Текст книги "Non Cursum Perficio (СИ)"

Автор книги: Heart of Glass

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 48 страниц)

–И всё-таки?.. – из кухни продолжил допрос господин Торквемада Диксон, ставя греться макароны. – Так! Ты что, не обедал? Ты-ы-ы па-ачиму не ел тушёное мясо?!

–Сё суть тлен и прах зловонный, – пафосно отозвался Рыжик и сильным ударом колена вбил припаянную схему в корпус бывшего радио. – Мы же должны что-то сказать Элен Ливали, если она придёт и спросит, почему мы до сих пор не вступили в комсомол?! В смысле, мы должны адекватно ответить на узы. Дьен прав, в Кирпичном меня примут с распростёртыми объятиями, и не факт, что даже все восемь бригад сакилчей смогут отбить меня у Ливали и её принципалок. Элен сейчас в зените силы, а мои способности... помянем их минутой молчания, короче. Ливали вполне способна сломать меня, что было бы крайне огорчительно для нас с тобой, Камилло, а также для всех, кто не хочет принимать на себя узы. Короче, Диксон – хочешь мира, готовься к войне. Вот я и готовлюсь.

–А мясо ты всё равно иди ешь, – выслушав эту пламенную речь, непреклонно потребовал монолитный Камилло, накрывая на стол. – Война войной, а обед по расписанию! Мой руки, и... Нет! Руки вытирают не об джинсы! Об полотенце!

–Ф-ф, – презрительно отреагировал Рыжик, становясь на цыпочки, чтобы вынуть из хлебницы свой любимый заварной хлеб с изюмом. – Э, Диксон, а куда ты наш домашний инкубатор дел? Твоё яйцо вроде ж на холодильнике в пепельнице лежало, а теперь ни того, ни другого нету. Сознавайся: ты с него мне сегодня утром омлет пожарил?!

–Рыжик, я не знаю, куда оно делось. Честное слово, – Камилло для убедительности прижал к сердцу кусок сервелата.

–А-а! Оно сожрало пепельницу, вырастило щупальца и уползло! – ужаснулся Рыжик и с ногами залез на табуретку. – Ща ползает по квартире и думает, чего бы ещё сожрать! Яйцо-убийца, кошмар!

–Ну, мои ноги оно точно есть не будет. Они невкусные, – удовлетворённо констатировал Диксон и взмахом полотенца потребовал от Рыжика начинать ужинать. – И всё-таки странно всё это: ни скорлупы, ни пятен, и пепельница вот пропала... Тут никто не приходил, пока я на работе играл в «Косынку» и пил чай-кофф?

–Приходили. Из ФБР, – с удовольствием ответил Рыжик, наматывая свои спагетти на вилку в попытках узнать, насколько они вытянутся, прежде чем свалиться обратно в тарелку.

–Требовали объяснить, кто я тебе, и почему у меня нет паспорта и аннаполисской прописки. Показывали ржавый бампер от НЛО и спрашивали, не узнаю ли я этот предмет. По-моему, они что-то подозревают...

–М-м, тревожный фактор! Я ведь у них уже есть в базе, лет двадцать назад проходил как главный подозреваемый по делу о пожирателе печени, но они так и не смогли ничего доказать... Как бы снова не попасться... Если что, я вегетарианец, а банки с тушёнкой в кладовке – это гуманитарная помощь осталась. Со второй мировой войны. Запомнил?..

–Не смеши меня, когда я ем, – потребовал Рыжик и подобрал с пола уроненные от восторга спагетти. – Ладно, яйцо – не булавка в стогу сена, найдётся.

–Да, главное – найти его визуально, а не тактильно, босой ногой или там штанами, – Диксон тоже, наконец, плюхнулся за стол, предварительно тщательно ощупав табуретку. – Давай сегодня рано ляжем спать, а завтра с утра съездим на ярмарку в пригород? Я сметаны хочу свойской, завтра ведь Масленица, в самый раз под оладушки будет...

–Ладно, я будильник в телефоне на семь поставлю, – Рыжик с долей отвращения посмотрел на недоеденные спагетти, потом с долей надежды – на Диксона.

–Хорошо, не хочешь – не ешь, – сдался Камилло, уже давно попрощавшийся с мыслью о том, что его найдёныш хоть раз оставит после себя пустую тарелку. – Тогда сходи выкини это всё собачкам. Заодно и суп прошлосубботишный выльешь.

