Текст книги "Успокой моё сердце (СИ)"
Автор книги: АlshBetta
сообщить о нарушении
Текущая страница: 33 (всего у книги 54 страниц)
Забавно: снова ночь и снова мы с Джеромом вдвоем. Его папа, благополучно проведя с нами весь день с утра до самого вечера (того момента, когда после короткой сказки малыш уснул), куда-то удалился. Единственный вариант, что может предложить сознание: какие-то незаконченные дела. Сейчас не больше одиннадцати…
Как ни странно, беспокойства я не чувствую. Будто бы знаю, что он в порядке. Подтверждает это простое предчувствие или те слова, что я слышала сегодня от мужчины, но, так или иначе, итог один.
И непоколебимое признание того, что сказанное утром – правда – тоже.
За те полчаса, что мой мальчик засыпал, нашлось время для раздумий. И отпали последние сомнения, если они и были…
Разумеется, в какой-то степени это сумасшествие, я понимаю. Но осталось ли для меня хоть что-то не сумасшедшее на этом свете? Я слишком много знаю для обыкновенной жизни. При всем желании никогда не смогу жить так, как жили мои родители. Как призывают жить статьи психологических журналов и бесконечные книги по правильному воспитанию детей, где говорится о важности нормальной семьи. Правильной семьи с верными устоями, построенными по общей модели отношениями и, что самое главное, холодным, чёрствым, лишённым смысла, зато полным взаимопониманием между супругами.
Надежды Рене я не оправдала – единственная дочь, и такое разочарование – ни свиданий, ни выпускного, ни тайных побегов под вековые дубы в лесу возле дома… Романтичная натура мамы, испытавшей это, желала таких же впечатлений и для меня. О незабываемой, волшебной поре юности, которая, к сожалению, окончилась совершенно другим…
А потом, разумеется, шли колледж, университет, милый бойфренд-ирландец (в крайнем случае, англичанин), а затем, после пышной свадьбы, по всем традициям улыбающихся рыженьких внуков. Как правило, голубоглазых.
Красивая мечта, не правда ли? У меня была похожая…
Впрочем, что сделано – то сделано. Не вижу смысла оглядываться назад и думать, что можно было там-то и когда-то что-то изменить – будущее куда интереснее и куда проще. Лучше жить им.
Удивительно другое: после, казалось бы, до мелочей проработанного сценария Джеймса, где избежать авторской ремарки никаким образом невозможно, где учтена любая накладка, в том числе, плохо исправимая, я здесь.
Я вопреки всему лежу на простынях рядом с маленьким зеленоглазым ангелом и могу целовать, гладить, шептать ему, как сильно его люблю.
Могу говорить с Эдвардом, могу прикасаться к нему, как утром, и безмятежно улыбаться, находясь рядом, что, в принципе, невероятная по былым временам роскошь.
За что? Неужели в прошлой жизни я сделала столько всего хорошего? Выиграла войну за независимость?
Не знаю. Не имею ни малейшего понятия.
Я благодарю. Просто благодарю.
И надеюсь тот, кто одарил меня всем этим, слышит и понимает. Не решит в один из моментов забрать все обратно, вернув на круги своя.
Этого я… с этим я… без этого… не проживу.
Без Калленов я уже давным-давно жить не умею.
…Прождав ещё пятнадцать минут, не выдерживаю. Подушка слишком заманчива, одеяло – ещё больше. В отличие от предыдущей ночи, я хочу спать. Глаза в буквальном смысле закрываются, и побороть тяжелые веки задача слишком сложная для исполнения.
Эдвард вернется – он любит спать вместе с сыном, а не по отдельности. Волноваться не стоит – утром, когда мы проснемся, папа будет рядом. Двести пятнадцать процентов.
…Тихая вибрация рушит едва установившиеся планы. Погружаясь в полудрему, не сразу нахожу её источник. Ответ подсказывает неяркое сияние внутри кармана брюк – мобильный.
С некоторым неудовольствием выбравшись из-под теплого одеяла, поежившись от ночного холодка прекрасно проветриваемой спальни Каллена, в которой мы остались после «рисовального рейда», я подхожу к кожаному дивану, торопливо доставая телефон наружу.
Сообщение.
Какая-то часть сна пропадает сразу же. С изумлением, нахмурившись, оглядываю дисплей, в углу которого мигает крохотный белый конвертик.
