Текст книги "Успокой моё сердце (СИ)"
Автор книги: АlshBetta
сообщить о нарушении
Текущая страница: 53 (всего у книги 54 страниц)
Она садится прямо напротив. Задевает сумкой журнальный столик, отчего дерево издает глухой звук. И смотрит на меня… без конца смотрит, словно бы пытается найти что-то написанное на лице, на теле, на руках.
– Изабелла, верно?.. Мне сказали, это ваше настоящее имя.
– Было когда-то… – неопределенно бормочу я, пытаясь куда-нибудь спрятаться от её острого вездесущего взгляда.
– А теперь Анжелика?
– Анжелика. Послушайте, я не знаю, кто вы и зачем вы пришли, но если вам сказали, где я, значит, какой-то смысл в этом есть, – хмурюсь, подбирая слова с особой тщательностью, пока произношу эту фразу. Многое непонятно, но, если не говорить, не обсуждать и не задавать вопросы, понятнее оно не станет. В молчанку я больше не играю.
– Конечно, имеет, – с жаром соглашается женщина, немного пугая меня своим рвением. Её карие глаза становятся ещё больше, – я, правда, не до конца понимаю какой, но… вы просто очень похожи, правда похожи, на одного человека…
– На кого же?
– На мою дочь, – незнакомка шумно сглатывает, стискивая пальцами ручку своей сумочки. Её губы поджимаются точно так же, как и у меня. Я знаю это выражение лица. Я уже его видела!
Не может быть… не может!
– Это вряд ли… возможно, – наконец, выбрав нужное слово, качаю головой я. Но глаза с женщины, как и она с меня, не спускаю. Напоминает чем-то чтение книги одновременно с просмотром кинофильма. Я и говорю, и наблюдаю. Эмоции, особенно вкупе со словами, так много рассказывают о людях…
– Я тоже так думаю! – подхватывает она, едва я заканчиваю фразу, – понимаете, она умерла шесть лет назад, я была на похоронах и видела гроб… понимаете, я тоже не поверила вначале, когда Он рассказал мне, но…
– Он?
– Он. Он не называл своего имени.
Эдвард? Эдвард её нашел? Где и зачем? И главное – откуда он вообще узнал про неё?..
– Он сказал, вы живете здесь…
– Мне кажется, вы ошиблись, – делаю глубокий вдох, качнув головой, – мы здесь совсем недавно, я и муж, и мы никого не знаем… вам дали, наверное, неправильный адрес. Извините.
– Вы извините, – незнакомка поспешно поднимается на ноги, виновато глядя на меня, – верно, неправильный адрес… я переспрошу и тогда приду, куда следует… извините…
Она быстро поворачивается на каблуках, следуя к двери. Минует четверть пути, половину…
Я не могу ни черта понять. Смотрю ей вслед, как завороженная, кусая губы едва ли не до крови. Откуда вообще мысли, что «Он» – это Каллен? Вполне угодно, кто-нибудь иной… любой другой мужчина будет «Он»! К тому же, как я слышала, она не уверена, не знает, кого должна увидеть… но в то же время эта женщина назвала меня Изабеллой! Изабеллой, хотя во всех счетах и даже номере сим-карты на мобильном я Анжелика! Никакого сходства, это не может быть ошибкой!
Тогда, получается…
Я решаюсь проверить. Попытка не пытка – в конце концов, я ведь должна убедиться в том, кто она. И если та, что я думаю, то это будет… невероятно. Не имею ни малейшего понятия, что буду делать дальше, но все же интересно посмотреть, узнать интересно.
Я набираю в легкие воздуха в тот самый момент, когда женщина протягивает руку к дверной ручке. Вот-вот коснется её и выйдет… последняя попытка!
– Рене?..
Она останавливается. Быстро, сразу же, без промедления. Останавливается и ошарашенно оборачивается на меня, прожигая полным недоумения взглядом. Но неверие в карих глазах сразу же сменяется настороженностью.
– Рене, да. С-свон… Рене Свон.
Подтвердилось.
