Текст книги "Успокой моё сердце (СИ)"

Наверное, я все-таки заснула.

В комнате чуть темнее, чем раньше, а Джером гораздо теплее, чем мне помнится. Мой малыш согревается. Все хорошо.

Расслабленно вздохнув, посильнее обхватываю маленькое детское тельце. Материя пижамы невероятно приятная для кожи.

Нежный запах заполняет легкие, успокаивая не хуже любых убеждений.

Чуть-чуть пододвигаюсь, оставляя на лбу ребенка поцелуй. Ровная кожа уже не такая бледная, как раньше – кровь вернулась. Слава богу.

Тишина и полумрак детской, едва я отвожу глаза от Джерома, выделяют ещё одного человека, присутствующего тут.

На белом кресле, развернутом к окну, восседает Эдвард Каллен. В той же одежде, с той же прической, закинув ногу на ногу и расположив руки на подлокотниках. Его глаза полуприкрыты.

Пока я разглядываю моего похитителя, ни одна мышца на лице мужчины не двигается. Наверное, поэтому его голос, прозвучавший так неожиданно, немного пугает меня.

– Спи, – произносит он, – это у тебя лучше всего получается.

Стараясь проигнорировать подобные слова, сказанные с незамаскированным ядом, перевожу начинающийся диалог на другую тему.

– Он уже теплый, – нежно смотрю на белокурое создание, поглаживая его волосы.

– Значит, у тебя уже есть повод уйти?

– У меня есть повод остаться, – поправляю одеяло, когда произношу это.

Глаза Каллена раскрываются, голова поворачивается ко мне.

– Насколько? – вопрос задан с безразличной интонацией, но поблескивающие малахиты намекают, что все не так просто.

Пару секунд раздумываю над ответом.

– Насколько понадобится.

Вздыхая, Эдвард занимает прежнюю позицию, откидываясь на спинку кресла.

Тоже замолкаю. Есть ли смысл что-нибудь говорить?

Смотрю на Джерома. На мельчайшие детали его лица. Ищу что-то… сама не знаю, что. Попросту не могу оторваться. И не хочу.

– Белла… – голос Эдварда становится самым громким звуком в комнате. На этот раз он без доли яда, – …уйди.

Медленно качаю головой, даже не думая о таком варианте. Вчера я ушла. Что из этого получилось, можно наблюдать сегодня. Утешает лишь мысль, что теперь с малышом все будет хорошо. Я никому и никогда более не позволю его обидеть.

– У меня есть право остаться, – я бормочу, не до конца уверенная в своей правоте, но яро желающая получить эту самую веру. На какую гору мне за ней отправляться? Какие океаны переплывать?

Тонкими паутинными ниточками молчание пронзает помещение. Снова.

Закрываю глаза, подумывая над тем, чтобы ещё немного подремать с мальчиком. Тепло, выделяемое его телом и моим собственным, способствует расслаблению.

Я слышу тихонькое поскрипывание ковролина. Приоткрываю один глаз, следя за происходящим.

Эдвард, поднявшись с кресла, почти вплотную подступает к окну. Чересчур внимательно, почти зачарованно смотрит на снежинки, кружащиеся за толстыми стеклами.

Его губы трогает подобие печальной улыбки.

– Зима – лучшая пора года, – произносит он. Теперь бархатный баритон кажется частью образовавшейся тишины.

– Зимой холодно, – не соглашаюсь, подтягивая повыше край одеяла.

– Холод меньшее из всех зол, Белла, – качает головой Эдвард. Его палец описывает круг по ровной оконной поверхности.

– Сутки там – и ваше мнение изменится, – бормочу я.

– Сутки – это слишком мало.

– При минус двадцать достаточно.

– Даже при минус сорок.

Я не вижу смысла продолжать этот разговор. Но и спать тоже. Сладостная усталость отпустила, Каллен спугнул её.

– Зимой все белое, – видимо, продолжая начатую ранее тему, говорит мужчина. – Белый – прекрасный цвет.

