Текст книги "Успокой моё сердце (СИ)"

Автор книги: АlshBetta

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 54 страниц)

Мальчик был взволнован и вопрошающе смотрел на меня и мои ноги, когда я вернулась. Он беспокоился и не хотел, чтобы мне было больно. Чашка опрокинулась случайно – у малыша просто дрогнула рука. Я ведь тоже не ожидала прихода Эдварда в тот момент. Может, я бы тоже не удержала её?..

Эдвард…

Похоже, теория о моем сумасшествии, выдвинутая ещё вчера, все же оправдана. Либо у меня чересчур живая фантазия и все, что отражалось на лице мужчины, мне привиделось, либо…

Стоп! Но он ведь действительно волновался! Он разговаривал со мной и помогал, когда это было необходимо! А в довершение всего сопроводил на собственных руках в спальню, на кровать! Ну не показатель ли это того, что наши отношения становятся более доверительными?

Если это так, у меня больше шансов узнать его.

Надеюсь, то, что я благодарна ему, он смог увидеть самостоятельно, без лишних объяснений…

Джерри вздыхает. Маленькие пальчики чуть сильнее сжимают мою ладонь, устроенную на простынях рядом.

Нежно улыбаюсь, глядя на расслабленное, спокойное личико мальчика.

В мои слова о том, что все в порядке, он поверил не сразу. Хмурился, заглядывал в глаза, искал правдивого ответа…

Мой ангел был готов пожалеть меня, если это было необходимо. И он пожалел. Грустно улыбаясь, Джером гладил мои волосы, преданно смотря в глаза.

Кажется, именно в эту секунду я полюбила его ещё сильнее, чем раньше, если это, конечно, возможно.

Сейчас он спит. Ему нужен сон, постельный режим и хорошее питание, чтобы как можно скорее пойти на поправку. Правда, ко всему этому ещё прибавляется ежедневное промывание ран, которые расчертили его спину на три равных части.

Сегодня этой процедуры ещё не было. И вряд ли будет.

Но завтра…

Завтра мне предстоит не менее сложный день, чем сегодняшний.

Это похоже на мазохизм. Я постоянно представляю себе, как Джерри будет больно, и прокручиваю этот момент в голове десятки раз. Его слезы, беззвучные просьбы, невозможность избежать необходимой процедуры…

И самое страшное во всем этом, что страдания, которые малыш будет испытывать, причинять ему будем мы с Эдвардом. Сознательно, в трезвом уме и здравой памяти. И плевать, что они из благих побуждений. От этого легче не становится…

Резко выдыхаю, освобождаясь от тревожных мыслей. Завтра будет завтра.

Сегодня – сегодня.

___________________________________

Жду ваших комментариев!

========== Глава 34 – От меня ==========

Всю следующую неделю меня не покидает чувство, что я сплю. Мне снится бредовый, полный болезненных подробностей сон. Он настолько живой, настолько красочный, что усомниться в нем кажется невозможным.

Но усомниться все же приходится. Хотя бы потому, что мои сновидения не пестрят подробностями, вроде тех, во сколько будет завтрак и когда придет Эдвард, чтобы помочь обработать Джерому раны. Получается, это все же не сон…

«Сегодня» ничем не отличается от «вчера». Пасмурно, серо, мрачно и холодно. Внутренне, конечно. Во внешней атмосфере детской настолько жарко, что хочется распахнуть все окна, снести все стены, лишь бы пустить внутрь немного свежего воздуха. К сожалению, в комнате моего ангела одно-единственное окно, да и то запаяно наглухо. Его можно только отодрать от стены, но никак не открыть. Нет.

Я просыпаюсь, инстинктивно нащупывая тельце Джерома – теплое, родное и маленькое, прижатое к моему правому боку. Малыш крепко спит, тихонько посапывая. Его руки обвились вокруг моей ладони.

Нежно улыбаюсь, осторожно, чтобы не разбудить, погладив светлые волосы свободной рукой.

Во всей сложившейся ситуации радует то, что на время болезни сына Эдвард снял запрет на наши совместные ночевки. Спальню мальчика я отныне покидаю только с полудня до четырех – это время он проводит с отцом. Ночи же в полном моем распоряжении. Каллен не появляется на расстоянии пушечного выстрела, что немного меня настораживает, если говорить откровенно.

С ним вообще последнее время происходит нечто странное. Например, обед Марлена приносит на двоих, но одна порция всегда остается нетронутой. Совсем.

Или то, что теперь вместо всегда гладковыбритых щек мой похититель допустил у себя на лице трехдневную щетину. И это уже не затрагивая тему о синеве под глазами и морщинах, число которых резко удвоилось.

Если бы дело касалось только переживаний за мальчика, я бы могла помочь. Я пыталась. Но на мои вопросы не поступает ни единого ответа. Эдвард не желает ничего обсуждать. Что же, если так, то я тоже. Хватает Джерома. Нам обоим.

Несмотря на то, что светловолосый ангел лишен способности говорить, понять его для меня труда не стоит. Достаточно заглянуть в глаза и прочитать, как в книжке, ответ на заданный вопрос. Делать это приходится часто. Зрительный контакт просто необходим, психологи не врут. Без него Джерри бы не почувствовал моего участия.

Эдвард избегает прямого взгляда и при нем малыш ведет себя сдержаннее. Наверное, так и лучше – для него. Но не для меня. Сразу после ухода отца мальчик начинает горько и безудержно плакать. Успокоить его – задача не из легких. Не всегда удается понять причину слез, не говоря уже о том, как их остановить…

Сейчас полдесятого. В десять, как и заведено, Марлена принесет завтрак.

Надо отдать должное мисс Браун за её старания. Кухарка пытается разнообразить пищу для малыша как можно больше. Омлеты, творожные запеканки, блинчики – это далеко не полный список. Чай из меню исчез. Его место заняли соки, кисели и компоты, подающиеся исключительно теплыми (после строгого выговора домоправительница за этим пристально следит, хотя она клятвенно клялась, что проверяла чай, когда принесла его малышу, в чем я, если честно, не минуты не сомневалась).

…Кстати о моих ожогах – они сходят на нет гораздо быстрее, чем я могла представить. Теперь не нужны даже повязки. Чудо-мазь Марлены проявила себя в действии.

После завтрака наступает самое тяжелое и нервозное время – промывание ран. Эдвард приходит к одиннадцати и вместе с ним – Марлена. На подносе у женщины свежие бинты и спирт в зеленой пластиковой баночке. Джером, при виде этого арсенала для пыток, сжимается и пробует уговорить меня отменить болезненную процедуру.

Невероятно сложно, глядя прямо в молящие детские глаза, принять поднос и тем самым дать свое согласие снова сделать ему больно.

Немного утешает то, что я не одна. Эдварду не легче. Каждый раз он появляется на пороге детской с хмурым выражением лица, которое не освещают все те лживые улыбки, что он пробует на него нацепить. Джером наоборот расстраивается больше, наблюдая за всеми попытками папы скрыть истинные эмоции. Он видит его насквозь. Он чувствует его. Это взаимно.

В первый раз было сложно придумать, как облегчить Джерри боль. Хоть каплю успокоить. Его слезы сводили с ума и меня, и мужчину. При всем желании спрятать их это у него не выходило.

Я касалась повреждений краешком ватки, чего хватало, чтобы расстроить малыша, но было явно мало, чтобы «запенились» раны. При таком подходе можно было часами терзать ребенка.

Это и сподвигло на поиск более совершенного решения.

И оно было найдено, несмотря на мои сомнения в начале.

Теперь Эдвард не держал Джерома, а обнимал его. Крепко, как и полагается, но в тоже время с нежностью, которую мог у себя выкроить.

Я же, склонившись над детской израненной спиной, опрокидывала зеленую банку вниз, точно на красные отметины. Они не заставляли себя ждать, буквально взрываясь белой пеной. Малыш, конечно, рыдал громче, но так все хотя бы быстрее заканчивалось. И остатки нервных клеток удавалось сохранить до завтра…

Качаю головой из стороны в сторону, прогоняя ненужные мысли. Процедуру, именуемую «обработкой» я выучила не хуже любой медсестры. Хоть сейчас могу идти в клинику и заниматься больными.

Я вздыхаю, наклоняясь к Джерому и легонько чмокая его в макушку. Мой малыш должен знать, что я рядом. Всегда. Чтобы не случилось.

В ответ на мое прикосновение мальчик вздыхает, немного наклоняя голову набок. Ладошки, сдерживающие меня, расслабляются.

Сложно поверить, что когда-то и я спала так. С мамой. Она улыбалась, гладила меня по голове и говорила, что я лучший ребенок на свете. Это продолжалось до восьми лет. Потом начались их ссоры с папой и мне приходилось засыпать в одиночестве, спрятавшись под подушки, чтобы не слышать громких криков и ярких «комплиментов» родителей в адрес друг друга.

Иногда мама приходила ко мне ночью. Она тихонько плакала, думая, что я сплю…

Прикрываю глаза, позволяя воспоминаниям в кои-то веки завладеть сознанием. Такой роскоши у меня не было уже много времени. Сначала Джеймс, потом Маркус, Джеймс, Эдвард… Калейдоскоп лиц. Я едва не потеряла себя, пытаясь выкарабкаться из той ямы, куда сама себя загнала.

…В тот злополучный вечер они снова поругались. Громко, с битьем посуды и хлопками дверей. Отец ушел, кинув напоследок неприличное слово, от которого мне тогда хотелось заткнуть уши.

Мама не пришла ко мне. Она вскрыла наш бар и выудила оттуда все запасы коньяка, какие могла обнаружить там. Этой ночью я засыпала под её громкие, несдержанные рыдания, приправленные звоном осколков из-под разбивающихся один за одним бокалов. А на утро позвонили из полиции. Пригласили на опознание…

Мои глаза раскрываются сами собой, когда тело Джерома вздрагивает одновременно с моим. Один раз. Затем второй.

Озабоченно всматриваюсь в бледное лицо, ища причину.

Резкая смена положения тела мальчика наводит на мысль, само собой. Кошмар.

Часто дыша, Джерри с широко распахнутыми глазами смотрит на белую стену. Его спина сотрясается от рыданий, вспотевший затылок блестит при свете, который дает окно.

– Милый, – ласково провожу пальцами по плечам мальчика, садясь на кровати следом за ним.

Услышав мой голос, он мгновенно оборачивается. С громким всхлипом кидается на шею.

Пугаюсь таких активных действий. Обнимаю его в ответ чуть позднее, чем следует.

Я стараюсь не повредить и без того исстрадавшуюся спину, когда обхватываю дрожащее тело ребенка руками. Как бы не началось кровотечение от таких резких подъемов. Его раны только-только стали затягиваться. Тонкий слой коричневой корки ещё легко сорвать…

– Мой хороший, что случилось? – глажу белокурые волосы, стремясь понять причину страшного сна.

Ответа не следует.

Естественно.

– Джером, я здесь, – меняю тактику, показывая мальчику, что сновидение – всего лишь сновидение. Не воплощение реальности. Никогда. – Я здесь и я с тобой. Все в порядке. Это просто сон. Всего лишь сон…

Малыш уверенно качает головой, прижимаясь ко мне сильнее.

– Тише, любимый, тише, – немного покачиваюсь из стороны в сторону, успокаивая его, – все закончилось. Все.

Однако страх Джерома так просто не прогнать. Его слезы текут новыми, бурными потоками.

– Расскажи мне, – сдаюсь, понимая, что единственный вариант помочь мальчику – выслушать его. Успокоить, зная конкретно то, что вызывает в нем ужас.

Плотно сжав губы, ребенок отказывается исполнить мою просьбу.

– Джером, вдвоем будет не страшно, – добавляю голосу ласки, целуя пухлые розовые щечки мальчика.

Судорожно вздохнув, он, всхлипывает, а затем соглашается. Нерешительно.

– Тебе снилось какое-то событие? – не отстраняю от себя маленького ангела, когда задаю первый наводящий вопрос.

Нет.

– Люди?

Да.

Джерри дрожит.

– Кто? Кто-то незнакомый?

Нет. Знакомый…

Получается, не похитители. И не похищение…

Чего же тогда он может так бояться?

Может, в его сне что-то произошло с нами? Со мной или с Эдвардом?

– Папа?

Качнув головой, Джером немного отодвигается, стремясь заглянуть мне в глаза. С готовностью смотрю на него и вижу… вижу…

Джерри открывает рот и пытается… сказать. Его губки движутся, хотя ни единого звука до сих пор не слышно.

Он глядит на меня с грустью, расстроенный тем, что не может произнести слово вслух. Напуганный и как никогда хрупкий. Маленький…

Мое сердце обливается кровью.

– Повторишь ещё раз? – провожу пальцами по его щеке, даря ободряющую улыбку.

На миг зажмурившись, Джером пробует снова. Внимательно слежу за тем, как изгибаются его губы и ловлю себя на том, что нахожу ответ. Без звука. По губам.

– Мама? – лицо мальчика из печального становится облегченным. Он рад, что мне удалось. Он хотел сказать именно это.

Уверенно кивнув, мой малыш с опаской следит за моей реакцией.

– Тебе снится мама? – задаю новый, цельный вопрос, наблюдая за тем, как меняется выражение на личике ребенка. Страх, заставивший проснуться, возвращается.

– Что же плохого в маме, милый? – с участием спрашиваю я.

Джерому едва удается сдержать слезы.

Низко опуская голову, он возвращается ко мне на грудь, тихонько вздыхая.

Кажется, плохое есть. И немалое.

– Это просто сон, – повторяю, нашептывая слова ему на ушко, – он закончился. Мамы тут нет. Я здесь. И я тебя никому не дам в обиду.

Несколько секунд после моих слов ничего не происходит. Укачиваю Джерри, прислонившись к его волосам, как вдруг кое-что чувствую. Необычное, сначала даже непонятное.

Маленькие губки оставляют поцелуй на моей ключице.

– Мой любимый Джером, – ответно целую ребенка, – ты самый лучший на свете.

Негромкий стук в дверь прерывает нашу идиллию.

Вовремя…

Деревянная застава открывается, впуская внутрь домоправительницу.

Марлена выглядит немного взволнованной, но, тем не менее, упорно старается это скрыть.

– Доброе утро, – приветствует она.

– Доброе утро, – вздыхаю, поглаживая Джерома.

– Мистер Каллен велел покормить вас сегодня пораньше, – женщина натянуто улыбается. Что-то мне в этой улыбке не нравится…

В принципе, ничего из рода вон выходящего. Раньше так раньше. Вопрос только, какой в этом смысл?

– Хорошо.

– Отлично, – оптимизма в голосе Марлены маловато. Такое ощущение, будто она делает что-то, что доставляет ей жуткое неудовольствие.

Серебряный поднос с двумя тарелками овсяной каши с медом и орешками появляется на прикроватной тумбе.

Отодвигаюсь, спуская Джерома со своих рук на простыни. Помогаю ему поудобнее устроиться на подушках.

– Ваша левая, – указывая на кашу, докладывает Марлена.

Удивленно смотрю на неё.

– Она больше и с миндалем. У Джерома на него аллергия.

– Спасибо, – протягиваю мальчику ложку, переставляя тарелку поменьше на его колени.

– Приятного аппетита, – домоправительница следит за тем, как малыш пробует свой завтрак и лишь затем поворачивается к двери.

Её секундное промедление не остается мной незамеченным.

– Что-то не так?

– Все так, – не оборачиваясь, качает головой она. А затем быстрым шагом покидает комнату.

Сон тяжелый и серый. Как надоевший ливень, который можно наблюдать из окна всю осень и часть весны. Монотонный стук капель по подоконнику начинает сводить с ума, если его нечем заглушить.

Постоянно мерещится что-то нехорошее, неприятное. Не страшное, не жуткое, но… отталкивающее. Не могу понять, что именно это такое. Вглядываюсь в серую дымку, ища очертания своего сновидения, но оно упрямо расплывается, не позволяя ничего увидеть. В голове витает картинка с изображением спящего Джерома. Помню, что после завтрака он выглядел очень усталым, и мне ничего не оставалось, как позволить ему ещё немного отдохнуть. Других иллюстраций нет. Это – единственная.

В какой-то момент туман в сознании ослабевает. Неожиданно.

В ту же секунду чувствую прикосновения к плечу. Несильные встряхивания, заставляющие проснуться.

Зажмуриваюсь, пробую увильнуть от надоедливого раздражителя.

– Изабелла… – тихий женский шепот отрезает все пути к отступлению.

Приходится повиноваться.

Я лениво раскрываю глаза, недовольно и слегка озабоченно глядя на женщину, стоящую рядом с кроватью.

– Изабелла, мистер Каллен ждет вас, – проговаривает она. Запоздало осознаю, что это Марлена.

– Где ждет? – спрашиваю тем же шепотом, что и домоправительница.

Действительно, где? Зачем?

Мои мысли выглядят так же, как каша, которой мы завтракали.

– В коридоре. Вставайте, пожалуйста.

– А как же?.. – оглядываюсь на расслабленное личико Джерома, устроенное на моей груди.

– Я побуду с мальчиком, – с готовностью сообщает женщина.

Похоже, что-то успело случиться. Сколько же времени? Неужели мы проспали промывание?..

Завтрак был таким вкусным, а сон в сером царстве детской необходимым, что мы просто не смогли остановиться. Видимо…

Осторожно выпутываюсь из объятий малыша, который, на мое удивление, даже не хмурится, и поднимаюсь с кровати.

Марлена тут же садится на сливовое покрывало.

– Поторопитесь, пожалуйста.

– Конечно… – рассеяно бормочу, всеми силами пытаясь проснуться. Плохо получается. Я будто в двух реальностях сразу. Одна – более настоящая, вторая менее. В обоих присутствует странная тревога. Непонятная.

Иду к двери, на ходу стараясь построить предположение, что могло произойти. Что-то настолько серьезное, что Эдвард, мало того, что сам не остался с сыном, так ещё и меня велел увести? Неужели и правда нечто важное?..

Коридор мрачнее спальни в миллион раз. Единственным плюсом является холодный воздух. И пусть он попахивает какой-то химией, это все равно лучше, чем спертый аромат детской.

Темно-синим пятном на светлой стене выделяется мой похититель. Джинсы и майки исчезли, уступив место уже привычным мне костюмам. Правда, сегодня поверх рубашки мужчины надето пальто. Материя чернее ночи.

– Что такое? – с ходу спрашиваю я, настороженно глядя на чересчур вытянутое лицо Каллена.

– Надень, – не давая никаких ответов, Эдвард протягивает мне куртку. До этого он держал её в руках, судя по всему.

Одежда моя, без сомнения. Та самая, в которой две недели назад меня провожали к мужу.

Куда идем теперь?

– Зачем? – принимаю протянутую вещь, не отрывая взгляда от мужчины.

– Не наденешь – пойдешь без неё, – каменным голосом проговаривает тот.

Чувствую, дела плохи. Насколько?..

Натягиваю поверх светло-зеленого спортивного костюма теплую пуховку, запахивая её. К замку притронуться не успеваю. Эдвард хватает меня за локоть, в ускоренном темпе заставляя следовать по коридору.

– Что-то произошло?

Молчание. Гробовое.

– Эдвард! – насилу успеваю за ним, пытаясь подчинить мозгу не отошедшие от долгого сна ноги.

Потрясающе. Если раньше он кричал на меня или приказывал заткнуться, то сейчас нет даже этого. Правду говорят, что равнодушие – хуже ненависти.

Мы покидаем дом. Едва замечаю это – помогает захлопнувшаяся за спиной дверь черного входа.

Пять черно-белых ступенек кончаются в единое мгновенье.

Снег принимает в свое царство, встречая нас первым и достаточно глубоким сугробом.

– Скажи мне, в чем дело! – не выдерживаю, когда ледяная вата касается обнаженной кожи лодыжек. Сжимаю губы, игнорируя болезненные ощущения. В прошлый раз помогала мысль о Джероме. Теперь она же и отталкивает. Мой малыш в доме, спит, а я вместо того, чтобы быть с ним, как и обещала, волочусь куда-то по снегу вслед за человеком, не удостоившим меня даже взгляда, не то, что слов.

– Дело?! – громовой голос мужчины разносится по огороженной территории особняка со скоростью света. Он так резко останавливается, что я с трудом успеваю затормозить, прежде чем врежусь в него. – Дело в нем… в тебе… в нем.

– В ком? – опасливо гляжу на Эдварда, окончательно просыпаясь. Тяжесть в ногах и туман в голове рассеялись. Каллен умеет привести меня в чувство за секунду.

– Скажи, кто тебя просил? – яростно вопрошает он, хватая меня за плечи. Длинные пальцы сжимают сильно и крепко. До боли.

Собираюсь уточнить, что именно сделала не так, как замечаю вибрацию. Казалось бы, она исходит от моего озябшего тела, но похоже, что нет.

От Эдварда.

– Ты дрожишь? – изумляюсь, задавая один вопрос вместо другого.

Каллен шумно сглатывает, поджимая губы. Теперь вздрагивает все его лицо…

Руки безвольно опускаются с моих плеч.

Пугаюсь, припоминая, что все тоже происходило в ту ночь, когда Джерри вернулся в особняк после похищения. За дрожью следовало падение на пол…

– Тебе плохо? – беспомощно оглядываюсь по сторонам, с ужасом подмечая, что от дома мы отошли слишком далеко. Позвать кого-нибудь не выйдет. Тем более – подняться наверх за… за шприцом.

Мой похититель морщится, несколько раз ударяя себя в грудь. Глухо и громко.

– Сердце? Эдвард? – до крови прикусываю губу, стараясь подобрать хоть какой-то вариант, что делать дальше. Куда бежать за помощью? Оказать её самостоятельно у меня явно не выйдет…

Лихорадочные попытки найти ответ прерывают действия мужчины. Резко подаваясь вперед, он обхватывает меня руками, что есть мочи прижимая к себе. Утыкаюсь лицом в его свежую рубашку – мягкую и жесткую одновременно – не имея никакой возможности отстраниться.

– Папа… папа… папа… – хрипло стонет в мои волосы Эдвард, ничуть не ослабляя хватку.

– Папа, – немного оправившись от потрясения, глажу пальцами его бедра – все, до чего могут дотянуться руки с такого положения, – ты папа. Папа Джерома.

При имени сына Эдвард впивается пальцами в мою спину. Следует вверх. Дрожат теперь не только его руки, но и все остальное тело. Как при лихорадке.

– Я хотел защитить… – он шумно втягивает воздух – защитить его. От них. От всех. Я пытался…

Его голос обрывается так же внезапно, как и появился.

Боже. Это действительно происходит со мной? Каллен мне все это говорит?

– Ты защитил его, – проговариваю, стараясь не потерять самообладание. – Он в порядке. В безопасности.

– Никогда… никогда не в безопасности. Она его ждет. Она его хочет…

Эдвард жалуется мне, словно ребенок. Срывающимся, полным муки голосом. Будто, пока он говорит, его распиливают на части или заживо сжигают. Не знаю, к чему можно приравнять такую боль.

Голова мужчины по-прежнему прижата к моим волосам. И отстраняться, судя по всему, не намерена.

– Ш-ш-ш, – бормочу, пробираясь пальцами по его телу выше, ближе к ребрам.

Каллен даже не замечает холода моих рук. Так глубоко он погружен в собственные переживания.

– Пойдем к нему, – предлагаю я, – ты увидишь, что все хорошо.

Да! Давай пойдем! Вернемся.

Здесь холодно.

Страшно.

– Он спит… – голос Эдварда тише шепота.

– Скоро проснется.

– Нет.

– Да, – уверяю я, немного повернув голову, чтобы прикасаться к груди мужчины щекой. В тишине леса могу слышать, как стучит его сердце. Быстрым, спотыкающимся тактом оно отбивает неизвестный мне марш.

– Нет, Белла, – мой похититель съеживается, удваивая силу своих объятий.

– Почему нет? – настораживаюсь, обращаясь во внимание к его ответу. Тревога стягивает внутренности в одну пеструю массу.

– Снотворное…

– Снотворное? – мои глаза широко распахиваются. – Где?

– В каше…

На мгновенье забываю, как дышать. В каше? Снотворное? Марлена…

Перед глазами сразу встает напоминание-картинка, на которой домоправительница хмурится, указывает какую тарелку мне взять и следит, чтобы Джерри начал есть. Она выглядит… не самым лучшим образом. Вот и объяснение всей её нервозности и странностям.

Она знала!

Это был приказ от Хозяина.

Невозможно. Он же не сумасшедший, правда?

Правда?!

– Эдвард, зачем? – эти слова все, на что меня хватает. Состояние шока, в которое я впадаю, сложно описать.

– Чтобы показать тебе, – мужчина опускает голову ниже. Его щетина царапает мои виски.

– Что показать?

– Забор.

Мое терпение на исходе. Нервы звенят как туго натянутые струны. Ещё немного – и разорвутся.

– Какой забор?

– Через который он… – Каллен снова морщится, – сбежал.

– Сбежал? – резко дергаюсь назад, отчего мужчина разжимает руки. Оказываюсь на снегу за мгновение. Но ни холод, ни что-либо иное не может затмить мое изумление. Обескураженность от услышанного.

– Сбежал от меня, Белла – негромко произносит Эдвард, закрывая глаза. – От меня…

_____________

С нетерпением жду ваших комментариев :)

========== Глава 35 – По своим местам ==========

От автора:

Уважаемые читатели, для меня написание этой главы было настолько долгим и трудным, что в этот раз ваших отзывов жду с особым нетерпением! Надеюсь, вам есть, что сказать :)

Снег никогда не являлся моим любимым погодным явлением. Холодный, белый и чересчур яркий – он всегда заставлял чувствовать себя, по меньшей мере, некомфортно. Ситуация не изменилась, даже когда мы с родителями переехали в самый пасмурный и холодный город Америки. Форкс.

С годами моя неприязнь к белоснежному зимнему покрывалу только возрастала. И теперь, в почти двадцать пять, кажется, достигла своего пика.

Изумление от слов Каллена о побеге Джерома и жгучая боль от ледяного снега смешиваются во мне, борясь друг с другом. Побеждает последняя.

Вскакиваю с земли гораздо быстрее, чем оказалась на ней.

Я ежусь, поспешно счищая с рук налипшие снежинки. Кожа горит алым пламенем.

Сейчас же март! Март, господи! Не декабрь, не январь и не февраль! Март!

Откуда столько снега весной?!

Стряхиваю остатки холода с куртки и оборачиваюсь на Эдварда.

Он производит впечатление человека, который родился на далеком севере. Пальто распахнуто на груди, и тонкая рубашка выправлена из брюк, что облегчает путь ледяного воздуха к коже. Ему не холодно. Совсем. От одного взгляда на него я покрываюсь инеем.

– Сбежал? – отдышавшись, переспрашиваю я.

Лицо Каллена выглядит настолько усталым (как и всегда после неожиданных откровений), что единственным правильным решением сейчас будет уложить его в постель. Не иначе.

Медленный кивок подтверждает уже сказанное.

– Нет, – стараюсь говорить мягко и при этом заставить озябшее тело уняться. Отогреваться будем потом. – Эдвард, он не мог сам уйти.

– Слабо верится, да? – малахиты перекидываются с моего лица на шею.

– Ты уверен? – я честно стараюсь сосредоточиться на разговоре. Но промерзшие руки и мокрые от растаявшего снега штаны мешают делу.

– Пойдем, – мужчина разворачивается в совершенно другую сторону от дома, виднеющегося вдали, – сама увидишь.

Господи…

Крепко сжав зубы, соглашаюсь.

В конце концов, Джером важнее всяких мелких проблем, вроде тех, что твердят мне о моем незавидном, в плане недостатка тепла, положении. К тому же, сейчас он спит. Я не одобряю того, что Эдвард дал ему снотворное, но стоит признать, что сон в случае малыша как раз нужная вещь, а не проблема. Тем более, в это время о нем можно не беспокоиться.

Пробираюсь по сугробам вслед за Эдвардом, глядя лишь себе под ноги. Коряг и веток от упавших деревьев на пути пруд пруди. Такое ощущение, что лес специально подготовил для нас полосу препятствий.

Эдвард идет медленно, словно его заставляют следовать вперед. Неохотно обходя крупные ветки, мелкие он попросту переступает, а то и вовсе откидывает от себя точным движением ноги.

От постоянного снега в моих глазах начинает рябить. Отрываюсь от земли и смотрю вверх. Всего мгновенье.

Верхушки сосен устрашающе шумят на фоне темного серого неба. Редкие черные птицы, пролетая между облаками, вскрикивают холодящим душу криком. Деревья сплетаются вокруг, словно в затейливом танце.

Чувствую себя в ловушке.

Дышать сразу становится тяжелее.

Я ускоряюсь, нагоняя уходящего в чащу Эдварда. Без него в дом мне не вернуться, это точно.

Ограждение в километре от входа? Как бы не так… Кажется, здесь все пять.

