. – Она сказала это слово, как будто оно было неприятно. – Или, конечно, вы можете обрести свободу через смерть.

– Попытайтесь сделать что-нибудь глупое, попробуйте бунтовать, попробуйте бороться, попытайтесь сбежать... Что угодно из этого – прекрасный способ умереть ужасной смертью. – Стерн пригвоздила нас взглядом. – Но это то, чем они являются.

* * *

Добро пожаловать в Филлидельфийскую Ферму Развлечений!

Выцветшее, преувеличенно-большое изображение головы Пинки Пай и её передних копыт выглядывало, свесившись с верхушки стальных кованых ворот в виде арки. А за ней простирались гниющие руины того, что когда-то было огромным парком аттракционов. Я помню его по изображению на плакате в лачуге СтилХувза. ( "Таким должен был быть Гранд Галлопин Гала! Каждый день! Всегда!)

Нас погнали через арку. Значительная часть старого парка развлечений, где раньше проходили ярмарки, была приспособлена под жилища для рабов. Мне выделили циновку из соломы где-то в ограждении, где пони когда-то носились в небольших вагончиках, врезаясь друг в друга для развлечения. (Так как я была новенькой, мне не приходилось рассчитывать на четыре стены, только на крышу. И мне сказали, что я должна быть рада и этому. Дождь в Филлидельфии, как меня предупредили, жжётся.).

На тропинке к воротам, я увидела рабов, запряженных в те самые вагончики, расчищающих груды булыжников и одновременно тянувших за собой колесницу, в которой стояла пони-рабовладелец, которая хлестала их кнутом, если они шли недостаточно быстро. Либо если рабовладельцу нравились звуки, которые издавали бедняжки под ударами плетью. Либо ей просто было скучно.

Проводил ли хоть кто-нибудь из тех замученных пони свои ночи на Плугодроме? Заебись ирония.

Когда-то жеребята и молодые кобылки протащили бы своих родителей целые мили, чтобы играть и веселиться на глупых аттракционах и представлениях Филлидельфийской Фермы Развлечений. Теперь это был чудовищный памятник рабству и смерти, окрашенный в яркую, отслаивающуюся краску.

Пинки Пай не одобрила бы.

Над нами проплывали три Шара Пинки Пай по постоянной орбите над старым парком аттракционов. Один свободно перемещался, другие два были закреплены по одному на каждое из двух самых высоких зданий, которые ещё стояли по эту сторону Стены. Первый был привязан к старому отелю, избитому, но не сломленному, который возвышался всего в нескольких кварталах за пределами восточной окраины Филлидельфийской Фермы Развлечений. Огромная надпись на балконе на двадцатом этаже была изржавевшая и давно потерявшая своё освещение, но даже без него я могла признать отель Альфа-Омега с фотографии в статье, что я видела пару дней назад.

Второй Шар Пинки Пай был привязан к зданию, возвышавшемуся прямо из Фермы Развлечений. Оно явно было стилизованно под амбар, выглядя как ничто иное, как колоссальная версия здания на Ферме "Сладкое яблоко". Первые этажи были покрыты фресками ярких цветов и изображениями сказочных персонажей, большинство из которых соскользнули с Обрыва Детского Легкомыслия в Долину Тревожных Образов. Американские горки, которые описывали петли по всему парку развлечений, проходили сквозь здание на уровне шестого этажа. Огромная радио-баншя на крыше "амбара" была изменена, чтобы выглядеть как огромный смешной флюгер.

Я поняла, что смотрю сейчас на Филлидельфийский центр Министерства Морали.

Я должна была знать. Пинки Пай и её министерство создали спрайт-ботов. Источник вещания спрайт-ботов должен был быть в каком-то из центров Министерства Морали. Он был недостаточно мощным, чтобы охватить Мэйнхэттен, но каждый спрайт-бот ретранслировал сигнал, что позволяло Министерству Морали повысить эффективность до бесконечности. Когда Красный Глаз захватил центр, он просто добавил свои проповеди в список воспроизведения. Саму же музыку Министерство Морали транслировало ещё до войны.

