Текст книги "Успокой моё сердце (СИ)"

Джером, коротко вздохнув, поворачивается на другой бок. Его ладошки вытягиваются вперед, а ножки наоборот поджимаются, когда малыш, моргнув, открывает глаза.

Сонные драгоценные камешки, фокусируя взгляд, скользят по всей комнате, ничего конкретного не замечая. Но как только их обладатель понимает, где находится и что происходит, тут же вспыхивают вполне конкретными целями.

Это Эдварду и нужно.

Подкравшись к мальчику из-за спины, он одним точным движением притягивает его к себе, широко улыбаясь.

Джерри даже не успевает испугаться. Эти руки, я думаю, он узнает среди всех иных.

Сладкое и нежное «папа» повисает в комнате. Ловко извернувшись, Джером сам обнимает отца. Крепко-крепко.

Весело хохоча, Каллен валится на кроватные простыни, увлекая малыша за собой. Резвясь на покрывале, они переворачивают всю постель вверх дном. Несомненно, наслаждаются и игрой, и моментом.

И я наслаждаюсь.

Пока меня, стоящую у двери в ванную, никто не заметил, я имею возможность вдоволь рассмотреть все, что происходит в комнате.

Думаю, этот перерыв нам необходим. Я ввела Эдварда в ступор и, думаю, обидела своим отказом. Он уверил меня, что все в порядке, и он понимает мои причины, но… не знаю. Горький осадок на душе остался.

Боже, но это же нечестно! Почему я не могу делать то, что хочу? Почему я не имею права быть, есть, спать и жить с тем человеком, которого люблю? Неужели путы Кашалота и вправду никогда не ослабнут? Я не найду средства, дабы обойти их, выпутаться?

Ты заставишь меня… вернуться?

Заставишь?!

Тихонько выдыхаю, медленно качая головой.

Нет. Не заставит. Ничто и никто не заставит меня добровольно потерять моих мальчиков. Этой сказке – про то, что любовь нерушима – я позволю сбыться. Даже больше – сделаю все, чтобы она сбылась.

Такие слова – пусть и от самой себя – вдохновляют. Улыбаюсь, немного расслабившись.

Не бывает безвыходных ситуаций. Тем более тогда, когда рядом такие люди, как Эдвард.

«Потому что ты мое сокровище».

Ну вот. За эту фразу я сделаю все, что угодно. Как бы страшно, холодно и трудно ни было.

– Больно, – внезапный голосок Джерома, всхлипнувшего совершенно неожиданно, вырывает из размышлений.

Глаза тут же находят его на покрывалах. Как и прежде, он сидит в объятьях папы, но теперь малахиты наполнены страхом и настоящей, о чем он и говорит, болью. Нижняя губа подрагивает.

– Где? – Эдвард, тут же прекратив все игры, взволнованно нагибается к ребенку. Как и я, пытается понять причину.

– Тут, – шепчет Джерри, касаясь своей ладошкой левой части груди. Отворачиваясь от лежащего на прикроватной тумбе нового мобильного Эдварда, только-только переставшего вибрировать, он смотрит прямо на отца.

Глаза Каллена распахиваются.

Я же собираюсь вернуться обратно в комнату и выяснить, в чем дело. Нам нужен врач или хоть кто-то, владеющий медицинскими навыками. Где найти его посреди леса?..

Однако останавливая всколыхнувшийся внутри нас с папой страх, малыш добавляет ещё кое-что, просительно глядя в глаза своего самого дорогого человека на свете:

– Не уезжай.

…Мне требуется пара секунд, дабы проиграть его слова ещё раз и понять, что происходит. Эдварду чуть больше.

– Не уеду, – обещает он, сильнее хмурясь, – покажи мне ещё раз, где болит?

– Не уезжай, папа, – повторяет Джером, прячась в руках Каллена, – больно…

Теперь мы оба знаем смысл этих слов. Он понимает.

Расслаблено выдохнув, мужчина прикрывает глаза. Горько усмехнувшись, забирает сына в объятья. Теперь его поцелуи даже с виду становятся куда ощутимее:

– Ну что ты, Джером, – шепчет он, поглаживая светлые волосы, – я всегда буду с тобой, мой любимый. Не бойся.

…Этим вечером, уже после того, как малыш, успокоенный словами и целым днем присутствия отца, засыпает, у нас с Эдвардом появляется возможность поговорить.

– Так ты все-таки уезжал? – задаю свой вопрос, устроившись на плече мужчины и задумчиво чертя узоры на его груди.

– Откуда такие мысли?

– Эта женщина никогда бы не приготовила такого обеда, – припоминаю те по-настоящему вкусные, изысканные блюда, от каких – впервые за все время – Джером не отказался. Ему понравилось, а это уже показатель. Администраторша «Лесной хижины» явно не имеет представления о съедобной пище.

– Она и не готовила, – Эдвард кивает, усмехнувшись, – заставлять вас есть её стряпню просто бесчеловечно.

– И потому папочка, поохотившись в ближайшем лесу, принес нам кое-что повкуснее?

Он смеется. Он часто смеется, в отличие от всех прошлых наших ночей и дней вместе. Это замечательно. От этого у меня в груди ощутимо теплеет.

– Папочка обещал не уезжать и был связан этим обещанием, а потому отправил на охоту кое-кого другого, – заговорщически произносит мужчина, – у него, к тому же, лучше получается охотиться.

– То есть, когда ты говорил с Джаспером, он?..

– Сначала мы и вправду поговорили, – Эдвард зарывается лицом в мои волосы, с наслаждением делая глубокий вдох, – а потом уже…

– Передай ему, что охота удалась.

– Конечно.

Джером, прерывая наш разговор, поворачивается на другой бок, удобнее устраиваясь возле шеи отца. Теперь к ладошкам, крепко его держащим, прибавляются и ноги. Свернувшись в позе осьминожки, малыш наглядно демонстрирует, что хоть и верит Каллену, но перестраховаться не помешает.

– Ну все, теперь точно никуда не денешься, – посмеиваюсь, аккуратно прикоснувшись к белокурым волосам. Прекрасно помню, как сегодня, танцуя вместе со мной импровизированный вальс, их обладатель задорно смеялся, стараясь выдать такие па, которые даже не снились лучшим мировым хореографам.

А потом он рисовал. Только в этот раз не травку и цветы, не солнце и речку, а нас. Нас всех. И в уголке, чуть подальше от основной картины, был даже Джаспер. В своей несменной белой рубашке, как всегда.

Этот рисунок лежит на тумбочке – совсем рядом. Но я помню каждую его мелочь, даже не глядя туда. Джерри первый, кто нарисовал меня. И первый, кто подписал под человечком в розовой пижаме «мама». Думаю, излишне говорить, насколько мне понравилась эта работа.

Однако на мою фразу Эдвард почему-то не смеется. Ему ни капли не весело. Наоборот, малахиты наполняются грустью и горечью, какую невозможно измерить.

– Ты знаешь, почему он сказал «больно», когда просил меня остаться?

– Да. Потому что ему вправду больно, когда тебя нет рядом. Нам обоим, Эдвард, – вспоминаю те чертовы ночи, включая самую отвратительную – последнюю – проведенные порознь, и по коже бегут мурашки. Ещё как больно, я согласна с Джерри.

– Нет, – мужчина качает головой, тоскливо глядя на сына, – он сказал это потому, что когда ему больно, я дольше остаюсь рядом…

– Ты думаешь?..

– Уверен.

На пару секунд замолчав, сопоставляю слова Каллена и факты-наблюдения, что имею. Собираю мозаику, не ожидая столь быстрого результата. Но он, как назло, имеется.

Эдвард прав. Когда Джером вернулся с изодранной после побега спиной, когда ему нужно было промывать те жуткие раны, Эдвард провел в доме больше недели.

Когда дом сгорел и, по расскажу Каллена, малыш попал в больницу, он пробыл там около 8 месяцев… и я убеждена, что большую часть этого времени папа был рядом.

– Удивительно, что он ещё намерено не вынуждает меня…

– Эдвард, – обнимаю его сильнее, целуя в щеку, – но ты ведь здесь, правда? К чему беспокоиться?

Он чуточку рассеяно кивает, возвращая мой поцелуй.

– Это просто несправедливо, Белла, – спустя полминуты, жалуется, морщась, – дети просят на Рождество игрушки, волшебные палочки, компьютерные игры, наконец… а он попросил у Санты меня. Попросил, чтобы я приезжал чаще, чем на три дня раз в две недели. Это и было самым заветным его желанием.

У меня в груди неприятно покалывает. Как раз в том месте, о каком с утра говорил Джером.

– Но это в прошлом, – пытаюсь уверить я, – вы вместе, все хорошо.

– Два дня назад я так не думал.

– Два дня назад…

– Знаешь, мне кажется, Аро не ожидал, что я приду, – перебивая меня, высказывает свою мысль Эдвард, – он, быть может и догадывался, что мне дорог Джерри, но насколько точно – не мог представить. Тем более, у меня не было никакого оружия…

– Ты пришел к нему без?..

– Абсолютно. Невероятно, правда, что главного приспешника Кая удалось задушить голыми руками?

Я представляю себе эту картину, коротко кивнув.

Представляю Эдварда с дико горящими местью глазами, с болью, выворачивающей наружу душу, с яростью, какую нельзя сдержать. Он сильный и страшный, если не владеет собой.

И тут уж не только голыми руками… тут можно как угодно убить… он может убить. Smeraldo.

– На очереди был и старший сеньор Вольтури… и я уверен, что даже если бы сам там сдох, его на этом свете тоже бы не оставил.

Мужчина делает глубокий вдох, избавляясь от грубой ненависти, от пугающей злости, с какой говорил. На мгновенье зажмуривается, усмиряя пламя в малахитах.

– Я ведь не пугаю тебя?

– Ты – нет, – мягко улыбаюсь, поглаживая его скулы, – я знаю, что все это из-за мести. Я знаю, как сильно ты любишь Джерри. Все в порядке.

– Верно, – он тоже пробует изобразить улыбку, – а ты знаешь, кто ты?

– Кто я? – изображаю удивление, с интересом глядя на него.

– Да, – его указательный палец очерчивает контур моего лица, пока глаза посмеиваются хитрым взглядом, – ты, Белла, единственный человек, которому я полностью доверяю. И к которому запросто повернусь спиной.

А вот это уже признание. Высшая его форма.

– А я сделаю все, чтобы её защитить, – шепчу в ответ, убирая волосы с его лба, – обещаю.

– Я даже не сомневаюсь, – впервые слышу от Эдварда что-то наподобие мурлыканья. Этот звук очень приятный и очень нежный. Ласковый…

Мы проводим больше пяти минут в тишине. Лежим, наслаждаясь и молчанием, и теплом, удобно устроившимися в комнате.

Некуда торопится. Нечего ждать.

Все, что нужно, все что важно – здесь, совсем рядом. В шаговой доступности.

И это потрясающе!

– Белла, – бархатный баритон прорезается сквозь ночное умиротворение, окутываясь почти сразу же серьезностью и… мольбой – это ведь так называется, да? – Если когда-нибудь я заставлю тебя нарушить обещание к себе… сохрани его для Джерома, пожалуйста. Он не виноват ни в одном моем поступке.

Если сказать, что такая просьба звучит неожиданно, лучше не говорить ничего.

– К чему это?..

– На всякий случай.

– Эдвард, – приподнимаюсь на локте, внимательно глядя на его лицо. Повторяю свой вопрос.

Случайности не случайны.

Он не хочет говорить. Или сомневается, или опасается… не хочет.

Но затем все же сдается.

– Марлена.

– Марлена?..

Каллен кивает.

– Она сообщила Джасперу, что дом взорвется. Благодаря ей вы здесь.

Так домоправительница знала? Так она была там?!

«Джером очень хороший мальчик, Изабелла. Берегите его».

«До свидания».

«Я помогу вам с ребенком всем, чем потребуется. Обращайтесь при первой же надобности».

Смотрю на Эдварда, не до конца понимая всего, что он говорит. На лице Каллена твердостью, благодарностью и чем-то ещё, плохо сравнимым с другими ощущениями, написано, что все это правда. Каждое слово.

– Но разве она не уехала?..

– Вернулась. Тот адрес, что был в записке – адрес Кая. Его замка.

– Она рассказала им о Джероме?

– Она утаила, что это мой сын. Бог знает, каким боком Аро выведал правду. Но Рыбе она ничего не говорила.

– А дом?..

– О планах итальянцев ей все было известно. Оставалось лишь вовремя успеть предупредить… вас.

Я делаю глубокий вдох, осмысливая все услышанное. Невероятно сложно, но отрицать глупо.

Все было просчитано – и Вольтури, и домоправительницей. Мы просто должны были дожидаться финала. Вполне ясно, какого.

– Так вот, Белла, – Эдвард, малость расслабившийся после такого откровения, привлекает мое внимание, легонько потрепав по плечу, – я хочу, чтобы в крайнем случае ты поступила так, как Марлена. Отомсти мне, но…

– Отомстить тебе?..

– Я же не знаю, что будет в будущем, – примирительно пожав плечами, произносит мужчина, – я просто прошу тебя… хотя бы ради того, что сегодня ты называешь меня tesoro.

– Ты же сказал, что доверяешь мне… – поджимаю губы, сдерживая внутри пылающее в груди пламя. Вот оно – «больно».

– Я доверяю.

– Сегодня.

– Сегодня… – он вздыхает, – Белла, а если через год я превращусь в закоренелого наркомана или алкоголика? Или вообще рассыплюсь? – указательным пальцем он привлекает мое внимание к своим вискам. Тем самым светлым волосам среди бесконечных бронзовых прядей.

И все это – без грамма улыбки. Он не шутит.

Черт!

– Вы идиот, мистер Каллен, – не знаю, что лучшее можно подобрать вместо этой фразы. По-моему, смысл выражен максимально точно, а чувства – на самом пределе доходчивого объяснения. Столь ужасающую глупость ещё нужно постараться вывести, – вы такой идиот… что же вы делаете?

Целую его. Сильно, крепко, ощутимо целую. Щеки, скулы, нос, лоб, подбородок… целую все, стремясь выгнать вон, избавить его от столь очевидных глупых мыслей. Все его сомнения, все недосказанности – наружу, прочь! Им здесь не место.

– Даже если рассыплешься на части, – бормочу, прокладывая дорожку к розоватым губам – конечной своей цели, – даже если напьешься вдрызг… никуда от меня не денешься! Я тебя не отпускаю!

– Belle…

– Не отпускаю, – мотаю головой, усиливая атаку. Отчаянно хочу укоренить в нем свое обещание, закрепить веру в правдивость своих слов намертво. И завтра, и сегодня, и потом… и всегда! ВСЕГДА!

Всецело отдаваясь порыву, отпуская с привязи все то, что мешало раньше так яростно целовать Эдварда, придвигаюсь к нему ближе. Обнимаю, лишая последней возможности избежать уготованной участи.

Сам виноват. Не нужно было говорить мне такого…

Но через пару мгновений догадываюсь, что дело принимает совсем другой оборот. Уже не столько хочу доказать, как… почувствовать, как бы невероятно такое ни звучало. Электрическим током пробегая по венам, ярким всполохом проносясь по всему телу и оставляя за собой приятное тепло, разгораясь внизу живота синим пламенем, незнакомое ранее ощущение заполняет собой все иное. Застилает глаза и сбивает дыхание, но прекратить не заставляет. Ничто не заставит.

Эдвард будто бы читает мои мысли. Будто бы прекрасно знает, что я чувствую прямо сейчас.

Ловко, но осторожно, не вынудив сына проснуться, он высвобождается из его рук и ног, перемещаясь вместе со мной на другую половину кровати.

Гладит… плечи, волосы, талию.

И целует. Сначала, не отрываясь, губы, а затем, когда мне уже нечем дышать, когда начинаю задыхаться, шею. Каждое его касание, каждый поцелуй отзывается тупой, но до ужаса приятной болью. Как молнии, что метал разгневанный Зевс, они добираются до самых сокровенных мест…

Я кусаю губы, подаваясь ему навстречу. Не хочу останавливаться. Не хочу отпускать. Дрожу, по-настоящему наслаждаясь происходящим. Улыбаюсь, с трудом сдерживая внутри рвущиеся наружу звуки.

Каллену тоже нравится. Я вижу, я слышу, я чувствую, что нравится. По дыханию, по рукам, что стали сильнее, по всему напрягшемуся телу и более требовательным губам…

Это… волшебно! Другого слова и не подберу. К тому же…

К сожалению, не успев даже додумать предыдущей мысли, резко опускаюсь с небес на землю. Так внезапно и так быстро, что на мгновенье теряюсь – что я делаю?..

Но потом понимаю. Так же быстро.

И с этим пониманием, с этим осознанием всего происходящего, то тепло, что грело изнутри и заставляло мечтать о райских кущах, превращается в лед. Застывает, до боли крепко опутывая своими канатами. Разрывает ядовитым холодом на части.

Придушенно вскрикнув, дергаюсь, стремясь избавиться от того, что послужило всему этому причиной.

Избавиться от поцелуя… ниже ключицы. В то самое место, что без устали терзал Джеймс и которое так сильно любил Маркус – особенно до секса.

Они оба называли мою грудь произведением искусства. И оба, не стыдясь, присваивали её себе. Эдвард… туда же.

В этот раз, в отличие от того момента, когда мне нужно было участие в игре с его стороны, Каллен не понимает, в чем дело, вовремя.

Пытается продолжить поцелуи, все ещё пребывая в ярко-красном ореоле беспамятства.

– Нет, нет, нет… – стону, пытаясь оторвать от постели налившиеся свинцом руки. Ранее с легкостью ласкавшие и шею, и спину мужчины, они непослушны, как никогда в жизни.

Мне его не оттолкнуть. Никак.

– Пожалуйста… – в конец отчаявшись, шепчу, глотая слезы. Беззвучными бурными потоками они устремляются вниз по щекам, погребая под собой все то приятное, все то хорошее, что было прежде. Уничтожают его, не скупясь на силу.

И только теперь, кажется, Эдвард понимает меня. Отстраняется.

Малахиты обретают круглую форму, едва видят мои слезы.

Он перебирает в голове варианты, что могло случиться, удивленно и встревоженно глядя на меня. Судя по недоумению, не находит.

– Белла?.. – его сбитое дыхание идеально вплетается в тишину.

Качнув головой, кое-как добираюсь непослушными пальцами до тех пуговиц, что ему удалось расстегнуть на моей пижамной рубашке. Не пытаюсь вернуть их в прежнее положение – это сейчас явно обречено на провал. Попросту обхватываю себя руками, пряча то, прикосновений к чему боюсь и не желаю. Пытаюсь повернуться, отвернуться от него… удается лишь с третьей попытки.