Текст книги "Успокой моё сердце (СИ)"
Автор книги: АlshBetta
сообщить о нарушении
Текущая страница: 26 (всего у книги 54 страниц)
Мне кажется, отпусти я его, он бы побежал – так сильно, так рьяно хочет увидеть папу.
Едва Марлена сообщила о его возвращении, маленькие малахиты настолько ярко загорелись, что в сравнении с ними меркнет даже пресловутое северное сияние. Ничего, по правде ничего не может быть красивее светящихся от восторга и радости драгоценных камушков. Тем более после всего, что случилось за эти чересчур длинные двое суток.
Очередной проход с деревянной аркой, очередное сгущение красок. Почти черные стены. Кое-где проблескивает красный. Догадываюсь, что мы уже близко.
Марлена, следующая впереди и указывающая, где выход из темного лабиринта, идет чуть медленнее, на ходу вытирая остатки сбежавших по щекам слез. Делаю вид, что не замечаю этого, тактично глядя в сторону.
Не могу понять, что случилось. Чему обязано такое поведение домоправительницы? Сама она ни намеком себя не выдала, уверенно промолчав и лишь сказав, что Хозяин хочет нас видеть, а ей поручено нас привести. На этом все.
Пытаюсь хотя бы попробовать догадаться, что заставило вечно светящуюся улыбкой женщину, встретившую меня как желанную гостью и единственную, посмотревшую с другого ракурса в день появления в этом доме, лить слезы. Причем так сильно, что это отразилось и внешне, и внутренне. Она даже не пытается улыбнуться. Хотя бы немного.
Притворство, на самом деле, когда-нибудь осточертевает. Мне ли не знать…
Я не собираюсь донимать Марлену вопросами. Если будет нужно, я послушаю и помогу, чем смогу, но до тех пор, пока она не хочет делиться, это её дело. Я не буду лезть куда не следует. Тем более, есть дела поважнее.
Эдвард и их совсем скорая, приближающаяся встреча с Джеромом, волнует меня не меньше.
Наконец, женщина останавливается.
Выглядываю вперед, отрывая глаза от черного пола.
– Последняя дверь, Изабелла, – чуточку дрожащим голосом сообщает она, – я буду в главном коридоре, если понадоблюсь.
– Спасибо, – отвечаю, ободряюще глядя на неё.
Прикусив губу, Марлена обходит нас с Джерри, удаляясь из поля зрения.
Нет, думаю, сегодня звать её не стоит. Нужно дать прийти в себя.
– Пойдем? – слегка нервно сжав ладошку мальчика, спрашиваю у него.
Полное энтузиазма белокурое создание быстро-быстро кивает головой, выражая свое крайнее нетерпение.
Это заставляет меня усмехнуться.
Двенадцать шагов, разделяющие начало коридора и его конец, мы преодолеваем вместе достаточно быстро. Двигателем прогресса является Джером, не дающий мне остановиться даже на миллисекунду.
Ну и вот он, момент истины. Нужная дверь перед глазами.
Коротко вздохнув под ожидающим взглядом ребенка, негромко стучу. Мне кажется, так правильнее. Марлена всегда стучит, прежде чем зайти.
Впрочем, надобности в стуке явно не было. Ни единого звука, даже самого тихого, из-за деревянной поверхности не раздается.
Это приглашение войти или посыл к черту?
Вряд ли второе, домоправительница сказала, ей было велено нас позвать. Значит, входить все же можно. Хорошо.
Обвиваю пальцами ручку, осторожно поворачивая её, дабы открыть дверь. Та с легкостью поддается.
Спальня не изменилась. Разве что, стала чуть менее темной. На иссиня-черный кожаный диван наброшен фиолетовый плед и парочка маленьких подушечек. На журнальном столике аккуратной стопкой сложены два одеяла, огромная пачка салфеток, два стакана и лишняя, точь-в-точь кроватная подушка. Видимо, запасная.
Эдвард здесь, мы не ошиблись.
Переступаю порог, позволяя Джерри пройти чуть дальше, чтобы закрыть дверь. Негромкий её хлопок эхом разносится по комнате. Тишина и серость, царящая здесь, не разбавлены ни солнечным светом, ни стрекотом какой-то птички, который мы с Джеромом могли слышать в его обители. Тихо. Слишком.
