Текст книги "Non Cursum Perficio (СИ)"

Автор книги: Heart of Glass

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 48 страниц)

Однако, как подействовало-то, как подействовало! Надо взять этот метод на вооружение. И ни за что не признаваться, что Сао Седар – это собственно весь такой красивый я. Вряд ли за мной будет бегать толпа экзальтированных поклонников, чтобы я им подписал фото на память. А вот чтобы разобрать меня на молекулы и вытрясти секреты моего стенохождения – это уже более вероятно. Так что не будем зевать и чесаться, подобно полковнику Йельчину. Будем настороже!

Вдохновляемый этой мыслью, я вжался в угол кабины и оттуда осторожно оглядел пленер, открытый мне разъехавшимися дверями. Пустой коридор, залитый голубым галогеновым светом, белые двери с номерами, тишина. Никто не шевелится по углам и не воет в вентиляции. Можно выходить. По стеночке, по стеночке я прополз до середины коридора и задом вдвинулся в кухню. Сам не знаю, что я там собирался найти полезного, но нашёл в результате лежавшую на столе початую пачку «Vogue», пустую тарелку с засохшими остатками рассольника и пистолет «Беретта Шторм». Свежая смазка на затворе и кисловатый запах пороха быстро разубедили меня в том, что это такая сувенирная зажигалка. Однако весело живут люди в этом втором подъезде! Пистолеты раскидывают по столам, как у нас в общаге какие-нибудь прищепки… общего пользования…

«Я должен думать о самообороне», – голосом Тин-Тин сказал я попытавшейся чего-то вякнуть совести, аккуратно пристраивая «Беретту» в карман брюк и одновременно пряча сигареты в пиджак. Нет, я конечно давно бросил курить, но мало ли что?! Запас карман не тянет. По здравом размышлении, тарелку я оставил в покое, дополнительно разжился коробком спичек и высунул голову в коридор, стараясь смотреть одновременно в две разные стороны.

Возле лифта нашлась аккуратная табличка с надписью «17. Жилые комнаты». А на стене рядом с дверью в кухню обнаружилась жирная стрелка, указывавшая влево и вбок, а под ней что-то непонятное – изображение электрической лампочки, зачёркнутое крест-накрест. Может, сиё значит – лампочки утилизировать там? Или курить лампочки запрещено? Или там темно и нету лампочек? Последний вариант более всего отвечал моим познаниям в области Никельской энергетики, но не устраивал меня как таковой.

Загудел лифт, и я вздрогнул. Серый типчик явно не будет сидеть в холле и ждать от бога выспятка, так что и мне негоже подолгу застревать на одном месте… Придерживая в кармане тяжеленный пистолет, от которого у меня начали позорно сползать брюки, я резвой рысью проскакал ещё пару десятков метров по клетчатому линолеуму, свернул на лестницу и неожиданно обнаружил у себя впереди по курсу худенькую девушку.

Какое-то время мы молча таращились друг на друга, потом я ещё раз судорожно подтянул брюки и вежливо поздоровался.

–Вы тут чего? – оставила безответным моё пожелание доброго дня мышастая девушка. Она стояла чуть ниже меня на гранитных ступеньках, такая обычная в своём затрапезном голубом платье, и сердито хмурила белые бровки. В руке у неё было железное ведро с грязной водой и созерцательно плававшей там тряпкой. Перехватив ведро поудобнее, девица дублировала:

–Вы чего тут носитесь? Чего не на работе? Я вахтенному сообщу…

–У меня больничный! – выдал я нервно и для убедительности покашлял.

–А чего тогда носитесь? – всё никак не могла отцепиться эта крыса. С ведра срывались и стукали о гранитные ступеньки крупные капли. За спиной смолкло гудение лифта, послышались шаги и до рези в печёнках знакомое посвистывание. Отчаяние придало мне сил:

–Что я ношусь? А ты сама не видишь, сколько времени? – я выхватил из кармана телефон и повертел им у девицы перед носом, продолжая другой рукой держать брюки.

–И чё?

–Чё, чё, столовая сейчас закроется, я и так завтрак пропустил, потому что лежал с высокой температурой! А мне жрать охота, – сварливо огрызнулся я, взмокнув при мыслях о неумолимо сокращающемся расстоянии между мной и типчиком в сером.