Мы стоим друг напротив друга – в десяти шагах расстояния – не моргая, разглядывая самих себя в отражении другого. И все черты совпадают. Все – словно бы сняли с глаз пелену. Я вижу эту незнакомку возле нашего дома, возле форксовского леса. Только волосы её длиннее, только глаза смеющиеся и губы ещё не тонкие, ещё ярко-алые, пухлые, как на лучших картинах. И навстречу ей выбегает девочка. Маленькая девочка с распущенными каштановыми волосами. Она жалуется на что-то… жалуется, что папа забрал у неё игрушку или что-то в этом роде… звонкий голос вместе с мягким, женским, теряется где-то на фоне шумящих сосен. Картинка пропадает, оставляя вместо деревьев и девочки только женщину. Только её.
– Белла… – Рене прикладывает дрожащую ладонь ко рту, в то время как глаза – мои глаза – наполняются самыми настоящими слезами, – девочка…
Я не двигаюсь с места. Не чувствую соленой влаги – её нет. Чувствую лишь, как в груди что-то разрывается. Больно-больно, на мелкие части. Или бьется – осколков не перечесть. Но по-иному описать это ощущение не выйдет.
– Белла, как же?..
– Я не…
– Господи! – оставляя у порога сумку, женщина быстрым шагом направляется ко мне. Забирает в неожиданно сильные, если судить по её телосложению, объятья, прижимая к себе, – девочка моя, ну конечно!
– Подождите… подождите, так не бывает! – пробую разуверить её я, хотя самой уже очевидно, что вправду вижу маму… она такой стала? За шесть лет – такой? Так сильно изменилась?
– Я почти полностью уверена… можно кое-что проверить? Одну секундочку только.
– Что проверить?..
Не говоря больше не слова, она, выпустив меня из своих рук, отходит назад на полшага. Аккуратно, будто бы я пропаду, если она сделает что-то не так, приподнимает низ моей майки. Мгновенье смотрит точно туда, куда нужно.
– Да, – выдыхает, заметив небольшой шрамик с правого бока, – аппендицит, верно? В семь лет.
– Семь лет и семь месяцев.
– Семь лет и семь месяцев, – согласно кивает она, – да, моя девочка… да, это ты!
И снова обнимает меня. Сейчас, кажется, ещё крепче, чем прежде.
И тут, после такой проверки, после такого досконального подтверждения, я не могу удержаться. Плачу сама. Плачу, вначале не пуская наружу слезы и попросту давясь, в такт всхлипам Рене, рыданиями, но потом, дав слабину, показываю, что на самом деле происходит… пальцы сами собой, не прося ни позволения, ни чего-то иного, впиваются в её футболку. Стискивают так, что вряд ли выдержит ткань. Но ни для кого это значения не имеет.
Это – моя мама! Мама, каким бы вымыслом душевнобольного не казалось её присутствие в этом доме сегодня! Мама, которую, я думала, потеряла в тот самый день, когда Джеймс принес извещение из похоронного бюро. Мама – единственная, которая у меня осталась из прошлой жизни – без Кашалота. Мое детство и моя радость. Безоблачный и счастливый Форкс…
– Я не знаю, кто этот человек, но я дам… дам ему все, – шепчет Рене, поглаживая мою спину, – он вернул мне тебя, я же думала, что… я была уверена!..
Знала бы ты, мама, какая это долгая история… у меня просто не хватит сил тебе её рассказать!
– Когда Он позвонит мне, я поговорю, как встретиться ещё раз… – убеждает она, целуя мой лоб, – не бойся, не бойся, больше я тебя не оставлю… я здесь, моя девочка. Я здесь, Белла…
Словно бы я ещё ребенок. Словно бы до сих пор жду сказки перед сном, чтобы заснуть, словно бы до сих пор веду маленькую записную книжку-дневник, с которой делюсь своими мечтами… и верю в сказки. Добрые-добрые, светлые-светлые.
А ещё я знаю, кто такой он.
И, подобно Рене, убеждена, что как только снова увижу его, сделаю все, что он ни попросит.
Этот сюрприз удался… этот подарок – один из лучших в моей жизни, tesoro! Спасибо тебе… спасибо тебе огромное!..
*
Пляж, солнце и вода. Блестящая-блестящая, как в лучших мечтах. И навстречу, прямо из воды, окатывая меня волной из брызг, навстречу несется Джером. Он настолько быстрый, что приближается, кажется, с каждой секундой на добрые пять метров. Вот уже совсем близко… разжимает руку – цветные камушки! Розовый, синий, фиолетовый и зеленый – мы вместе раскрашивали их пару дней назад. Где-то есть и красный – почему он не взял его? Камешки падают на песок, мгновенно в нем теряясь. Джером нагибается, чтобы собрать их, но, увидев, что собирать-то нечего, хмурится, едва ли не плача. Ему они нравились, я помню.