–Чтобы у нас к утру вместо двора с асфальтом была дымящаяся яма до девонского горизонта? – фыркнул Рыжик. – Тебя с этими твоими супчиками, Диксон, надо отдать стажёром к Алексу Баркли в лаборатории, он там как раз работает сейчас над биологическим оружием массового поражения... Супчик гороховый с копчёностями – дислоцируй противника по звуку!

–Нечего критиковать, сам бы взял да сварил, а не пепелацы всякие паял, – Камилло непререкаемо сунул завздыхавшему Рыжику одиозный супец и заветное ведёрко на выкинштейн.

–И не задерживайся, там уже темным-темно.

Рыжик, продолжая вздыхать, натянул сапожки с пальто и ушёл во мрак подъезда – лампы, как всегда, горели только на первом и втором этажах, выше приходилось на ощупь. Не зажигая света, Диксон перешёл на другую сторону квартиры, в свою комнату. Чуть отодвинул штору на окне, глядя на Рыжика – невысокую тонкую фигурку, бредущую через двор по не стаявшему снегу. «Опять шапку не надел, простудится же, убоище», – ворчливо подумал Диксон, и неожиданно ощутил, что по щекам текут слёзы. Волноваться за кого-то, заботиться о ком-то – после смерти жены Камилло забыл, до чего это приятно, когда живёшь не один, а с тем, кому действительно дорог.

Диксон отвлёкся всего на пару минут, смущённо вытирая мокрые щёки запястьем, а когда снова посмотрел во двор, Рыжик стоял уже не один. Дорогу к подъезду ему загораживали двое мужчин в одинаковых тёмных пальто. И, судя по жестикуляции, требовали у сопротивлявшегося Рыжика немедленно проехать с ними. В голове Камилло со скоростью тропического циклона пронеслись воспоминания о Кирпичном, противненькой Элен и её солдатах-чернявках, а также сегодняшние слова Рыжика. И тогда Диксон как был, в домашних тапках, брюках и рубашке в клеточку, вылетел из квартиры, схватив подвернувшуюся под руку швабру, стоявшую в углу у двери. Внизу картина оказалась ещё более неутешительной. Пока Диксон, прыгая через две ступеньки, бежал с шестого этажа, военные успели утащить Рыжика к запаркованной в углу двора машине, держа его под завёрнутые за спину связанные руки. Причём пальто одного из мужчин носило на себе следы тесного знакомства с Камилловым супом: Рыжик был не из тех, кто сдаётся без боя... Поскольку военные тащили своего пленника задом наперёд, то первым грозного Камилло со шваброй наперевес увидел именно Рыжик – и отчаяние на его лице сменилось таким искренним восторгом, что у Диксона отлегло от сердца. Решительно встопорщив усы, Камилло настиг похитителей, и бросился на военных, как наседка на коршуна. Начал он с того, что без долгих прелюдий треснул ничего не подозревающего мужчину шваброй по затылку, да так, что тот с тихим аханьем осел в грязный снег. Второй, успев сориентироваться, мгновенно выхватил из кобуры на плече РСА и предпринял попытку приставить его к виску Рыжика, но тот этого счастливого момента дожидаться не стал, и тут же укусил мужчину за запястье. Качественно, причём, укусил, без ложной скромности – так, что треснула кость.

Военный машинально выстрелил, продырявив собственную машину, и РСА вывалился из сведённых судорогой пальцев к ногам Рыжика. Прицельный пинок сапожком – и вот оружие уже прибрано домовитым Камилло, а сам Рыжик, сдирая кожу на запястьях, торопливо выпутывается из верёвки, пока военный не очухался и не попытался его придушить.

–Руки прочь от Рыжика, тварь! – мелодраматично прошипел Диксон, наставляя револьвер на похитителя, и нечаянно выстрелил мужчине в ногу, хотя на самом деле хотел просто взвести курок для достижения нужного психологического эффекта. – Ой! Он стреляет!! Ой, простите меня, я не хотел! То есть хотел, но не туда... и не вот так...

Рыжик от этой сцены всхлипнул, обхватил себя руками и подкошенно сел в грязный снег. Слов у него не было – одни эмоции. Диксон в лёгкой панике обернулся к нему:

–Эм... а что мне теперь с ними делать-то? Не убивать же?..