–А, ну ладно, – сказала, наконец, девица, укусив себя за ноготь на мизинце, и посторонилась.

Я устремился вниз и на середине пролёта был остановлен пронзительным воплем в спину:

–Если увидите вахтенного, скажите этому козлу: ещё раз нагадит в отстойнике, будет мыть его сам! После вчерашнего там все стены в кровище! Я лучше в Кирпичное вернусь, чем буду за его чернявками мыть, мазут ему в чай! Понятно?!

–Ошибаешься, я вообще ничего не понял из твоего визга, – буркнул я себе под нос, скачками через две ступеньки удаляясь от противной девицы вместе с её ведром. «Беретта» била меня по бедру, в ушах трубами Страшного суда до сих пор звучало немузыкальное посвистывание.

Через то ли семь, то ли все десять этажей вниз я перевёл дыхание и обнаружил прямо у себя под носом дверь с очередной, загадочной для непосвящённых гостей второго подъезда фразой: «Зона тяжёлого электричества. Вход без дополнительного источника питания небезопасен. Группа риска по допуску не ниже V. Опечатано. Комендант. 02.03.1998 г.»

Быстренько оглядевшись, я сорвал с ручки пломбу и шмыгнул в дверь, постаравшись закрыть её за собой поплотнее. Вряд ли кто-то из местных полезет сюда, табличка выглядит достаточно грозно, чтобы отпугнуть обитателей корпуса, так что мне туда сам Са велел идти. Да и хмурый генерал Рейнборн, руководитель тюремного корпуса Антинеля, объяснял мне как-то за чашечкой кофе в «Еде», что оборону лучше всего держать в замкнутых помещениях с одним входом. Надеюсь, здесь их не двести штук… Встав спиной в угол, я быстренько изучил обстановку.

Квадратный холл с очень высоким потолком, под которым тянутся металлические венткороба; где-то за ними потусторонне светит желтоватая лампа. Сбоку – забитые крест-накрест досками двери грузового лифта. Дальше кишкообразный полутёмный коридор без окон. На полу валяются оборванные провода. Где-то очень далеко льётся вода.

Странное местечко. Даже по параметрам Никеля.

Я достал из одного кармана «Беретту», из другого – свой мобильный, и с некоторой претензией уставился на равнодушно-голубой экран. Пока что из всех присланных Нордом (или всё-таки не Нордом?) сообщений мне пригодилось только одно, про двери, за которыми нет ламп. Странные у них тут всё-таки взаимоотношения с электричеством. Взять хотя бы ту разбитую лампу в миске на крыльце, с требованием освободить Сильву…

В голове моей в этот момент что-то клацнуло, словно затвор патронника, и я прошептал вслух: «Сильва Катценкэзе… комендант из общаги химиков…».

«Рomni ob koshke i Silve i dveri» – писал мне Норд.

«Строго воспрещён вход руководителям нулевого и онкологического отделов, а также коменданту общежития химиков и директору седьмого корпуса» – было написано на бумажке, прилепленной на ту дверь, что вела из флигеля в Никельское общежитие на Аллее Прогресса.

Видимо, нас с Сильвой объединяло нечто странное, связанное с Никелем. Только вот ей кошмарно не повезло, и она каким-то образом забрела во второй подъезд, где на девушку открыл охоту неизвестный комендант – и почти преуспел в своём стремлении убить Сильву…

Я проклял сам себя за собственную несвоевременную догадливость. Щас сидел бы тихенько в углу, курил ворованный «Vogue» и размышлял, через какую стену удобнее просочиться обратно в своё крыло общаги… Ан нет, фиг вам, индейский чум! Теперь, зная, что где-то здесь держат бедолагу Сильву, я не могу спокойно сидеть, сложа ручки. Я должен пойти и спасти коллегу по Антинельской соснопоросли от ужасной участи. Или её не тут держат? Или её так и не отловили прихвостни гнусного коменданта, хотя, со слов вахтенного, Сильва очень напугана и вдобавок ранена?

Сердито плюнув, я включил подсветку в телефоне на максимум и тихонько пошлёпал вглубь кишкообразного коридора в поисках подвигов и приключений на свою собственную задницу, словно мне имеющихся было мало…

====== 6. Чернявки ======

…Мобильник проиграл почти полпесни «Girls just want sex & money», когда трубку всё-таки соизволили взять.

