Текст книги "Успокой моё сердце (СИ)"

Мое маленькое солнышко спит. Спит, подложив, как в самом начале своего детства – в три месяца после рождения – ладошку под щеку и вытянув вперед, точно, как у брата, губки. Маленькие глазки – малахитовые, сияющие и днем, и ночью ярче любой звезды – спрятаны под сиреневыми веками, которые даже не подрагивают. Каштановые локоны, пахнущие клубникой после недавнего незапланированного душа, разметавшись по подушке, искрятся от заходящего за окном солнца. В этой девочке столько жизнерадостности, столько счастья… в самый непогожий день, в самой трудной ситуации её оптимизм, её жизнелюбие вытащит нас на поверхность из самой глубокой бездны. Она – истинное солнышко. Яркое-яркое.

И хоть её жизнь началась с испуга – моего, когда я увидела две полоски на тесте – сейчас все замечательнее любых мечтаний. Эдвард не испугался, что станет папой во второй раз. Он обрадовался, обрадовался так сильно… я не знаю, наверное, только в тот момент, когда Джером в белом особняке, сидя на его коленях, произнес свое первое второе «папа», счастья в драгоценных камнях, которые я так люблю, было больше. И это несмотря на то, что он до одури боялся любить кого-то из своих «мышек» меньше другого (чего, конечно, не случилось и не случится)!

А уж восторг Джерома подобной новостью можно было только представить…

Они оба так нянчились с ней, так умилительно качали её на руках… сколько же теплоты, сколько заботы, сколько любви внутри моих мальчиков! И я убеждена, что даже с годами никуда это все не пропадет, ведь все это – их отличительная черта. Это – то, что делает их теми, кого я знаю и за кого сделаю все, что угодно, если потребуется.

Улыбнувшись чудному зрелищу маленького спящего ангелочка, я легонько целую лобик дочки, оставляя её в безмятежном царстве Морфея. Пусть ей снятся такие же счастливые моменты, как и те, что мы все вместе пережили сегодня, празднуя день рождения нашего папочки.

Я встаю с кресла рядом с её колыбелькой, подходя к кровати Джерома. Он тоже глубоко в королевстве сновидений… он тоже улыбается…

Мое сокровище. Мое обожаемое, мое несравненное сокровище, как же я люблю, когда ты так спокоен…

Эти годы, мне кажется, в конец залечили все его кровоточащие раны. Появление сестрички рядом, появление, ознаменовавшее собой конец всего плохого, всего страшного, принесшего в наши жизни безопасность, которую ничем нельзя потревожить, пошло ему на пользу. Он сумел справиться со всеми своими кошмарами – они больше не трогают моего мальчика, они его оставили. И теперь он просто сыночек. Просто наш с Эдвардом сыночек, который завтракает по утрам своей обожаемой овсянкой, который играет во дворе с отцом в футбол и который с непередаваемой радостью приходит мне на помощь, если нужно приготовить маффины (особенно когда дело касается черничных). И он ходит в школу. С удовольствием, с увлечением ходит. Испанский, похоже, нравится ему едва ли не больше английского – у меня так бегло не получается говорить даже на итальянском. Конечно, процесс его реабилитации среди нового места и новых людей затянулся – во многом благодаря Эдварду, которого трясло только от одной мысли потерять Джерома из поля зрения – но все-таки все наладилось. Я взяла Каллена на себя и постепенно смогла его убедить, что головорезы и мстители остались в прошлом, и ничего нашему сокровищу ни на улице, ни в школе не угрожает.

За эти четыре года вообще многое поменялось даже в его облике. Малыш возмужал – он уже не тот маленький мальчик, каким я его встретила – повзрослел и в моральном плане, став ещё более участливым, ещё более заботливым ребенком. Он очень храбрый и очень сильный. Он очень любящий… у меня, у нас самый лучший сын на свете.

– Спокойной ночи, любимый, – шепчу на ушко Джерри, поцеловав и его, прежде чем отправиться в нашу спальню.