– Эдвард? – нерешительно зову я, проходя вместе с малышом вглубь комнаты. Его ладошка по мере приближения к кровати, на которой я и нахожу мужчину, сжимается сильнее.
Мой похититель лежит среди красных простыней и покрывал на широкой подушке, поднятой вверх и помогающей ему опираться на деревянную спинку. Его волосы уже не так сильно контрастируют с наволочкой. То ли они посветлели, то ли потемнела она. Впалые щеки и заострившиеся от резкой потери веса черты лица напоминают о случившемся даже лучше впадин под глазами, выцветших с насыщенно-багрового, до синего цвета, а окрашенное белилами лицо хоть и утратило ту мертвецкую бледность, по-прежнему не в состоянии вернуться к нормальному, живому человеческому цвету.
Ловлю себя на мысли, что сомневаюсь в прогнозе Флинна, да и в его квалификации тоже.
Неделя? Боже, ему бы месяц серьезного лечения в больнице, а не лежание здесь, в чертовой спальне!
Надеюсь, мое мнение изменится. В противном случае я могу наговорить доктору не самых лучших вещей…
Впрочем, как бы не были очевидны напоминания об отравлении, улучшения, пусть и мелкие (а прошли-то всего сутки!) тоже на лицо. Во-первых, Эдвард полулежит на подушке, а не устроен на ней пластом. Ночью, помнится, все, что было в его силах – поднять голову.
Во-вторых, глаза. Малахитовые, живые, утратившие мутность. Они почти такие же, как раньше. Как всегда. Только чуть более измотанные.
– Доброе утро, – я здороваюсь, робко улыбаясь, когда вижу, как взгляд мужчины, наподобие глазенок малыша, загорается огнем радости. В нем тоже мелькают все оттенки северного сияния.
Мой похититель кивает мне, но глаза от сына не отрывает.
Они оба смотрят друг на друга около десяти секунд, прежде чем я чувствую, как ладошка малыша отпускает мою.
Расслабляюсь, ожидая, что мальчик кинется к долгожданному папе, окончательно убедив его тройными темпами двигаться к выздоровлению, но все происходит совсем иначе.
Джером освобождается вовсе не за тем, чтобы побежать к отцу. Нет.
Он прячется за меня, крепко цепляясь пальцами за правую ногу. Больше чем на половину скрываясь от Эдварда.
Лицо мужчины вытягивается синхронно с моим.
– Солнышко? – оборачиваюсь, глядя на испуганные, широко распахнутые драгоценные камушки, – что такое?
Каллен немного изгибается, обеспокоенно ожидая ответа ребенка. Пламя в его взгляде безвозвратно потухает.
Джером кусает губы, съеживаясь. Боится.
– Эй, – искреннее недоумение и жалость к мальчику затапливает меня с головой, – все хорошо, папа в полном порядке.
Не верит. Даже не собирается.
Причина в этом? Он напуган видом отца?
Да уж, про подобное я не думала. И не могла даже подумать…
– Джером? – хриплый голос Эдварда прерывает меня и вынуждает Джерри резко вздернуть голову. Мой похититель, пробуя повернуться в сторону сына, морщится. Контуры морщин на его осунувшемся лице проступают слишком явно…
Для белокурого создания это становится последней каплей.
Вздрогнув всем телом, он, отрываясь от моей ноги, кидается вон из комнаты. При всем желании я не успеваю ничего сделать, кроме как проводить его изумленным взглядом.
– Я сейчас вернусь, – оправившись от первой волны удивления, бормочу я.
– Джером… – громко стонет Эдвард прежде, чем я покидаю комнату.
Черт.
Снова оказываясь в коридоре, пугаюсь, что мальчик смог убежать достаточно далеко в подобном состоянии, но, благо, догадки опровергаются.
Вжавшись в одну из стен недалеко от единственной здесь двери, дрожа и всхлипывая, Джером сидит на полу, обхватив руками колени. Почти физически чувствую те горькие слезы, что катятся по детским щечкам.
Медленно, с трудом контролируя свои порывы, дабы не напугать ребенка ещё больше, я подхожу к нему.
– Любимый мой, – присаживаюсь на пол рядом, с нежностью оглядывая малыша, – ну что ты? Что случилось?
Отрываясь от ладоней, красные, заплаканные малахиты, останавливаются на мне.
– Джерри, – с жалостью смотрю на него, смахивая светлые волосы со вспотевшего лба, – почему ты плачешь?
Личико малыша, ещё полчаса назад светлое и радостное, заново сморщивается, выпуская из плена сдерживаемые рыдания.
– Я обещаю тебе, что папа поправится, – наклоняясь к нему, целую в макушку, – очень скоро. Ты даже не заметишь.
Яростно отрицая сказанное, Джером что есть силы качает головой из стороны в сторону. Как болванчик.
Малахиты полностью скрываются за пеленой слез.
Губы что-то произносят. Изгибаются, немо проговаривая слова.
Отчаявшись найти ответ, слежу за ними с особой внимательностью. Наблюдению мешают всхлипы мальчика и его судорожная дрожь.
С невероятными усилиями удается все же кое-что разобрать. Всего одно слово, но зато явно характеризующее ситуацию.
«Пло-хой».
«Плохой».
– Ты самый лучший, – отметаю его сомнения, заглядывая в глаза, – у нас самый лучший мальчик на свете. Наш Джерри. И он это знает.
Нет.
Внезапно проскочившая мысль после резко обозначенного отрицания заставляет вздрогнуть, как от удара.
– Ты ни в чем не виноват… – севшим голосом уверяю я.
Виноват. Виноват – и точка.
– Джером, – тяжело вздыхаю, до боли уязвленная его мыслями, – ты не виноват. Я не виновата. Папа не виноват. Просто кое-что случилось, и никто ничего не смог сделать. Но сейчас мы все здесь, мы в порядке. И мы очень, очень любим тебя. Особенно папа. Ты знаешь, как он соскучился?
Малыш затихает, обращаясь во внимание. Ему удается даже подавить какую-то часть всхлипов, чтобы не пропустить мои тихие слова.
– Он очень обрадуется, если сейчас ты вернешься и обнимешь его.
Придвигаюсь ближе к мальчику, ощутимо гладя его плечики и руки, другие части тела, находящиеся в доступности. Пытаюсь уверить хотя бы так, хотя бы с лаской, что все нормально.
Другого шанса не представится.
– Не плачь, любимый, – стираю слезы с бледного личика, на котором их могло сегодня и не быть, – ничего страшного. Абсолютно ничего. Я обещала, помнишь?
Легкий кивок. Быстрый.
– Иди ко мне.
Вздохнув, малыш уже собирается спрятаться у меня на груди, как его глаза заново распахиваются, завидев что-то за моей спиной.
Поворачиваюсь, не выпуская из рук маленького ангела.
То, что предстает перед глазами, кажется не просто невозможным, но неправильным, опасным и попросту безрассудным со стороны моего похитителя.
Эдвард, опираясь о косяк двери, стоит возле неё, внимательно глядя на сына.
Его глаза подернуты едва заметной дымкой, но даже это не мешает моему похитителю подойти к нам.
Как и я прошлой ночью, пробираясь по стене, он останавливается, где следует, осторожно, словно впервые в жизни прошел это расстояние, опускаясь рядом.
– Что ты делаешь? – не удержавшись, восклицаю я, заметив испарину на его лбу. Ещё более бледном, чем раньше.
– Сыночек… – тихо-тихо зовет Каллен надламывающимся голосом, выглядывая среди моих рук мальчика, – сыночек, я вернулся к тебе. Я пришел.
Подобные слова, произнесенные даже в обычное время, обычным человеком произвели бы впечатление на кого угодно. Но здесь, в темном холодном коридоре, на полу, у ледяной стены, где Эдвард, только что поднявшийся с кровати, взывает к сыну, они звучат так искренне и неимоверно любяще, как только могут звучать слова отца.
Впервые понимаю, слушая его, насколько мужчина любит своего сына.
Убираю руку, позволяя малышу выбраться из сооруженной загородки.
Аккуратно и нерешительно он перебирается от меня к папе . Медлит, прежде чем забраться к нему на колени, но, встретив блеск в глазах мужчины, преодолевает боязнь.
– Джером, – Эдвард шумно выдыхает, зажмуриваясь, когда маленькое тельце касается его, – мой маленький… Джерри…
«Увези его. Куда угодно, из Америки!»
«Сбереги его, я умоляю»
«Он ждет папу. Отпусти!»
Слова, слова, слова – оттуда, из кошмарной ночи, когда мы едва его не потеряли. Нашего Эдварда не потеряли.
Я не могу точно сказать, что значит для меня этот мужчина. Знаю, что важен, знаю, что нужен, знаю, что не хочу и не позволю ни ему, ни Джерри сделать больно. Никогда. Знаю и все. Не собираюсь доказывать и подтверждать. Вполне хватает простого понимания.
– Я люблю тебя, – внезапно голос моего похитителя становится громче, а руки, обнимающие сына, делают это вдвое сильнее. – Я люблю тебя больше всех на свете, Джером, так люблю… – он осекается, на миг замолкая, но затем все же продолжает, глотнув воздуха, – прости меня… прости…
Малыш выглядит удивленным и растроганным одновременно. Он пытается немного отстраниться, но Каллен не позволяет ему этого.
– Нет… не надо…
– Эдвард, дай ему на тебя посмотреть, – негромко прошу я, осторожно касаясь крепко сжатых пальцев. – На секундочку.
С превеликим неудовольствием мужчина все же внимает моей просьбе, расслабляя объятья, но по-прежнему не выпуская из них сына. Неужели думает, что Джером попытается убежать? Теперь?..
Выпрямляясь, держась за плечи моего похитителя, белокурое создание немного хмурится, сосредоточенно глядя ему прямо в глаза.
Все слезы на его лице уже давно высохли, всхлипы – пропали.
Часто дыша, он касается маленькими пальчиками щеки Каллена, гладя её.
Эдвард шумно сглатывает, подаваясь немного вперед. Ближе к малышу.
Завороженно наблюдаю за тем, как губы мальчика изгибаются, произнося знакомое слово. Теперь и Эдвард узнает, как ещё можно общаться с ним!..
Восторженная и глупо улыбающаяся от сцены, только что развернувшейся перед глазами, с трудом вырываюсь из эйфории, глядя на то, как бледнеет лицо моего похитителя. От него не просто отливает вся кровь – создается впечатление, что её никогда там и не было.
Не могу понять причины, пока не осознаю невероятную вещь.
На этот раз слово «папа», было произнесено… вслух.
Я слышала, могу поклясться!
Нахожу глазами мальчика, делающего частые вдохи, широкая победная улыбка на губах которого начинает таять от реакции отца.
Стремлюсь исправить положение, пока не стало слишком поздно.
– Что ты сказал, мой хороший? – переключаю все внимание на себя, заглядывая в малахиты Джерома. Ищу подтверждение догадкам. Самым смелым.
– Папа… – повисает в коридорной тишине.
*
Первое слово, которое мы слышим от ребенка – мама. Нежное и прекрасное, самое что ни на есть волшебное, оно вызывает неимоверное счастье и всепоглощающий дикий восторг. После него идут другие, менее важные слова, и со временем родители принимают как должное, что их дети способны разговаривать. С каждым годом лучше и лучше, чище, правильнее, красивее…
Сложно представить, что однажды они могут замолчать. Взять и замолчать. Лишить нас возможности себя слышать. И ничего, ровным счетом ничего нельзя сделать. Только продолжать надеяться и верить, что когда-нибудь человеческий дар речи к малышу вернется.
Я не знаю, каким было первое слово Джерома. Не знаю, когда он заговорил. Не знаю, как выглядел, впервые в жизни открыв рот и сказав что-то, что услышали другие.
Зато мне известно другое. Второе, но от того не менее значимое его слово, произнесенное после долгого мучительного молчания. Вынужденного.
«Папа».
Не могу представить ничего другого, что могло бы занять это место. Да и нужно ли?..
Та любовь, которой отец окружил сына, та защита, которую организовал вопреки всему, та маниакальная забота, местами граничащая с помешательством… Все для Джерри.
Конечно же, папа. А как иначе?
Сидя здесь, на покрывалах кровати и осторожно, едва касаясь, поглаживая расслабленную спинку малыша, вспоминаю малейшие подробности его вида в тот момент.
Как изгибались розовые губки, как сверкали глаза, как краснела от переполняющих эмоций кожа и каждая мышца на лице лучилась радостью победы.
Он и вправду победил.
Словно услышав мои мысли, спящий ангелочек довольно улыбается, придвигаясь ближе к Эдварду и устраивая вторую свою ладонь у него на шее – никуда больше не отпустит. Испуг давно прошел.
Зеркально повторяя выражение лица сына, мой похититель немного наклоняет голову, прикасаясь к белокурым волосам. Дыхание мальчика сразу же становится размеренным и спокойным. На его личике, как и с самого утра, царит безмятежность.
Мне тоже не страшно рядом с Калленом. Ни капли.
– Как ты себя чувствуешь? – тихонько спрашиваю я, взглянув на мужчину.
– Лучше всех, – так же тихо отвечает он.
– Тебе не сложно разговаривать? – хочу поговорить, задать вопросы, получить ответы, просто послушать бархатный голос… но если это сулит новые проблемы, найдется время и позже.
– Нет, не сложно, – прекрасный ответ.
– Хорошо, – возвращаюсь к малышу, разглядывая светлую детскую кожу. Она настолько ровная, что производит впечатление нарисованной. А какая красивая! И похожая на калленовскую, что отлично видно там, докуда ещё не добрались морщины.
– Он твоя копия, – вслух замечаю я. Эдвард открывает глаза, с нежностью, смешанной с серьезностью, глядя на ребенка.
– Он – моя душа, – предельно откровенно исправляет он.
Не таясь и не понижая голоса. С самым, что ни на есть, доверием. Неприкрытым.
– Значит, у тебя самая замечательная душа, – с улыбкой отвечаю, поправив край одеяла, сползший с плечика мальчика.
Мой похититель едва слышно усмехается.
В спальне снова повисает молчание. Ласковым прибоем оно накатывает на окружающую атмосферу, расслабляя настолько, насколько это в принципе возможно. Совсем не давящая, безопасная тишь. Приятная…
– Джером говорил при тебе раньше? – голос мужчины возвращается.
– Вслух нет.
– Вслух?..
– Он пытался беззвучно.
Эдвард вздыхает.
– Сколько я пропустил…
– Совсем немного, – мягко заверяю, – тем более, самое главное он сказал тебе.
Не думала, что увижу на лице мужчины отцовскую гордость, но чувство, прорисовывающееся в его чертах после моих слов, ни с чем другим нельзя даже сравнить. Это точно она. Красиво…
С неким удивлением, но при том с настоящей радостью воспринимаю то, что ничто человеческое Эдварду не чуждо. Теперь его образ не ограничивается для меня мафией и Хозяином. Теперь он просто папа. Самый настоящий.
– Ради этого стоило приехать.
– Ещё как, – усмехаюсь, незаметно для себя придвигаясь ближе к Калленам. Кровать тихонько поскрипывает, но Эдвард делает вид, что не замечает этого.
– Я верну его доверие.
Услышав подобное заявление, я удивляюсь.
– Ты его не терял.
– Терял… – он качает головой, слегка хмурясь – дом, лес… терял, Белла. Но больше не потеряю.
Дом, лес?..
Побег!
К месту вспоминается, что об истинных причинах, заставивших ребенка покинуть особняк, ему ничего неизвестно.
– Он никогда не убегал от тебя.
– Белла, хватит, – отмахивает мужчина.
– Это правда, – не прекращаю, стремясь договорить до конца, – его побег состоялся лишь потому, что он уверил себя, будто тебе мешает…
Наблюдаю за тем, как в глазах мужчины сначала назревает недоверие, а затем изумление, крепко связанное с десятком вопросов. Нет, больше. Сотней.
– Что?
– В ту ночь, когда ты говорил с ним обо мне, когда… выпил – вздыхаю, припоминая не самый лучший из ходов воспитания мужчины, – сказал то, что его задело. Не про Джерома, конечно же, про меня. Но он принял это на свой счет.
– Что сказал? – голос Эдварда разом становится тише.
– «Вы все отравляете мне жизнь», – привожу дословную фразу, нерешительно глядя на Каллена.
Его лицо бледнеет.
– Нет… – тихонько стонет он, осторожно целуя лоб белокурого создания. – Ты уверена?.. – малахиты доступно объясняют, что если я лгу или выдумываю, поплачусь самым жесточайшим образом.
– Да. Джерри сказал…
– Идиот… – сквозь стиснутые зубы шипит мужчина, делая все, чтобы эта фраза осталась для меня неслышной. Его рука, свободно лежащая на простынях, сжимается в кулак.
– Все это не важно. Он давно забыл.
Эдвард не отвечает. Судя по всему, не согласен, но заниматься разбором полетов также не намерен. Думаю, для этого у нас будет время и позже.
А сейчас меня интересует ещё кое-что:
– Почему ты так быстро вернулся?
– Изабелла, – он щурится, неодобрительно глядя на меня, – мне уехать обратно?
– Я рада тебя видеть, если ты сомневаешься в этом, – бормочу, расправляя и без того ровную поверхность одеяла. Как и вчерашней ночью, эти слова хочется сказать тому, кто их должен услышать. Слегка боязно, признаю, но не так страшно, как казалось.
– Значит, все-таки рада?
– Конечно, – мой похититель терпеливо ждет, сохраняя молчание, пока я посмотрю на него. И лишь через пару секунд терроризирования взглядом, показывает, что верит.
– Пока квартира не взлетела на воздух, лучше было бы уехать оттуда, – устало, словно в сотый раз, объясняет он.
Теперь мой черед побледнеть.
– Взлететь?..
– Я уже второй раз нарушаю планы Большой Рыбы, а это для неё непростительно.
– Ты знаешь, кто пытался?.. – не договариваю до конца. То страшное слово больше мной произнесено не будет. Нет.
– Да, – черты его лица суровеют, – но это мы обсуждать не будем.
– Хорошо… Они ведь не знают, где ты?
– Нет. – Коротко, четко, ясно. Напоминает Джаспера.
Отлично. Значит, мы в безопасности. Он в безопасности.
Ещё немного молчания. Мне кажется, оно подпитывает и меня, и мужчину силами для дальнейшего видения разговора. Он как никогда откровенен и, похоже, готов продолжать. Если вспомнить, как активно раньше он пытался прервать любую нашу беседу, то теперь этого не происходит.
Поводов для радости становится все больше за сегодняшний день!
– Знаешь, я жуткий эгоист, – голос Эдварда первым нарушает тишину.
– Почему? – удивляюсь, не в силах подобрать более-менее правильный ответ.
– Джером сейчас здесь, – Эдвард аккуратно проводит носом по волосам ребенка, – хотя лучше бы ему быть в детской.
– Он очень ждал тебя.
– Я его напугал… Нет, даже не так, – мой похититель хмурится, – я знал, что напугаю его, и все равно не остановился. Позвал.
– Джерри просто не ожидал такого, вот и все, – прикусываю губу, вспоминая, как быстро малыш покидал комнату. Не оглядываясь, не оборачиваясь, горько плача…
– Испытывать страх вполне нормально. Ты тоже не была готова. Мне следовало поступить по-другому.
– И как же?
– Подождать ещё хотя бы сутки. Тогда бы последствия отравления не были такими явными.
– От этого было бы хуже, – Эдвард качает головой, но это меня не останавливает, – вчера утром он был уверен, что ты вообще больше не приедешь.
Глаза мужчины распахиваются. Малахиты вспыхивают.
– Почему?..
– Ты обещал ему вернуться в субботу, насколько я знаю, – припоминаю, ничего ли не путаю. Вроде бы нет. Джером ведь ждал папу именно в этот день. Значит, все же суббота. Верно.
– Пропади пропадом та ночь! – он чертыхается, слегка повышая голос. После пятисекундного молчания это заставляет меня вздрогнуть. Белокурое создание сильнее прижимается к отцу, пряча лицо на его шее.
– Она больше не повторится, – не знаю, кого больше заверяю: себя или Каллена?
– Не повторится, – эхом соглашается он. Хмурится.
Очередная минута тишины…
– Белла, – поднимаю голову, услышав свое имя. Натыкаюсь на внимательно-настороженный, но при том до предела, до последней грани серьезный взгляд. – Я так и не сказал тебе спасибо.
О чем он?
Повторяю вопрос вслух.
– Позавчера. За ночь.
– Пожалуйста, – пожимаю плечами, робко улыбаясь.
Не хочу вспоминать все, что было тогда. И запах, и комната, и лицо Флинна, и капельница, и Эдвард – это запаяно в моей памяти, но пока припрятано в темном шкафу. Не позволю ему оттуда выбраться в ближайшие месяцы.
– Я к тому, – мужчина продолжает, – что ты вправе попросить у меня что угодно за свою помощь.
– В каком смысле?
– Тебе ведь наверняка чего-нибудь хочется, – мужчина оглядывает комнату, – а за проделанную работу должна следовать честная награда. Я прекрасно это понимаю.
Награда? За работу? За какую работу? То, что я была с ним ночью, называется «работой», а благодарность – «честной наградой»?
Боже…
– Ты ведь шутишь, так? Только не говори мне, что эта не шутка, – взмаливаюсь, стискивая пальцами край своей блузки. Где-то недалеко поблескивает отчаянье. Неужели он правда думает, что все, что я делала и все что сделаю, когда помощь снова ему понадобится, ради чего-то?
– Разумеется, нет.
– Эдвард, мне ничего не нужно.
– Так не бывает, – он вздыхает, недвусмысленно взглянув на сына, – всем чего-нибудь нужно.
– Неправда.
– Белла, я предлагаю тебе подарок, вот и все. Просто скажи, что тебе нравится, и оно твое. Только твое.
– Что угодно? – лживо улыбаюсь, подумывая уколоть его же оружием, – и даже если выберу Джерома?
Подобным моим ответом мужчина начисто шокирован. Сама его пугаюсь, заново проиграв в голове. С содроганием наблюдаю за тем, как лицо Каллена сначала белеет больше прежнего, а затем к нему приливает кровь, делая бледную кожу розовой. Скрежет зубов недвусмысленно выражает мысли Эдварда.
– Материальнее, – шепчет он, смерив меня враждебным взглядом. Ладони накрывают спину ребенка, скрывая от меня.
– Эдвард, я сказала глупость, извини, – пробую вернуть ситуацию в прежнее русло, дабы он и вправду не решил, что я пытаюсь отобрать у него мальчика. По крайней мере, несмотря на всю глупость подобного, мне кажется, на мгновенье мой похититель об этом все же подумал.
– Верно, глупость, – взгляд немного смягчается, но руки не двигаются с места. Будто я попытаюсь силой забрать ребенка.
– Пожалуйста, не сомневайся во мне, – до дрожи хочется его доверия. Не могу пересилить себя и промолчать. Оказываюсь ещё ближе, чем раньше. Совсем рядом. Не отводя глаз, позволяю Эдварду вдоволь изучить себя, надеясь таким образом искоренить все сомнения.
Малахиты используют возможность, не отвергая её. Мужественно выдерживаю целенаправленный взгляд, сама наблюдая за происходящим внутри него.
Враждебность постепенно сменяется благосклонностью, демонстрируя даже немного скрытого испуга. Совсем каплю, но мне хватает.
– Не волнуйся…
Мужчина быстро кивает, отворачиваясь к окну.
– Так что ты все же выбираешь?
Чувствую, эта тема будет долгой.
– Я помогала тебе, потому что захотела. Я и сейчас хочу, если потребуется, – выдавливаю полуулыбку, – и за это ничего брать не буду.
– И даже машину? Как насчет моего «Бентли»?
– Нет, – уверено качаю головой.
– Квартира? В Сиэтле, например?
Зачем он продолжает? Почему не может остановиться?
– Не нужно.
Мужчина усмехается. Малахиты окончательно возвращаются в прежнее состояние. Становятся даже светлее, чем в начале разговора.
– Неужели ты готова променять все это на меня? – вопрос задается безразличной интонацией, насмешливой, но все не так просто. От моего ответа многое зависит.
– На вас, – с любовью смотрю на сладко спящего Джерома, а затем возвращаюсь к мужчине.
Кончики пальцев покалывают, требуя коснуться его.
Не противлюсь им.
Бронзовые волосы как никогда мягкие, когда я притрагиваюсь к ним. Аккуратно глажу то место, где они соединяются с кожей. Как ночью…
– Я действительно рада, что ты вернулся, – тихонько сообщаю, любуясь малахитовым северным сиянием, – мы поможем тебе как можно скорее поправиться.
– Уже, – сливаясь с тишью комнаты, произносит бархатный баритон. Усмехается.
*
Белая. Совсем белая комната. Стены ровные, до ужаса высокие. Потолка не видно, а пол теряется среди бесконечной темноты.
Нахожусь в одном из углов, тесно закутавшись в теплое одеяло. Не знаю, откуда оно здесь, но это все, что у меня есть. Все, что в принципе есть в комнате.
Временами какие-то непонятные, страшные звуки будоражат сознание, но сил подняться, попытаться найти выход, почему-то нет. Темный угол кажется безопаснее простора неизвестной комнаты. В особо жуткие моменты просто утыкаюсь лицом в махровую поверхность, тем самым хоть как-то, но прячась.