Не показалось.
Боязно, но довольно быстро нажимаю на всплывающее уведомление, нетерпеливо ожидая, пока загрузится нужный список.
Пять секунд? Не верю. Здесь не меньше десяти минут.
Открывается…
От «Э.» – все та же одна-единственная буква, которой мужчина решил подписать свой номер. Если бы я знала, как в этом чуде современной техники изменить его…
«Твоя комната», – пересматриваю короткий текст ещё раз, ища то, чего не увидела при первом осмотре. Удивление нарастает. Заснувшее, унявшееся беспокойство поднимает голову, ожидая дальнейшего развития событий.
Послание предельно кратко. Что оно значит?
Вторая вибрация. Второй конвертик.
«Придешь ко мне?»
Так… мне не снится – исключено, я не схожу с ума – вроде бы, шуткой это быть не может по умолчанию… стало быть, все происходит на самом деле.
Черт. Неужели?..
Решение формируется за мгновенье. Ничуть не сомневаясь, переступаю через оставшиеся ведерки с краской, направляясь к двери.
Джером спит. Слава богу, он всегда спит, когда есть что-то, чего лучше не видеть. Не знаю, как долго нам будет везти так дальше, но пока все очень и очень хорошо. Пусть продолжается в том же духе!
Аккуратно прикрываю за собой дверь, не издавая ни единого шороха. Наскоро поправив сползшую с левого плеча ночнушку, босиком следую по мрачным коридорам к своей спальне. Кофейная, верно? С чего бы Эдвард выбрал её? Почему позвал меня сейчас? Мы же могли раньше, когда Джерри только заснул, поговорить. И уйти, куда следует, вместе…
Подобные ночные рандеву начинают меня настораживать и, мало-помалу, надоедать своей регулярностью.
Коридор западного крыла за те пару часов, что нас не было здесь, не претерпел изменений. Разве что задернуты шторы на единственном огромном окне, а потому света очень и очень мало. Путь к «обители Дракулы» – и тот светлее.
Умудрившись не запутаться в темноте, обнаруживаю верную дверь и, не тратя лишнего времени, прохожу внутрь.
Странно говорить о том, что происходит внутри меня самой. Знакомый отголосок липкого страха, недоумение, неразбавленное достойным объяснением (хотя бы примерным), тревожное ожидание.
До чертиков боюсь увидеть то же, что и вчера.
Не могу. Не хочу.
Именно поэтому я, не терзая нервную систему понапрасну, прохожу в спальню очень быстро. В этот раз о том, насколько громко хлопнет дверь, не беспокоюсь.
Глаза мигом изучают обстановку. Ни на кровати, ни на полу (что было бы хуже всего) Эдварда нет. Облегченно выдыхаю – уже легче.
Впрочем, кресла, как и любой другой угол спальни, тоже пусты. Я что-то перепутала или он ещё не пришел? Судя по всему, должен был?..
Выуживаю из кармана телефон, намереваясь проверить сообщение ещё раз, когда несильное колыхание ветерка проходится по коже, подавая сигнал к действию мурашкам, но в то же время давая подсказку.
Балкон.
Вторая дверь не так радушна, как предыдущая. Холодок, которым веет из её нутра, уверенности не вселяет.
И лишь знакомая серая футболка Эдварда, которую я отличу от чьей угодно при любом освещении и в любое время дня и ночи, останавливает от решения повернуть обратно.
Упираясь одной рукой в железную ограду, Каллен стоит ко мне спиной, напряженно изучая взглядом горизонт. Темнеющий на фоне светлого неба лес и пожухлая, ещё не проснувшаяся после долгой зимы трава, создают не самые лучшие декорации. На миг посещает бредовая мысль, будто это все – цветной сон, но я быстро её отметаю.
С Эдвардом очень многое, что происходит в действительности, похоже на вымыслы в духе Стивена Кинга. Порой кажется, будто Каллен – один из его лучших персонажей, созданных с особой любовью и трепетностью. Верх мастерства.
Хватит. Не время для глупостей.
– Belle? – негромкий, являющийся частью окружающей тиши бархатный голос звучит устало. Голова мужчины немного поворачивается в мою сторону, но на балконную дверь он принципиально не смотрит.