–Агатка, ты? Ну, здравствуй, здравствуй, золотая…

Я стоял в нише перед заколоченными дверцами лифта, подняв к плечу побелевшую от напряжения руку с «Береттой». И с обморочным замиранием сердца слушал, как на расстоянии в полтора метра какой-то неустановленный гад воркует по мобильному со своим золотусиком и конфеточкой. Слушай, ну сколько можно-то, а?! Иди себе, куда шёл, что встал посреди коридора, в котором прячется от местного самоуправления вооружённый и о-очень нервный физик-нулевик? Чё щебечешь со своей Агаткой, которая, холера такая, не могла позвонить на десять минут раньше или позже?! …Я очнулся на словах «ну, чмоки-чмоки, сладенькая!», на автопилоте высунулся из укрытия и тут же столкнулся с невысоким симпатичным мужчиной лет тридцати пяти.

–Ёпт! – вскричал тот эмоционально, хватаясь за лоб обеими руками и роняя при этом себе на ноги свой мобильник. – Извините меня! О, Седар, привет, так это ты? О, крутая у тебя пушка, где стрельнул, ну-ка, колись? А, кстати, у тебя закурить не найдется, я где-то посеял свой золотой «Ронсон», а может, его Моллар спёр? Ты не знаешь, Седар, Шарль не клептоман ненароком? Я бы вот нисколечко не удивился…

–Здравствуй, Поль, – безжизненно изрёк я, вонзив директору седьмого корпуса в веснущатую переносицу свой совершенно стеклянный взгляд. После чего с изрядной долей обречённости подумал о том, что стрессы сокращают жизнь. И что я уже три года не был в отпуске.

–Ой, Сао, извини, я забыл, что ты бросил курить, – продолжал молоть языком Бонита, поднимая телефон и засовывая его в карман брюк. – Я вот тоже хочу завязать, но вот как-то всё никак. Слушай, ты Сильвочку нашу нигде не видел? Ей там Моллар привёз эти койкосетки, ну, то есть кроватные пружины, которые матрасы, а Сильвочка как сквозь пол провалилась, и телефон у неё второй день не отвечает…

Бонита заткнулся и уставился мне в лицо снизу вверх доверчивыми тёмно-серыми глазищами. От этого взгляда во мне резко проснулась совесть: вспомнилось моё вытеснение Бониты с поста руководителя СИИЕС с последующим этого поста занятием. А также парочка уведённых из-под вздёрнутого Полева носика выгодных контрактов… Короче, я понял, что с этого конкретного момента ответственность за судьбу заблудшего в Никель Бониты всецело лежит на моих плечах.

–Поль, видишь ли, – начал я, судорожно размышляя над тем, как бы помягче донести до коллеги информацию о полной жопе, в которую мы оба попали, – у Сильвы большие проблемы. Ей сейчас определённо не до койкосеток.

Поль продолжал таращиться, теперь с вопросительными интонациями.

–Ты вообще откель идёшь-то?

–О, я на обед ходил в новую забегаловку, «Приют сталкера» называется, во флигеле, – мигом ожил Бонита, и, покрутив головой с каштановыми буклями, бодренько шмыгнул мимо меня к заколоченным дверям лифта. – Знаешь, там такая классная картошка в горшочках, я тебе очень рекомендую. И паштет утиный – ммм! О, Седар, а это что, лифт не работает?

–Как видишь, – с трудом скрыв издевку, мило отозвался я, запихивая пистолет обратно в карман брюк. Пообщавшись недолгое время с вечноулыбчивым Полем, его хотелось быстро и болезненно прикончить. Он был из породы тех людей, что со всей дури взъезжают в зад вашей новенькой дорогущей «Феррари» на БЕЛАЗе, и с милым выражением лица принимаются щебетать вам свои соболезнования. А также предлагать остатки сурика, чтобы закрасить царапинки, а то этот сурик ему не нужен, потому что он уже закончил ремонтировать сортир на своей даче.

