Текст книги "Успокой моё сердце (СИ)"

Я плыву по реке. Быстротечной, прозрачной и довольно глубокой. Лодка, в которой я нахожусь, опасно накренилась, вот-вот перевернется, и я окажусь в ледяной воде.

Холод пугает, заставляет крепко держаться за бортики, маневрируя своим положением тела. Растянувшись практически на шпагат, из последних сил удерживаю равновесие. Одно неосторожное движение и…

Внезапно что-то сильное, грубое, хватает меня за руку. Не успеваю даже вскрикнуть, как падаю в бурный поток. Лодка с плеском заваливается на бок…

Открываю глаза от недостатка кислорода. Жуткого желания вдохнуть воздуха, несмотря на не имеющуюся для этого возможность. Словно рыба, выброшенная на пляж, открываю и закрываю рот, ища спасения.

– Ты… – рычание рядом, тяжелое дыхание кого-то, отрезвляет. Шумно сглатываю.

В темноте, воцарившейся в комнате, ничего не видно.

Но, судя по цвету балдахина, расположившегося аккурат над моей головой, я все ещё в детской.

– Чтоб тебя… – чужой голос снова прорезается. Тьма оживает благодаря ему.

Меня вздергивают за ту же руку, что и во сне. Точно вверх. Не успеваю даже почувствовать ног, как уже приходится бежать вслед за неизвестным, уводящим меня от Джерома.

Сопротивляться я начинаю только тогда, когда за нашими спинами хлопает дверь.

– Уймись! – рявкает мужчина. Поднимаю непривыкшие к свету глаза выше пола. Два раза моргаю, прежде чем вижу того, кто вытащил меня, в буквальном смысле этого слова, из постели.

Эдвард?..

Мой похититель бледен, как вампиры в старых черно-белых фильмах. Но при этом его глаза налиты кровью, на лице вздуты вены, руки сжимают мои в железных тисках.

Господи…

– Пошли, – он грубо дергает меня в неизвестном направлении.

– Что случилось? – я пытаюсь разузнать, не думая, что упираться – лучшее решение. Мужчина явно не в себе.

– Сейчас… – многообещающе протягивает он, продолжая волочить меня по коридору.

Мы идем не в мою спальню. Не в столовую. Даже не в бильярдную.

Эдвард поворачивает совсем не туда, куда раньше.

Постепенно стены из неконфликтного бежевого становятся темнее. Освещение – более тусклым. Пропадает каждый второй светильник на бетонной поверхности.

– Сейчас… – продолжает бормотать мужчина, ничуть не замедляя шага.

Сворачивает за очередную стену. Перед глазами открывается обзор на новый коридор. Здесь все выкрашено в темно-бордовый. У меня лишь одна ассоциация с этим цветом, не совсем приятная и уместная ночью, при теперешнем положении вещей.

Может, мне все это снится? Бредовый сон, очередной кошмар?

Нет, судя по тому, как болят руки от «прикосновений» Эдварда, все происходит на самом деле.

Коридор не имеет дверей и окон. Ровные, выкрашенные без единого изъяна стены, пара ламп – вот и все. Я думаю, что это тупик, но в конце кровавого пути оказывается деревянная дверь. Темная, почти черная, с такой же мрачной ручкой.

Здесь я раньше точно не была.

Распахивая дверь, Каллен почти швыряет меня внутрь.

Свет зажигается автоматически.

Поспешно осматриваюсь, надеясь, что это не какая-нибудь пыточная. Мне нужна экранизация фильма ужасов с моим же участием.

Нет, пыточной не пахнет.

Это спальня.

Вся в черно-бордовых тонах, с мебелью из черного дерева и покрывалами с тигровым рисунком.

Замок Дракулы послужил вдохновением для дизайнера, не иначе.

– Тварь, – шипит Каллен, напоминая о своем присутствии. Он рывком разворачивает меня к себе, принуждая оставить в покое стены и осознать, где истинный источник опасности.

– Эдвард… – пробую начать спокойно, игнорируя пульсирующие конечности и упавшее от ужаса в обморок сознание.

– ТВАРЬ! – уже громче произносит мужчина, встряхивая меня, как тряпичную куклу. – ЗАЧЕМ ТЫ ЭТО ДЕЛАЕШЬ?

Он с шумом втягивает воздух. Малахиты заволакивает черной пеленой. Боже, да его глаза уже другого цвета…

– Что случилось? – прячу испуг за обеспокоенностью. Смотрю на Эдварда, ища ответ на его лице. Лице, идеально подошедшем бы для того, чтобы проиллюстрировать в справочнике слово «сумасшедший».

Мужчина вздрагивает. Такая дрожь проходит по телу, когда преступников сажают на электрический стул. А затем начинает оседать. Хватается за мои руки, но уже не для того, чтобы удержать их, а для того, чтобы самому удержаться.

Опускаюсь вместе с ним, отлично понимая, что не смогу остановить падение Каллена при всем желании.

– Эдвард, – я прохожусь пальцами по его плечу, стараясь понять, в чем дело, – что? Что такое?

Мне действительно страшно. Теперь не за себя, за него.

– Дрянь… – тихо бормочет он, хватая ртом воздух, – тебе же ничего этого не надо… ничего…

Его рука, отпуская мою, впивается в собственную правую ногу. Такое ощущение, что он сейчас вырвет её с корнем.

Это не он сумасшедший. Это я сейчас сойду с ума. Точно и однозначно.

– Где они? – в стрессовой ситуации думаю быстрее. Подсознание услужливо подсовывает картинки-воспоминания о прошлых ночах. Подобных этой.

– Убирайся… – шипит Эдвард, стараясь отстранить меня от себя. Одной рукой ему это плохо удается.

– Скажи мне, где шприцы? – уже не прошу, а требую. Наркота? Лекарство? Боже, какая к черту разница? Главное, в них имеется необходимость.

На этот раз натыкаюсь на молчание. Никаких посылов отправляться куда подальше, только сбитое, тяжелое дыхание.

– Тумбочка…

С готовностью поднимаюсь, исследуя комнату в поисках заветной цели. Нахожу её за кроватью, в самом темном из углов.

Знакомая картина предстает перед глазами, когда открываю злосчастную деревянную полку. Шприцы. Тонкие, маленькие, с золотистым содержимым.

Все то же, что и в моей спальне. И в других, исключая обитель Джерома.

– Держи, – едва успеваю произнести, прежде чем пальцы Каллена вырывают находку из моих рук.

Сажусь рядом, на пол, даже не думая о его температуре сейчас.

В последующих действиях Эдварда нет ничего нового. Стараюсь не смотреть ниже его лица, когда мужчина всаживает иглу в кожу. Наверняка выглядит убийственно.

В ответ на ввод содержимого шприцов тело моего похитителя отзывается новой дрожью и усиленным потоотделением.

Несмотря на то, что дышит он часто и тяжело, губы упрямо сомкнуты.

Неужели так больно?..

Сегодня, впервые при таком хорошем освещении, могу видеть, как вздулись вены на его шее. Как будто Эдвард удерживает дощечку, на которую налегло стадо быков. У штангистов, по-моему, реакция на тяжести не так выявлена…

– Сейчас пройдет, – шепчу я, медленно подбираясь пальцами к его свободной руке, сжатой в кулак. Осторожно поглаживаю кожу. Холодную, почти ледяную.

Каллен смотрит на меня безумным взглядом, одновременно с этим усиленно растирая поверхность ноги. Из-под ладони вот-вот посыплются искры.

Немного увереннее работаю пальцами на противоположной руке. Теперь я касаюсь её по-настоящему, ощутимо.

– Зачем ты?.. – хрипло вопрошает мужчина, улавливая момент между беспорядочными вдохами и выдохами, – …зачем?

– Тебе станет легче, – уверяю спокойным тоном, непонятно откуда взявшимся в такое время.

– Нет, – Эдвард морщится, переключая внимание на ногу.

– Да, – я мягко улыбаюсь, стирая с его лба испарину. Этот жест, такой простой, но в то же время обозначающий многое, заставляет Каллена тихонько застонать.

– Оставь нас в покое…

Под словом «нас» имеются ввиду они с мальчиком?

– Не могу, – улыбка становится грустной. Надо же, и кто говорил, Белла, что твои действия и эмоции сложно контролировать? Ты меняешь их со скоростью света.

Уже не страшно из-за того, где я и с кем. Не страшно даже от вида опустошенных шприцов и полубезумного Эдварда.

Все преобразилось за считанные секунды.

– Я дам тебе все… – не унимается Каллен.

– У меня уже все есть, – отчетливо вижу перед собой лицо Джерома, его огромные малахитовые глазки и понимаю, что говорю правду. Чего мне ещё хотеть, как не доверия и счастья этого ребенка? Как ни прискорбно это замечать в произошедшей со мной ситуации, даже долг к Джеймсу меркнет при одном лишь взгляде светловолосого ангела.

Оставить его?

Никогда. Ни за что.

– Тогда я тебя уничтожу…

Едва сдерживаюсь от смешка. Он мне угрожает? Сейчас?

– Мы поговорим об этом утром, ладно? – я повторно прикасаюсь к его уже заново вымокшему лбу.

Каллен сглатывает.

– Откуда смелость?..

– Не знаю, – плавно перехожу на бронзовые волосы, в отдельности изучая каждую прядь.

Мой похититель устало усмехается:

– Я тоже…

А затем опускает голову, концентрируясь на собственном дыхании, делая его размеренным и непринужденным. Глаза при этом прикрыты.

Я сижу рядом и не двигаюсь. Молчаливо наблюдаю, раздумывая о природе и назначении спасительных инъекций. Вариантов у меня не так уж много, так как справочников по медицине я в руках отродясь не держала. Разве что рекламные брошюрки из частных клиник. Но там точно не было ничего сказано про такие боли.

Это ведь боли, правда? Физические?

Надо бы уточнить, в конце концов, это третья ночь в моем списке, когда я вижу все это. По-моему, будет справедливо узнать что-нибудь даже самое незначительное.

– Не ввязывайся, – Каллен шумно сглатывает, – не делай того, о чем пожалеешь. Прекрати.

– Чего не делать? – глажу его волосы, неожиданно мягкие, искренне недоумевая, о чем идет речь.

Эдвард ничего не отвечает. Он вздыхает и медленно качает головой.

Чувствую, сегодня понять сказанных слов мне не удастся. А ночь – не самое лучшее время для загадок. Разберемся с ними утром.

– Пойдем в кровать, – негромко предлагаю я.

Эдвард открывает глаза. В них скопилась сплошная усталость. Ни доли яда, угрозы или ярости. Ни доли сумасшествия, с которым он вволок меня в эту комнату.

Все осталось за пеленой золотистой жидкости, отделяющей мужчину от недавних событий.

Ничего не отвечая, Каллен молча протягивает мне руку.

Что же, сегодня не пришлось его уговаривать, а это уже явный прогресс.

Не могу сдержать легкой победной улыбки.

Поднявшись, Эдвард отпускает мою ладонь, следуя к кровати самостоятельно. Иду следом, чуть что готовая помочь ему сохранить равновесие.

Правда, в эту ночь он идет почти так же, как всегда. Будто и не было всей истории на полу.

Сначала он садится, затем ложится на тигровый рисунок покрывала. На нем утренний смятый костюм, и мужчина даже не думает раздеваться.

– Ложись, – стягивая остаток материи, разукрашенной по примеру известного обитателя джунглей, и укутываясь в него, произносит Каллен.

Удивляюсь такому развитию событий.

– Ложиться? – я решаюсь переспросить. На всякий случай.

Эдвард устраивает голову на подушке, немного её запрокидывая, отчего волосы торчат в разные стороны куда больше, чем раньше.

– Молча ложись, – говорит он.

Обхожу кровать, занимая предложенное место.

– Под одеяло.

Странно смотрю на него – глаза закрыты и открываться явно не планируют. Он что, видит сквозь веки?

И все-таки приказ я исполняю. Под одеялом действительно лучше, оно теплее того, что в моей комнате. Подушки мягче, даже красная простынь – и та, кажется, удобнее.

Причина в том, что в спальне хозяина вещи просто обязаны быть лучшими? Или в том, кто сейчас спит рядом со мной?

– Спокойной ночи, – бормочу, поворачиваясь на бок и обнимая подушку.

– Спокойной ночи, – отзывается Эдвард, и его рука по-хозяйски устраивается на моей талии.

Хочу удивиться, но не успеваю.

Проваливаюсь в царство Морфея, точно зная, что в реальности мне больше делать нечего.

Вся необходимая помощь оказана.

Даже тем, кто, на первый взгляд, в ней и вовсе не нуждался …

__________________

Жду ваших отзывов))

========== Глава 32 – Гарантии ==========

Приглашаем к просмотру видео-истории о Белле – http://youtu.be/9hGu2V1X6_4

Находиться между сном и явью довольно приятно. Я нежусь в постели, наслаждаясь последними мгновениями уходящих сновидений и постепенно отдаляясь от царства Морфея, куда меня так радушно пригласили.

В реальности царит тишина. Если ранее она доставляла какие-нибудь неудобства, то сейчас это в прошлом. Наоборот, именно благодаря ей я могу не отвлекаться от мыслей, постепенно образующихся в сознании и сладостного ощущения невесомости, пока балансирую на краю полного пробуждения.

Тишина, вообще-то, неплохая штука. И почему она раньше мне не нравилась?..

Вздыхаю, переворачиваясь на бок и разминая тем самым затекшее после сна тело. Почему-то тянет улыбнуться. Здесь тепло и спокойно, в меру светло, но неярко, безопасно. Не знаю, чему обязано возникновение этого чувства, но мне очень комфортно.

Перед глазами попеременно сменяя друг друга предстают приятные моменты из прошлого. Сладкие воспоминания с небольшим горьковатым привкусом осознания того, что больше ничто из этого не повторится. Ни вечерней сказки или урока кулинарии с мамой, ни прогулки или похода в цирк с папой… Далеко-далеко, за гранью настоящего, эти картинки все же хранятся в архиве памяти. И будут храниться ещё столько же лет, если не больше, несмотря на все случившееся после. Маркус и Джеймс не обладают достаточной силой, чтобы искоренить их во мне. Заставить не думать – да, засыпать насущными проблемами и угрозами – да, но забыть – никогда. Это – часть меня. Причем не самая худшая.

Улыбка полноправно завладевает губами. Ощущение того, что я больше могу не подчиняться правилам благоверного супруга, твердящим все как одно забыть свое прошлое, очень радует.

…Тихонький скрип кровати заставляет насторожиться.

Я открываю глаза одновременно с тем, как мистер Каллен ложится на тигровые покрывала.

– Ещё рано, – даже не глядя в мою сторону, сообщает мужчина.

Рассматриваю его из-под опущенных ресниц, привыкаю к свету, льющемуся через узкое окно до самого пола на западной стене.

Судя по всему, Эдвард принял душ – на его потемневших волосах блестят бисеринки воды. Одежда так же поменялась. Но на удивление мне, это вовсе не те строгие костюмы, в каких я видела его основное количество раз. Даже не рубашка с темными брюками, как в редкие неформальные моменты.

Сейчас на мужчине серая майка и обыкновенные, слегка потрепанные джинсы, какие носят обычно продавцы в недорогих молодежных магазинах.

– Лучше поспи, – замечая мой интерес к своему наряду, советует он.

Я немного хмурюсь, но быстро перебарываю в себе желание последовать совету. Напротив, сажусь на кровати, подгребая под себя часть одеяла.

Нежная материя приятно скользит по коже.

– Доброе утро, – говорю я, робко улыбаясь.

Оглядев меня, Эдвард усмехается в ответ.

– Может и так.

Я чувствую себя раскрепощенно от такого хорошего начала дня. Никаких упреков, приказов и обвинений. Кажется, сегодня у меня амнистия. Как по части страшных сновидений, так и по настроению моего похитителя.

Что же, от перерыва не откажусь. По-моему, он необходим нам обоим.

– Сколько времени?

– Почти шесть.

Шесть? Ничего себе…

– Ты всегда встаешь так рано? – совершенно неожиданно понимаю, что говорить с Эдвардом сейчас не стоит для меня особого труда. Мы просто общаемся. И никакого страха. Очень приятно.

– Нет, – мужчина прикрывает глаза, закидывая руки за голову и с удобством устраиваясь на них.

Следуя поданному примеру, тоже ложусь на подушку. Мягкая на ощупь, она окружает меня уютом.

Пользуясь возможностью и новым ракурсом, разглядываю комнату, в которой оказалась.

Черные стены и пол, из которого легко можно делать гробы, я вчера уже видела. Кровать с покрывалами – тоже. А вот остальная мебель является сюрпризом.

Около стены напротив кровати разместился большой кожаный диван. У моего похитителя явно слабость к таким вещам. Впрочем, такой насыщенно-черной кожи я никогда ещё не видела. Даже в этом доме.

Перед диваном подходящий к нему по цвету журнальный столик. Чистый и блестящий, как отполированный. На его гладкой, идеальной поверхности лежит лишь одна газета. Рассмотреть отсюда, какая – не получится.

Сбоку от местоположения бумажного издания виднеется массивный деревянный шкаф. По размеру он превосходит все, что я когда-либо могла наблюдать в самых разных мебельных магазинах.

Поверхность дверец исписана мелкими белыми буквами. Какой язык разобрать не могу, но явно не английский. Может, итальянский? Или французский, как в бильярдной?

Скольжу взглядом по темным стенам, следуя к ближнему из углов. Тумбочка, уже известная мне со вчерашней ночи, напоминает недавние события. Её содержимое бесценно. Для Каллена – так точно.

Оглядываюсь на него, и в голове назревает вопрос, никак не связанный с комнатой, больше походящей на преисподнюю.

Он про ночь. Вернее, то, что ночами происходит. Как никогда четко представляю себе полубезумного вчерашнего Эдварда. Мокрую майку, сжавшие мои предплечья руки, потухшие глаза и морщины. Миллион морщин на всем лице.

Не страшно, нет.

Больно.

– Что с тобой?

Мужчина напрягается, открывает глаза. Во взгляде, направленном на меня, читается в большей степени удивление, но где-то в глубине – явная грусть.

– Что со мной? – передразнивая мой тон, интересуется он.

– Ночью…

– Ночью ничего не происходит, – не давая мне закончить, перебивает Каллен. Грусть в малахитах исчезла. Осталась лишь сталь вперемешку с ядом.

– Я вижу… – делаю вторую попытку, но и она безрезультатна.

– Не видишь.

Эдвард упрям. Упрям до невозможности, до сумасшествия, до дрожи. Настроение, с которым начиналось это утро, медленно преобразуется из радостного в гневное. А все, казалось, было не так уж плохо…

– Пожалуйста, скажи мне, – отчаянье выходит на первый план, принуждая все иные чувства потонуть.

Не знаю, зачем так необходимо знать о ночных мучениях, приходящихся на долю мужчины. Есть варианты, что для лучшей помощи, ради интереса, просто так… Ни один из них не достаточно полный и верный. Да, для помощи, да, ради интереса. Но и для другого тоже. Меня волнует Эдвард. Точнее то, что творится с ним после полуночи. Вчера я видела все в полной мере и осталась под большим впечатлением от вида мужчины как до, так и после спасительных инъекций.

– С какой стати? – Каллен надменно изгибает бровь, глядя на меня так, будто находится на высоте в сорок метров. Сверху вниз, не иначе.

– У меня есть право знать.

– Откуда? – мужчина прищуривается, пожирая меня глазами. Увлекая в бездну малахитов и грозясь не выпустить обратно.

– Ты позволил помочь… – ищу подходящий ответ, и лучше этого в голову ничего не приходит.

– Мне казалось, помощь была бескорыстной.

– Так и есть! – спешу заверить, пока он и вправду не подумал обратное.

На мгновенье между нами повисает молчание. Эдвард выглядит, как изображения королей на монетах. Надменно-отрешенное выражение лица, дополненное поджатыми губами и яростным, испепеляющим взглядом.

Как выглядит мое лицо – загадка, но, скорее всего, там ведущую роль занимает бессилие.

Внезапно он поднимается с кровати. Направляется к тому самому узкому окну с матовой поверхностью. Останавливается перед самым стеклом, замирает.

Выжидаю около минуты и встаю следом.

Голова Каллена немного оборачивается в мою сторону, когда я поднимаюсь с мягких красных простыней.

Но едва я делаю первый шаг, занимает прежнюю позицию.

Останавливаюсь в полушаге от мужчины, за его спиной.

Отрываю глаза от пола, обращая их к пейзажу.

Надо же, снег замел все и вся! Не осталось ничего непокрытого бесконечным белым покрывалом.

– Твоя проблема в том, что ты хочешь знать слишком много, – негромко сообщает мой похититель. В его отражении в стеклянной поверхности улавливаю взгляд, направленный на мое лицо.

– Я хочу знать тебя, – тихо поправляю я.

Эдвард замолкает, и я тоже не вижу смысла ничего говорить. Разглядываю в стекле малахиты, пробираясь внутрь, стараюсь понять хоть что-то, что двигает мужчиной, хоть что-то о том, что его мучает. Желание раскопать его суть становится все больше с каждым днем. С каждой проходящей ночью…

– Ты не знаешь, о чем просишь, – качает головой мой похититель, – лучше задай какой-нибудь банальный вопрос. Например, спроси, хорошо ли я выспался и как у меня дела. А я отвечу, что все прекрасно.

– Это неправда.

– В том-то все и дело, – Каллен разворачивается в мою сторону. – Правду невероятно сложно отличить ото лжи. В маскировке люди достигли совершенства.

В его словах огромный смысл.

Кажется, я понимаю, о чем речь.

– Я не лгу, Эдвард. Я правда хочу…

Грустно усмехаясь, мой похититель качает головой. Затем делает короткий вдох и поясняет:

– Это – самый изощренный план, Белла. Те, кто умнее обезьяны, сначала убеждают тебя в своей невинности и только потом воплощают в жизнь запланированное.

Теперь мой черед вздохнуть.

Возвращаюсь к пейзажам, пробуя усмирить разгорающееся внутри пламя. То самое чувство, когда ты пытаешься что-то показать человеку, а он находит тысячу и одну причину, чтобы закрыть глаза.

Эдвард один из немногих, с кем я говорю ТАК за долгое время. Правда, он так же один из немногих редких упрямцев до мозга костей, которые остались на этом свете.

– Знаешь, – задумчиво глядя на снежинки, крутящиеся попарно за окном, начинаю я, – моя мама говорила, что ложь – одна из самых страшных и неоправданных вещей на свете.

– Есть ещё что-то? – устало интересуется мужчина, прислоняясь лбом к холодному стеклу.

– Эгоизм и зависть.

– Эгоизм… – Каллен катает слово на языке, раздумывая над его смыслом.

– Это – три вещи, полностью уничтожающие человека.

Мои слова повисают в тишине. Эдвард снова молчит.

– Мы можем поговорить? – немного нерешительно прошу я, повернув голову в сторону мужчины.

– Последнее время мы только этим и занимаемся, – бормочет он, прикрывая глаза.

Исчезающие краски малахитов помогают заметить синеватые круги на бледной коже. Он выглядит чертовски… усталым. Похоже, ночью поспать удалось только мне.

– Сделка? – аккуратно интересуюсь я, надеясь, что не перегибаю палку.

Глаза мужчины медленно открываются.

– Сделка? Это какая же?

– Два вопроса, – кажется, это максимальное количество на данный момент. Мне хватит. – Каждый.

Эдвард щурится. Едва заметная улыбка трогает его губы.

– Что?

– Кто ты по специальности? – спрашивает он.

Хмурюсь от невозможности ответа.

Белла Свон не сумела закончить даже школы. Что уж говорить о колледже?

– Это вопрос? – выкручиваюсь, как мне кажется, наиболее подходящим способом.

– Нет, – улыбка моего похитителя становится чуть шире.

Выжидаю несколько секунд, за которые никто не произносит ни слова, и тогда решаюсь спросить первой:

– Ты согласен?

– Да, – веселый настрой пропадает сам собой. Серьезность и сосредоточенность снова занимают свои позиции на лице мужчины.

Ещё немного тишины. Раздумываю над вопросами, как Эдвард неожиданно меня перебивает.

– В прошлый раз ты спросила, любил ли я Ирину, и как она умерла. Значит, в этот раз ты спросишь, люблю ли я Джерома и сплю ли с другими женщинами после тебя. Так?

Малахиты выдают его с головой. В вопросе ни доли смеха. Он действительно так думает.

– Я знаю, что ты любишь Джерома, – тихонько отвечаю, припоминая минуты, когда видела Каллена рядом с сыном, – наверное, даже догадываюсь, как сильно…

Мужчина следит за мной как коршун, заприметивший добычу. Если оступлюсь хоть на одном слове – растерзает. Его голова немного запрокидывается, надменное выражение застывает на лице.

– Знаешь? – изображая удивление, протягивает он. – Не ты ли сказала, что он не заслужил такого отца?

Я прикусываю губу.

– Просто иногда ты…

– Довольно! – меня перебивают, не давая закончить. Эдвард поворачивается спиной к стеклу, опираясь об него. Его руки скрещены на груди. Если верить статьям психологов, это – защитная поза.

– Два вопроса, быстро! – требует он.

– Что с твоей ногой? – выпаливаю это на одном дыхании.

Каллен качает головой. Надменности становится больше.

– Безответный вопрос, Белла.

– Безответных вопросов не бывает, – упорствую я.

Смерив меня недоверчивым, недобрым взглядом, Эдвард все же соглашается.

– Допустим. Но мой вопрос тоже не будет легким.

– Я знаю, – удается сказать это без обреченности. Скорее всего, виной тому моя крайняя заинтересованность и нетерпение. Пока не слишком опасаюсь того, о чем может спросить мой похититель.

– Когда Джером родился… – голос Эдварда преображается. Он звучит словно заранее отработанный, неживой. Удушающе-спокойный и в то же время, как в фильмах ужасов, напряженный, накаленный до предела. Миг – и что-нибудь кровавое появится на экране, – …с крючка сорвалась большая рыба. Она исчезла на три месяца, а затем вернулась.

Держа ритм, не желая упускать создавшийся динамичный фон, мужчина продолжает, так и не дав мне полностью обдумать предыдущее предложение.

– Она искала меня. И нашла.

Мне кажется, мое сердце бьется быстрее обычного. Догадываюсь, что ничего хорошего не будет. Это не сказка о добрых волшебниках и злых ведьмах. Здесь все страшнее. Гораздо.

– Её прихвостни отлично сделали свою работу. Они хорошенько меня выпотрошили и доставили хозяину. Если бы не Джаспер, с моей ногой больше не было бы проблем. Со мной больше бы не было проблем.

Тут мужчина останавливается. Дает пару секунд на раздумья.

Впрочем, я будто парализована. Морально парализована. Изнутри залили цемент. Ни одна мысль не может проскользнуть сквозь преграду к сознанию. Я в буквальном смысле оцепенела от ужаса.

Выпотрошили это ведь?..

– Доктора смешные люди, Изабелла, – голос мужчины снова меняется, но теперь в сторону более естественного. Видимо, самую сложную часть я уже услышала. – Они заявили, что я больше не буду ходить. Никогда, – последнее слово произносится буквально по буквам.

– Они меня недооценили. Поэтому я здесь. И я стою на собственных ногах, – Каллен ухмыляется, глядя куда-то в стену за моей спиной. Он кажется одновременно сосредоточенным и полностью отрешенным. Будто бы сейчас не в этой комнате. Даже не в этом доме…

– Ты боролся… из-за Ирины? – этот вопрос дается мне с трудом. Отчасти я опасаюсь реакции Эдварда, отчасти неприятно произносить имя его бывшей жены. Не могу подобрать объективную причину для этого.

– Ирина не является той женщиной, ради которой хоть кому-то надо бороться, – качает головой Эдвард, отметая мою версию к чертям.

Малахиты оборачиваются в мою сторону. Смотрят настороженно.

– Ради Джерома. Кроме меня некому было бы его защищать.

Эти слова наводят на следующий вопрос сами собой.

– От кого защищать, Эдвард?

Действительно, от кого? Неужели у моего похитителя такое множество врагов? Те, кто пытался украсть мальчика – одни из многих?

– Это второй вопрос? – уточняет мужчина.

Не раздумывая, киваю. Именно. Второй.

– Защищать от тех, кому он интересен. В мафии в приоритете власть, а не деньги. А ребенок – идеальное средство для манипулирования.