Текст книги "Восемь Драконов и Серебряная Змея (СИ)"
Автор книги: Yevhen Chepurnyy
сообщить о нарушении
Текущая страница: 59 (всего у книги 62 страниц)
Монах Чжигуан
– Да восславится Будда, – с тяжелым вздохом протянул тот. – Много лет прошло со времени тех событий. Тяжкий, непростительный грех был тогда свершен мною, и моими соратниками – убийство невиновного. Как по мне, лучше бросить это письмо в огонь, и забыть о его существовании, – старейшина Ма вскинулся на эти слова, зло хмуря брови, и открыл было рот, собираясь высказать престарелому монаху нечто нелицеприятное. Сюй Чунсяо, поспешно положив Ма Даюаню руку на плечо, удержал его.
– Пожалуйста, наставник, не отказывайте нам, – уважительно заговорил отставной старейшина. – Будущее Клана Нищих зависит от ваших слов, и этого письма. Великая опасность может постигнуть все многие тысячи воинов моего клана. Ради них, мы с братцем Даюанем надеемся, что вы все же окажете нам услугу, и поведаете о том, что случилось в долине Луаньши в тот злосчастный день.
– Да восславится Будда, – промолвил старец с еще большей печалью, и, помолчав несколько мгновений, заговорил. – Письмо, что лежит в этом конверте – истинное, как и описанные в нем события. Около тридцати лет назад, многие секты и школы Срединной Равнины получили недобрую весть – сильный отряд воинов из империи Ляо задумал проникнуть в Сун, и напасть на Шаолинь, чтобы ограбить его хранилище знаний.
– Верно, эти кидани стремились помочь своему царству, – вмешался все еще недоумевающий Цяо Фэн. – Изучи воины Ляо те могущественные боевые искусства, что хранятся в Шаолине, и защитники Сун не смогли бы устоять перед их силой.
– Именно так, – закивал Чжигуан. – Именно так мы и думали тогда. В то время, я еще не был монахом. Не был я и сильным воином, но желал внести свою долю в защиту родины от чужеземных злодеев. Я присоединился к доблестным героям, что решили предотвратить этот план киданей. Лучшие мастера боевых искусств были среди них, а вел их славнейший и сильнейший, воин, которого уважали более всех других вольных странников. Скажите, господин Цяо, – неожиданно обратился он к главе нищих. – Было ли праведным наше дело?
– Разумеется, – ответил тот, непонимающе нахмурившись. – Может ли защита родины быть делом неправым? Будь я взрослым мужчиной тридцать лет назад, и я помог бы вам, чем только смог.
– Хорошо, – покивал старый монах. – Хорошо… – он ненадолго умолк, в задумчивости перебирая пальцами седые волосы своей бородки. – Со мной, и нашим уважаемым старшим, было два десятка воинов, сильных и умелых, но враг наш также не мог быть заурядным – неумехи не стали бы и мыслить о проникновении в Шаолинь, – продолжил он преувеличенно ровным тоном. – Мы успели пройти перевалом Яньмыньгуань вовремя – до того, как враг добрался туда, – и остановились в долине Луаньши. Ни число врага, ни его сила были нам неизвестны. Что, по-вашему, было для нас наилучшим образом действий, господин Цяо? – почему-то, он вновь обратился к главе Клана Нищих.
– Когда враг угрожает великой Сун, нет смысла цепляться за правила честного поединка, – недолго раздумывал тот. – Не зная числа и силы врага, и имея на своей стороне лишь внезапность, разумным было бы устроить засаду.
– Мы сделали именно это, – со странной горячностью поддакнул ему старец. – Значит, вы считаете, что засада была верным решением?
– Ну… да, – пожал плечами Цяо Фэн. – На войне все средства хороши, а враги, намеренные с подлыми целями проникнуть в чужой дом, не заслуживают честного обхождения.
– Да, да, – истово закивал монах. – Именно так. Именно так и рассудил наш уважаемый старший, и все мы согласились с ним. Мы устроили засаду по обеим сторонам той горной долины, насторожили ловушки, и приготовили тайное оружие. Вскоре, кидани и вправду прошли долиной Луаньши – отряд из девятнадцати солдат. Мы напали на них, и одолели с необычайной легкостью, что вселило сомнения в наши сердца – правдивой ли была та весть? Действительно ли собирались сильные воины из Ляо проникнуть в Шаолинь? Ведь те солдаты, которых мы сразили, были обычными пехотинцами, да еще и не очень умелыми. Но мы никак не ожидали того, что случилось потом. Нет, не ожидали, – с грустью протянул Чжигуан.