…Эдварда нахожу на пляже – глупо было бы полагать, что он ляжет в постель в такое время, да ещё при таком закате, да ещё при условии, что появилась возможность испробовать свои подарки… к тому моменту, как я подхожу, на песке уже разворачивается масштабная фотоссесия морского пейзажа. Знаю, как сильно он хочет запечатлеть навечно каждый момент нашего счастья, нашего спокойствия, а потому улыбаюсь. Подарок выбран правильно.

– Можно отвлечь вас, маэстро?

– Замри! – тут же обернувшись на мой голос, велит Эдвард. Наводит объектив…

– Ну хватит, хватит! – восклицаю, прячась от ярких вспышек, следующих чередой друг за другом, – я не фотогенична…

– Ты? Не говори ерунды!

– Я пришла к своему мужу, а не к фотокамере… уделишь мне минутку?

С видом глубочайшего сожаления (надеется, что подействует) опуская фотоаппарат, Эдвард вздыхает.

– Я хотела бы вручить тебе ещё один подарок в честь дня рождения…

– Ещё один? – его глаза округляются. – Tesoro, ты уже подарила мне все, что только можно было пожелать…

– Если ты об этих железках, то эта идея Джаспера, а воплощали мы вообще все вместе…

– Я и об Эли тоже, – хмыкает Эдвард, опуская камеру на специальную стойку, установленную тут же, прямо на песке, – напомнить, в какой день ты рассказала мне?

– Зачем же, – я подхожу к нему ещё ближе, с наслаждением обнимая, – я все помню…

– Значит, ты должна помнить и о том, что пообещала мне фотоссесию.

– Я?! Когда же?

– Пару часов назад, когда я пытался помешать тебе уложить мышек спать.

Хохотнув от его тона и от глаз, сверкающих подобно двум алмазам, не могу удержаться от улыбки. Это время – пробежавшее довольно быстро от того счастья, что несло в себе – ничуть не изменило моего мнения об этом мужчине. И о его внутреннем, и о внешнем состоянии. И пусть бронзовые волосы немного потускнели и кое-где уже посветлели больше, чем прежде, пусть число морщинок на лбу увеличилось (вдвойне радует, что не от горя и забот), он все тот же мой самый красивый и самый дорогой Теплый. И это никогда не изменится.

– Ну, давай позже… ты ведь ещё так и не получил мой подарок.

– Сын, дочка, торт, аппаратура… что ещё ты могла мне приготовить?

– Кое-что более интересное, чем какие-то снимки, – привстаю на цыпочки, дотягиваясь до его губ, – кое-что расслабляющее… только оно ждет в спальне.

– В спальне? – Эдвард отказывается заканчивать поцелуй, наклоняясь, чтобы мне легче было достать до своей цели. Его пальцы, тут же забывая об прерванном процессе фотографирования, перемещаются на мою спину. Ловко пробираются под тонкий сарафан и с наслаждением замечают, что нижнего белья под ним нет…

– Ну зачем же в спальню, – стонет он, когда я выгибаюсь навстречу объятьям, – посмотри, у нас ведь целый океан…

– Ты думаешь?..

– Нет, не думаю, – он на секунду отпускает меня, поспешно стягивая легкие хлопчатые штаны, – дети спят, а значит, мы можем делать все, что угодно!

И увлекает меня за собой в водную гладь, без видимых трудностей подхватывая на руки.

…Часом позже в нашей спальне, уставшие уже до того, что нет сил ни на что, кроме тихих разговоров, мы лежим на кровати под невесомой простыней. Пальцы Эдварда чертят на моей обнаженной спине узоры, пока их обладатель целует мой лоб.

– Понравилось? – интересуюсь я, с наслаждением вспоминая выражение его лица в тот самый момент «получения подарка».

– И ты ещё спрашиваешь? – он фыркает, горестно вздохнув, – почему день рожденья только раз в году?..