– Si, – отзываюсь, стремясь подойти ближе. Но едва нога касается ледяной плитки, быстро передумываю. Стиснув зубы, наоборот, отступаю дальше. Только не холод…
– Что-то произошло? Тебе нужна моя помощь? – спрашиваю я, так и не дождавшись больше ни единого слова. Материя ночнушки слишком тонкая. Беспощадный ветерок без труда проникает к коже.
Безмолвно прошу отрицания. Разве мало прежней ночи?..
– Нет… да… нет, – путая меня, Эдвард шумно сглатывает. Обеими руками вцепившись в решетку ограждения, глубоко вздыхает, расправляя плечи. Немного запрокидывает голову.
– Давай вернемся в комнату? – мягко предлагаю, прикусив губу и оглянувшись назад – там, где теплее.
– Тепло проблем не решает, – равнодушно пожав плечами, Каллен поворачивается-таки ко мне. Тонкий мобильный телефон в правой руке пальцы сжимают слишком сильно.
«Не приступ – уже хорошо», – твержу я себе, разглядывая побледневшую кожу и ровный ряд морщин. Самая страшная догадка не оправдалась.
– Эдвард, – зову его, стараясь сделать голос как можно более ласковым, – пойдем спать, хорошо? Джером нас ждет.
…Впервые в жизни упоминание малыша не исправляет ситуацию, не позволяет сделать её лучше, терпимее, а наоборот, усугубляет.
Шумно выдохнув, мужчина стискивает зубы.
– Прекрати постоянно пытаться уложить меня в постель! – с очевидной злостью выплевывает он. – Утро вечера не мудренее. Никогда не было.
– Тогда зачем ты меня звал? – поворот, который принимает наш диалог, меня совершенно не устраивает. Не сдерживаюсь, раздраженно задавая свой вопрос.
Эдвард застывает. Как резко осажденный ребенок, замолкает.
Правда, ненадолго…
– Иди куда хочешь, – рявкает, отворачиваясь обратно, – убирайся!
Дело – дрянь.
– Я не хочу никуда уходить, – осторожно сообщаю ему, пересиливая себя, но делая все-таки пару шагов по ледяной плитке. Слово – шаг, слово – шаг, слово…
– Я не хочу тебя видеть, – исправляет он, скрежетнув зубами, – возвращайся в спальню. Ночью надо спать.
– Ты собираешься делать это днем? – с робкой улыбкой спрашиваю, одновременно совершая то, на что вряд ли бы решилась в другое время. Чувствую что-то странное и непонятное, исходящее от мужчины. Что-то тяжелое… Подступаю к нему совсем близко, обоими руками обнимая за талию.
Не без удовольствия замечаю, что бледная кожа все ещё теплая, если прижиматься к ней так же сильно, как я.
– Я никуда не пойду, – бормочу я, уткнувшись лицом в мягкую материю, – ты хотел меня видеть, и я здесь. И я готова выслушать все, что ты хочешь рассказать.
Подобные слова его вдохновляют и успокаивают – насколько это возможно, конечно. Но, по крайней мере, Эдвард немного расслабляется. Минуту молчит. Минуту – на что-то решается (это выдает малость ускоренное дыхание), а затем поворачивается обратно ко мне.
Знакомое лицо сведено и нахмурено, губы и брови подрагивают. А по щекам… боже, двумя ровными, тонкими, прямыми дорожками сквозь трехдневную щетину текут настоящие слезы. Лунный свет прекрасно выделяет их мокрый след на остальной коже.
– Эй… – я придушенно бормочу, нахмурившись. Смотрю прямо в полыхающие малахитовые глаза, ища там хоть какой-то ответ. Хотя бы какое-то, даже самое неверное, самое глупое объяснение. – В чем дело, мой хороший?
Обращаюсь к нему так же, как к Джерри. Гляжу почти так же…
Не могу понять. Он же был веселым ещё два часа назад! Улыбался, шутил и хохотал от души, развлекал Джерома как мог и чем мог… Усомниться в его хорошем настроении было невозможно, и я была уверена, что таким хотя бы до завтра оно и останется! Даже когда вошла сюда, что угодно, но слезы – последнее, чего можно было ждать!
…Похоже, «хороший» служит для него последней каплей.