– Следом за солдатами, по дороге, ведущей к Яньмыньгуаню, ехала карета – небольшая, запряженная единственной лошадью, – тяжело заговорил он. – Всего один камень, метко сброшенный со склона, понадобился, чтобы остановить ту повозку. Стоило лошади в упряжи упасть замертво, как карету покинули люди в ляоских одеждах – мужчина, женщина, и… – запнувшись, он все же договорил:
– Младенец, не больше года от роду, – Инь Шэчи немедленно навострил уши: все это живо напомнило ему одну старую тайну, которую он так и не раскрыл до конца.
– Мы напали на мужчину, – тем временем, говорил престарелый монах. – Четверо искусных воинов попытались сразить его, и пали сами, не выдержав и одного удара незнакомца. Воистину могучим оказался тот кидань – даже наш уважаемый старший не смог сдержать его натиск. В отчаянии, мы обратили свои мечи на женщину с ребенком, – продолжил он с печалью в голосе. – Она оказалась беззащитна перед нашей атакой, и пала едва ли не сразу же. Ребенок в ее руках также утих, – старый монах сокрушенно покачал головой. – Великий грех совершили мы тогда. Видя смерть своей спутницы и дитяти, наш несокрушимый противник впал в отчаяние, и, подняв на руки их тела, бросился в пропасть – желание жить оставило его. Но, сжатый руками мужчины, ребенок очнулся, и закричал. Желая спасти дитя, мужчина выбросил его из пропасти, и наш старший поймал его. Мучимые совестью за невольно совершенное злодейство, мы решили оставить дитяти жизнь, и отдать его в приемную семью. Ее вы видите рядом с нами, – он указал на пару престарелых супругов Цяо.
– Прости, Фэн-эр, – виновато промолвил Цяо Саньхуай. – Мы пытались заботиться о тебе, как о родном. Жаль, что все так обернулось.
– Кидань, – глухо бросил Цяо Фэн поднимаясь на ноги. – Приемный сын. Это ложь, – его голос медленно набирал силу. – Ложь, вы слышите? Ты лжешь, падаль, лысый осел! – взревел он. Одним длинным прыжком достигнув монаха, он ухватил его за горло, и вздернул в воздух, легко, точно котенка. Чжигуан лишь печально прикрыл глаза.
– Письмо нашего уважаемого старшего, что лежит в завещании Ван Цзяньтуна – настоящее, – полузадушенно прохрипел он. – Клянусь именем Будды, я сказал одну лишь правду, – глава нищих, вперив в него яростный взгляд, медленно опустил старца на землю.
– Если ты и не врешь, старик, то ошибаешься, – зло бросил он. – Я никак не могу быть киданем!
– Да восславится Будда, – хрипло ответил монах, растирая горло. – Лучшее доказательство моим словам – ваше лицо, господин Цяо. Именно его я видел в долине Луаньши тридцать лет назад, сражаясь с тем могучим воином. Вы и ваш отец похожи, как две капли воды.
– Ладно же, – ожесточенно выплюнул Цяо Фэн. – Хорошо. Твой «уважаемый старший», – он презрительно скривился при этих словах. – Мерзавец, убивший женщину, и отнявший семью у ребенка. Я хочу поговорить с ним лично. Кто он?
– Величайший из слепцов! – раздался звонкий юношеский голос от одного из пиршественных столов. – Слепцов, а заодно, и глупцов! – и Инь Шэчи, поднявшийся со своего места, заливисто рассмеялся. Нищие, монах Чжигуан, и большинство пирующих недоуменно воззрились на него.
– Правильно брат Цяо назвал тебя смердящим лысым ослом, старик, – глумливо бросил Чжигуану юноша, отсмеявшись. – От себя, добавлю еще одно: ты – редкий слепец и глупец, последовавший за первейшим из слепцов и глупцов Поднебесной, покойным настоятелем Шаолиня, Сюаньцы! Да, именно он был тем самым «уважаемым старшим»! – торжествующе воскликнул Шэчи, заглушая удивленные возгласы присутствующих. – Именно он был тем недоумком, что принял семью с ребенком за воров, намеренных обокрасть Шаолинь! Что же никто из вас, «доблестных героев», – слова юноша разве что не сочились ядом, – не остановился, видя, что вы напали на супругов с годовалым младенцем на руках? Что же вы не попытались отступить, видя, что сражаетесь с отцом, защищающим семейство? Или вы – стадо овец, безропотно следующих за своим скудоумным пастухом? – он вновь рассмеялся, пораженно качая головой.