– Сейчас найдем, солнышко… – я наклоняюсь вслед за малышом, но, как только среди теплого песка нащупывается искомый предмет, Джерри пропадает из виду. И пляж пропадает, и небо, и сами камни… остается только океан. И только он со мной рядом.
– Ш-ш-ш, – пенясь, шипят волны прибоя. Уменьшаясь из штормовых до прибрежных, они постепенно звучат все громче, – ш-ш-ш…
Притрагиваются к телу – сначала у ног, под коленями, а потом на спине. И внезапно – увлекают за собой. Я вздрагиваю, попытавшись вырваться из их хватки, но это дело бесполезное. Волны хорошо подготовились.
И снова:
– Ш-ш-ш…
Я не хочу тонуть! Я не хочу в океан – меня ждет Джером! Где мой мальчик?..
– Пустите… пустите!..
– Это я, – успокаивает шепот после очередного накатывания маленьких волн на берег, – я, моя хорошая, все в порядке.
Я жмурюсь от засветившего прямо в лицо оранжевого солнца, ища взглядом говорящего. Пусто-пусто… но затем вдруг волны увеличиваются и накрывают собой целиком. Темно. Темно и холодно. Снова.
– Прогноз погоды вещь неблагодарная, да? – мягко интересуется бархатный баритон, когда его обладатель трется носом о мои волосы.
Да он же теплый! Больше – горячий! Здесь, среди холода, среди ветра! Никому не отдам!..
– Эй, – заметив то, как я набрасываюсь на него, в буквальном смысле желая слиться воедино, хмыкает мужчина, – тише, не так резко…
– Эдвард?.. – узнаю аромат. Везде узнаю.
– Ну а кто же ещё?
– Эдвард… – стону, обвивая руками его за шею. Утыкаюсь в неё носом, зажмуриваясь. Все, что было – сон, мне приснилось? И Рене, и то, что она меня узнала, и то, как мы плакали, держа друг друга в объятьях? Нет… это было бы слишком, слишком жестоко.
– У тебя снова температура, наверное, – тихонько замечаю я, притронувшись ладонью к затылку Каллена. По сравнению с моей его кожа пылает.
– Нет, красавица, просто ты заснула на улице и замерзла.
На улице? А как я здесь… как туда попала?..
– Уже вечер?
– Ночь, Белла, – усмехается Эдвард, покрепче прижимая меня к себе, – ничего, сейчас ляжешь в кроватку и согреешься…
– Вы давно вернулись?
– Нет.
– Если хотите есть, там была картошка…
– Не хотим. Прости, я не сдержал обещание.
– Ну и ладно…
Я прикрываю глаза, возвращаясь обратно к его груди. Здесь темно, тепло и спокойно, а свет, появляющийся снаружи из ниоткуда, подсказывает, что мы уже в доме. Пара шагов – и лестница.
Я намереваюсь попросить его меня отпустить – в конце концов, ноги же для чего-то даны человеку – но потом передумываю – на руках Эдварда у меня меньше возможностей навредить и ему, и себе, поскользнувшись или не удержав равновесие на ступенях. Ладно, пусть сегодня уже все будет, как будет…
– Ты так хорошо спряталась, – раздается над ухом бархатный голос, – мне понадобилось целых пятнадцать минут, чтобы разыскать тебя – рекорд.
– Извини…
– Действительно, – мягко журит он, легонько чмокнув мой лоб, – я уж думал, Рене тебя похитила…
Знает о ней! Знает все!
– Так это был не сон?..
– Ну и интересные же у тебя сны, фиалка.
– Нет, правда, не шути со мной так.
– Я не шучу, – обиженно протягивает он, хмурясь, – если ты о Рене, которая является твоей матерью, то да, это я её привез.
– Откуда ты?..
– Долгая история.
– Самое то на ночь, тебе не кажется?
– Любишь длинные сказки? – с сомнением спрашивает он.
– Я хочу узнать, – поднимаю голову, заглядывая в такие любимые глаза, – ты мне не сказал…
– Конечно! Это не был бы тогда сюрприз, – фыркает Каллен, минуя лестницу. Теперь, пусть даже и со мной на руках, ему явно легче. Надеюсь, приступы не решат вернуться? Их не было почти два месяца – ему явно полегчало без подобных испытаний.