–Диксон, – мужественно стараясь не хохотать во весь голос, простонал Рыжик, – Диксон, отдай мне оружие, и иди домой ради Са. Я сам разберусь, что с ними делать. Только швабру не забудь... ы... ы... Спасибо, что вовремя пришёл на помощь! Меня ещё никто так не спасал, как ты!

–Ладно, – после короткого раздумья согласился Диксон. Отдал револьвер, грозно пошевелил усами на поверженного врага и триумфально удалился в подъезд, велев напоследок Рыжику:

–Только разбирайся быстрее, поздно уже! И во дворе не сори...

Подождав, пока Камилло скроется, резко посерьёзневший Рыжик подошёл поближе к двум офицерам – он уже понял, кто они, по нашивкам на мундирах под пальто. Посмотрел на раненого, затихшего и ненавидящего, – он лежал на тёмном от крови снегу, зажимая простреленное колено перчаткой, и зло глядел на Рыжика, беззвучно шевеля побелевшими губами.

–Я оставлю жить только одного, – тихо произнёс Рыжик в сторону, чуть похлопывая РСА по джинсам. – Выбирай, тебя или его. В обмен на рассказ, кто и зачем вас сюда послал.

Мужчина заметно заколебался – дрогнули весы, на которых он сейчас пытался соизмерить незапятнанную честь и свою драгоценную жизнь.

– Да ты сам знаешь, – в конце концов, прохрипел он. – Глупо отказываться от власти, которую тебе щедро дарят, как глупо... Что ты в этом понимаешь, мальчишка... Что твой маленький анклав, Антинель, в сравнении с целым Некоузьем и его узами...

–До Антинеля мне приходилось отказываться и от большего, – серьёзно отозвался Рыжик.

–Власть, слава, деньги – всё суть прах и тлен. Это не то, к чему будешь стремиться, если тебе подарен судьбой внушительный кусок вечности. Поверь мне, даже власть не всласть, когда боишься с властью пасть...

–Узы не падут. Это суть земли Некоузья, её древняя, изначальная магия. Люди принимают их добровольно, – офицер пытался сесть, стиснув зубы. Ему было невыносимо смотреть на этого рыжего подростка снизу вверх, ещё невыносимее, чем боль от ран – и Рыжик, поняв это, опустился рядом на одно колено. Он умел уважать чужую гордость.

–Я не против уз, и не против Элен Ливали как таковой – до тех пор, пока есть свобода выбора. Но преступления Элен, то, что она сотворила с Берёзниками, гражданская война, которую она развязала в Никеле – они требуют кары. Кары, соразмерной тяжести грехов. И глупо думать, что это именно я пойду мстить за всех оскорблённых и униженных обитателей Некоузья. Мне чего, заняться, думаете, больше нечем?.. Элен пора прекратить бояться пророчества Тэй Танари: Игла хаоса зашивает, а не рвёт. Элен пора начинать бояться себя саму. Потому что покарать Ливали может лишь она сама – своими поступками. Что и произойдёт, рано или поздно. А у те6я будет возможность понаблюдать за этим, офицер...

–Крейг. Дэмиен Крейг, – по-военному чётко представился тот, не отрывая напряжённого взгляда от равнодушно-спокойного лица Рыжика. – А знаешь, я зря называл тебя мальчишкой... у тебя обманчивая внешность, тебя выдают только глаза. Я думал, ты молод, господин директор Антинеля Норд, что ты примерно одних со мной лет – но я ошибся... я вижу это в твоих глазах.

–Ты прав, – тихо подтвердил Рыжик, и еле заметно улыбнулся, сам не зная толком, отчего.

Ненависть и жгучая злоба во время их разговора постепенно пропали из глаз Крейга, уступив место странному, брезгливо-неприязненному любопытству. Дэмиен спросил:

–Ты же всё равно убьёшь меня, так чего тянуть? Я всё сказал, ты всё услышал...

–У меня сегодня нет настроения выписывать билеты на небо в один конец. Прошу не счесть это признаком душевной слабости.

Рыжик встал, подошёл к начавшему слабо шевелиться напарнику Крейга и низко склонился над ним. Дэмиен попытался привстать, чтобы увидеть, что тот делает, но со стоном упал обратно в снег.