Рвано вздохнув, мужчина с невероятной силой прижимает меня к себе. Буквально душит в объятьях.
Зарывается лицом в волосы, посылая по коже тысячу крохотных иголочек, больно отзывающихся в самых разных уголках тела.
– Я не сумасшедший, – отчаянно шепчет он, яростно желая доказать мне это. Затаивает дыхание, подавляя всхлип, – я не схожу с ума, Белла…
– Конечно нет, – благо ответить удается без промедления, хотя слова Эдварда и вводят в самый настоящий ступор, – что за глупости?
– Я не выдумываю…
– Не выдумываешь, – эхом отзываюсь, осторожно разжимая его кулаки. Не вижу, есть ли на повязках кровь, но судя по оставшейся сухой поверхности – нет. Успела.
«Три-четыре дня, если не будете сжимать слишком сильно», – постараемся, доктор.
– Она правда… я правда… – Эдвард запинается в словах, тратя лишние секунды на частые вдохи. Проводит по моим волосам плотно сжатыми губами, зажмуриваясь со всей возможной силой.
– Ш-ш-ш, – пока ещё не понимаю, в чем дело, но так дальше явно продолжаться не может, – постарайся успокоиться. Все хорошо.
– Не хорошо! – мужчина почти выкрикивает эту фразу, сжав меня крепче, – ничуть, твою мать, не хорошо!
Оставляя в покое его ладони, обвиваю руками калленовскую шею. Глажу затылок мужчины, перебирая пальцами бронзовые волосы.
Молчу. Прикрыв глаза, слушаю его угасающие всхлипы.
Когда дышать становиться проще, Эдвард снова начинает говорить:
– Он считает меня сумасшедшим… считает, что я сам выдумываю боль.
– Кто считает? – недоуменно переспрашиваю я.
– Флинн, – ответ ещё хуже вопроса. Мои глаза сами собой распахиваются.
– Флинн?.. – не верю. Не могу поверить, что доктор такое сказал. Это в принципе невозможно. – Выдумываешь?..
– Лежу и выдумываю, – Каллен отрывисто кивает, со свистов втянув воздух – и ничего другого, в сущности, не происходит…
Замолкает. Дышит неровно и часто, словно задыхается…
– Ты тоже так думаешь? – вопрос – как ушат холодной воды. Застываю под его ледяными струями, поспешно расшифровывая значение.
Вот черт…
– Эдвард… я никогда такого не говорила, – мотаю головой, найдя, наконец, возможность сказать что-то вразумительное на его фразу. – Ну что ты!
Низко опуская голову, съеживаясь, он почти равняется ростом со мной. Кусая губы, повторяет, часто моргая:
– Я не схожу с ума!..
– Не сходишь, – уверенно соглашаюсь, робко поцеловав его в щеку; кожа соленая, – конечно нет. Конечно. Я знаю, что тебе больно. Я видела. Я понимаю, мой хороший.
Упираясь лбом в мое плечо, Эдвард шепчет плохо разделимый на слова поток благодарностей. Пытается не сбиться, но то и дело запинается на очередном всхлипе.
Во второй раз вижу его плачущим. И второй раз сердце зажимается от беспомощности. Не имею ни малейшего представления, как выразить свое сочувствие словами. Как показать, что никому, ни за что, ни при каких условиях не дам его в обиду. Будь то Флинн или белобрысый Джаспер – мне все равно.
– Может быть, ты неправильно его понял?
– Правильно, – не соглашается Каллен, – «наркота не нужна»… «наркота не помогает»… наркота…
– Он считает, можно справиться без неё? – не удерживаюсь от наболевшего вопроса.
«От наркотиков надо избавиться», – вот, что я слышала. И эту фразу доктор адресовал непосредственно мне после того, как о чем-то поговорил с мужчиной… Выходит, действительно, все правда? Это возможно?
– Он может считать, как угодно. Терпеть мне… – Каллен давится воздухом, до хруста стиснув зубы.
– Ты в любом случае справишься, – уверяю я, кончиками пальцев осторожно стерев сбежавшие к скулам слезы, – ты очень сильный.
– Не справлюсь, – ответ обжалованию и возражению не подлежит.
– Эдвард, – обнимаю его крепче, глубоко вздыхая, – справишься. Ты прекрасно это знаешь и сам.