– А теперь ты поговоришь со мной?
– Ночью?
– Ночью. Сейчас.
– Хорошо, – он пожимает плечами, ласково мне улыбнувшись, – но сначала ты…
– Не сюда, – поспешно выставляю руку вперед, когда он подходит к двери в спальню малыша. Эдвард недоуменно поглядывает на меня, но останавливается.
– Я не хочу его будить, – смущенно, шепотом, объясняю я свое поведение.
– Снова будем спать без него?
– Мы вчера так делали…. – неуверенно произношу, надеясь, что не придется его уговаривать.
Благо не приходится. Мой муж на самом деле понимает меня с полуслова.
– Ладно, как скажешь.
Эдвард разворачивается и идет к другой двери – той, что по коридору дальше, слева. Открывает её, занося меня в теплую темную спальню и одним ловким щелчком включая неяркий свет.
– Давай-ка, – он аккуратно опускает меня на застеленные покрывалами простыни, погладив по волосам, – а теперь подними руки.
– Будешь раздевать меня? – хохотнув, спрашиваю, понимая, что ни секс, ни даже что-то вроде него, сейчас невозможен. Я слишком устала. Будто бы провела день не с матерью, а на какой-то тяжелой, до ужаса изматывающей работе.
– Буду, – согласно кивает Каллен, вставая и направляясь куда-то вправо, – подожди… вот она.
Уже возвращается. И, судя по шелесту, держит что-то в руках.
– Глаза можно не закрывать, – посмеивается, помогая мне натянуть вместо футболки и шорт свободную ночнушку, – я не покусаю.
– Я знаю… они сами, я не виновата.
– Ну разумеется.
Погасив основной свет, Эдвард оставляет лишь светильник на прикроватной тумбе. Садится на покрывала, подтягивая мое тонкое одеяло к самым плечам. Согревая и тем, что делает, и тем, как гладит.
– Засыпай, красавица.
– Рано засыпать… – подавляю зевок, раскрывая глаза пошире, – ты обещал поговорить…
– О чем ты хочешь говорить в двенадцать ночи?
– О Рене. Откуда ты узнал, где она?
– Не поверишь, но твоя мать живет в ста километрах от границы с Чили. Она объяснила мне, что шесть лет назад, после смерти дочери, они навсегда покинули Америку.
Я поджимаю губы, морщась.
– Это его уловки?..
– Его…
– Все, – слыша, как вздрагивает мой голос, Эдвард тут же идет на попятную, – неважно ведь, из-за чего они переехали. Главное, что переехали. И теперь здесь – совсем недалеко.
– Она была рада узнать, что я?..
– Рада? Ты шутишь? Белла, она едва ли не прыгала до потолка!
– А от меня хотела уйти…
– Уйти? – его бровь удивленно изгибается.
– Да… не поверила.
– Минутная слабость. Она слишком долго жила с мыслью, что потеряла тебя, – Каллен с такой нежностью проводит пальцами по моей щеке, что забывается сразу все плохое, что сегодня, вчера, и в принципе вообще было. Как тогда, в июле, когда он излечил меня от самой себя. Когда признался, из-за чего той французской ночью случился весь этот ужас…
«Меня это не оправдывает, Изабелла, ни в коем разе, – прошептал, перебирая мои волосы, – но тогда была годовщина пожара… я не мог пойти к Джерому в таком состоянии».
И мне полегчало. Достаточно для того, чтобы улыбнуться и поцеловать его. Конечно, к сексу мы пришли куда позже, но суть та же… и словами, и касаниями, и даже одним взглядом Эдвард способен облегчить для меня самую страшную боль.
Я люблю его больше всех на свете. Я люблю его так, как, казалось мне раньше, нельзя любить. И знаю, что чувствует он то же самое, пусть и не называет это таким «некрасивым» словом (хотя, попроси я, наверняка бы назвал, что бы ни думал). И даже если он никогда не скажет прямым текстом «я тебя люблю», я буду знать, что все неизменно. Я буду знать, что все, что он говорит, все, что он чувствует, все, что думает – пропитано этим. Эдвард прав, не обязательно кричать о чем-то настолько великом и драгоценном вслух. Отношение и поступки – вот любовь. А слова… слова, они, по своей сути, пустые…
– Нашла теперь…
– Нашла, – он соглашается, обворожительно улыбнувшись, – ну что, это все твои вопросы?