Чёртов старикан прострелил ему колено, а этот – как его там старикан назвал, Рыжик? Ну-ну, как же, Рыжик... – так вот, эта тварь чуть ли не насквозь прокусила ему руку, сломав запястье. Такого фиаско полковник Крейг не знал за все шесть лет службы. Да, он был предупреждён о том, что они идут брать не просто нового кандидата в Кирпичное с сильным даром уз, а бывшего руководителя НИИ Антинеля, который после неудачного перехода через Меридиан Миров (или ещё какой-то теневой аномалии) стал неприкаянным, мотающимся по свету подростком. И что вышеупомянутый подросток не хуже них владеет оружием, и на его совести – убитый летом прошлого года в Льчевске функционер из Кирпичного. Но фактор бешеного старикана со шваброй... Этого никто предугадать не мог, как никто не знал, что директору Антинеля Норду не тридцать-сорок лет, на которые он выглядел, а куда больше. И что он даже рядом не человек...

–Что бы ты хотел сказать напоследок? – вторгся в мысли Дэмиена спокойный, равнодушный голос. Рыжик стоял рядом, расслабленно опустив руку с револьвером. Крейг не видел его лица – за спиной Рыжика горел фонарь, и потому он казался лишь чёрным силуэтом с ореолом света вокруг чуть растрёпанных волос.

–Напоследок? – Дэмиен скрипнул зубами.

–Ты обещал мне жизнь! Я думал о тебе лучше, чем ты есть, мразь...

–Тчшшш. Не оставляй на своих губах горечь и грязь. Я обещал тебе жизнь, и я сохраню её, – Рыжик небрежно отшвырнул РСА, воткнувшийся в снег под косым углом. – Но я не обещал тебе возможности рассказать Ливали о том, кто скрывается под этой красивой шёлковой обёрткой...

Он пробежался кончиками пальцев по краю расстёгнутого воротника, из-под которого торчал расшитый Ленточкой бинт, и опять еле слышно усмехнулся в темноте.

–Скажи что-нибудь хорошее, Дэмиен. Чтобы вспоминать в дни белого безмолвия, чтобы осталось на губах сладостью и дрожью...

...И только сейчас Крейг понял, что его ожидает. Попробовал вскочить, закричать – всё-таки двор жилого дома, люди по квартирам сидят, если закричать, должны услышать, выглянуть, спасти, ну хотя бы вмешаться, так же нельзя... Не успел ничего: на его губы легла узкая холодная ладонь.

Рыжик склонился над Дэмиеном – так низко, что кончики выцветших волос мазнули офицера по свежевыбритым щекам. От прядок пахло осенними цветами, так похоже на икебаны, которые делала его любимая жена...

–Ирма, – выдохнул Крейг, закрыв глаза, чтобы лучше представить себе её мягкий овал лица с дымчатыми серо-зелёными глазами и задумчивой, чуть рассеянной улыбкой. Он знал, что больше никогда не сможет произнести этого имени вслух. – Ирма...

Вкус морской соли, и свежести, и кисловато-терпкого лайма.

–Вот так, – тихо шепнул Рыжик, и губы Дэмиена Крейга стянула, сшила стальная игла с вдетой нитью из чёрного шёлка, из красной меди и из белого света, оставив лишь тонкую, еле различимую на загорелой коже черту. Отныне словам никогда не прозвенеть серебром – уста офицера Крейга надёжно связаны. И не медью или никелем, как это принято в Некоузе, а тем, что в старых, смутных, сумеречных легендах именуют Игла хаоса. Теперь тайна Рыжика заперта накрепко и не будет произнесена вслух или написана от руки – она достанется одному лишь Крейгу. Как и его вечное молчание. Даже искушённой в таких делах Элен Ливали не распороть этот шов – никому это не по силам, даже самой смерти...

Дэмиен Крейг стиснул пальцы, сгребая мёрзлый снег, чтобы не заплакать от отчаяния.

–Ир... рма, – прозвучало рядом, как будто рыбка в омуте плеснула. Дэмиен открыл глаза: Рыжик всё так же склонялся над ним, и в его бездонных чёрных глазах отражалось бледное лицо Крейга с едва заметным швом на месте рта. Казалось, что Дэмиен проваливается в какую-то пропасть, откуда нет возврата – и при этом испытывает странное, предсмертное наслаждение.