– Я не смогу больше… – вздрагивает, согнувшись, словно от удара, – это….
– Я знаю, что это больно, – сдаюсь, договаривая за него, кусая губы, – и мне очень жаль, что тебе приходится это испытывать. Но тебе обязательно станет легче. Я обещаю.
Господи, господи… что же я делаю? Что обещаю?
Вместо ответа он отстраняется.
Резко, мгновенно, донельзя внезапно.
Судорожно вздыхает, глядя на меня сверху вниз, но таким пронзающим, необыкновенным взглядом, что наше местоположение за секунду в корне меняется. Все наоборот.
– Нет.
В малахитах блестят слезы. Ещё одна мокрая дорожка, скользнувшая по коже, светится при лунном свете.
Эдвард даже не пытается её скрыть. Он тоже отказывается от меня прятаться.
– Мы все сделаем вместе, – говорю я, привлекая его обратно к себе. Приподнявшись на цыпочках, чмокаю в подбородок. Глажу плечи и спину. Пытаюсь придать уверенности словами. – Я помогу тебе. И Джером тоже.
– Не втягивай его…
– Мы не позволим, чтобы нашему папочке было больно, – договариваю, отказываясь исправляться.
Мужчина зажмуривается. Приникает ко мне, как ребенок. Слез становится больше.
– Все будет в порядке, все, – шепчу я, не унимаясь. Повторяю, будто бы и не знаю других слов вовсе. Но не хочу останавливаться.
Ни за что.
– Не бросай нас… – бархатный баритон подрагивает, искажаясь от боли, – пожалуйста…
– Я ни за что не… – закончить мне не позволяют.
– Не предавай. Пожалуйста, только не предавай… – Эдвард шумно сглатывает. Не сдерживается. Стонет. – Я тебе так верю, Белла… Пожалуйста!
– Ты всегда можешь на меня положиться, – говорю я с предельной честностью, – я всегда на вашей с Джерри стороне. Что бы ни случилось.
– Спасибо…
– Не за что.
– Прости за это… – спустя минуту молчания, виновато просит он. Снова обнимает меня, надежно от всего и всех пряча, – я больше не буду… оно не повторится…
Оправдывается так искренне, так честно… слева щемит, колет и кромсает с удвоенной силой.
– Неважно, – качаю головой, лаская его плечи, – если тебе нужно поговорить, просто скажи мне, хорошо? Я всегда готова тебя выслушать.
Он поджимает губы. Пару секунд молчит.
– Откуда же ты такая?.. – тихонький смешок. Вымученный, натянутый, но… дело движется. Ему легче.
Усмехаюсь в ответ, пожимаю плечами.
…Ещё пара минут молчания наводит на мысли о том, что мы все ещё посреди балкона. И ветер – холодный апрельский ветер – все ещё дует, заставляя дрожать.
Несмотря на явное нежелание Каллена обращать внимание на такие мелочи, гусиная кожа на его руках недвусмысленно выдает своего обладателя. Про себя и вовсе молчу.
– Ты замерз? – участливо интересуюсь я, разрушая тишину. – Здесь холодно…
– Плевать, – мотнув головой, он отказывается от меня отстраняться. Благо дышит куда ровнее, чем в начале разговора.
– Не хочешь вернуться в комнату? – спрашиваю с некоторой надеждой. Несмотря на потрясающее отвлечение от холода Эдвардом, постепенно мысли о нем все же заползают в сознание, отравляя его. Никуда не деться…
Нутром чувствую, что мужчине хочется ответить уже знакомое «нет». Даже больше – уверена, что так и будет. Но выждав не больше полминуты, он, как ни странно, соглашается.
– Давай вернемся.
С нескрываемой благодарностью заглядываю в малахиты, нежно улыбнувшись.
Смаргивая слезы, самостоятельно стирая их остатки пальцами, Эдвард старается выдавить улыбку в ответ. Пытается, по крайней мере.
Снова оказавшись в теплой спальне, я облегченно выдыхаю. Тело с удовольствием отогревается после незапланированного выхода на свежий воздух без подобающей одежды.
– Можно к нему?.. – нерешительно спрашивает Эдвард, затравленно посмотрев на меня. Будто бы я могу отказать.
– А где, по-твоему, нам ещё спать? – подмигиваю, направляясь к каштановой двери. – Джерри будет недоволен, если мы останемся здесь.