Жуткий, мрачный лес. Если Каллен считает, что маленький и без того испуганный ребенок в три часа ночи, в метель, смог преодолеть самостоятельно такое расстояние, он просто сумасшедший. Я бы не смогла. Даже если бы очень, очень сильно захотела.

…Что-то черное стремительно проносится слева.

Громко вскрикиваю, хватаясь за рукав пальто мужчины.

– Это просто птица, Белла, – тяжело вздохнув, поясняет он.

– К-конечно… – отвечаю я с легкой запинкой, нехотя отпуская его руку.

Эдвард останавливается. Нервно оглядываясь по сторонам, не сразу замечаю это. Едва не врезаюсь в него.

– Иди вперед, – отступая вправо, он пропускает меня на свое прежнее место.

Вперед?..

Не хуже ли?..

Опасливо обхожу мужчину, всеми силами стараясь сохранить ясность сознания. Мне жутко холодно и неспокойно, а главное – страшно. Как ребенку, которого впервые завели в замок ужасов. Не могу понять, что служит главной причиной моего безумия. То ли лес, то ли снег, то ли молчание Эдварда…

Впрочем, должна признать, идти перед ним безопаснее, чем сзади.

Чувствую себя немного более защищенной. Со спины, по крайней мере.

– Ты любишь снег? – спрашиваю я, надеясь разбавить чересчур громкую тишину. Каждый хруст встречаю нервным вздохом.

– Нет.

Ответ быстрый и короткий. Похоже, на разговор мой похититель не слишком настроен.

– Почему?

– Кровь хорошо видно, – без доли смеха отзывается Каллен.

Меня передергивает.

Я оглядываюсь назад, за плечо, и глаза Эдварда тут же впиваются в мои.

– Скольких ты убил?

Мужчина хмурится, отчего выглядит ещё более измотанным, чем раньше.

– Забор, Белла, – указывая кивком головы на простирающийся впереди лес, говорит он.

Ясно…

Послушно поворачиваюсь обратно, продолжая следить за дорогой.

Первые десять секунд удается провести без лишней нервотрепки, но затем услужливое сознание активирует красную кнопку с надписью «ВООБРАЖЕНИЕ» и запускает внутри меня слайд-презентацию с меняющимися в большую сторону числами жертв Эдварда. Чуть позже, когда максимальный предел – тысячи – набран, переключается на цветные иллюстрации…

Я шумно втягиваю воздух, с силой зажмуриваясь.

Спросить бы хоть что-то, что-то, что поможет отвлечься.

Боже…

– Сколько тебе лет?

Самый умный вопрос, Белла.

Эдвард слабо усмехается.

– А сколько дашь?

Похоже, его тоже замучали невеселые мысли, раз он собирается ответить.

Даю себе мгновенье на размышления.

– Сорок?

– Ты мне льстишь, – бормочет он.

Мало?.. Если судить по его теперешнему виду, я с легкостью могу предположить, что больше пятидесяти, но это вряд ли…

Нет, точно не так.

– Пятьдесят пять плюс восемьдесят девять, делить на два и минус двадцать восемь, – опережая мои дальнейшие расспросы приводит цифры Каллен.

Вот черт…

Пятьдесят пять плюс девяносто девять? Минус два и делить на восемь?

– Сколько вышло? – интересуется мужчина.

– Я с математикой на «Вы», – немного повернув голову, признаюсь я.

– Сорок четыре.

Чуть-чуть мимо.

Сорок четыре…

– Многовато?

– Мне все равно, – заверяю, аккуратно переступаю очередную корягу.

И вправду – без разницы. Маркусу было явно больше. Луи и Хью из борделя – под шестьдесят. Даже для папы я стала поздним ребенком. Последний свой день рождения он отметил в пятьдесят лет…

Наконец, снежная дорога заканчивается. Сугроб, сменяясь пригорком, подпускает нас с Калленом к темному каменному забору.

Среди леса он выглядит как никогда величественно, неприступно и устрашающе.

Растягиваясь во всю длину, насколько хватает глаз, ограждение надежно защищает территорию особняка от проникновения.

Теперь мои сомнения, что Джерри покинул её сам, окончательно укрепляются.

…Разве что, здесь нет калитки, как в центральной части?

– Он перелез? – когда Эдвард равняется со мной, спрашиваю я.

Невозможность данного действия подчеркнута всеми земными и не земными силами.