–Иррма, – опять мурлыкнул Рыжик. Дэмиен внезапно догадался, что это странное создание, лишившее его голоса, даёт ему возможность ещё раз услышать самые дорогие для Крейга слова. Он неловко повернулся на бок – Рыжик чуть отодвинулся – и левой, не пострадавшей рукой коряво написал на снегу четыре слова. Посмотрел на Рыжика, с надеждой и просьбой.

–Я люблю тебя, Ирма, – на полувыдохе, прикосновением белого, бархатного ангельского крыла прошептал Рыжик, и Дэмиен вздрогнул от озноба. Удивительно, до чего выразительным оказался голос этого создания, когда прозвучали написанные на снегу слова...

Так не похоже на тот бесцветный, лишённый эмоций тон, который Крейг слышал последние полчаса. «Скажи это имя ещё раз... ты умеешь это как-то особенно делать!» – взглядом попросил Дэмиен, и вновь вернулось с весенним бризом, с плеснувшей волной, с тенью чайки на мокром песке:

–Ир-ма... Иррма... – а потом неожиданно распахнувшимся во весь горизонт закатом, мягким шелестом набегающего прибоя, шелестом ветра, – Дэми-еннн...

Рыжик бесшумно встал, и сделал шаг назад, и пропал в темноте, оставив офицера Дэмиена Крейга лежать на спине и смотреть в мартовское небо полными слёз глазами.

«...И кто знает, не была ли смерть для него спасением...»

Дома ожидали изводящийся от тревоги Диксон и раскалённый чайник – «Я его раз триста уже подогревал, пока ты там ходишь!». Ничего не говоря, Рыжик сел за стол, поднеся к бледному лицу курящуюся ароматным дымком чашку. Отпил чая.

–A la guerre comme a la guerre, – в конце концов, тихо проговорил он сам себе и вздохнул в свой смородиновый чай. Камилло наблюдал за ним лихорадочно блестевшими серо-голубыми глазами, нервно выщипывая пух из воротника свитера.

–Рыжик, – всё-таки окликнул Диксон, когда тот допил чай и отставил чашку в сторону. Рыжик вопросительно поднял голову:

–Что, Камилло?

–Ты... ты... не делай так больше, ясно?! – выкрикнул вдруг Диксон несколько невнятно. – Ещё раз увижу, как тебя похищают – у меня инфаркт будет! Не делай так больше никогда!!!

Рыжик долго смотрел на взъерошенного, всклокоченного, до сих пор переживающего ту страшную минуту у подъезда Камилло, и его лицо, как обычно, не выражало ровным счётом никаких чувств. Диксон от этого молчаливого, спокойного взгляда даже как-то слегка оклемался и прекратил выдирать шерсть из своего воротника.

–Я постараюсь, – непривычно мягким голосом проговорил Рыжик тогда, когда Камилло уже отчаялся что-то услышать. – Честное слово, я постараюсь. Пойдём спать, Диксон. Поздно уже.

–Вот постарайся, – для острастки пробурчал Камилло, уже успевший сообразить, каких жутких глупостей требовал в состоянии аффекта, и порядком устыдившийся своего демарша.

Встал, убрав чашки в раковину и заодно приняв выгодную позицию, чтобы не было заметно виноватого выражения на физиономии.

Бесшумно подошедший Рыжик потёрся щекой о Камиллово плечо, выражая своё понимание и признательность, и скосивший на своего найдёныша глаза Диксон заметил, что его волосы вновь начинают обретать свой настоящий, золотисто-рыжий цвет. И это показалось Камилло хорошим знаком. В уютном молчании они быстро вымыли-вытерли-убрали по местам посуду, и разбрелись по комнатам, одинаково улыбаясь самыми краешками губ – чтобы не спугнуть...

–Ир-рма, – сам себе прошептал Рыжик, зарываясь лицом в подушку. – Ирма и Дэмиен... К’рейг.

И почти сразу уснул – как всегда, без сновидений.

_*

...Естественно, поставленный на семь утра будильник в телефоне был выключен киданием LG в стену: после Антинеля Рыжик мог смело давать мастер-классы по технике уклонизма от ранних побудок. Причём чисто на инстинктах, не приходя в сознание. В результате первым проснулся Диксон – часов в десять утра. И печально помахал лапкой мечтам о свойской рыночной сметанке.