Капля оптимизма внутри малахитов просвечивается. Боли меньше, страха – меньше. Догадываюсь, что это лишь начало длинного разговора, но…
Плевать. Я обещала Эдварду выслушать его столько, сколько потребуется и когда потребуется.
И сдержу слово.
А пока – в кровать. Уже поздно. Тем более, мы оба устали.
*
Пение птиц – один из лучших будильников, какой только можно представить. Нежными, мягкими переливами, приятными слуху, они пробираются в комнату вместе с солнцем, заполняя собой все её пространство.
Губы против воли изгибаются в улыбке, когда я открываю глаза, нежась под теплым одеялом. То, где я нахожусь сейчас, то, что сейчас происходит, просто идеально.
С левой стороны кровати, точно так же прижавшись к Эдварду, как я, спит Джерри, чьи взлохмаченные светлые волосы поблескивают от солнечных зайчиков. А правая часть – моя. Лежу на серой материи знакомой футболки, обвив её обладателя обеими руками. В этот раз переступаю все прежние границы и вместо плеча, которым я довольствовалась совсем недавно, забираю во владение большую часть груди. Судя по тому, как мерно она вздымается, мужчина ещё не проснулся.
Я скольжу взглядом по комнате. Темно-светлой, безопасной и спокойной. Теперешнее солнце – яркое, теплое – пробивается и сквозь затемненное окно, щедро одаривая черноту своими лучами. Не упускает из виду и цветные отпечатки ладоней на стене напротив кровати.
Продолжаю улыбаться, вспоминая, с каким усердием вчера Джером составлял эти своеобразные рисунки. Маленькие драгоценные камушки горели восторгом, который не передать словами. Быть может, стоит раскрасить все комнаты, раз малышу так нравится процесс?
Впрочем, место в сознании находится не только для радостных воспоминаний, связанных с этими отпечатками. Есть ещё кое-что другое… вчерашней ночью.
Я так до конца и не поняла, что именно сказал Флинн Эдварду, раз сумел так сильно его расстроить. Обрывки про «выдумывание боли» и прочие непонятные вещи были слишком сумбурны. Все, чего мне хотелось – успокоить его, унять слезы, а не докопаться до истины. В контрасте с проведенным вместе с нами днем он выглядел совсем разбитым и потерянным. Никогда не думала, что буду видеть его таким настолько часто… Неужели никто, кого я просила, не внемлет просьбе? Ничуть не пощадит?..
Негромко вздохнув, поворачиваю голову влево, утыкаясь носом в его грудь. Целую её, даже не задумываясь, могу ли, правильно ли делаю. Все слишком далеко зашло. Обратного пути нет и не будет – тем более, мне он не нужен.
– С пробуждением, – ни в его положении, ни в дыхании ничего не меняется, а оттого услышать баритон секундой позже я, мягко говоря, не ожидаю. Однако никакого страха или смущения не проскальзывает. Я тоже, как прежде, абсолютно спокойна.
– Доброе утро, – отзываюсь я, поднимая голову и встречаясь с малахитами. В них ни капли сонливости. Видимо, не спит он давным-давно. Наверное, так даже лучше…
– Что ты хочешь спросить? – вклиниваясь в мои размышления, интересуется Эдвард. Длинные пальцы прикасаются к волосам, убирая каждую прядку по отдельности мне за ухо. Ждет ответа.
– Это так очевидно?
Пальцы останавливаются. Едва успеваю заметить это, как другой рукой Каллен быстрым движением придвигает меня ближе к себе. Утыкаюсь лицом в его шею, когда розоватые губы чмокают лоб.
– Здесь все написано.
Посмеиваюсь от его непосредственности. Кажется, это одно из качеств мужчины, которое я люблю больше всех иных.
Тем не менее, интересующим вопросом я явно не сохраню её так долго, как хотелось бы.
– Вчера вечером ты говорил с Флинном?
Малахиты чуть щурятся.
– Да, – короткий и вполне ясный ответ.
– И что он сказал?
– Со вчерашнего дня диагноз не изменился, Изабелла, – безрадостно усмехнувшись, сообщает Каллен. – У тебя ведь не кратковременная память?
– Что значит «выдумываешь боль»? – не понимаю, правда. Не хочу портить утро, но, если не спрошу сейчас, не знаю, решусь ли позже. И не поздно будет ли позже…
– То, что потихоньку схожу с ума, и…
– Эдвард, прекрати, – осаждаю его, не давая закончить, – никто с ума не сходит. С тобой все в порядке.
– Не все так считают, – не соглашается мужчина, – обычно люди, когда слышат о человеке, у которого ничего болеть не может, но который бесконечно жалуется на эту самую боль, называют его именно этим словом.
– Он предложил тебе лечение без лекарств, верно? – осторожно интересуюсь, припоминая фразы, услышанные прошлым утром.
– Без наркотиков, – исправляет Каллен, – вещи лучше называть своими именами.
– И почему ты не хочешь рассмотреть его вариант? – не повышаю голос, помня о Джероме. Пока мы не договорили, лучше бы ему поспать…
– Потому что наркоман, – скалясь, Эдвард крепче стискивает пальцами мои плечи. Морщусь от несильной боли – все-таки синяки с воскресенья остались.
Мужчина с некоторым удивлением задирает рукав моей кофты, оглядывая поврежденную кожу. Бережно, едва касаясь, проводит по гематоме.
– Извини.
– Ничего страшного.
Минута молчания, пронизанная спокойствием, уходит в небытие. Разговор возвращается к прежней теме.
– В общем, я, Белла, создаю себе повод для принятия укола, занимаясь выдумыванием. И, как видишь, до сих пор потрясающе справлялся – какое-то время мистер Флинн даже мне верил.
Приподнимаюсь на локте, выпутываясь из его рук. Смотрю прямо в малахитовые глаза, не давая им избежать прямого взгляда. Смотрю с серьезностью, неодобрением, участием и уверенностью.
Упрямству этого человека и правда можно позавидовать.
– У тебя прекрасное чувство юмора, – вздыхаю я.
– Чувство… – не даю ему закончить это предложение. Не нужно.
Наклоняюсь к розоватым губам, прежде всего, прикасаясь к ним. Вынуждаю замолчать. А затем поочередно прокладываю дорожки поцелуев по скулам, щекам, шее и подбородку. Мягко прикасаясь к бледной коже, не оставляю мистеру Каллену пути к продолжению обсуждения подобных глупостей.
И лишь когда убеждаюсь, что он готов меня выслушать, не собираясь перебивать, отстраняюсь.
– Флинн не обвиняет тебя в сумасшествии и ни в коем случае в наркомании, Эдвард. Он только лишь хочет предложить тебе другой способ лечения, вот и все. Более безопасный.
– Менее действенный… – мужчина хмурится, – это – минус его планов. С каких пор ты выступаешь в роли его адвоката?
Однако глаза, вопреки словам, наполняются умиротворенностью, а едва заметная улыбка трогает губы. Ему понравилось.
– Восемьдесят пять процентов, – надеюсь, я не исказила цифры, – прекрасный показатель.
– Откуда ты?.. – улыбка пропадает, уступая место оскалу. Впрочем, он тоже надолго не задерживается. Злость Эдварда прикрывает ухмылка. – Во-первых, подслушивать не хорошо. А во– вторых, Белла, если ты слышала часть разговора, это не значит, что слышала весь.
– Но это ведь главная часть, – не уступаю я, – почему ты не хочешь попробовать?
– Потому что… – он начинает слишком громко. Резко обрывает фразу, стиснув зубы, оглядывается на сына. И только после подтверждения, что сон белокурого ангелочка не нарушен, продолжает, понизив голос до максимальной отметки. Не скрывая грубости в нем, сочащейся из каждой произносимой буквы:
– Твои цифры обманчивы. Они указывают на кое-что другое…
– Что другое? – неопределенность я ненавижу больше всего иного. Особенно сейчас.
Неужели я что-то упустила? Что-то настолько важное, что так злит Каллена?
– Восемьдесят пять… – он поджимает губы, – что сдохну от инфаркта, если не прекращу прием «лекарств» в ближайшее время.
Замолкаю, ошарашенно глядя на него. Никакого другого вопроса, кроме как «что?» в голове не возникает.
Услышать подобное было, мягко говоря, неожиданно.
Эдвард отвечает прежде, чем я нахожу в себе силы открыть рот и спросить:
– Атеросклероз, насколько я помню. Сосуды, бляшки, сердце – прошлись по всему организму.