– Я могу любить тебя так не только в день рождения, – усмехаюсь, очертив контур его губ указательным пальцем.

– Да?! Что же, в таком случае, завтра я намерен это проверить.

– Завтра у нас есть дела поважнее…

– Важнее этого? Ты что!

– Именно. Доктор Сурдэс ждет нас, если ты забыл.

– Черт… – стонет Эдвард, запрокидывая голову, – я говорил ему, что не вспомню, если ты не скажешь накануне

– Поэтому я и говорю.

Однако ни в его тоне, ни в мигом переменившемся настроении, оптимизма нет.

Боится…

– Ты же сам хотел этого, разве нет? – участливо интересуюсь я.

– Хотел… но неужели уже прошло две недели?

– Две с половиной, – немного поворачиваюсь, целуя его грудь, – ну же, tesoro, в чем дело? Все будет в порядке.

– Я на это надеюсь…

– Конечно же. И даже не сомневайся. У тебя не самые сложные шрамы – все возможно исправить за один раз.

– Это в теории…

– Эй, – привстаю на локте, заглядывая прямо в его обеспокоенные глаза, – мой хороший, все обязательно получится! Посмотри на это с другой стороны – тебе больше не придется носить все эти дайвинговые брюки и длинные джинсы. А в том климате, что мы живем, это очень большой плюс.

Выдавив натянутый намек на улыбку, он даже не пытается уверить меня, что не переживает – все слишком очевидно. Вместо этого притягивает поближе к себе, зарываясь лицом в волосы.

– Я не хочу все потерять, Belle…

– Ты ничего не потеряешь.

– Если вдруг…

– «Вдруг» не может и быть, – качаю головой, не давая Эдварду закончить, – ты никуда от нас не денешься. А вот они… – пробегаюсь рукой под одеялом вниз, к его бедрам, аккуратно притрагиваясь пальцами к тем шрамам, что призваны завтра исчезнуть, – …уйдут. И ничего больше напоминать о Smeraldo не будет.

– Будет. Я – это Smeraldo.

– Нет. Ты… – на мгновенье задумываюсь, подсчитывая его клички, – вот уже как пять лет ты… Большая Мышь, Укротитель обезьянок, Скорпион, Папочка, Дядя Ренато, papá Doroteo (папочка Доротео)…

– И marido (муж).

– Да. Мой замечательный marido. Никаких больше изумрудов.

Он вздыхает, погладив меня по волосам так же, как гладит Элените – как маленькую девочку.

– Ты знаешь, как прекрасно умеешь успокаивать?

– Так у меня получилось?

– Да, спасибо… спасибо за… все это.

– День рождения удался, как я вижу, – улыбаюсь, запечатлев поцелуй на его щеке.

– И не только день рождения, фиалка… все удалось благодаря тебе. Спасибо за ту жизнь, что ты нам подарила. Нам всем.

– И я, и Джерри, и Эли и ты – мы все постарались, чтобы её построить, не преуменьшай.

– Ты её не просто строила Белла, ты её заложила. В тот самый день, когда впервые меня успокоила – у стены гостевой комнаты, во время приступа. И мало того, что успокоила – ты уложила меня спать рядом с собой!

Я смотрю в его глаза и вижу тот момент. Даже ту секунду, когда бесстрашно протягиваю руки мистеру Каллену – страшному и ужасному – веля ему лечь на подушки тут же, после того, как наблюдала его грузное падение на пол. Мой упрямец…

– Это было незабываемым опытом, – шепчу я.

– Даже не сомневаюсь, – Эдвард поправляет простынь, следя за тем, чтобы она не сползала ниже положенного, – и поэтому я тобой восхищен. С того дня восхищен. Ты потрясающая женщина, Изабелла.