Натянув неистребимые вельветовые брюки с ромашкой на заднем кармане, очередную клетчатую рубашку и два разных носка, Камилло выгреб в кухню, порылся в холодильнике и понял, что он чего-то не понял. За ночь с полок исчезли припасённые на чёрный день консервы с тушёнкой и скумбрией, пучок петрушки, десять яблок, плавленый сырок в ванночке и банка с прокисшим смородиновым вареньем. Мысль о том, что кто-то мог покуситься на столь странный продуктовый набор, была совершенно абсурдна. Тем более что дорогой сыр с плесенью остался спокойненько лежать в холодильнике, равно как и остатки спагетти с тушёным мясом.

–Подозрительно всё это, – вслух сказал Диксон, доставая молоко, чтобы сварить манку. Потом решил сходить к Рыжику – а вдруг тот перекинулся с паяния странных приборов на алхимию? И сварганил из старого варенья какое-нибудь зелье, ага... и из бычков в томате вместе с банками.

Камилло хмыкнул и просочился в Рыжикову комнату, где пахло осенними цветами и пряным холодом. Осторожно обошёл по широкой дуге стоявший у стола и негромко гудевший бывший радиоприёмник и присел на краешек дивана. Рыжик безмятежно спал, лёжа на спине и раскинув руки; на его левой щеке с родинкой лежала медно-рыжая прядь волос, горевшая в полумраке золотистыми искрами. Камилло с ласковой улыбкой коснулся лица Рыжика, намереваясь убрать растрепавшиеся волосы и разбудить своего найдёныша... и медная прядка, шевельнувшись в пальцах Диксона, бодренько шмыгнула на место, на подушку...

Камилло взвизгнул, как гимназистка, отдёрнув руку, и едва не свалился с края дивана.

–Ты что?! – Рыжик резко сел, открыв один глаз и пару раз ошалело им моргнув.

–Чего ты орёшь? Что стряслось?

–У тебя, это... волосы... ползают. В смысле, шевелятся сами по себе. У тебя прядка на щеке лежала, я убрать хотел, а она вывернулась и сама, того... убралась, – прозаикался Камилло.

–Святые Хранители!! – Рыжик, распахнув теперь оба глаза, схватился за лохматую голову с паникой на лице. – Этого мне только не хватало для полного счастья!

–Нет, ну если ты скажешь, что у тебя это бывает, я пойму...

–Диксон, я тебя обожаю, – пылко заявил Рыжик, чмокнул обалдевшего Камилло в лысину и умчался в ванную, по пути едва не обрушив этажерку с традесканцией. Камилло некоторое время втыкал в закрытую дверь с сакраментальным мальчиком, за которой весело плескался душ, потом вздохнул, махнул рукой и пошёл варить кашу. Рыжик нарисовался минут через пятнадцать и тут же просверлил в Камилло две сквозные дыры прокурорским взглядом.

–Ты зачем мыло сожрал? – грозно вопросил он и шлёпнул полотенцем по краю стола. Диксон от такого вопроса на засыпку едва не облился кашей:

–Я зачем что?

–Я спрашиваю, зачем ты схарчил кусок туалетного мыла «Дивный сад» с ароматом ромашки, – повторил Рыжик, продолжая сурово смотреть на смятенного Камилло. – И обкусал на закуску унитазный ёршик и утят с вешалки для полотенец.

–Ха! – очнулся Диксон, – не раньше, чем ты ответишь, с какой целью поужинал консервами, не потрудившись даже вынуть их из банок, а потом запил литром прокисшего варенья!..

–Чего-о?.. – вытаращился Рыжик.

Камилло мстительно улыбнулся ему и добреньким голоском утешил:

–Ничего, Рыжуля, не бойся, я никому не расскажу, что ты любишь грызть по ночам ванночки от плавленых сырков. Это будет нашей тайной.

–Стой, погоди! – Рыжик помахал полотенцем, требуя адекватного подхода к проблеме. – У нас в квартире завелось прожорливое всеядное нечто, и скорее всего, это нечто вывелось из того яйца, что ты приволок из Некоуза!

–Ой мама, – сказал на это бесстрашный Диксон и начал суетливо оглядываться, поджимая ноги.

–Но может, не всё так плохо, у меня где-то был мелок от тараканов... и дуст. Кажется.

–Почему-то, Камилло, у меня такое чувство, – мрачно изрёк Рыжик, наливая себе в манную кашу сразу полбанки малинового варенья, – что той неведомой зверушке, что тут ползает, твой мелок будет на один зуб, так, чисто для разогрева. У меня есть другая идея! Его надо просто тупо выкурить из нашей квартиры, чтобы оно ушло отсюда куда подальше...