– Ты так настырно пытался оправдать свое злодеяние, снова и снова спрашивая у его жертвы – справедливы ли были мои решения? – насмешливо продолжил он. – Нет ничего дурного ни в защите родины, ни в военной хитрости. Представь себе, старый дурень, нет ничего плохого даже в той поразительной глупости, которую проявили вы все, и ваш безмозглый старший Сюаньцы, напав на отца брата Цяо. Одно лишь непростительно – то, что вы, мерзавцы, проигрывая отцу семейства, подло напали на его спутницу! – вскричал он, вмиг сменив ехидный тон на искреннюю злость. – Вы, дикие звери в людском обличье, решили убить женщину с ребенком, так как оказались не ровней ее мужу! Нет, – юноша покачал головой, – пожалуй, я оскорбляю диких зверей, сравнивая их с вами, нелюдями. Ни коварнейшая из змей, ни свирепейший из тигров не способны на такую низость, – он сплюнул под ноги, зло скривившись.
– Вот вам еще одна новость, – продолжил он. – Отец Цяо Фэна выжил, упав с той скалы. Долгие годы, он скрывался в Шаолине, намеренный отомстить за причиненную ему обиду. Недавно, мне случилось вывести его из тени. Он погиб, сражаясь со своим обидчиком, – Шэчи на мгновение замолчал, сжав губы в линию.
– Знай я, что именно учинил Сюаньцы, эта тварь со змеиной башкой и крысиными глазами[1], я бы, наверное, помог отцу брата Цяо прикончить его, – холодно добавил он, глядя на вконец растерянного Чжигуана. Глава Клана Нищих глядел не менее ошарашенно, да и среди вольных странников многие были ошеломлены выплеснутыми на них откровениями.
– Все это не имеет никакого значения, Серебряная Змея, – сердито заговорил опомнившийся Ма Даюань. – Оставим мертвых лежать в могилах. Вернёмся к тому, что важно здесь и сейчас, тому, из-за чего я и привел сюда этих уважаемых собратьев, – он кивнул в сторону своих спутников, – и из-за чего я решил огласить завещание Ван Цзяньтуна перед столь многими именитыми вольными странниками. Цяо Фэн не может занимать должность главы моего клана, ибо он рождён киданями, и сам – кидань! – закончив эту прочувствованную речь, старейшина гордо выпрямился, с торжеством глядя на своего главу. Тот со смешанными чувствами смотрел в никуда.
– «Рождённый киданями, и сам – кидань»? – весело переспросил Инь Шэчи. – Видит небо, я переоценил твою способность складывать слова, Ма Даюань – это твое высказывание подробно лепету ребенка. Я рожден в купеческой семье. Купец ли я? Моя жена – дочь принца. Принцесса ли она? При рождении, каждый из живущих мал, немощен, и бессловесен. Остаётся ли он таковым до самой смерти? Брат Цяо воспитывался в ханьской семье, – он повысил голос, обращаясь ко всему залу, – и считает своей родиной великую Сун, на благо которой он положил жизнь. Найдется ли здесь хоть кто-то, могущий сказать обратное?
– Да что ты можешь знать, глупый мальчишка? – вспылил старейшина Ма. – Безвестному юнцу, ничего не достигшему за свою короткую жизнь, более пристало бы не спорить с уважаемыми старшими, а почтительно слушать их!
– За последние четыре месяца своей короткой жизни, этот безвестный юнец, вместе с его женой, забрали жизни около полутысячи чужеземных злодеев, – с готовностью ответил Шэчи. – Также, этот глупый мальчишка и его жена повергли трёх всеобщих врагов: убийцу и насильника Юнь Чжунхэ, Дуань Яньцина, которого знают как Переполненного Злом, и главу неправедной секты Синсю, старого негодяя Дин Чуньцю. Что за это время совершили вы, «уважаемый старший»? Я не прочь помериться достижениями, – он насмешливо воззрился на престарелого нищего. Тот, возмущённо округлив глаза, открывал и закрывал рот, но никак не находил ответа.
– И правда, господин Ма, – примирительным тоном сказал Дуань Юй. – Всем известны заслуги брата Цяо. Ещё в бытность свою простым странником, он совершил немало славных дел, – коротко вздохнув и закатив глаза, он добавил:
– О которых так любили поговорить мои отец и дядюшка. Цяо Фэн – стойкий защитник великой Сун. Мало кто сравнится с ним в верности родине.