Он оборачивается, всматриваясь в мое лицо.

– Белый – цвет чистоты и невинности.

Чистота и невинность? Глаза цепляют бесконечное белое марево, повисшее из-за цвета мебели в детской. Получается, этот цвет выбран неспроста?

– Стены?.. – пробую задать интересующий вопрос.

– …а ещё неконфликтный. Никакой конфликтности, – Каллен вздыхает, отворачиваясь обратно. Улыбка пропадает с его лица. Оно разом становится сосредоточенным и где-то в глубине – грустным.

Минута тянется за минутой, а Эдвард не двигается с места. Даже дышит беззвучно.

Раздумывая над его словами, глажу малыша. Мысленно проговариваю все то, что чувствую к этому ребенку. Ребенку, которого отныне никогда и ни за что не оставлю.

– Белла, – второй раз за последние десять минут слышу свое имя от Каллена. Нечасто на меня обрушивается такая удача.

Обращаюсь во внимание, хотя руку с плечика Джерри никуда не убираю.

Малахиты направлены на меня. В них нет никакой агрессии или любых чувств, хоть отдаленно на неё похожих. Имеется лишь капля недоверия и серьезность, залившая собой все и вся.

– Подойди ко мне, – просит Эдвард. Возможно, это был приказ, но интонация, с коей произнесена эта фраза, с повелительной никак не вяжется.

Замираю в нерешительности, раздумывая, что делать.

– Пожалуйста, – выдыхает мой похититель. Тихо, очень тихо. Но слышно.

Сегодня с утра я услышала, что никогда и ни при каких обстоятельствах этот человек не будет говорить мне «пожалуйста». Но теперь он…игнорирует собственные принципы. Очень кстати вспоминается и то, что это уже не впервые. В ту ночь, когда я нашла его в коридоре, после падения сосны, он тоже просил меня с использованием perfavore.

Эдвард так же переживает, как и я. Последние камушки самоконтроля рассыпались и превратились в пыль. Напускное спокойствие испарилось, уступив место истинному эмоциональному состоянию.

Набираясь решимости все же подняться, с величайшей осторожностью, не тревожа Джерома, я выбираюсь из-под теплого одеяла. Нижней части моего костюма нет – Марлена, видимо, унесла сушить, пока я спала. Поэтому надевать нечего. Ну и ладно.

Делаю несколько несмелых шагов по направлению к Каленну, который следит за мной краем глаза. Основное же его внимание уделено окну.

Когда я оказываюсь достаточно близко, Эдвард оборачивается.

– Садись.

Белое кресло мягкое и теплое. Не одеяло, конечно, но тоже вполне сойдет.

Совершенно неожиданно Каллен, подступая на шаг ближе ко мне, присаживается рядом.

Его взгляд окидывает мое лицо, давая возможность заглянуть чуть глубже в малахиты, чем раньше. Увидеть что-то, чего раньше видеть было не позволено.

– Какое твое желание? – негромко спрашивает он.

Хмурюсь.

Желание?..

Видя мою непонятливость, мужчина уточняет:

– Я исполню любое твое желание, Белла.

Фраза не слишком приятная. Особенно если вспомнить, что последний раз я слышала такое от Маркуса.

– О чем ты?.. – я откровенно ничего не понимаю. Эдвард меняет свои образы, как некоторые женщины платья в гардеробе. Я не успеваю за ним.

– Желание в обмен на обещание.

Обещание?..

– …я исполняю его, а ты делаешь так, чтобы Джером к тебе не привязывался.

Резко выдыхаю, когда слышу подобное. Что-то очень острое больно колет в груди. Почти пронзает.

Не лучше действует и взгляд Каллена, который смотрит на меня со скрытой надеждой и напряженным ожиданием. Мужчина кажется мне уязвимым сейчас. Зависящим от моего ответа.