–И желательно к соседям, – размечтался Камилло.

–Тоже вариант, – согласился Рыжик. – Кстати, какие у тебя вообще планы на сегодня?

–Ярмарку мы пошло проспали, так давай хоть сходим, посмотрим, как народ будет жечь чучело предыдущего президента и лазить на столб за новым айфоном... Заодно заедем на обратном пути в гипермаркет и докупимся инвентарём взамен погрызанного.

Рыжик кивнул, и Диксон заметил, что его прядки вновь шевельнулись на плечах, как будто тоже согласно кивнув ему в ответ...

На улице уже совсем отчётливо пахло весной, и, несмотря на резкий холодный ветер, небо было хрустальным и лазурным, а солнце нешуточно припекало макушки и плечи. Рыжик толкался возле будущего церемониального костра и увлечённо поедал пирожок с повидлом, наблюдая, как рабочие культмасспросвета привязывают к столбу чучело зимы. Оно являло собой противоестественную помесь тючка соломы, того самого холерного Лунтика (из-за круглых пуговичных глаз), и Юлии Тимошенко (из-за длинных блондинистых кос из мочалы). Рыжик мстительно подумал, что причёха у будущей растопки для костра один в один, как у Элен Ливали – приятно будет постоять рядышком, лапки у огня погреть...

Где-то сбоку Камилло, движимый подозрительными инстинктами, шастал по торговым рядам и приценивался к свойским яйцам. Перед выходом из дома Рыжик нашил Диксону на пальто десяток разноцветных заплаток и навтыкал в него булавок, так что теперь Камилло походил уже даже не на чучело, а на отставного хиппи на пенсии. И, судя по всему, это ему страшно нравилось.

Рыжик ухмыльнулся, запихнув в рот последний кусок пирожка, быстро огляделся, убедился, что никто не смотрит, и элегантно облизал пальцы. Ему нравилось наблюдать массовые гуляния, но не нравилось в них принимать участие.

–Вот, – похвалился возникший рядом Диксон в шляпе набекрень, и гордо продемонстрировал корзинку с крапчатыми яйцами.

–Высиживать собрался? – вежливо полюбопытствовал Рыжик, разглядывая новоприобретение.

–Типа домашний инкубатор?

–Нет, спасибо, мне тебя одного с лихвой хватает, – фыркнул Камилло. – Это нам на будущий месяц на нашу холостяцкую яишенку... Ещё, может, на работе кому перепродам часть, у них же в Сити такого натурального продукта днём с огнём не сыщешь.

–Я лучше придумал! – внезапно вспыхнули глаза у Рыжика. – Оставь их, на следующей неделе будет Перемена, а на такой товар обязательно найдётся куча желающих. Это же куриные яйца, не варакушечьи и не кричайкины, редкость такая...

–Куриные яйца – это редкость? И что за Перемена такая? – не понял Камилло, отодвигаясь, чтобы дать рабочим возможность щедро облить керосином водружённую на костёр Орлеанскую деву из несвежей соломки. Рыжик мотнул длинной чёлкой:

–Такой праздник в Некоузье. Очень специфический.

–Но ты же сказал, что мы больше...

–Но это же праздник, Камилло! – Рыжик для убедительности прижал руки к груди и сделал ангельские глазищи. – Такой вот, как ваша Масленица! На празднике не может случиться ничего такого, зато мы...

–Здравствуй, Рыжик, – тихо произнесли рядом, и на его плечо легла узкая девичья ладошка с алыми лаковыми ноготками. Рыжик чуть повернул голову, движением брови велев Камилло не психовать, и обратился к стоявшей за его спиной невысокой темноволосой девушке в длинном сером плаще:

–Здравствуй, Алия. Чем обязан нашей встрече?

Девушка улыбнулась – милы ямочки на румяных щеках. У Диксона отлегло от сердца, и он, чтобы не мешать своему найдёнышу устраивать личную жизнь, деликатно отодвинулся в сторонку, к бодро вещавшей что-то в микрофон разрумянившейся и растрепанной тамаде.

Рыжик и Алия проводили взглядами разноцветные заплатки на его пальто, потом посмотрели друг на друга. Улыбка Алии угасла, будто её стёрли с лица; Рыжик опасно блеснул глазами.