– Я её ещё увижу? – с опаской, будто он может ответить что-то ужасное, спрашиваю я.
– Разумеется. Она живет в отеле Сантьяго.
– И ждет?..
– Ждет моего звонка.
– Тот самый «Он»…
– Да, имени я не называл… пока… ты меня представишь, фиалка.
– Своего мужа? С удовольствием, – просительно протягиваю к нему руки, привлекая к себе. Целую. Нежно-нежно, любяще… хочу, чтобы он знал, что для меня на самом деле сокровище. Причем такое, какое стоит ещё поискать.
– Ну а теперь?..
– Почему ты решил… её привести? – не унимаюсь я.
– Потому что она – твоя мама, – предельно честно отвечает Эдвард, отстранившись. Свет падает на его лицо, демонстрируя ровные черты во всей их прелести. Скулы, губы, щеки, глаза, брови… и лоб, на котором, слава богу, хоть и есть отпечатки морщин, но уже не такие явные, не такие глубокие, как прежде. Не страшные. – У Джерома есть мамочка, у меня была… и у тебя должна быть. Мама – самое дорогое существо на свете.
– И папа.
– И папа, – он вздыхает, взъерошив мои волосы, – спасибо за напоминание.
– Обращайтесь…
Мы проводим пару мгновений в тишине. Спокойной, не давящей…
– Ты полежишь со мной?
– Я с тобой посплю. Джером столько пробежал по зоопарку, что вряд ли сможет открыть глаза до завтрашнего полудня.
– Представляю…
– Даже представить не можешь, – он посмеивается, поднимая одеяло и забираясь вслед за мной под него. Надо же – уже в пижаме!
– Будем спать?
– Будем, – соглашаюсь, приникая к нему – моему теплому, заботливому, любимому, доброму… Черный Ворон, я твоя должница. Если бы не ты, этот человек – потрясающий во всех смыслах – никогда бы не спал сейчас рядом со мной.
– Ты знаешь, как я тебя благодарна… – тихонько шепчу, почти провалившись в сон. Поднимаю голову, заглядывая в такие же сонные глаза Каллена.
– За что?..
– За что?! За все! – восклицаю, поглаживая его щеки, – за Джерри, за себя, за маму, за дом, за Чили… за все! Вот, где волшебник…
– Ну-ну, не отдавай мне свое звание так просто, – журит он, немного смутившись.
– Оно всегда твоим и было.
– Напомнить, что ты для нас сделала?
– Меньше…
– Меньше. Меньше в понятии «больше».
Я посмеиваюсь следом за ним, улыбаясь широко и радостно. Уже ночь, да, глубокая и темная. Уже село солнце, и луна, кажется, даже не появлялась. Закрыты двери в коридор, закрыты двери на балкон, в дом, спит Джером в соседней спальне, разглядывая свои цветные детские сны… и мы вдвоем, с Эдвардом, под одеялом, вместе, в теплоте и безопасности…
Предел мечтаний. Господи, как я хочу, чтобы это не кончалось!
– Ну что, принцесса Изабелла, закрывай глаза, – мурлычет Эдвард, прижимая меня к себе, как любимого плюшевого медвежонка, – завтра тебе понадобятся силы… нас ждет аквариум!
– Аквариум?.. А зоопарк?
– Сначала акулы, потом обезьяны – пройдемся по всему по порядку.
Его голос сонный, несмотря на веселость. Эдвард тоже устал – без сомнений.
– То есть, культурная программа распланирована?
– Да, – он зевает, чмокая меня в макушку, – ещё как… и да, надо не забыть в четверг помочь Джасперу перевезти вещи.
– Перевезти вещи?..
– Сюрприз номер два – улыбается Эдвард, – они решили перебраться поближе к цивилизации – будут жить в двух километрах от нас – по соседству.
Моей радости, кажется, нет предела. Я соскучилась по Хейлу. Он замечательный!
– А теперь – все, конец, спать, – предвидя мои дальнейшие расспросы (сон и вправду куда-то улетучивается), предупреждает Эдвард, – обо всем с утра. У нас теперь много времени для разговоров.