– Рядом с потрясающим мужчиной, к тому же, – ухмыляюсь, чмокнув его плечо, – и ничто не изменится, никто нас не тронет…

– Никто, – подтверждает Эдвард, поворачиваясь на бок и приникая своим лбом к моему, – никто не посмеет…

…Я закрываю глаза одновременно с ним. Закрываю, чувствуя на талии нежные руки, ощущая рядом губы, способные и утирать слезы, и утешать, и целовать, даря непревзойденное наслаждение, и уверяясь, к тому же, что если я захочу куда-нибудь сбежать, удержат ноги Эдварда, прижатые к моим. Не отпустит. Никуда и никогда не отпустит. Ну не лучшая ли эта новость за всю мою жизнь?..

Я засыпаю вместе с ним, осознавая, внезапно, что ничего нет. Вернее, никого нет. Не было ни Джеймса, терзавшего меня, ни Маркуса, любившего лакомиться фруктами с обнаженного тела, ни Рауля с Хью, поджидающих у дверей моей узкой комнатки, когда можно будет войти, ни побега из дома, ни смертей, ни взрывов, ни потерь… были мы. Я, Эдвард, Джером и Элените. Были мы, и мы всегда будем. Мы всегда любили друг друга, всегда вместе играли, всегда завтракали за одним столом и ложились спать, пожелав друг другу доброй ночи и наградив на грядущий сон всемогущим, отпугивающим любые кошмары, поцелуем. Были Джаспер и Элис, был Филлип – их солнышко, которое не дает скучать Элине, что наглядно подтверждает та простынь, которая теперь украшает одну из стен нашего дома, была Рене – мамочка, по которой я так скучала…

Не было ничего плохого. Не было ничего страшного.

А это значит, что и в будущем не будет. Откуда же ему взяться?..

…Будет завтра. Завтра Джером побежит мне навстречу из школьного автобуса, размахивая дневником с очередным «отлично», завтра Эли слепит из пластилина своего обожаемого папочку, завтра мы с Элис пойдем в школу договариваться об организации похода для детей в горы в следующую пятницу, завтра Эдвард войдет в кабинет доктора и через пару часов выйдет оттуда победителем – самым настоящим, потому что навсегда избавится от ненавистного нам Барона…

Завтра. Все завтра.

А сегодня – спать.

Сегодня мы уже все сделали…

_____________________________

От автора:

В этом последнем авторском послании, обращаясь ко всем тем, кто столько времени был рядом и держал на плаву, не давая утонуть и забросить фанфик – верным читателям – я хочу сказать вам спасибо. Просто огромное спасибо, которое словами выразить, наверное, не получится и вовсе… любому автору важны комментарии – они показывают, что нравится и не нравится читателям, стоит ли продолжать в том же духе или сменить тактику, нужна ли такая работа вообще и прочее, прочее… ваше же за эти два года показали не только то, как вам нравится мой фанфик, но и вдохновили на нечто большее, превратив наше “Сердце” в не просто в какой-то “фф”, а ту работу, которая ещё очень долго будет многое для меня значить. Столько вдохновения, столько похвал и приятностей, столько теплых слов и утешений, столько потрясающих отзывов и такое огромное количество просмотров!.. Мечты сбываются!

Отдельные и непередаваемые мои благодарности CinderellaStory, Изабелла Паттинсон, лайма, Безнадежная и victoria12 за постоянную поддержку! Не знаю, что бы я без вас и, конечно же, без остальных моих обожаемых читателей, делала :)

Спасибо, что подарили мне эту сказку. Надеюсь, мы с вами не прощаемся и даже по завершении “Успокой мое сердце” увидимся на форуме других моих историй.

С уважением,

любящая вас AlshBetta.

Комментарий к Эпилог

Немного об новых именах, данных героям (чтобы было понятнее):

Vencedores (ис.) – означает «победители», так что можете сами судить, какое значение несет в себе новая фамилия Калленов.

Renato (ис.) – новое имя Эдварда с языка индейцев означает «рожденный заново» (что весьма недвусмысленно, кстати).

Doroteo (ис.) – Джером. «Подарок Бога».

Элените (Елена, Элена) – Избранная.

Ну а Аngélica, я думаю, и так понятно, к чему ведет… :)