–Зачем ты пришла, Селакес? Всё в Кирпичном не сидится?

–Элен очень огорчена твоим нежеланием сотрудничать, – мягко отозвалась Алия, снимая с левой руки перчатку и любовно рассматривая узор из вшитых под кожу медных нитей на запястье. – Ей бы хотелось видеть тебя в Некоузе. Так почему ты отказываешься от, хотя бы, обычной деловой встречи, ни к чему не обязывающей? Ливали настроена на диалог, поверь мне.

–Диалог – это когда тебе у подъезда выкручивают руки офицеры ведомственной охраны? – чуть изогнул одну бровь Рыжик с иронией. – Знаешь, я очень не люблю, когда мне навязывают решения, которые я не успел обдумать.

–Ну, хорошо, – Алия задумчиво провела пальцами по завитым в крупные локоны, тёмным волосам цвета шоколада. – Я поговорю с Элен о твоих предпочтениях, Рыжик. Она стремится наладить с тобой контакт, и прислушается ко всем твоим пожеланиям. Ты же видишь, мы не хотим давить на тебя силой. Не знаю, кто отдавал распоряжение офицерам, должно быть, тут какое-то недоразумение возникло... Ливали знает о Камилло Диксоне, но мы не тронули его и пальцем. Ты ведь не хотел бы подставлять Камилло под удар, Рыжик? Он дорог тебе, и не отрицай, это заметно с первых двух взглядов... Но Элен не хочет грязной игры. Она хочет мира.

Девушка опять улыбнулась – соблазнительное сердечко алых губ, ямочки на щеках, блеск карих глаз. Рыжик невольно залюбовался первой принципалкой Элен Ливали – и улыбка Алии Селакес засияла ещё ярче и очаровательнее.

–Я всё-таки хотела бы, чтобы ты сам, по доброй воле, приехал в Некоуз, к нам в Кирпичное, – искренне сказала Алия. – Ты создан для уз, и ты сам в своё время создавал узы, беглый директор Антинеля Норд, не отрицай. Узы, куда более сильные, чем у Элен Ливали!

–Да, – тихо сказал Рыжик, глядя мимо Алии куда-то в горящий костёр, где обращалась в прах, пепел и дым Зима с льняными косами. С косами, совсем как у Элен Ливали, она же комендантша малосемейки на улице Исаака Дунаевского в городке Избор, она же директор общежития 7/1 корпуса Антинеля, она же глава Центра в Кирпичном и член городской администрации Никеля.

–Да... – стиснутые в карманах пальцы. Воспоминание – огненная топка крематория, полный отчаяния женский крик, слёзы в умоляющих серо-голубых глазах, тлеющий кончик длиной русой косы... Горящие косы куклы в масленичном костре. Что было прахом – стало светом...

–Рыжик, – тихо шепнула Алия, стоя совсем рядом. Её нежные губы коснулись высокой скулы Рыжика, оставив ощущение упавшего цветочного лепестка. В широко распахнутых карих глазах – хоровод мыслей, вихрь эмоций, калейдоскоп желаний. Первая после Ливали... всегда после, всегда на одну ступеньку ниже абсолютной власти. А тут ещё плетёт свои интриги и строит козни вторая принципалка, прелестная Нарцисса, желая заграбастать себе Антинель с его новым директором Седаром... Как несправедливо, обладая равной с ней силой, всегда быть в тени Элен.

–Р... Рыжик, – тихо-тихо, совсем тихо, повторила девушка. И такими же оцепеневшими, как у него, глазами уставилась в костёр, где сгорала под смех и крики горожан девушка с косами.

Сгорала, да... Пепельное пятно так и не прошедшего ожога на руках и плечах, и два тонких шрама на нежной щёчке Элен – распорола в ту ночь о край топки крематория, сопротивляясь...

«Я видела эти отметины».

«А я видел, как они появились».

«Я и ты... мы можем...»

(Трепетание алых губ Алии, не желающей более быть второй после первой; омуты чёрных глаз директора Антинеля – не бывшего, нет, не бывшего, потому что это никакая не должность, а некое особенное состояние души...)

«Да, мы можем. Но должны ли?».

Рука с медным узором на запястье ловит руку в перчатке с бриллиантовой застёжкой:

«Я не поверю, что ты не хочешь...».

Усмешка тонкого рта, раз и навсегда перекошенного уголками вниз: