Текст книги "Успокой моё сердце (СИ)"
Автор книги: АlshBetta
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 54 страниц)
Пятнадцать минут требуется Эдварду, чтобы прийти обратно в столовую.
На этот раз он спускается не торопясь, даже с какой-то едва заметной тяжестью. Выглядит… слегка помятым.
Когда он подходит ближе к дверям, замечаю, насколько вспотело его лицо.
Будто бы только что Каллен выполнил как минимум двадцать отжиманий.
Ему жарко. Рот немного приоткрыт, лицо устало-хмурое. Этакий спортсмен, смещенный со своего заслуженного пьедестала.
Не уделяя ничему достаточно внимания, наблюдая только свою цель, Эдвард тяжело опускается на стул напротив меня. Несдержанно отталкивает свою едва начатую порцию к краю стола. Упирается обоими локтями в деревянную столешницу.
– Марлена! – чересчур громкий голос режет слух.
Женщина появляется в дверном проходе так быстро, будто стояла там все время.
– Воды! – даже не глядя на неё, велит Каллен.
Малахиты испепеляют взглядом стол.
– Эдвард… – хочу сказать. Спросить. Узнать…
– Молчи, – слово произносится по слогам. Для большей ясности.
Домоправительница ставит перед Хозяином доверху наполненный стакан с целительной жидкостью.
Тот залпом выпивает его.
– Ещё? – аккуратно интересуется женщина.
– Ещё… – сквозь плотно сжатые зубы рычит мой похититель.
Едва фигура Марлены исчезает из поля зрения, глаза Эдварда упираются в мою тарелку.
– Я сказал доесть, Белла, – грозно рыкает он.
Смотрю на остывший рис и пару кусочков мяса без особого энтузиазма.
Выходка мужчины отбила весь аппетит.
– Мне достаточно, – мягко возражаю, немного отодвигая от себя тарелку.
– Я буду решать, достаточно или нет! – рявкает Каллен, возвращая посуду на исходное положение.
Кажется, стекло сейчас треснет от его напора.
– Не нужно…
– ЕШЬ! – противиться силе его рук не представляется возможным. Тарелку почти впаивают в мои пальцы.
Выдергиваю их в последний момент, перехватывая запястья мужчины.
– Эдвард! – вынуждаю его посмотреть на себя. Терпеливо жду взгляда малахитов.
Что, черт возьми, здесь происходит?
Я сплю? Бредовый сон?
– Эдвард… – повторяю уже тише, аккуратно касаясь поврежденной кожи на тыльной стороне его ладони.
Каллен смотрит на меня с горечью, почти с обидой.
Всего мгновенье, но заметить успеваю.
Через секунду выражение его лица меняется. Как и поведение.
– Поговорим позже, – бормочет мужчина, поднимаясь из-за стола.
Марлена нерешительно покидает кухню, ставя на стол ещё один стакан с водой.
Эдвард даже не оборачивается.
– Изабелла?..
– Я… – открываю рот, чтобы сказать что-то, но замолкаю, не найдя ни одного подходящего слова.
Хватаю стакан, делая пару быстрых глотков. Затем, под изумленным взглядом домоправительницы кидаюсь вслед за Калленом.
Затея изначально обречена на провал, но во мне столько решимости, столько желания выяснить хоть что-то, что поставленная цель не кажется такой уж глупой.
Легкий аромат парфюма моего похитителя указывает, верно ли иду. Бегу, если точнее.
Лестница со ступенями, которую я преодолеваю на удивление быстро.
Ровный пол, застеленный красным ковром, на котором я едва не оказываюсь, спотыкаясь.
Поворот вправо со стенами, на которых разместились затейливые светильники.
Выход в главный коридор, наконец.
Фортуна сегодня явно мне подыгрывает. Синяя рубашка Каллена мелькает на фоне светлых стен ярким пятном. Секунда – и уже скрывается за одной из дверей.
Торопливо запоминаю, какой именно, стремясь поскорее оказаться около неё.
Третья, пятая, седьмая… восьмая. Они все одинаковые, но цифры, с которыми у нас с детства не складываются отношения, выручают.
Останавливаюсь у самой деревянной заставы, переводя дух.
Ноги, ранее атрофировавшиеся после неожиданного поцелуя Эдварда, вернулись с удвоенной прытью и силой. Сомневаюсь, что, будь я сейчас в другом состоянии, смогла бы нагнать мужчину. Уж слишком быстро он, несмотря на значительный перевес в возрасте, передвигается по дому.
«Мафия. Босс».
Лучше бы мне этого не знать…
Я делаю резкий вдох, добавивший смелости, и стучу.
Немые бетонные стены гулко передают этот стук по всему коридору.
Из-за двери не раздается ни единого звука.
Можно ли расценивать это как позволение войти?
Да или нет, а подсознание решает все гораздо быстрее.
Замечаю, что я открыла деревянную дверь только тогда, когда уже стою на пороге незнакомой комнаты.
Она идеально ровная и полностью пропорциональная. Пол, стены, мебель – все одинаковое. Серовато-бежевое, неконфликтное. Холодное.
Ковер на полу – обыкновенный, без рисунка – усиливает впечатление.
Непроизвольно ежусь, оглядывая обстановку помещения.
Оно не жилое. Нет.
Шевеление где-то справа привлекает внимание.
Кровать, расположенная там, выглядит, словно картонная декорация – настолько неестественно.
Правда, именно на ней нахожу Эдварда.
Он сидит на блеклом покрывале, низко опустив голову и накрыв её обоими, сцепленными в замок руками. На светлом фоне ссадины на правой руке сильно выделяются. Пугают.
Мужчина дышит часто и глубоко. Старается, по крайней мере, делать именно так.
Выходит достаточно шумно, особенно в молчаливом царстве серой спальни.
– Ты в порядке? – голос слишком громкий. Чертова тишина.
Вопрос остается без ответа.
Зато его пальцы сильнее впиваются друг в друга.
– Эдвард? – пробую снова, на этот раз подходя чуть ближе. Всего на шаг.
Реакцию получаю.
– Стой, где стоишь, – негромко велит Каллен.
Упрямства сознанию не занимать. Все опять решается в голове само собой.
Продолжаю движение, несмотря на приказ мужчины.
В комнате это прекрасно слышно. Пол мои шаги скрывать не собирается.
– Стой… – полустоном-полувсхлипом повторяет Эдвард. Внутри меня что-то вздрагивает.
Почему-то останавливаться мне хочется меньше всего. Наоборот.
Не знаю, чему обязано такое ярое желание оказаться совсем рядом с моим похитителем, но бороться с ним я не хочу и не буду.
– Эдвард, – робко улыбаюсь, окликая Каллена, когда нахожусь в непосредственной близости от него. Максимум – пятьдесят сантиметров.
Тот звук, что издает мужчина, больше напоминает шипение.
Теперь он выглядит таким же неестественным, как кровать. Чем ближе я оказываюсь, тем сильнее он зажимается. Будто что-то прячет.
– Calmarsi (успокойся), – шепчу я. Осторожно касаюсь кончиками пальцев волос Эдварда. Как и в тот раз, после обнаружения Джерома, глажу их.
– Тебе все нужно знать… – хрипло констатирует мужчина, поднимая голову.
– Не все…
– Все! – обрывает Каллен. Его руки перекидываются с головы их обладателя на мои бедра.
Не успеваю толком понять, что происходит, как оказываюсь прижатой к мужчине. Как раз промежду его коленей.
Глаза сами собой распахиваются, когда обнаруживаю то, что Эдвард не желал мне показывать.
Пытался скрыть.
– Ну как? – с издевкой спрашивает он, сдавливая меня сильнее. Его тело немного подрагивает.
Хмурюсь, кусая губы.
Слишком сложно не замечать эрекции, упирающейся в мои ноги. Даже сквозь брюки мужчины.
Услужливая память открывает заплесневелые двери своего архива, выуживая оттуда недавние, недалекие события. Ту ночь, после которой секс с Эдвардом я легко могу приравнять к одному из наказаний Джеймса. С кровью, слезами и глубочайшим страхом, проникшим, кажется, в самую глубину меня. Всю. Целиком и полностью.
Он выползает и сейчас.
Дергаюсь назад, стремясь вырваться из цепких рук Каллена.
Этого мне не позволяют.
– Я предупреждал, – сипло напоминает мужчина.
Шумно втягиваю необходимый воздух, предпринимая ещё одну попытку отойти. Уйти. Что угодно.
Давлюсь собственной кровью вместе с этим действием.
Дрожащей рукой накрываю лицо, переставая сопротивляться.
– Не надо… – хнычу, как ребенок, полностью обмякая в руках моего похитителя.
Боже, если он решит… если сделает… если снова…
– Что такое? – оковы тут же разжимаются, выпуская меня из импровизированной клетки. Будто щелкнули пультом.
При виде крови на моем лице глаза Эдварда распахиваются.
– Тише, – наблюдая за моими тщетными попытками скрыть кровотечение, просит он. Мягко.
Перемена в нем настолько значительная, что мне кажется, будто я все придумала. Человек не может так быстро менять эмоции. При всем желании.
Эдвард же рушит все теории, когда ведет себя так, будто и не было той неистовости, с которой он прижимал меня к себе только что. Не было и грубого поцелуя в столовой…
Мужчина поворачивается, аккуратно усаживая меня на кровать.
Испуганно смотрю на него, не скрывая ни единой эмоции. Мне страшно. Не от того, что сейчас происходит, а от того, что было и что может быть. С легкостью верится, что мистер Каллен способен повторить ту страшную ночь, несмотря на обещание.
Покидая свое место рядом со мной, Эдвард приседает точно напротив.
– Зажми нос, – протягивая мне край покрывала, обеспокоенно советует он.
Берусь пальцами за материю автоматически, без всяких мыслей. Делаю как велено.
– Успокойся, – Каллен заправляет выбившуюся прядь мне за ухо, внимательно следя за тем, как краснеет светлая ткань.
Я не могу от него оторваться. От глаз, завлекших меня в свою глубину. Смятенных, встревоженных, завораживающих…
Это нечто нереальное.
– Извини, – длинные пальцы легонько касаются моего плеча. Совершенно по-иному, чем в столовой.
Все, теперь я точно знаю, что сплю.
Однако несмотря на это, губы изгибаются в робкой улыбке, прогоняя опасения.
Испуг, вызвавший кровотечение, постепенно отступает, оставаясь в прошлом вместе с ним самим.
Убираю покрывало, убедившись, что крови больше нет.
Не меняя позы, Эдвард продолжает смотреть мне в глаза.
– Это болезнь?
– Нет, – ограничиваюсь лишь словами, не подключая к ним качание головой, дабы все не началось заново, – истонченные капилляры.
– Хорошо, – с некоторым облегчением замечает мужчина. Неужели он разбирается ещё и в медицине?
Малахиты пробегаются от моих ног к макушке за считанные секунды. Огонь, напугавший меня, давно погас.
Лицо Эдварда серьезнеет.
– Я никогда тебя не трону, – внезапно обещает Каллен. Его слова звучат так уверено, а взгляд настолько решительный и честный, что у меня в груди ощутимо теплеет.
Я хочу ему верить даже несмотря на недавнее происшествие.
Так хочу!..
Прерывисто вздохнув, заставляю уголки губ приподняться.
Сейчас слова не нужны.
Никакие.
*
Крохотный мирок – зыбкий и прозрачный, как мыльный пузырь – может быть дороже самой большой Вселенной.
Я – тому явное подтверждение.
Внутри детской нет никого, кроме нас с Джеромом. Малыш, уже проснувшийся после принудительного сна, устроился на моих руках, доверчиво прижавшись к груди.
Он слушает сказку про Маленького принца. Снова.
Расслабленно улыбаюсь, рассказывая небольшую, но такую светлую историю, и одновременно с этим наслаждаюсь теплом мальчика. И внешним, и внутренним.
После морозного леса жар комнаты сослужил добрую службу. К нему тянуло, а не отталкивало. Даже после обеда и неожиданного (мягко говоря) поведения Эдварда.
Все-таки самая страшная жара лучше, чем холод.
Может мое мнение сформировано месяцем на улице или февральской «сессией» с Джеймсом, однако при минимальной минусовой температуре я чувствую себя некомфортно. Позже это состояние перерастает в панику. Любой угол, любой плед – все, что угодно, только бы избавиться от ледяных клещей мороза.
Была бы моя воля, зимы бы не было.
Никогда.
– …они скакали на лошадках, – перед глазами возникает иллюстрация нас с Эдвардом, пробирающихся сквозь коряги к белому особняку. Конечно, никаких «лошадок» не было, и мы «не скакали», однако гораздое на креативные мысли подсознание подбирает именно такую ассоциацию.
– …готовились к пышному балу в замке, – особняк-замок? Что же, тут могу согласиться. Очень похоже.
Неприступный, мрачный, каменный средневековый замок. Не хватает только стражи в железных доспехах с факелами и копьями в руках.
А ещё смотровой башни, откуда бы предупреждали об надвигающихся опасностях.
Стоп! Похоже, меня саму увлекает в довольно странную сказку. Не стоит забывать, что мой маленький слушатель жаждет продолжения. Отвлекаться не следует.
– …надевали самые пышные и дорогие платья, – напоминает мой неожиданно появившийся гардероб, неправда ли?
Сложно забыть то чувство, когда Эдвард впервые открыл передо мной шкаф, по меньшей мере с сотнями нарядов.
– …улыбались, потому что все королевы были с ними, целые и невредимые, – завершаю, чмокая малыша в макушку. Все королевы… все принцы… мой принц со мной. Это – важнее всего иного.
Приятный аромат его тела заполняет всю доступную площадь легких.
– Конец, – шепчу, обнимая Джерома чуть крепче.
В ответ мальчик тихонько вздыхает, слегка поворачиваясь и тем самым приникая к моей ключице. Нежные пальчики осторожно гладят кожу.
– Я люблю тебя, – отвечаю я. Мягким шепотом, ставшим, кажется, частью этой комнаты.
Сложно поверить, что все могло сложиться совершенно иначе.
…Каллен не появлялся в моей жизни, лишая возможности избежать предначертанного с Кашалотом.
…Маркус был бы жив и наши встречи до сих пор продолжались бы, только уже за большую плату.
…Джеймс до сих пор имел бы надо мной бесконечную власть, контролируя и мысли, и чувства, и более материальные вещи вроде тела.
Но самое страшное – я бы не встретила Джерома. Не узнала бы о существовании маленького ангела, живущего в заточении большой белой клетки, из которой его давно пора выпустить.
Не познала бы всего того, что чувствую к нему в данный момент.
Не полюбила бы.
И он бы не полюбил…
Нет, все-таки настоящее прекрасно, как ни крути. Даже если порой реальность подсовывает неприятности и невзгоды, она лучше болезненного прошлого и туманного будущего.
– Мое солнышко, – наклоняюсь к малышу и легонько трусь носом о розовую щечку.
Не знаю, как сказать ему, что чувствую. Как глубоко чувствую…
Стоит ли вообще говорить это ему?
Ограничиваюсь прикосновениями, которые соврать не могут. Которые нужны моему ангелу больше всего иного. Осторожно касаюсь его израненной спинки, белокурых локонов, бледной кожи, постепенно переходя вниз, на плечи и руки.
Джером окончательно расслабляется, тихонько вздыхая.
Слушаю его ровное, спокойное дыхание, упиваясь тишиной.
Я знаю, что ничего не закончено. Меня ждет трудный разговор с мальчиком о причинах его побега, наплыв мыслей о случившемся между мной и Эдвардом в столовой и после, другие проблемы, которые могут возникнуть по мере решения предыдущих или параллельно с ними…
Я все знаю.
Но сейчас не хочу портить нашу с Джеромом идиллию болезненными вопросами.
Мальчик настолько близок ко мне – во всех смыслах – что грех разрушать такой момент.
Я просто наслажусь.
Остальное – потом.
В конце концов, хоть на это у меня должно быть право.
Жду ваших отзывов после прочтения.
Комментарий к Глава 36 – Casser
Beauté – красота
La passion – страсть
L’impossibilité – невозможность
Casser – cломать
========== Глава 37 – Dire ==========
А вот и новая глава. Чуточку раньше запланированного.
Мама дома. Я слышу, как хлопает входная дверь и звякают ключи, когда их вешают на специальный крючок в прихожей. Почти сразу же на журнальный столик опускается сумка. По тому, падает она или аккуратно ставится, я могу судить, в хорошем ли Рене настроении.
Шума не слышно. Значит, в хорошем.
Я выхожу из кухни, не утруждаясь тем, чтобы смыть с рук налипшее тесто.
Завидев радостную улыбку матери, улыбаюсь в ответ. Чуть натянуто.
Видеть её настолько счастливой и беззаботной, несомненно, ново для меня и это немного настораживает.
– Пирожки? – полным детского восторга голосом спрашивает она.
– Да, – киваю, не в силах осознать, почему волнуюсь. У уха будто бы сидит крохотный человечек и нашептывает что-то непонятное и малоприятное. Надоедливый писк, слов из которого разобрать невозможно.
– Моя умница, – улыбка Рене увеличивается, когда её обладательница чмокает меня в лоб, – кому-то явно повезет с такой женой.
– Я не скоро выйду замуж, – бормочу, разворачиваясь и собираясь вернуться на кухню.
– И это верно, – рассуждает мама, серьезно кивая – сначала мы отпразднуем мою свадьбу, затем – твою.
Замираю, проигрывая её слова в голове ещё раз.
Мне кажется, я ослышалась.
«Мою свадьбу» – какой здесь двойной смысл? Я что-то я упускаю из виду?..
– Свадьбу? – треснувшим голосом переспрашиваю, резко оборачиваясь на неё.
– Фил сделал мне предложение, – мама выглядит немного смущенной, когда поднимает вверх правую руку, демонстрируя мне тонкое золотое колечко.
Обручальное кольцо…
Судорожно вздохнув, просыпаюсь. Глаза открываются будто сами собой, независимо от моей воли.
Пустым взглядом смотрю на темную прикроватную тумбу рядом.
Сознание упрямо отказывается отпускать образ того момента. Картинку злосчастного кольца и моих ощущений в ту секунду.
Пытаюсь выпутаться из вездесущих оков неприятных воспоминаний, но ничего не выходит.
Я погрязла в них.
Поворачиваю голову, утыкаясь ей в жесткую подушку. В липкой темноте все становится даже хуже.
Теперь ничто не мешает выделять из памяти наиболее яркие напоминания о прошлом. В особенности о дне, когда я узнала, что мама повторно собралась замуж.
Не думала, что золотое обручальное кольцо способно разрушить мою жизнь дважды…
« – Прояви благоразумие! – Рене всеми силами старается до меня достучаться, вбегая вслед по деревянной лестнице.
– Ты прояви! – опираясь о перила, вскрикиваю, свешиваясь вниз – хоть каплю! Ты обещала мне!
Правда ведь обещала…
– Белла, это было пять лет назад, – напряженно констатирует она.
– Клятвы имеют временной промежуток? – усмехаюсь сквозь слезы, ускоряясь.
Хочу добраться до своей комнаты и спрятаться там.
Хочу выплакаться.
Хочу забыть весь тот ужас, что услышала пять минут назад в гостиной.
– Изабелла, он любит меня! – Рене применяет тяжелую артиллерию, стараясь не отставать.
– Его любовь – минус моя! – уже не стесняюсь рыданий, что вырываются из груди – Ты готова этим пожертвовать?
– Что ты говоришь?..
– Правду.
– Белла, иди сюда, – мама протягивает ко мне руку, оказываясь на расстоянии трех ступеней, – иди, милая, все хорошо.
Возможно, если бы на её безымянном пальце не оказалось того самого кольца, я бы послушалась.
Но оно там. Блестит и переливается от скупых солнечных лучей, пробивающихся сквозь окна.
Черт…
Дергаюсь назад, едва сохраняя равновесие.
Глотаю новые всхлипы, дабы сказать желаемое. Глаза не могут оторваться от золотого ободка.
– Если выйдешь за него, я сбегу из дома!»
Стону, переворачиваясь на спину и подавляя разгорающиеся в груди болезненные костры слез. Дыхание сбивается сильнее, а пальцы стискивают ледяные простыни.
Мало того, что прошлое надвигается беспросветными черными тучами, так ещё и укрыться от немыслимой силы дождя воспоминаний негде.
Все в моей спальне не соответствует обстановке детской.
Подушки твердые, как камень. Покрывала холодные и неприятно пахнущие. Воздух – металлический, с явным электрическим зарядом.
Я чувствую себя в западне, в клетке, в ловушке – как угодно можно назвать. Ночи без маленького ангела превращаются в пытку.
Честно говоря, если бы я знала, какие последствия будет иметь для меня решение переночевать у себя, подумала бы дважды.
А так все вышло спонтанно.
Войдя в комнату к малышу около трех, я стала свидетелем необычайно нежной и умиротворяющей картины.
Оба Каллена – и Джером, и мой похититель, – спали, тесно прижавшись друг к другу. Малыш доверчиво обнимал отца, руки которого, в свою очередь, надежно оберегали сына.
Позже, уже на ужине, я и предложила Эдварду поменяться. На ночь.
Он был крайне удивлен и… обрадован. Это ведь так называется, да? Я видела что-то подобное в малахитах и раньше, но теперь оно приобрело особый смысл.
Становится немного легче. Собственная боль притупляется, когда обдумываешь чужое счастье. Появляется надежда, что когда-то и ты окажешься на этом месте. Когда-то и у тебя все будет хорошо…
Зажмурившись несколько раз подряд, делаю контрольный глубокий вдох, окончательно выгоняя из головы ненужные воспоминания. Обдумывать их сейчас задача сверхсложная. Я скорее доведу себя до безудержной истерики, чем приду к верному выводу.
Утро вечера мудренее.
Если получится снова уснуть, будет совсем неплохо.
В очередной раз меняю положение тела, укладываясь на правый бок.
Крепко-крепко обвиваю руками подушку, закутываюсь в одеяло, пытаюсь расслабиться.
Словно сор выметаю из головы все ненужное, оставляя лишь мысли о Джероме и его папе. Только это способно помочь мне вернуться в царство Морфея.
Без кошмарное, будем надеяться.
…Вот я говорю с малышом. Вот обнимаю его.
…Вот утешаю Эдварда в вечер после побега Джерри. Вот касаюсь его волос.
Вот…
Постепенно мысли становятся полупрозрачными, малозаметными. Теряют смысловую связанность, тонут в пучине друг друга.
Уставшее сознание наконец погружается в сон.
Долгожданный…
Кажется, меня зовут. Я слышу приглушенные звуки, напоминающие произнесенные буквы моего имени. Они слегка взволнованные и тихие. Чересчур тихие.
Жмурюсь, выпутываясь из плетеной корзины сновидения, стараясь понять, что происходит в реальности.
Первым, что вижу, после темноты – руки. Ладони с длинными бледными пальцами, которые соприкасаются с моей кожей.
Притрагиваются ко мне, пытаются разбудить.
– Белла? – теперь очевидно, чего внимания добивается присутствующий в моей спальне человек.
А нотки бархата, скользящие в голосе, дают понять, кто этот мужчина.
Эдвард.
– М-м-м – недовольно мычу, отстраняясь от него.
– Послушай и будешь спать дальше! – мой похититель раздражен. Даже не пытается показать свое спокойствие в этот раз. Неужели я опять что-то нарушила? Сейчас?..
Варианты один бредовее другого накатывают целыми волнами.
Внимая просьбе, граничащей с приказом, все же сосредоточиваюсь на действительности. Полностью открываю глаза, приподнимаясь на правом локте.
Теперь мужчина удовлетворен немного больше.
– Утром прочитаешь то, что в конверте, – Эдвард указывает на прикроватную тумбочку, на ровной поверхности которой разместилась плотная белая бумага, сложенная известным способом.
Очередное письмо?..
– Зачем? – хмурюсь, спрашивая это.
– Затем, – разъяснять лишнее он не намерен.
Только сейчас подмечаю, насколько темными стали малахиты со вчерашнего дня. Он зол. На кого и почему?
– Что с тобой? – озабоченно зову я, автоматически касаясь его руки.
Ладонь тут же сжимается в кулак. До белизны.
– Сеньор Вольтури, – шипит Каллен, позволяя мне увидеть в собственном взгляде немного опасения, просочившегося за жесткую границу самоконтроля мужчины.
– Маркус? – мои глаза распахиваются сами собой.
Эдвард выдыхает и мотает головой.
– Конверт, – напоминает он – утром. А сейчас спи. Разговор окончен.
И поднимается с простыней кровати, намереваясь покинуть комнату.
– Куда ты? – пугаюсь ещё больше, внимательно следя за его действиями.
– Я вернусь через четыре дня.
– Вернешься?..
– Хватит вопросов. Спать! – на этот раз его голос повышается, заставляя признать превосходство и силу своего обладателя.
Замолкаю, пристально глядя на то, как мой похититель направляется к двери. Сонное сознание не находит сил чтобы подняться и остановить его.
– Будь осторожен… – бормочу вслед, когда он оказывается у самой деревянной заставы.
Мои слова заставляют мужчину замереть.
Медленно качнув головой, он поворачивает её в мою сторону, дабы я могла услышать им сказанное.
– Береги его, – наставляет Эдвард, глядя мне за спину.
Недоумевая, оборачиваюсь туда же.
Моему изумлению нет предела, когда на подушках рядом с собой нахожу Джерома, сладко спящего под теплым одеялом.
Как он здесь оказался?..
Ответ подсказывает негромко хлопнувшая каштановая дверь.
*
Проходящие друг за другом часы едва успеваю замечать. Их настолько много и все настолько переполнены не слишком приятными эмоциями, что мысль-мысль-мысль – и дня нет. Они утекают как песок сквозь пальцы – с поразительной скоростью.
Масла в огонь подливает и неожиданной отъезд моего похитителя, причины которого были кратко обрисованы в том самом конверте, что он оставил у меня.
Содержание послания от Smeraldo я выучила наизусть после третьего прочтения.
«Белла!
Я велел прочесть тебе это утром и надеюсь, что моего приказа ты не ослушалась. В противном случае не смей никуда выходить из спальни и искать меня. Я запрещаю. Лучше позаботься о Джероме.
Если же ты все же сумела дождаться необходимого времени, все гораздо проще. Спасибо.
Сегодня ночью поступила важная информация и мне необходимо проверить её достоверность. Ближайшие четыре дня в особняке меня не будет.
В десять, вместе с завтраком, Марлена принесет телефон – отныне твой. В нем лишь один номер – мой. В случае непредвиденной ситуации (и только в ней!) твоего звонка я жду в первую очередь. Все разговоры с другими людьми, которым ты позвонишь, я также услышу. Не делай глупостей.
По пробуждению Джерома скажешь ему, что у меня появились дела. В другие подробности не вдавайся.
И самое главное: не оставляй его одного. И днем, и ночью он должен быть под твоим контролем. Круглосуточно и без перерывов.
Я доверяю тебе его безопасность. Не разочаруй меня.
Dire Э. К.»
Размашистый, торопливый почерк. Местами ручка слишком сильно давила на бумагу. Почти порвала её. Самая глубокая линия разместилась в слове «разочаруй».
Наиболее светлый цвет – когда стержень едва касался бумаги – в подписи. Загадочного «dire» почти невидно. Будто он пытался его написать его так, чтобы я не заметила…
Пора бы начать учить французский. Кажется, скоро все послания моего похитителя будут писаться именно на этом языке. Он все чаще прибегает к его использованию…
Вспомнить хотя бы тот случай в столовой, когда оглушив меня внезапным поцелуем, Эдвард бормотал странные фразы. Вкупе с его горящими глазами и подрагивающими руками они звучали устрашающе. При любом значении.
А может, я просто ещё не до конца отошла от того дня? Прошло уже больше трех суток, а мои впечатления так и не собрались в одном месте. Не пришли к единому мнению.
Одни твердят, что ощущать губы Эдварда мне было достаточно приятно (ситуация бы обстояла лучше, если бы они были чуть мягче, конечно же). Другие же, убежденные в своей правоте, вопят, что как только такое снова повторится, я непременно окажусь в постели мужчины.
Но он же мне обещал! Глядя прямо в глаза обещал… честно!
«Из-за крови».
Возможно. Горько признавать это, но вполне может быть, что зарок Эдварда обусловлен моим начавшимся кровотечением. Как бы хотелось верить, что это не так и от своих слов Каллен так просто не отступится.
Я тоже не хочу разочаровываться в нем.
Совершенно.
Что же касается нашего времяпрепровождения с Джеромом – оно единственное, благодаря чему я все ещё улыбаюсь.
Малыш как никогда верит мне, пытаясь отвечать на задаваемые вопросы с максимальной открытостью. Не утаивая не эмоций, ни правды.
Маленькие «драгоценные камушки» блестят, светясь грустью и испугом, когда спрашиваю про побег из особняка.
– Ты сам убежал?
Кивок.
– Плохой сон приснился?
Отрицание.
– Потому, что я ушла?
Робкий взгляд из-под длинных светлых ресниц и едва заметное, но качание головой.