– Я не причиню ему вреда, – повторяю раннюю фразу, раздумывая, как бы объяснить Эдварду, что я действительно не опасна для мальчика. Раз за разом, день за днем, я делаю все для этого, но он до сих пор не верит…

– Я знаю, – мой похититель шумно сглатывает, на миг прикрывая глаза.

Если знает, то… что?

Немой вопрос получает ответ. Не так быстро, но получает.

– Белла… – Эдвард медлит, хмурясь так, будто решается на самый значимый поступок в своей жизни. Его лицо напряжено, голос взволнован, а глаза излучают сплошную… тоску. Настолько очевидную, что я пугаюсь такого сильного чувства.

– Джером… – он сглатывает, – Джером все, что у меня есть.

Такое откровение шокирует.

– Я знаю, – не нахожу ничего лучше для ответа, чем это словосочетание.

Я ведь действительно знаю. Ещё там, в лесу, он убедил меня. Ещё в день катастрофы с деревом, я поняла. Ещё…

– Нет, – Каллен качает головой, прикусывая губу. Следует признать, что таким я его ещё точно не видела. Какой-то…брошенный, отвергнутый человек. Он смотрит на меня, как детишки в подворотне, когда просят милостыню. Он тоже просит. Молит.

Молчаливо жду продолжения, не решаясь ни говорить что-либо, ни прикасаться к нему. Хотя пальцы отзываются жжением при одной только этой мысли. Хочется коснуться. Хочется даже приласкать, если можно применить это слово по отношению к моему похитителю.

– Ты отбираешь его у меня, – наконец произносит мужчина. Сказав, сразу выдыхает и делает очередной вдох. Прямо как ночью…

– Эдвард… – начинаю я, но что дальше, не имею никакого понятия. Хочется сказать слишком многое, а мысли спутаны в такой пестрый клубок, что и за год не распутать. За сегодня случилось много. Очень и очень много. Но чтобы мистер Каллен, сидя передо мной практически на коленях, просил не отбирать у него сына… Нет, этот уже чересчур.

– Поверь мне, без тебя хватает тех, кто жаждет этого. Ждет любого подходящего случая, – глаза мужчины переметываются на кровать Джерома, напоминая о случившемся и придавая ему особый смысл. – Не нужно… Не надо…

Он поджимает губы, замолкает, низко опускает голову.

На этот раз молчание душит меня. Душит наравне с тем, что тяжелеет в груди с каждым рваным вдохом мужчины.

– Пожалуйста, – бормочет он, когда не в силах больше сдерживаться, касаюсь кончиками пальцев его волос, – пожалуйста, Белла…

Медленно веду вниз, к спине, прикусывая губу от боязни и сострадания, одновременно бушующих где-то внутри.

Дыхание Эдварда учащается.

– Сколько раз ты хочешь, чтобы я сказал это? – спрашивает он, не поднимая головы.

Молчу, чуть увереннее гладя его волосы.

– Скажи! – не унимается Каллен, – Десять? Двадцать? Сто? Белла, сколько?!

Вместо ответа обхватываю его голову обоими руками, притягиваю к себе.

Горячее дыхание мужчины заставляет миллионы мурашек бежать по моему телу. Но отстраняться он не намерен.

– Все хорошо, – бормочу я, лаская его. Затрагиваю не только волосы, но и шею, и плечи – все, до чего могу дотянуться.

Мой похититель ничего не отвечает. Он молчит, хотя слегка подрагивающая спина говорит о многом. Правда, ни капли соленой влаги (даже намека на неё) не чувствую. Люди могут плакать без слез?..

Секунды обращаются в минуты. Проходит не более пяти, когда рука мужчины, поднимаясь, обхватывает меня за талию, притягивая к своему обладателю. Запах, источаемый Калленом, становится сильнее. Приобретает особую значимость.

Ни на миг не останавливаюсь. Не перестаю прикасаться к нему. Как наркоман, получивший дозу после долго воздержания, я не имею ни малейшего намека на силы прекратить.

– Если с ним что-то случится…

– Ничего не случится, – качаю головой, пробираясь одной из рук к лицу мужчины. Робко провожу пальцами по его скулам. Они сухие. Значит, слез действительно нет.

Будь мы в другом месте и в другое время, Эдвард бы остановил меня, я знаю. Сказал бы «не смей меня касаться» или «пошла вон»… Но сейчас… Сейчас нет. И это добавляет ещё больше эмоций к тем, что уже сгрудились у меня внутри.

– …я не переживу, – продолжая прошлое высказывание, шепчет он.

– Джером в полном порядке и совсем скоро будет здоров, – я наклоняюсь чуть ниже, продолжая притрагиваться к его скулам и проговаривая эти слова.

Эдвард не отвечает. Его рука сильнее сжимает меня.

– Знаешь что, – рассматривая калейдоскоп снежинок за окном, а затем укрытое одеялом тельце ребенка, говорю я, – никто и никогда не посмеет его у тебя отобрать.

Мужчина вздергивает в голову.

Я смотрю прямо в его красноватые, полные невысказанных слов глаза и повторяю сказанное с одной из самых нежных улыбок, на которую способна.

– Никто…

Малахиты говорят «спасибо» сами за себя. Мне не нужно слышать подтверждение этого банальными словами.

Прерывисто вздыхая, Каллен сначала робко, а затем все же решительно возвращает голову ко мне на колени.

Вот уже обе его руки обвиваются вокруг моей талии.

– Ещё пару минут, Белла… – полушепотом-полустоном просит он.

– Сколько угодно, – я возвращаю ладони на прежнюю позицию, перебирая бронзовые кудри, – сколько угодно, Эдвард…

Теперь мне кажется, что что-то мокрое все же коснулось кожи.

Чуть-чуть…

_________________________________

С нетерпением жду ваших отзывов :)

========== Глава 31 – Сделка ==========

Когда я была маленькой девочкой, наверное, около семи лет, любила подолгу лежать на лужайке перед домом и смотреть на облака. В них всегда находилось что-то необыкновенное, почти волшебное. Такое манящее, такое красивое, что дух захватывало.

Высматривать в белых ватных подушках, кочующих по небосводу, разные вещи, меня научил папа. Ему самому до ужаса нравилось это занятие…

После его ухода для меня это стало единственным способом повернуть время вспять. Всегда казалось, что он здесь, на лугу вместе со мной. Лежит и смотрит на облака, показывает пальцем на самые большие, рассказывает, что в них видит.

Эти воспоминания были моим утешением. Единственным, что могло хоть немного меня успокоить.

Теперь чем-то подобным являюсь я сама.

Для Эдварда.

Мужчина, крепко обняв меня, стоял на коленях. Я перебирала руками бронзовые волосы, чувствуя теплый свет внутри себя. Будто раз – и зажглась, и горит какая-то лампочка.

Для меня было ново видеть Каллена в таком состоянии. Последнее время для меня все ново. Но, как ни странно, недоумения я не чувствую. Все равно что художник, много лет не бравшийся за кисть. Он знает, что умеет рисовать, хотя чувствует себя несколько скованно из-за непривычки снова видеть перед собой холст.

Сейчас вокруг – тишина.

Вокруг – умиротворение.

Если бы не чуточку сбитое дыхание моего похитителя, можно было бы подумать, что я нахожусь в комнате одна.

Сижу на просторной серебристой кровати, на сливовом одеяле, которым заботливо укрыто тельце Джерома. Смотрю на мальчика, ищу самые незначительные, самые незаметные перемены на личике. Однако оно все такое же умиротворенно-спокойное, безмятежное. Как в рекламе детского снотворного.

Надеюсь, малышу снится вовсе не страшный темный лес со множеством ужасов и опасностей, а зеленые поля и луга, где он, собирая букет душистых полевых цветов, несется к кому-нибудь из нас. Ко мне или к Эдварду…

Я уверена, малыш понимает, что мы рядом. Он обязательно должен это чувствовать, иначе нельзя.

Не удерживаюсь, протягиваю руку к бледной щечке. Глажу её, стараюсь выразить все то, что скопилось внутри без слов. Слов мой ангел не услышит. А вот касания ощутит…

В какой-то момент вспоминаю, что в детской есть ещё кое-кто.

Эдвард.

Я опасливо поднимаю на него глаза, всматриваясь в знакомое лицо.

Но мужчине, похоже, явно не до меня. Он будто бы смотрит на сына, хотя взгляд проходит сквозь мальчика.

Эдвард выглядит задумчивым и потерянным одновременно. Его неожиданное откровение кончилось так же быстро, как и началось.

Отчетливо вижу, как он отстраняется от меня, поднимается с пола, подходит к окну, долго смотрит… затем садится на противоположный от моего места край кровати.

Он так и не нашел золотой середины. Мне кажется, если этот человек сейчас решится повторить недавний опыт, то все так просто не закончится. Он будет говорить. Или молчать. В любом случае, его переживания очевидны. Не могу лишь понять их назначение.

Неужели все дело действительно в том, что он считает, будто я рою пропасть между ним и Джеромом? Если да, это абсурд. У меня даже в мыслях такого не было…

Рука, повинуясь собственной воле, перемещается с лица ребенка вниз, на постель. Пробирается по ней, временами приостанавливаясь, оценивая ситуацию. Когда, наконец, я достигаю своей цели – ладони Эдварда, которой он упирается в простыни, – он оживает. Недоуменные малахиты отрываются от спинки кровати.

– Все в порядке? – осторожно спрашиваю я, боясь разбудить зверя, который обычно завладевает всем его естеством за несколько секунд.

Каллен хмурится, кивает.

– Хорошо, – мягко улыбаюсь, отпуская его руку.

Возвращаюсь к Джерри. Представляю, как он просыпается, как раскрывает глазки, добавляя нам с мужчиной уверенности, что быстро поправится…

Сколько там сказал Флинн? 12 часов? Что же, это слишком поздно. Не думаю, что он проснется ночью. Утром. Все будет утром.

– Почему «Джером»? – обращенная в слова мысль повисает в комнате. Завладевает тишиной, разгоняя её, как освежитель воздуха неприятный запах.

Эдвард не отрывается от разглядывания сына.

– Не я выбирал, – на мгновенье его взгляд все же касается меня.

Не он?

– Твоя?..

– Да! – резко отрезает мужчина. Его голос наполняется злостью.

– Красивое имя…

Каллен молчит. Правда, длится это недолго.

– Мне оно не нравилось.

– Не нравилось? – интересуюсь с живым интересом, нутром чувствуя, что ему хочется мне что-то сказать. Не про имя.

– Совсем не нравилось. Но я ей уступил.

– Ты… всегда называешь его Джеромом?

– А как я должен его называть?

Теряюсь от внимательного взгляда малахитов. Сказать ему мою версию сокращения?.. Нет, не думаю, что это хорошая идея.

– Зайчик, солнышко… – я увиливаю, перебирая в голове возможные варианты уменьшительно-ласкательных прозвищ. Говорю, говорю, говорю… и вдруг понимаю, что все это кажется ему глупостью. Чтобы Эдвард сказал малышу «зайчик»? Это уму непостижимо…

Мужчина смотрит на меня так, будто я не в себе, подтверждая теорию.

– Это штампы кинематографа, Белла, – качает головой он.

– Конечно.

На этот раз молчание длится куда больший срок. Я успеваю поразмыслить обо всем. Успеваю не раз представить себе ближайшее будущее. Его возможные варианты.

Например, как Джером улыбается. Его губки растягиваются в широкой улыбке, обнажая ровный ряд зубов. Он смеется весело. Радостно. Он больше не плачет.

Вздыхаю, догадываясь, что до этого момента ещё много чего предстоит преодолеть.

Его спина изодрана в клочья. Швы не понадобились, но повреждения будут долго заживать. Когда мой ангел проснется, ему будет больно. Когда я буду промывать раны, ему будет больно. Когда я буду смотреть, как он рыдает, больно будет мне…

– Где твоя семья? – внезапный вопрос, прозвучавший от Эдварда, выбивает меня из размышлений. Заставляет вернуться в реальный мир.

Я прикусываю губу, исподлобья глядя на него.

С каких пор ему интересны такие вещи?

– Это имеет значение? – наконец отвечаю я.

– Имеет, – мужчина кивает с серьезным видом. – Ты ведь здесь.

Молчу. Я не хочу говорить об этом и обо всем том, что случилось после. Все это – мое личное дело. Слишком болезненное, чтобы вскрывать его так резко.

Каллен вздыхает.

– Предлагаю сделку…

С усиленным вниманием изучаю малюсенькое пятнышко на одеяле, то и дело проводя по нему пальцами.

– …Ты отвечаешь на мой вопрос, я на твой.

Продолжение условий заставляет оторваться от прежнего занятия. Поднимаю на своего похитителя глаза, заинтересованная этим предложением.

– Только честно, – предупреждает мужчина.

Мнусь несколько мгновений. Если хочу спросить, придется сначала ответить. В принципе, сделка справедливая. Надеюсь, сам Эдвард собственных условий не нарушит, увильнув от меня одним каким-нибудь словом.

По-честному, так по-честному, мистер Каллен.

– Итак, – он удерживает интригующую паузу, то ли проверяя меня, то ли лишний раз обдумывая свои слова. – Где твоя семья?

Вдыхаю немного воздуха, прежде чем начать.

Помогает.

Кислород расслабляет.

– Они живут в пригороде Чикаго. Мама и отчим.

Ну вот, я сказала. Не так больно, как казалось.

– Ты с ними видишься?

– Нет.

– Почему? – Эдвард пристально смотрит на меня, следит за каждым движением, за каждым взглядом.

– Мне казалось, мы договорились на один вопрос? –я стараюсь смотреть на него укоризненно, но получается скорее просительно-испуганно. Как у Джерома, когда он впервые сам попросил меня остаться.

Каллен останавливается. Отпускает меня.

– Верно.

Обдумываю то, что я хочу узнать. Тем так много… как мне выбрать что-нибудь одно?

Если мы говорим о семье, будет логично придерживаться темы. Вполне честно.

– Твоя жена умерла, – не хочу видеть его сейчас. Прячусь от малахитов за занавеской волос. – Как?

Черт, даже не глядя, могу поклясться, что черты лица мужчины заостряются. Всегда, когда он злится. Когда в ярости. Когда может стереть меня в порошок…

Тот ли вопрос я задала?

– Сгорела, – с ложным спокойствие отвечает он.

Ничего себе… был пожар?

Машинально оглядываюсь на ребенка. Джером пострадал? Может, тогда начались все его проблемы?

– Ты?..

– Один вопрос.

– Ты задал два, – говорю с неприсущей мне уверенностью.

Может, именно её проблеск вынуждает мужчину согласиться. Или это только потому, что мы договорились о честности?

– Ты любил её?

Отрываю глаза от постели, откидываю назад волосы. Теперь мне нужно видеть его.

Малахиты горят. Горят как в самых страшных фильмах ужасов. Горят алым, синим и бесцветным пламенем одновременно. Их жар заставляет почувствовать острую нехватку воздуха прямо сейчас.

– Я не буду отвечать, – Эдвард говорит не терпящим возражений тоном. Желваки, проявившиеся как нельзя заметнее, ходят на его лице.

Плохой признак…

Не хочу нарваться на неприятности. Мне показалось, сегодня между мной и Калленом что-то прояснилось. Чуть-чуть. Его откровение, открытая просьба ко мне сыграли свою роль. Теплота внутри, странная и непонятная, раннее проявлявшая себя только к глазенкам малыша, к его детскому запаху…