–Ах, да, Седар, – практически в унисон моим мыслям всплеснул руками Бонита, – тебе случайно не нужны детки кактуса? Я слышал, что ты разводишь кактусы. А у меня как раз повылазило. И ещё я тебе сразу предам документы для Окады. Он там просил. Ты же всё равно пойдёшь к себе в первый корпус. А то чего я бегать-то буду, правда?

За сим последовал ещё один взгляд умильных серых глаз.

–Правда, Поль, – отозвался я тем особенно душевным голосом, которым я разговариваю с очень доставшими меня людьми, которых по каким-то причинам нельзя немедленно убить.

–Только я не помню, как отсюда дойти до твоей комнаты. Я никогда до неё отсюда не ходил.

–Ты вообще давно ко мне не заскакивал, – обиженно надулся Поль, скрестив руки на груди.

–Я тебе вчера звонил, чтобы спросить, какую ванночку лучше взять – черепаховую, розовую или под мрамор с крапинками, а ты был недоступен. Пришлось взять нефритовую. Сейчас я тебе её покажу. Что ты стоишь, идём, обед как явление не вечен!

Влекомый воодушевленным, словно пудель на прогулке, Бонитой, я смотрел на его макушку и с удовольствием поджидал того момента, когда Поль поймёт, что заблудился. Куда там! Директор седьмого корпуса пёр вперёд, словно танк, даже не глядя по сторонам. Весьма бодреньким темпом мы преодолели коридор, вернувшись к холлу с жёлтой лампочкой и с валявшимися на полу проводами. Об один из них Бонита споткнулся и тут же уставился на двужильник, как мангуст на гадюку.

Я с интересом наблюдал за тем, как Поль постепенно меняется в лице, и уже предвкушал истерические завывания на тему «Шо цэ за такэ?»… после чего едва не задал этот актуальный вопрос сам и на полной громкости. Потому что Бонита присел на корточки и принялся деловито сматывать ближайший провод в кольцо, приказным тоном бросив мне через плечо:

–Ну, что стоишь, рожать собрался, что ли? Берись-ка за дело и начни во-он с того провода, что уходит за венткороба. Я его уже проверил, напряжения нет.

Решив, что Полю лучше узнать правду, и чем скорее, тем лучше, я неуверенно обратился к его спине в белом кашемировом пиджаке:

–Слушай, не трогал бы ты провода, там электричество, всё-таки. И…

–Седар, не парься. Будь счастлив. Ничего страшного и ужасного не случится, это же зона старого напряжения, с тяжёлым электричеством, без озона, – жизнерадостно ответил Поль, наматывавший на руку провод со скоростью, превышающей три оборота в секунду. – А где я еще возьму столько халявного фабричного провода? Да Шарль Моллар слюной захлебнётся от зависти, когда увидит мою добычу!

–Ты еще со столбов на улицах начни провода снимать, – огрызнулся я, не предпринимая никаких попыток помочь Боните. – Во время веерных отключений электричества.

–Эх, ну и зануда же ты, Седар, – вздохнул Поль искренне, – вот поэтому тебя девушки и не любят. Ладно. Думаю, двух мотков мне хватит. Не мог бы ты вызвать лифт, пожалуйста, а то у меня руки заняты?

Уже даже не пытаясь скрыть ухмылки, я с преувеличенным изяществом вдавил мизинцем кнопку вызова лифта. В этот же момент телефон хрюкнул и крутнулся в кармане, поймав очередную смс. Я взглянул на экран и тихо застонал: Норд прислал мне кавайный смайлик ^_ и сообщение «Седар – отстой, Бонита – рулит!». Нет, ну вопще, я хренею в этом зоопарке…

–Что ты снова замер, спишь на ходу, Седар, от атлантического сельдя Сомбреры заразился, что ли? Надеюсь, не половым путём… – отгрёб я довольно-таки чувствительного пинка от доброго Поля. Тот уже, оторвав от входа в лифт гнилые доски, энергично щемился в приехавшую кабину.

Я молча посмотрел на обшарпанные стены в бурых брызгах, освещённые знакомым до тошноты бледно-голубым галогеновым светом. Внутренности скручивало в тугой узел от страха. Из шахты пахло смазкой и электричеством. Ранка на пальце жглась, словно к ней приложили раскалённое железо. Всё моё существо отчаянно протестовало против поездки в этом лифте.

…Все протесты моего существа Полю Боните были до лампочки. Устав ждать, пока я приду к консенсусу со своим подсознанием, директор седьмого корпуса ухватил меня за руку и сильным рывком втащил в кабину, после чего сунул мне один из своих мотков и углубился в набор кодов на панели. Кабину отчего-то нервно подёргивало, над ухом назойливо жужжала за проржавевшей решёткой галогенка. Бонита, прикусив кончик языка, деловито жамкал на кнопки.

В лёгком оцепенении я наблюдал, как директор седьмого корпуса набирает 0021 (код этажа), 218 (код корпуса!) и 0880 (личный код Норда!!). После чего тыкает пальчиком с перстеньком в кнопку «ход», и двери с лязгом схлопываются, словно лезвия ножниц…

Поль привалился спиной к стене и уставился на меня с милой улыбочкой на матовом лице. В его тёмно-серых глазах плавали голубые льдинки холодного галогенового света. Я же пребывал в тупой оцепенелой покорности судьбе. Несмотря на все мои высокоморальные лозунги, ситуация вывернулась наизнанку, и вовсе не я, а Поль взвалил на свои хрупкие плечи ответственность за наши жизни. Ну, и два мотка ворованного провода тоже. М-мда, положеньице…

Лифт неожиданно трухнуло, да так резко, что мы с Бонитой сшиблись лбами и вцепились друг другу в локти, чтобы не упасть.

–Что это? – испуганным шепотом просил Бонита, довольно-таки чувствительно вонзив ногти в моё предплечье. – Нам же ещё долго ехать...

–Значит, это аварийная остановка, – съязвил я, отдирая от своего пиджака побледневшего Поля и доставая из кармана «Беретту». – Отойди-ка от дверей, кучерявый. Мне всё это очень не нравится.

Бонита кротко взглянул на меня голубиным взором и хлопнул ладошкой по кнопке «открыть двери». Створки плавно разъехались, явив нашим взглядам много-много голубого кафеля квадратиками на площади около двадцати квадратных метров. Причем кафель был везде: на стенах, на полу и даже на потолке. Строители при отделке этого помещения либо всей бригадой выжрали цистерну портвейна, либо поголовно являлись постоянными клиентами дурдома.

Поглядев минуты с три, Бонита громко возмутился:

–Фак! Лифтёров на мыло! Это вообще не мой этаж и даже не надземные уровни! Седар, ты будешь свидетелем, нас завезли в эту пролетарскую шнягу, где каждый квадратный сантиметр пространства кишит чёрт знает чем, хотя я пользовался кодом директора! Так, немедленно валим обратно к солнцу и нормальным интерьерам. Сао, нажми ещё раз 0021, будь другом…

–Видишь ли, Поль, – ещё раз попытался я достучаться до разума нашего штатного химика.

–Здесь не действуют Антинельские коды доступа, потому что это как бы и не Антинель…

–А что это тогда, по-твоему, село Малые Говнюки?! – Бонита упёр кулаки в бёдра и гневно воззрился на меня из-под пушистой каштановой чёлки. – Седар, не морочь мне голову своими нулевицкими сказками о рыбаках и рыбках. Не хочешь на лифте ехать, пошли по лестнице. Я знаю, где тут у них лестница. Да мне самому эта чехарда не по нутру, кабина воняет, как носки Баркли, систему кантит… Тут всего-то этажей двадцать пять вверх, после обеда это даже полезно, не то стану в диаметре, как генерал ла Пьерр.

Под благодатным дождичком Бонитиной трепни я слегка успокоился, тем более что дальнейшие покатушки в сомнительном лифте отменялись.

Снова добыв из кармана «Беретту», – на всякий пожарный, и чтобы брюки не съезжали, – я двинулся вслед за топающим в коридорные глуби Бонитой. Голубой кафель на каком-то отрезке пути сменился шаровой краской и, в конце концов, деградировал до неких чезлых сизых обоек.

На обойках красивым косым почерком Норда, чёрными чернилами было написано:

«Поверь метелям, всяк, сюда входящий, ведь капля крови пролилась не зря!

Судьба твоя – дорога, небо, память, ужас,..».

Надпись обрывалась как-то странно – запятой и чёрной загогулиной, какая получается, когда долго-долго стоишь у того, кто пишет, за плечом, ничем не выдавая своего присутствия, а потом внезапно убиваешь выстрелом в спину. Я непроизвольно посмотрел себе под ноги – там валялся чёрный «Паркер». Я машинально поднял его, повертев в пальцах. А потом, криво усмехнувшись очередной Никельской головоломке, завершил за Норда ещё одно его неудобопонятное дацзыбао, честно постаравшись сделать его ещё более неудобопонятным. Моими стараниями надпись стала выглядеть так:

«Поверь метелям, всяк, сюда входящий, ведь капля крови пролилась не зря!

Судьба твоя – дорога, небо, память, ужас,

Сыр с дырками, засохших роз букет, немрачный жнец цветов и нулевик Седар».

–Ой, Сао, ну ты прям как ребёнок! – вздохнул Бонита, подходя и отбирая у меня «Паркер».

После чего радостно информировал:

–Я тоже хочу! – и нарисовал на обоях кособокую розу ветров с пятой, указывающей на двери лифта стрелкой, снабдив рисунок дружелюбным «Welcome to Silent Hill». Настала моя очередь молча закатывать к потолку глаза…

Хихикая, как две нашкодившие отличницы, мы мимо шкафа со страшными буквами ЩО-33 выбрались на лестничную площадку, где знакомо светили голубоватые галогеновые лампы. Их свет отразился в замазанных снаружи черной краской, высоких узких окнах на лестнице – и в широко распахнутых серых глазах Поля. Став на цыпочки, Бонита дотянулся до моего уха и еле слышно шепнул:

–Сюда идут люди. Много людей. Человек десять. Снизу. Сао, зачем ходить в рабочее время по подвалам общаги толпой в десять человек? Сао, мне опять начала нравиться идея лифта…

–Тихо! – шикнул я явно занервничавшему Полю, после чего, безжалостно попрощавшись со своим белым костюмом, лёг на замызганный кафельный пол и подполз к лестничному пролёту, ограждённому хлипкими перилками с узором типа «колосится нива на заре». Просунул голову между прутьев и скосил глаза вниз.

Двумя этажами ниже нас по лестнице чеканным шагом маршировало семеро крепких ребят в странной, чёрной с белой окантовкой форме. И у каждого на поясе висело по электрошоковой дубинке. И вся эта королевская рать маршировала в гости на наш этаж…

–В укрытие, мне придётся стрелять, – шепнул я замершему Боните. Поль побледнел так сильно, что на молочно-белой коже сильно выступили мелкие тёмные веснушки. Стиснул пальцы на мотке провода через плечо и, едва шевеля губами, спросил:

–Где мы, Сао?

–В Никеле, – коротко бросил я, упираясь локтём в расколотую плитку для устойчивости – Норд говорил как-то, что у «Беретты» очень сильная отдача. Глаза Бониты странно блеснули, но он молча шмыгнул за «ЩО-33».

…Первый выстрел чиркнул по перилам и отрикошетил в стену. Вторым мне удалось зацепить одного из этой банды по плечу. Реакция у парней была, что надо – основная масса попарно рванула по ступенькам наверх, а один остался внизу и тут же накрыл меня плотным огнём из короткоствольного автомата. Пули зазвенели по прутьям решётки, отбивая куски штукатурки от перекрытий.

Странно, но страха не было. И злости не было. Только ледяное, совершенно не моё спокойствие. Не обращая внимания на кровоточащие, ссаженные костяшки пальцев и грохот АКМ, я двумя хирургически точными выстрелами сократил количество нападавших до трёх штук. Шальная пуля уже на излете чиркнула меня по плечу, и тут, поймав мою слабину, комендантовы коммандос наддали вверх марш-броском, разом преодолев предпоследний пролет. Шипя от боли и чувствуя, как начинают дрожать руки, я двумя выстрелами разбил окна, обрушив на агрессоров стеклянный дождь. И тут же еле успел отползти назад от брызнувшего буквально в четверти метра от лица кирпично-бетонного крошева: парню с автоматом явно не сиделось спокойно.

Тут, как назло, из-за своего ящика вылез бледный, словно полотно, Бонита. И медленно, словно сквозь толщу воды, двинулся к лестнице – в его серых глазах холодными блёстками сверкали слёзы.

–За что вы преследуете меня? – лишённым любых интонаций голосом спросил Поль, стоя на верхней ступеньке. – Я ведь знаю. Эти странные намёки по поводу улицы Исаака Дунаевского, эти куда-то утерянные документы из архивов, чужие следы на коврике у дверей и оборванные провода. Эти ссадины на запястьях – там, где раньше была живая медь, эти звонки и молчание в трубку… Ведь всё уже закончилось. Давно закончилось. Клин закрыт, а моё прошлое мёртво, его больше нет, как нет светлого ангела всех проклятых земель… так что сейчас вам от меня нужно?!

Я обмер, слушая неестественно спокойный, ровный голос Бониты. Да с ним же творится та же холера, что и со мной, только на другой лад! А ещё с Марией и Сильвой… как легко, оказывается, может сойти с ума твой привычный, уютный мирок. И как быстро.

–Согласно указу коменданта, вы находитесь в особом списке и должны подлежать контролю, – металлическим голосом внезапно заговорившего танка пролязгал один из штурмовиков.

–Мне всё понятно, – с улыбкой промолвил Поль, обернулся и взглянул мне прямо в глаза.

–Сао, что бы ни случилось, оставь одну пулю себе. Не давайся им живым. Обещай мне.

Я молча кивнул, не в силах отвести глаз от мертвенно-бледного, какого-то потустороннего лица Бониты.

–Взять их! – приказал командир, и тогда, продолжая улыбаться, Поль поднял левую руку – я мельком заметил, что манжета белой блузы испачкана свежей кровью… А потом все более-менее рациональные мысли исчезли в водовороте памяти, интуиции, догадок и чувства дежа вю.

Тонкими пальцами с перстнями директор седьмого корпуса сжимал 100-ваттную лампочку.

Самую обыкновенную, простецкую электрическую лампочку.

Боевики внезапно и резко остановились, и повисла такая тишина, что стало слышно, как тонкой струйкой сыплется сухая извёстка с изрешечённого пулями края пролёта. В этой тишине лампочка тихо дзенькнула, загораясь. И вольфрамовая спираль в колбе, вначале еле тлеющая, резко набрала канделы яркого, золотисто-белого сияния.

–Война не окончена, – негромко выговорил Поль, сжимая в руке пульсирующее, словно сердце, электрическое пламя. А потом развернулся и бросил горящую лампочку, как гранату с сорванной чекой, в лестничный пролёт – под ноги военным.

Полыхнуло так, что на сетчатке отпечаталась чёрно-белая мертвая картинка – колотые стёкла, ступеньки, три фигуры в эпицентре огня. Взрывная волна прокатилась по холлу, накрыв нас неожиданно приятным теплом…

–Сао! – рядом на грязный пол упал Бонита, растянувший над нами свой белый кашемировый пиджак, – Сао, береги лицо!

–Зачем… – начал было я, когда все галогенки на лестнице взорвались, разлетевшись даже не вдребезги, а в стеклянную пыль. Над искореженными перилами сверкнула вольтова дуга. За углом, в шкафу ЩО, что-то жутко ухнуло, и возросшее до нервного воя жужжание ламп над головой заставило меня соображать очень-очень быстро. Взгляд панически метнулся по холлу и зацепился за инвалидский диванчик, подпиравший собой стену слева от нас.

–Поль, туда! – я мотнул головой в сторону укрытия.

–Фак, Седар, у меня и так в груди и коленках засело не меньше полкило стекла, – Бонита, кривя рот, попытался продвинуться вперёд. Но весь пол был щедро усыпан осколками, и два метра, разделявшие нас и чудесный диванчик, казались чёрной бездной.

…Физики-нулевики, что бы вам про них ни говорили злобствующие ортодоксы, тёмные обыватели и лично директор первого корпуса Хироко Окада, очень смелые люди с авантюрной жилкой. К тому же изначально, родом своей профессии, склонные к самопожертвованию. И я не ждал благодарностей и медалей за то, что сделал, мне было просто нельзя пойти другим путём, что бы там ни говорил отец русского коммунизма…

В общем, я собрал конечности в кучку, вскочил и одним рывком надвинул спасительный диван на вжавшегося в пол Бониту. После чего, уже под градом белого стекла, сдирая ладони и колени в кровь, прощемился-таки следом (худеть надо, Седар, худеть!). Пару минут мы с Полем лежали, уткнувшись носами в грязный колотый кафель, прижавшись плечами, а местная электрика билась в агонии, осыпая холл искрами, кусками горелого провода, осколками галогенок и кирпичным крошевом. Апофигеем этого безумства рядом с диваном грохнулись вырванные из потолка, оплавленные, ещё дымящиеся крепления лампы.

И стало темно и тихо. Поль неуверенно шевельнулся и зашипел сквозь стиснутые зубы. Я оледенело лежал рядом, с каким-то вакуумом в мозгах, почти ничего не соображая. Единственной моей более-менее связной мыслью было: «Нельзя вылезать отсюда, пока мы не увидим, что там сейчас такое в холле».

–Сейчас закурить бы, – неожиданно произнёс Поль мечтательным тоном и вздохнул. Спустя какое-то время он раздумчиво прибавил в унисон к моей одинокой мысле, – мы не можем всю жизнь провести под диваном в позе бумажки в сканере. Нужно валить отсюда.

В моём сознании что-то забрезжило. Чертыхаясь и вертясь, как… в общем, изворачиваясь всем телом, я извлёк из кармана пиджака мобильник и включил в нём лампочку. В её тусклом, почти ничего не освещающем мерцании я увидел панораму окончательно убитого в хлам холла и чьи-то мёртвые ноги, валяющиеся возле лестницы отдельно от туловища. Бе. Гадость. Хотя, после наших Антинельских пирожков с ливером…

–Там что-то беленькое чернеется, – неожиданно сказал Бонита и ткнул пальцем в направлении ног, едва не сломав мне при этом челюсть локтём. Я сощурился, словно китайский сварщик, и первым вылез из-под дивана. Следом явился Поль, всё ещё постанывая, но уже с жаждой новых приключений в глазах. Пиджак на нём висел клочьями, очки погнулись, но даже сейчас Бонита ухитрялся держаться с непокобелимым,… простите, с непоколебимым достоинством.

Дохромав до ног и не обратив на них никакого внимания, Поль поднял из кучи мусора чудом уцелевшую трубку галогеновой лампы и поднёс её к глазам.

–Посвети мне, Сао, пожалуйста, – с нотками торжества попросил он. Я послушно посветил, заодно узнав, что галогенку сделали в городке со странным названием Избор, в промзоне на улице академика Стеценко.

–Я так и знал, – со странным блеском в глазах прошептал Бонита, откидывая со лба спутанные волосы, и крепко сжал меня за локоть. – Расскажи мне, Сао, всё очень подробно и с самого начала. У нас должно быть еще, по меньшей мере, два часа перед тем, как солдат начнут искать. Сейчас, только погоди буквально секундочку…

Поль тряхнул головой, присел на корточки и запустил тонкую изящную лапку в карман брюк сепарированного напополам солдата.

–О, тёплый дым в этом холодном мире! Что может быть лучше курева? – Бонита чиркнул реквизированной у ног зажигалкой, раскуривая длинную сигаретку с яростным запахом мятной жвачки, и блаженно закрыл глаза. Я не удержался от ответа на его риторический вопрос и лаконичного сообщил:

–Жориво.

Бонита радостно хрюкнул и ещё раз потребовал изложить ему Весёлые приключения Сао Седара в городе Никеле. Я довольно чётко стал осознавать, что директор седьмого корпуса – не манная размазня, и что Поль, пожалуй, знает про всю эту петрушку в маринаде поболе моего. Хотя бы на подсознательном уровне. Один этот его выход с лампочкой чего только стоит…

В общем, я старательно изложил Боните хренологию моего знакомства с нравами и бытом обитателей общежития № 47 на аллее Прогресса, а Бонита внимательно всё выслушал и глубоко задумался.

–Покажи-ка мне последние sms-ки от Норда, – попросил он и взял мой мобильник, читая сообщения. – Сао, да ты любимец судьбы, тебе об этом известно? Впрочем, Норд всегда к тебе весьма благосклонно относился, ему нравится в людях эдакий лёгкий флёр ебанутости…