Малыш не хочет, чтобы я думала, будто не нужна ему. Он боится что-то сделать не так. Боится потерять меня.
Надеюсь, убедить его в том, что никуда не денусь, в скором времени удастся окончательно.
– Тогда почему, милый? – участливо спрашиваю, разглаживая белокурые волосы.
Малахиты опускаются ещё ниже. Смотрят точно в пол.
Он не знает как или не хочет отвечать?
– Джером, – приседаю рядом с мальчиком, притягивая его в свои объятья – Я и папа очень сильно тебя любим. Мы оба сильно испугались, когда не нашли тебя в кроватке. Если ты расскажешь, почему убежал, я обещаю, мы постараемся больше никогда не повторять того, что тебя напугало в ту ночь. Хорошо?
Моя речь воздействует на Джерри. Шумно сглотнув, он робко поднимается глаза, утыкаясь ими в мою шею.
– Скажешь мне, солнышко? – ласково потираю крохотные ладошки, стремясь услышать долгожданный ответ.
Моих версий много. Две из них уже отметены Джеромом, но это не мешает оставшимся активироваться и завладевать сознанием.
Розовые губки малыша изгибаются, когда он пробует сказать желаемое. Внимательно слежу за ними.
«Па».
«Па».
– Папа?
Два беззвучных слога, легко соединяющихся.
По-прежнему не глядя на мое лицо, белокурое создание выражает свое немое «да».
– Папа сказал что-то неприятное тебе? – состыковываю факты, ища правильный вариант.
Короткий вздох мальчика дает подтверждение этой версии.
Все именно так.
– Джером, он не хотел тебя обидеть, – целую малыша в щечку. – Что именно тебя расстроило?
Мальчик отстраняется. В его глазах повисает самая настоящая тоска, когда указательным пальцем мой ангел указывает в свою сторону.
– Ты?
Да.
– Его любимый малыш? – что Каллен мог сказать про сына, чтобы тот решился на побег из дому? Что вообще он мог сказать конкретно про него? Мне казалось, Эдвард сообщает лишь об окружающих людях. За все те недели, что я здесь, он ни разу не затронул обвинением Джерома. Он в принципе так не делает.
Размышляя, не сразу улавливаю лихорадочное отрицание Джерри мною сказанного. Нижняя губа ребенка выпячивается вперед с каждым новым движением.
О чем он? Последний мой вопрос был…
– Нелюбимый? – мой голос разом становится тише.
Он считает?..
Да.
– Джером! – восклицаю я, нагибаясь, дабы все же встретиться с его взглядом – Даже не думай так! Папа очень сильно тебя любит!
Нет.
Его немые ответы, подкрепленные краснеющими глазами, из которых вот-вот польются слезы, сводят меня с ума.
Неужели мальчик успел уверить себя в том, что отцу совершенно не нужен? Неужели именно этому обязан его побег? Они с Эдвардом даже воображают глупости в одно время. Нет сомнений, что их духовная связь крепче некуда.
– Он никогда бы не сказал тебе такого, милый, – убеждаю, очерчивая одним из пальцев контур личика малыша. – Ты просто не так понял.
Джером зажмуривается, быстро-быстро кивая. Пытаясь сказать, что ошибиться не мог.
– Когда? – сдаюсь, усаживая мальчика на свои колени, – когда он сказал такое?
Поджав губы, тот указывает на дверь, а затем на меня.
Видя непонимание, повторяет свои жесты снова.
– Мне уйти?
Испуганно распахнувшиеся малахиты отметают такой вариант к чертям. Ладошки мальчика крепко сжимают мои пальцы.
Джерри ещё раз совершает странные манипуляции, полный желания объяснить мне.
– Когда я ушла? – предпринимаю вторую попытку. На этот раз удачную.
Мальчик кивает.
– В ту ночь папа ничего не… – начинаю говорить, но память активизируется, включая для меня напоминание о том дне. Когда я покинула малыша, Эдвард ждал в коридоре. С виски…
Что он сказал тогда? Я помню, что что-то плохое. Не только про меня. Я ещё боялась, что Джером услышит…
«– Почему дьявол такой живучий! Он же неистребим! Закопай я тебя, застрели, выбрось в болото – все равно не сдохнешь! Все равно будешь отравлять мне жизнь!»