– Много?.. – с интересом спрашиваю, поглаживая, как и утром, низ его живота, – по-моему, для разговоров его как раз не хватает…
Длинные пальцы ловко перехватывают мои. Вытаскивают из-под одеяла на поверхность, нежно целуя. «Не сегодня».
– Ты дашь мне поспать или нет? – напускным страдальческим тоном восклицает Эдвард, – о боже мой, ну хоть минутку…
Улыбаюсь, теперь уже сама придвигаясь к нему поближе.
– Ладно-ладно… добрых снов, мой хороший.
– Добрых, ваше величество, – шепчет он в ответ, подстроившись под мою позу так, чтобы обнимать как следует и не выпускать из объятий, – «и когда запоют соловьи, весна придет…» уже пришла, Belle, благодаря тебе!
========== Эпилог ==========
Эпилог
=== “Завтра”, Мышки и черничный торт ===
Очень надеюсь, что к этой части вы особо порадуете меня отзывами :) Не забудьте оставить комментарий напоследок!
Тонкая струйка пара неспешно и неслышно выбивается из-под обжигающе-горячего потока чая, льющегося в три одинаковых фарфоровых кружки, уносясь к потолку. Её аромат, тут же пробирающийся следом, ореолом окружает меня, давая насладиться чудным запахом жасмина.
Все-таки Элис была права – лучше чая не бывает. Мягкие нотки, нежные и сладкие, увлекают за собой, призывая наслаждаться жизнью даже в промозглый и темный зимний день, не имея рядом ни камина, ни пледа, ни чего-то ещё подобного. Быть может, для хорошего настроения и вправду, как говорят в рекламе, достаточно всего одного глотка определенного травяного напитка?..
Как бы то ни было, мне хватает. А уж сегодня настроение точно не может быть плохим – даже без чая.
– Мышей нет, – усмехаясь тому, как крепко я держу чайник, оглядываясь по сторонам, прежде чем переместить его с кипятильника на кухонную тумбу, сообщает Элис. Исчезли теперь её торчащие во все стороны черные волосы – роскошные локоны подруги, уложенные друг рядом с другом в незамысловатую прическу, смотрятся куда лучше. К тому же, с рождением Филлипа она сама достаточно сильно изменилась – в лучшую сторону, разумеется. Исчезла бледность, сменившаяся бронзовым загаром, пропал взгляд исподлобья, превратившись в робкую улыбку, затерялось где-то во временном пространстве болезненно-худенькое тело. Никто больше не назовет эту красавицу Сероглазой, хотя глаза, конечно, те же. Но теперь не страхом они лучатся, нет. Радостью. Радостью и спокойствием.
С тех пор, как мы подружились, часто проводим время вместе. Только с Элис я могла быть до самого конца откровенной… только с ней могла обсудить самые-самые страшные вещи, чтобы окончательно отпустить их. Я благодарна этой девушке за понимание. И то же самое готова сделать для неё, если потребуется.
– Мышек, – обиженно поправляю, самостоятельно, на всякий случай, ещё раз убедившись, что детей вправду в столовой не видно.
Ставлю чайник куда следует, придвигая поближе кружки. Помню, что Рене предпочитает слабую заварку, а Элис даже по моим меркам чересчур крепкую. Не перепутать бы чашки…
– А действительно, Белла, куда все подевались? – мама благодарно забирает свой чай к себе, обвивая кружку пальцами с обеих сторон, – я не видела никого с самого утра…
– Джерри собирался купаться с именинником, насколько мне известно, – улыбаюсь, забирая с полки поднос с кексами. Ещё горячие.
– А Эли?
– Элина наверняка с ними, – не давая мне ответить, перебивает миссис Хейл, забирая с подноса маленький кексик, – она следует за Эдвардом тенью.
– Уверена, ему нравится, – хмыкает Рене, оглянувшись на полуприкрытые двери на террасу. Легкие белые шторы, подчиняясь воле ветра, то взлетают, то опускаются вниз, мешая обзору.
– Ещё как нравится, – согласно киваю, наконец присаживаясь рядом с ними на третий стул, – мне кажется, она будет самым избалованным ребенком на свете.
– Подожди, есть ещё Джером, Белла!
– О да… значит, их двое.
– Постой-постой, – улыбается мама, потрепав Элис по плечу, – вот родится у тебя дочка, и Джаспер ещё даст фору Эдварду…
– Эдварду? – она фыркает, закатывая глаза, – нет-нет, ему никто не даст. Даже Джаспер.
Я смеюсь вместе с ними, забывая на какой-то момент даже о чае. Знаю, что все, что говорят здесь – истинная правда. Мой scorpione исполняет все, о чем только попросят дети. Если это, конечно, не противоречит их безопасности… но это уже совершенно другой разговор.
Нам до сих пор не позволено первыми входить и выходить куда-либо, мы по-прежнему закрываем на ночь все двери (даже на террасу) и, стоит признать, что парочку видео-камер Эдвард-таки установил в доме… хотя, я не знаю, где именно у нас организованы пункты слежки, но в нашей спальне, он мне пообещал, их не будет – хоть что-то утешает…
– А ты ещё не задумывалась о втором ребенке? – интересуется Рене у Элис как раз в тот момент, когда я возвращаюсь в действительность.
– Мне бы с первым справиться… – девушка поправляет рукой волосы, щурясь, – он в четыре раза быстрее меня, могу поспорить! Я не успеваю спасать наше имущество!
– В таком случае, тебе стоит провести недельку с Элените, – посмеиваюсь я, автоматически, даже машинально, без всяких лишних мыслей, отодвигая чашку подальше от края стола, – Филли о-о-очень спокойный мальчик.
– Нет, спасибо! – поспешно открещивается миссис Хейл, в жесте сдающегося поднимая руки вверх и откидываясь на спинку стула, – этот сгусток энергии мне не по зубам.
– Она вся в папочку, – подмигивает мне мама, отпивая ещё немного чая, – только ему под силу её догнать.
И после этих слов мне становится интересно – а каким был в детстве сам Эдвард? Я помню эту ужасную историю про взросление… но ведь мама же его любила! Если бы Эсми была здесь, сколько бы полезного и важного она могла рассказать о нем! А так все пришлось узнавать и постигать опытным путем. За эти четыре года я достаточно заметила в нем для себя, но почему-то кажется, что список будущих открытий все ещё велик. Но я в любом случае буду стараться. В конце концов, именно мне известно об Эдварде больше всего. Как и ему обо мне. Мы ведь одно целое…
– Эй, есть кто-нибудь дома? – голос из-за двери, с улицы, мгновенно разносится по гостиной. Мужской…
– Джаспер? – в такт моим мыслям бормочет Элис, оглядываясь назад.
Щелканье замка и поворот дверной ручки слышен весьма явно. И я, и Рене, с удивлением оставив кружки в покое, поворачиваемся в сторону коридора.
– Кто-нибудь!.. Неужели никто не посмотрит, какую очаровательную обезьянку я поймал?
Так-так…
Я поднимаюсь со своего места, первой следуя на голос Хейла в нужном направлении. Что-то подсказывает, что с этой «обезьянкой» мы знакомы.
– Вот вы где! – Джаспер появляется в арке дверного прохода как раз в тот момент, когда я оказываюсь там же. Все такой же, как прежде – со светлыми волосами до плеч, выгоревшими на жарком солнце до настоящего блондинистого цвета, с серыми, как у жены, глазами, с той же постоянной сосредоточенностью на лице… только и одежда теперь другая. Нет больше костюмов – есть шорты, футболки и хлопчатые штаны. Даже в нем отсутствует напоминание о прошлой жизни.
– Принимай подарок, Белла, – ухмыляясь, говорит он.
Догадки подтвердились.
На руках мужчины, вся с ног до головы перемазанная разноцветными красками, сидит Элина. Шутливо пробуя отбиться от рук своего старшего друга, она смеется, то и дело поблескивая своими белыми зубками, прекрасно прорисовывающимися в окружении боевой раскраски.
– И откуда же у тебя такое чудо? – поправляю задравшийся краешек платья малышки, с сожалением замечая, что его уже ничто не спасет.
– Я тебе больше скажу, Белла, у меня их двое, – Джаспер оглядывается назад, подзывая к себе сына. С точно таким же рисунком на лице и джинсовом комбинезоне, как у Элените, Филлип низко опустив голову, подходит к отцу. Его черные волосы превратились в красно-голубые, а узкое, под стать Элис, личико замазано коричневым.
– Боже мой! – подходя вслед за мной, с широко распахнутыми глазами восклицает подруга, – откуда вы такие?..
– Мы лисовали, – тут же находится Эли, протягивая ручки в мою сторону и оставляя Хейла в покое, – больсо-о-ое сонце!