Как будто в насмешку над моим откровением, в динамиках заиграл клавесин, и полились слова песни:

«Вы должны делиться, вы должны заботиться. Это то, что вы должны сделать!»

Я действительно очень захотела пушку.

– О, смотри, – крикнула кроваво-красная кобыла, чьи тёмно-зелёные волосы были уложены в форме шипов. Она развалилась на зрительских перилах арены Плугодрома. – Свежее мяско!

Рабовладельцы, которые шли с нами, ушли. Гнаш кинул мне прощальный взгляд, который я не могла никак объяснить. И нас оставили одних с другими рабами. Многие не обращали на нас внимания. Большинство, удостоившее нас взглядом, делало это с печальным, смирившимся выражением.

Я почувствовала отвращение при виде некоторых из них – у многих выпадала шерсть и волосы из гривы, открывая взгляду фурункулы и обесцвеченную плоть, страдающие от сухости конечности, шелушащуюся кожу лица. Медленно умирающие жертвы радиоактивного отравления.

Но здесь были и задиры.

Кроваво-красная кобыла соскользнула с перил и подошла к нам.

– Слушайте сюда, мои маленькие личинки червей, – пролаяла она. Её кьютимарка была похожа на глазное яблоко, нанизанное на копьё. Я вздрогнула, удивляясь, как и каким образом вообще можно получить такую кьютимарку. Блюберри Сэйбр предупреждала, что мне, возможно, стоит больше опасаться заключённых, нежели охранников.

Другой пони присоединился к ней: неуклюжий жеребец цвета мочи с очень злым жёлтым цветком в качестве кьютимарки. (У меня появилось абсурдное ощущение, что этот цветок хочет убить меня).

В школе Стойла номер два были хулиганы, и эти пони напомнили мне о них. Не важно, насколько бессильными мы все были, они найдут способ сделать всех нас ещё более несчастными. Это было презренным в лучшем случае. В то время, как пони страдают, я чувствовала, что это гнусно, что некоторые из рабов сами ищут способы, как сделать жизнь других ещё хуже. Я знала, что лучший способ стать сильнее – через дружбу. Разве мы не должны работать все вместе? Но... это было проще и быстрее для эгоистов.

– Я – Блад, – объявила багровошкурая кобыла с гривой-шипами. Затем, представляя перекачанного жеребца, добавила: – А это Нарц. – Бугай глазел на нас, задерживая взгляд на кобылах.

– Я знаю, вы там сейчас слышали те разглагольствования Стерн, мол, Филлидельфия вся её и всё такое, – сказала Блад. (Я готова была спорить, она не посмела бы, будь грифина где-то поблизости.) – Так вот: Плугодромом владеем мы!

– Да у вас здесь просто славная империя, – успела вполголоса съязвить я, прежде чем смогла замолчать.

Блад будто дали пощёчину.

– Чё сказала? – Она подошла ко мне, прищурившись. – Ты сказала там что-то? Вроде звук был, будто ты говорила, хотя я что-то не припомню, чтоб разрешала тебе.

Что же это я не могу рот закрытым подержать? Ладно, раз уж она собирается вышибить из меня всё дерьмо, может заодно и жуков кусачих вытрясет.

А если подумать, то наверное, хорошо, что я привлекла её внимание. Если задиры получат новую кобылку для битья, это хотя бы немного отвлечёт их от остальных рабов. А я уже и с драконом сталкивалась, так что смогу вынести всё дерьмо от этих двоих.

Ладно, убегала от дракона. Но это уже придирки.

– Так ты что-то там говорила? – спросила Блад, нос к носу со мной. Для такой позы ей нужно было слегка опустить голову, и это, как я видела, доставляло ей удовольствие. Мой невысокий рост делал меня весьма привлекательной жертвой.

– Я... я п-просто сказала... какая у вас славная империя. Нуу, понимаете... целый парковый аттракцион-развалина, – заикаясь выдала я и отклонилась назад. – Вы н-наверняка так гордитесь!

Глаза Блад округлились.