Атеро… что?
– В рекомендациях: отказ от препарата, избежание стрессовых ситуаций и хороший сон – несовместимые друг с другом вещи, если кратко. Прекрасный список, не правда ли? – ехидно продолжает он.
– Эдвард… – мой голос окончательно садится, а пальцы, поглаживающие его плечо, начинают подрагивать.
– Да, и ещё кое-что, – будто неожиданно вспомнив, добавляет мужчина, – успокаивающая поездка куда-нибудь подальше из США, на пару-тройку дней, – на этих словах его улыбка становится безумной, а глаза страшно сверкают. – И это сейчас. В самое что ни на есть подходящее время.
– И что ты ответил?
Не знаю, зачем спрашиваю. Ответ напрашивается сам собой.
– Я отказался, Белла. И это решение неизменно.
– Ты ведь понимаешь, что это опасно?
– Жизнь полна опасностей. Что уж поделаешь? – риторически отзывается Эдвард.
Собираюсь возразить. Открываю рот, думая, что лучше сказать на такое, но не успеваю.
Джером, сладко зевнув, открывает глаза, усаживаясь на красных простынях.
========== Глава 48 – Banalita ==========
Я знаю это место.
Голубые неровные стены, от которых вечно веет холодом, потертый линолеум с характерной белой крошкой осыпающейся штукатурки, сероватые комки пыли в углах и сведенное к минимуму количество старой деревянной мебели. Да, определенно знаю. Это – одна из квартир Джеймса. Для «первых», как он однажды объяснил, позволив-таки переехать в более-менее пригодные для жизни условия (впрочем, в сравнении с январской улицей даже это крысиное убежище казалось гранд-отелем).
Жесткие простыни кровати, порванные слева и справа, туго натянутые на грязный матрац, неприятно скрипят от каждого лишнего движения. Волосы, запутавшиеся где-то в изголовье, на металлическом узоре спинки, требуют срочного избавления от боли, но я никаким образом не могу до них добраться – тело налито свинцом.
Не имея ни малейшего желания пошевелиться, в полусонном состоянии оглядываюсь вокруг, лениво следя за крохотными острыми снежинками за окнами. Только лишь давно не мытое стекло подсказывает, дает понять, что я не там, не на асфальте, не умру…
И пусть на теле нет ни единого предмета одежды – у меня в принципе её больше нет – пока не холодно. По крайней мере, ощутимо.
Немного наклонив голову набок, прикусываю губу и тут же морщусь – свежая ранка выпускает наружу пару капель крови.
Я знаю, что он придет. Глупо бы было надеяться на обратное при том условии, что этот человек забрал меня с улицы. В конце концов, если все, что ему нужно это секс – я готова заплатить эту цену. В отличие от Хью и Лори данное занятие с ним кажется более безопасным. К тому же, больно пока ещё не было…
Пугает лишь ненасытность мужчины. Я живу здесь всего третий день, а мы успели переспать не меньше семи раз – и это притом, что все первое утро было занято осмотром доктора. Если такими темпами пойдет и дальше, я попросту не выдержу. Уже не выдерживаю.
Этот перерыв жизненно необходим. Я не чувствую ни единой капли силы внутри, ни единого её источника. Спать и есть – единственные желания. Первое даже больше…
Отпускаю тревожные видения и потяжелевшее тело, умудряясь расслабиться даже на жестких простынях, когда меня прерывают.
Зажмурившись от ярко вспыхнувшего цвета, вздрагиваю.
– Не спи, моя девочка, – усмехаясь, напутствует Джеймс, – замерзнешь.
Нехотя приоткрываю глаза, раздраженно взглянув на него.
– Часа не прошло…
– А кто обещал час? – серые глаза щурятся, посмеиваясь надо мной. Поскрипывание кровати и её мягкий прогиб подсказывают, что он куда ближе прежнего – разрешение полежать в темноте не ограничено временным промежутком. Ты можешь лежать до утра, а можешь встать через десять минут. Потому что я к тебе пришел.
Его палец пробирается от низа моего живота к груди. Нежными круговыми движениями проходится по её коже.
– Я не буду… – бормочу я, прикладывая последние усилия для поворота в другую сторону. Простыни пахнут сигаретами.