– Такое большое? – с удовольствием забираю дочку к себе, подмечая, что краска, ко всему прочему, ещё и засохла. Её каштановых косичек как не бывало – они бледно-розовые, с яркими мазками бордового возле лба.
– Да! – кивает Филли, вырываясь из рук мамы, явно намеревающейся отправить его в ванную, – Оно должно было всем-всем светить!
– А где холст? – появляясь из-за наших спин, посмеивается Рене, – уж не те ли это простыни, что сушатся в саду?..
В точку, мама. Две пары виноватых глаз, блеснув, тут же опускаются как можно ниже. Эли, поджав губки, утыкается носом в мое плечо, прячась, а Филлип, за невозможностью скрыться куда-нибудь ещё, поспешно перемещается за папину спину.
– Вот как надо обновлять интерьер, – погладив малышку по спине, обнимаю её покрепче, – нам есть у кого учиться, Элис.
– Да уж, – она закатывает глаза, поднимаясь с колен и становясь рядом с мужем. Пристально смотрит на него, явно желая получить честный ответ:
– Что-то мне подсказывает, что одними вашими шторами все не кончилось…
– Вполне возможно, – недвусмысленно отзывается Хейл, привлекая жену к себе в объятья, – ну да ладно, день сегодня праздничный…
– Кексы! – победный возглас Джерома, словно бы нашел он вовсе не черничные маффины, а, по крайней мере, пиратский клад, прерывает Джаспера, наилучшим образом подтверждая его слова. Хватая с подноса горячее лакомство, Джерри подбегает ко мне – мокрый от соленой воды, но довольный от вкусного десерта – обнимая за талию.
– Спасибо, мамочка!
– Пожалуйста, – ерошу его волосы, перехватывая малышку левой рукой, – вкусно?
– Очень!.. Эли, ты опять перемазалась! – кажется, только сейчас замечая неожиданный грим сестры, восклицает он. Белокурые волосы – в принципе коротко подстриженные, а сейчас ещё и потемневшие и слипшиеся от воды – дают вдоволь насладиться загорелым личиком и малахитовыми глазами, оставшимися в полной неприкосновенности, как мне кажется, не только с нашего знакомства с мальчиком, но и с его рождения. Все такие же большие, все такие же красивые, все-таки же знакомые…
– А где папа, солнышко?
– Папа куда ближе, чем кажется, – не давая сыну даже возможности открыть рот, произносит бархатный баритон откуда-то из-за моей спины. Через мгновенье, подтверждая, что я не ослышалась, холодные и мокрые ладони укладываются поверх плеч, легонько их сжимая, – и папа, к слову, недоволен, что кексы начали есть без него.
– У нас есть для тебя кое-что получше кексов, – заверяю я, оглядываясь на него. Все те же драгоценные камни сияют. Он без сомнения наслаждается сегодняшним днем. И бронза теперь не только на волосах, но и на бывшей ранее бледной коже. Ему очень идет.
– Ну раз уж лучше этого… ого! Это у какой принцессы такой макияж, Элина?
Кокетливо глядя на отца из-за моего плеча, малышка ухмыляется, явно довольная произведенным эффектом.
– У принцессы Элените, – ласково объясняет Рене, улыбнувшись нам обоим.
– Я даже не сомневался, красавица, – хохотнув, Эдвард забирает дочь к себе, щекоча и наслаждаясь звонким, веселым смехом, – только вот теперь придется постараться, чтобы вернуть мне мою девочку…
– Я твоя девочка! Я! – гордо выпячивая грудь, уверено произносит малышка, – папа, я!
Джерри, доедая кекс и обнимая меня, смеется вместе с нами. А уж когда Эдвард начинает убеждать дочку, что верит…
– Пойдем мыться, – вдоволь насмеявшись, говорит он, в конце концов оканчивая марафон бесконечных вопросов-ответов, – китенок, и ты тоже.
– Иду. Мы скоро вернемся, мама, – обещает Джером, догоняя Каллена, – только торт без нас не резать.
– Ну ещё бы, – качаю головой я, с нежностью провожая их всех троих взглядом, – проследи, чтобы Эли отмыли волосы.
– И мне стоит не забыть это напомнить, – наблюдая в окно за тем, как Хейл ведет сына к машине, вспоминает Элис, – увидимся вечером, Белла.