– О... так ты просто у-мо-ляешь меня тебя избить. – Она подняла копыто и поставила его на цепь от моих оков, отправив меня лицом в грязь. – Слушай сюда, кобылка, правила теперь такие. Говоришь, когда я разрешу. Лижешь, где я скажу. По вечерам полпайка отдаешь мне. И тогда, возможно, лишь возможно, я придержу тебя для себя и не отдам Нарцу иметь тебя каждую Луной проклятую ночь, пока он тебя не располовинит!

Я взглянула на неё, нацепив жалостное выражение лица.

– Нарц, – сказала она громиле цвета мочи. – Ну-ка выеби её хорошенько!

Тяжело ступавший жеребец подошёл ко мне с мерзкой ухмылкой:

– С удовольствием!

Он развернулся и лягнул.

ОЧЕНЬ СИЛЬНО!

Боль взорвалась в моей груди. Я обнаружила себя летящей назад. Я пробила сгнившие останки того, что когда-то было ларьком для продажи хот-догов (с изображением Пинки Пай, обильно поливавшей их горчицей).

Я изо всех сил пыталась встать на ноги, когда он ещё раз врезал мне на полном скаку, сбивая с ног. Думаю, я услышала, как трещат рёбра. Стало больно дышать.

Самец подбежал ко мне, пока я пыталась перевести дыхание, и встал сзади. Я боялась, что он сломает мою незащищенную спину, и перевернулась. Он компенсировал это, поставив копыта на мой живот, выбив ударом весь воздух, что во мне был. Я закашляла, почувствовав кровь.

Огромный жеребец встал, нависая надо мной.

Мой рог слабо застветился, обернув его очень нежную часть в телекинетическое поле, и предупреждающе сдавил.

Нарц резко остановился.

– Предлагаю сделку, – прошептала я, полустоном от боли. – Ты сам решаешь, что я недостойна твоего внимания... Таким образом ты сохранишь лицо. И в ответ я не покажу тебе, насколько я хороша в этом деле. – Я сжала немного сильнее, и его тряхнуло от боли, у него выступил пот. – И ты держишься подальше от других рабов, иначе сделка отменяется. – С ещё одним маленьким сдавливанием Нарц горячо кивнул, проливая слёзы из глаз от натуги, стараясь при этом не закричать.

– Согласен? – спросила я, хотя я знала, что он уже согласен, так как я слегка скрутила телекенетическое поле. Его реакция безусловно того стоила.

– Хорошо, – буркнула я, чувствуя во рту привкус тёплой меди. Я отпустила его и опустила голову, у меня перед глазами всё плыло. Я нуждалась в медицинской пони. Я нуждалась в Вельвет Ремеди.

Отряхиваясь, Нарц сделал вид, что смотрит на меня сверху вниз. Потом в раздражении отступил.

– К чёрту! – сказал он слишком громко. – Она настолько мала, что смахивает на грёбаного ребёнка! – Он обернулся, Блад смотрела на него, сузив один глаз в недоверии.

Нарц оглянулся через плечо на меня и фыркнул, видимо, решая, что ему может и не может сойти с копыт. Он отвёл свою правую заднюю ногу и сделал выпад, обрушив отвратительно жёсткий удар прямо меж моих задних ног. После чего побежал прочь, греясь в очевидном одобрении кобылы цвета крови.

Я никогда в жизни так сильно не кричала.

* * *

«Я гулял по улицам Филлидельфии, очищенным от булыжников, и видел завод, производящий сталь, текстильные фабрики, производящие одежду, электростанцию, производящую электричество,» – голос Красного Глаза гордо звучал из металлических динамиков на стальных столбах, которые пронзали красноватый вечерний воздух. – «Это начало, но такое славное начало. И все это принадлежит нам... каждому из нас».

– Что это? – спросила я, чуть не плача, когда мне сунули под нос миску с непонятной кашеобразной массой. От запаха мой избитый желудок сжался в спазме.

– Овсянка, – равнодушно ответил пони-раб, зачерпывая полную миску той же бесцветной жижи для следующего пони.

– Овсянка? Вы с ума сошли? – Я посмотрела на него с недоумением. – Это нисколько не похоже на овсянку! Ни по виду. Ни по запаху. Ни по... – Ещё одна порция дряни плюхнулась из черпака в миску. – ...звуку.

Я отдала половину "овсянки" Блад, чувствуя себя так, будто это я проявляю жестокость. Потом я помоталась вокруг, пока не нашла другого пони, у которого отбирали его порцию, и отдала ему остальное. У меня всё равно слишком болели мягкие места, включая живот, чтобы пытаться есть.

В благодарность он дал мне мрачный совет по продолжительному существованию в качестве "работника" в Филлидельфии. Не выбирай Кратер. Большинство пони, которые идут туда, не проживают и трёх месяцев. Что уж говорить о четырёх. Не выбирай Яму. Тебе придётся пережить тридцать шесть схваток с рабами, чтобы выйти из неё, а схватки всегда на смерть. Я застонала. Я не представляла себя забирающей жизнь другого раба. Ну, может быть, Блад или Нарца, но никак не безвинных.

Сам он работал на свалках, пользуясь инструментом, который он называл авто-топором, чтобы разрезать на части колесницы и другие крупные куски металла для переплавки. Это была опасная работа, и их держали под постоянным наблюдением охранников, стоящих на высоких местах, но без кнутов. Ни один рабовладелец не стал бы появляться на свалке с рабами, вооружёнными вращающимися лезвиями, магически зачарованными, чтобы легко прорубаться сквозь металл.

Он потчевал меня многочисленными способами смерти, имевшимися в Филлидельфии. Одним из самых неприятных была работа в карьерах, которые я видела по пути сюда.

– Но к счастью, – сказал он, – их берегут для пони, которые пытались бежать или даже хуже – саботировать работу Красного Глаза.

– А что в них?

– У Филлидельфии есть небольшая проблема с параспрайтами, – сказал пони, доедая остатки моей жижи. – Очевидно, было какое-то массовое заражение может быть за три или четыре десятилетия до мегазаклинаний. Предположительно, его побороли, но параспрайты очень живучи.

Он стал вылизывать миску, пока я пыталась сдержать рвоту.

– Пару лет назад ребята Красного Глаза пробивались в одно из Стоил, располагавшееся довольно близко к Кратеру, и открыли карман, набитый проклятыми тварями – все облучённые до чёрта и мерзкие как никогда.

– Блотспрайты? – спросила я, но он покачал головой.

– Не, блотспрайты – это то, что получается из параспрайтов, которые подхватывают порчу. Большие и злобные, но не склонные размножаться. И это благо, уж поверь мне. – Он серьёзно посмотрел на меня. – А эти мелкие паршивцы облучены. Большая разница.

– Так... что они делают?

– То же, что и всегда. Едят и выплёвывают таких же, – сказал он и пристально посмотрел на меня. – Только теперь они плотоядны.

Они едят... пони? О, Селестия!

– А те дымоходы?

Жеребец опустил голову.

– Ну, там мы сжигаем гнёзда, которые они находят. Единственный способ убедиться, что они больше не размножаются, это убить их огнём. – Он нахмурился. – Проблема в том, что иногда остаётся несколько глубоко в гнезде, которые как следует не прожариваются истребителями. Они просыпаются после жары, вылетают... сетка над карьерами нужна для того, чтобы они не успевали улететь далеко, а один из охранников всегда вооружён огнемётом. Особенно после того случая, как одной кобылице мелкий паршивец залетел в глотку. Они потом cгрызли её изнутри.

Полный кошмар. Мне было искренне жаль, что я не могла разуслышать этого.

Но как бы ни было это плохо, на вершине его списка способов смерти стояло Единство.

– Я знаю, что этот ублюдок Красный Глаз говорит, но я знал множество пони, которые пошли добровольцами в Единство, но ни один из них так и не вернулся, – признался он мне. – Как говорят некоторые пони, Богиня, чем бы она там ни была, превращает их в этих больших аликорнов, которых мы иногда видим поблизости. Но если бы это было правдой, то я полагаю, что их должно было бы быть больше. И мне думается, что хоть кто-то из них потрудился бы вернуться и поздороваться со старыми друзьями, раз уж они могут летать.