…Ветер, словно совсем рядом разыгралась буря, умирающе завывает. Вместе с ним слышу шаги, выделяющиеся из звуков импровизированного бурана вполне ярко.
Нерешительно поднимаю голову, ища незнакомца взглядом.
Больно ударяюсь о стенку, дернувшись назад, когда на обозрение предстает фигура моего супруга. Как в первую из ночей – пуховая серая куртка, темные джинсы, волосы с миллиардом снежинок, запутавшихся в них. И глаза. Серые-серые, холоднее и острее любой льдинки.
Мужчина нежно мне улыбается, останавливаясь на расстоянии пары шагов.
Дрожу, шумно втягиваю носом воздух.
– Здравствуй, моя красавица.
Сжимаюсь в комочек, но опустить взгляд не смею. Джеймс держит меня сотней стальных тросов одними лишь глазами. Надменно-насмехающимися.
Единственное, что заставляет оторваться от них – на секунду, но все же, – очередные посторонние шаги. За мгновенье, потраченное на внимание к пришедшему, узнаю тщательно расчесанные смоляные пряди и белую, словно первый снег, кожу, туго натянутую на острое лицо мужчины.
Маркус.
– Boginiya de rose, – ласково приветствует Вольтури. Едва заметная улыбка трогает бесцветные губы. Меня в очередной раз пришпиливает к немой стенке, когда я вижу знакомые глаза. Черные-черные, где радужка слилась с расширившимся зрачком. Точно в тот день, когда он…
– Что ты с ней сделал? – неодобрительный вопрос Черного Ворона повисает среди бурана.
– Абсолютно ничего, сеньор, – Джеймс невинно улыбается, – вы сами можете убедиться.
– Я хочу убедиться, – низкий, до невероятности грубый голос больно режет слух. Впиваюсь ногтями в ладони, чувствуя, что совсем скоро вспорю кожу на них.
Рауль появляется в поле зрения вместе с Хью. Непримиримые враги, они сейчас идут под руку, на максимально близком друг от друга расстоянии. Оба ничуть не изменились с нашей последней чертовой ночи. Ночи, послужившей причиной моего побега из борделя… Откуда они узнали, где я? Неужели Джеймс?..
– Всему свое время, – примиряющее поднимает руки мой благоверный, – у нас есть вся ночь, и вся Изабелла, правда, Красавица?
Секундой позже он притягивает меня к себе…
– Не надо, – хриплю, вырываясь из цепких рук Кашалота, – не надо ночи, пожалуйста! Пожалуйста!..
На крик не осталось сил. На брыкания – тем более. Впиваюсь ногтями в подушку, нещадно дергая ни в чем неповинную наволочку.
Все, что я могу, все, что я хочу – остаться на своем месте. Не разрешить Раулю снова оказаться рядом, не дать Хью нависнуть надо мной, сбежать от Маркуса, чье холодное дыхание больно жжется на разгоряченной коже, оттолкнуть Джеймса – не позволить ему отдать меня этим людям. Смотреть на то, что они собираются сделать.
– Тише, – увещевает Джеймс, его руки обвивают мои плечи, – тише, Изабелла.
– Отпусти меня, п-по-пожалуйста… – стону, умоляя кого-нибудь свыше, чтобы сегодня моих слез оказалось достаточно для отмены приговора. Пожалуйста. Я на все готова.
Вздрагиваю всем телом от неимоверного облегчения, осознавая, что меня услышали! Голос Кашалота затихает, а ладони, сдерживающие меня, исчезают, будто их и не было.
Подтягиваю колени к груди, сжимаясь в крохотный комочек. Если отпустил, не тронет. Обещал… Слезы предательски продолжают течь, отказываясь отпускать измученное сознание. Утопаю в них, даже не пытаясь стереть, прекратить эту истерику. Мне слишком страшно…
«Да, красавица» – хриплый голос Джеймса.
«Да, моя девочка» – тихий-тихий, едва слышный, Маркуса.
«Ещё, малышка, ещё» – низкий, словно от злодея из кошмара, задыхающийся – Рауля.
– Белла? – очередной мужской голос, напоминающий тембр Джеймса, прорезается совсем рядом с ухом. Снова.