Я не посчитала полезным говорить ему, что их, вероятно, было больше, чем он думал. Мой разум уже обрабатывал другую информацию. У псевдобогинь не было кьюти-марок, и их по крайней мере направляли при помощи телепатии. Мои мысли крутились вокруг той возможности, что трансформация начисто удаляла их индивидуальность и чувство себя. Сделать такое с пони было... хуже убийства!

* * *

Ночь была холодной, и у меня не было одеяла. Я лежала на погрызенном крысами старом коврике, который до меня был кроватью рабов, большинство из которых, вероятно, ныне мертвы. Коврик был настолько изношенным, что на нём лежать было, возможно, неприятнее, чем на бетонном полу под ним, и таким заляпанным, что мне действительно не хотелось к нему прикасаться. Но это было всё, что я имела.

Моё тело было покрыто синяками и всё ещё было трудно дышать. Мои рёбра дали трещину, но, к счастью, не были сломаны. Я всем сердцем старалась игнорировать ещё худшую боль снизу. Часть меня хотела убить Нарца, настолько мучительно и жестоко, насколько это возможно. Часть хотела свернуться калачиком и плакать. Я боролась с обеими этими частями. Учитывая, что я сделала и пригрозила сделать с ублюдком цвета мочи, думаю, часть меня хотела бы показать, что я могу взять то блюдо, что ему предложила. Хотя бы потому, что я сказала ему, что он мог бы сохранить лицо, и сколько бы я его ни ненавидела, должна признать, именно это он и сделал.

Небо над нами было чёрным и отражало легкие оттенки оранжевого и красного. С наступлением ночи все кузницы, печи и другие ярко светящиеся объекты стали видны более отчётливо, придавая Филлидельфийским Руинам адский вид. Хуже всего была тонкая красная тень в воздухе которая стала люминесцентным заревом над огромной ямой, куда ударило мегазаклинание, пропустив обширные промышленные районы города, чтобы попасть в самое сердце городских жилищных построек. Тьма никогда полностью не окутывала центр Филлидельфийского Кратера.

Порыв ветра принёс глубокий холод и вместе с ним удушающий, едкий запах откуда-то из глуби Филлидельфии. Некоторые рабы закашлялись во сне, я вздрогнула и попыталась дышать, не вдыхая.

Я скучала по своим друзьям. Я задалась вопросом, были ли они в порядке. В голове я начала проигрывать все ошибки, которые я допустила, все пути моего плана, которые могли бы пойти не так...

Где-то невдалеке я заметила вспышку зелёного пламени.

Встав, я тихонько скользнула наружу и включила Локатор Ушки-на-Макушке, чтобы он помог мне обнаружить жар-феникса. Моё сердце наполнилось благодарностью за компанию, когда я увидела, как она уселась на табличку в виде улыбающейся Пинки Пай с поднятым копытом. ("Вы должны быть такого роста, чтобы кататься на Колесе Фермы Развлечений") За ней железная громада колеса возвышалась над парком, словно злобно взирающий на нас механический глаз.

Паерлайт музыкально крикнула мне.

– Спасибо, – сказала я ей искренне. Не думаю, что я могла бы пройти через это испытание в одиночку.

Я подумывала засыпать её вопросами, попросить передать Вельвет Ремеди сообщение, или ещё с полдюжины других вещей. Вместо этого я решила просто сидеть, положив голову на двумерную Пинки Пай, и наслаждаться её компанией.

* * *

– Ну, давай выберем тебе работу, – сказал Мистер Шайни, глядя на меня. Мистер Шайни был пони-рабовладельцем, отвечающим за назначение новых рабов на работу, и он обладал обманчиво-ласковым голосом. – Я вижу, у тебя есть ПипБак, и ты должна бы быть помечена для визита к Доктору Слаутеру, но я думаю, мы можем не торопиться с этим. – Он одарил меня улыбкой, которая казалась доброжелательной, но не было в ней никакого реального тепла. – Что скажешь, если мы вместо того, чтобы снять, используем это?

У меня всё ещё всё ужасно болело, я немного хромала, но он этого не замечал, или, по крайней мере, его это не волновало. Я была уверена, что он назначал на работу пони и в гораздо худшем состоянии.

– Что я должна делать?

– Так, в городе есть здание, которое кишит параспрайтами. Но на этот раз мы не можем просто зайти туда с огнемётами. Поэтому мы могли бы использовать пони с Пипбаком, – объяснял Мистер Шайни. – Эта вещица может находить для тебя мишени, так? Мы отправим тебя туда в экологическом снаряжении и с маломощной энергомагической винтовкой. Стреляй по чёртовым штукам, пока они не станут горстками пепла.

– Сколько... сколько их там? – Назойливые кошмары предыдущей ночи снова пронеслись у меня в голове.

– Не должно быть больше пятидесяти. У них не было ничего, что можно было бы съесть, с тех пор, как гнездо было обнаружено. Бедный Вайттэйл.

В течении получаса он выдал мне всё снаряжение. Кроме боеприпасов. Я получу их, когда попаду в здание. Они протолкнут их через отверстие для почты.

* * *

Воздух пронзили лучи яркой пурпурно-красной энергии, метнувшиеся в мою сторону от охранной турели на потолке в холле. Один из лучей попал по моему экологическому костюму, проплавив дыру размером с копыто немного пониже моей кьютимарки и оставив ожог. Когда я прыгнула за стол, я подумала, вот бы не остался шрам, как на моей шее.

Терминал на столе мягко светился этим тошнотным светло-зелёным цветом, каким почти все они светятся. Я спряталась за ним и взялась за взлом системы. Это заняло всего секунду; защита терминала была жалкой. А мне повезло! Терминал мог выключить турели.

Турель выпустила ещё одну очередь огненных стрел розового цвета. Несколько ударов пришлось на заднюю стенку терминала. Он взорвался перед моим лицом с фейерверком искр.

Я могла бы навсегда ослепнуть или вообще умереть, если б экологический костюм не включал в себя противогаз и внушительные очки. Я в страхе отодвинулась от стола и обдумала ситуацию.

До этого момента охота за жуками была скорее разочаровывающей, чем опасной. Снаряжение надёжно защищало меня от параспрайтов, и я настолько напрактиковалась в искусстве подкрадываться, что могла бы подобраться сзади, прежде чем полуслепая тварь меня заметит. И это было хорошо, так как я почти совсем не умею пользоваться энерго-магическим оружием. Даже с небольшого расстояния, даже с З.П.С. я промахивалась столько же раз, сколько и попадала.

Когда турель изрыгнула очередной луч, маленький жёлтый параспрайт подлетел ко мне, привлечённый запахом моего обожжённого мяса. Я проскользнула в З.П.С., пока он подлетал ближе, прицелилась лазером и открыла огонь. Я попала с третьего выстрела, и он рассыпался вспышкой бирюзового пепла. Я вышла из режима прицеливания, но секундой позже снова активировала З.П.С., чтобы прикончить ещё двух параспрайтов (один из которых был цвета близкого к цвету плоти).

"Кажется, у меня проблемы"

Я проверила магическую спарк-батарею. На тех двоих ушло пять выстрелов. Лучше, но ещё не отлично. Если верить встроенному сканеру в моем ПипБаке, в доме было ещё пятьдесят два параспрайта, которых мне придётся уничтожить, а я сейчас убила около девятнадцати – двадцати одного параспрайта. А значит нужно было избавиться ещё от тридцати одного, большинство из которых, я знала, роились на производственном этаже здания – пространстве, которое я избегала, решив очистить сначала оставшуюся часть здания. Только сейчас они чуяли мясо.

У меня оставалось 7 выстрелов.

"Большие проблемы!"

Турель выплюнула ещё больше магической энергии, пытаясь завалить меня. Не очень умно, учитывая, что целый большой металлический стол был на пути. Стол становился тёплым на ощупь.

Если я тут не найду ещё боеприпасов... или, что лучше, другого оружия....