– Господин Цяо убил столько киданей, что из их трупов можно насыпать гору, – бесстрастно высказался Хань Гочжун. – Сомневаться можно в ком угодно, и чем угодно, но подвергать сомнению верность человека, что неизменно сражался за великую Сун, не щадя ни врага, ни себя – несусветная глупость.
– Да восславится Будда, – монах Сюаньнань, поднявшись со своего места, коротко поклонился всем присутствующим. – Господин Цяо, как и многие миряне, человек несдержанный, скорый в суждениях, и склонный к насилию, но эти малые недостатки – все, в чем я могу его упрекнуть. Мало кто из известных мне людей более предан Сыну Неба и великой Сун.
– Все упомянутое – дела прошлые, – с нарочитой вежливостью заговорил Цюань Гуаньцин. – Но сейчас, когда вскрылась правда о рождении Цяо Фэна, кто скажет, что он не вернётся в лоно своей истинной семьи, и не приложит столько же, если не больше, усилий к ее возвышению? Цяо Фэн – кидань по крови, и отрицать это кровное родство – что совать голову в пасть голодного тигра.
– Что есть кровь? – немедленно парировал Инь Шэчи. – Жидкость, текущая в наших жилах. Я видел кровь брата Цяо, пролитую мной собственноручно. Она так же красна, как и моя, как и кровь любого из ханьцев. Я не уверен только насчёт тебя, братец Цюаньцин – уж больно много яда и желчи исходит из твоих уст, – он с насмешливым прищуром встретил злобный взгляд молодого старейшины. – Верность семье не заложена в нас при рождении. Брат Цяо считает своим истинным отцом господина Цяо Саньхуая, а своими братьями и товарищами – Клан Нищих, и вольных странников великой Сун. Ожидать от него верности киданям, с которыми он сражался всю жизнь – что ждать восхода солнца на западе. Кто в здравом уме оставит семью, друзей, и побратимов, чтобы перейти к их давним врагам, только из-за кровного родства? Я бы понял подобные домыслы, будь отец и мать Цяо Фэна живы, но это не так. Кости несчастной матушки моего друга были брошены без погребения вот этим «доблестным героем», – он презрительно кивнул в сторону опустившего взгляд Чжигуана, – и его выродками-соратниками, а отец Цяо Фэна похоронен на горе Суншань, в безымянной могиле. Кому брат Цяо станет хранить верность? Елюй Хунцзи, неизменно строящему козни великой Сун? Миллионам незнакомых киданей? Быть может, злодею Елюй Нелугу? Ой, что же это я, – глумливым тоном добавил юноша, – он ведь мертв. Единственный кидань, с которым Цяо Фэн свёл какое-никакое знакомство, пал от руки юаньшуая Ханя. Верно, вам следует опасаться кровной мести брата Цяо, господин юаньшуай, – с преувеличенным участием обратился он к полководцу. Тот, не скрываясь, хохотнул, хлопнув ладонью по столу.
– Бессмысленная чушь и чепуха! – взорвался Ма Даюань. – Праздные измышления глупого юнца! Теперь, когда раскрылась правда о родителях Цяо Фэна, никто не может знать, что творится в сердце этого… киданя! – воздел он трясущуюся руку в направлении главы нищих. – Тем более, что его недавние дела и решения вовсе не показывают верности клану и нашему общему делу!
– Это какие-такие дела? – вкрадчиво поинтересовался Инь Шэчи. – Участие в битве за предгорья Хэншаня, где брат Цяо сразил сотни киданей, защищая великую Сун? Или, может, нечто более раннее, вроде двух былых вторжений Ляо, остановленных им чуть ли не в одиночку? Поведайте нам всем, старейшина Ма: какое из этих дел вызывает сомнения в верности Цяо Фэна Клану Нищих и Сыну Неба?
– Дружба с врагом клана! – рявкнул красный от злости Ма Даюань. – Позорное попустительство его злодеяниям, и намеренное невыполнение долга главы по наказанию мерзавца! Если Цяо Фэн из личной привязанности станет отвергать верность клану, кто скажет, что из-за кровного родства, он не оставит великую Сун⁈ Я не могу допустить, чтобы человек, чья верность клану сомнительна, оставался его главной!
– Все ясно, – с понимающей улыбкой ответил Шэчи. – Значит, из-за личной обиды, вы хотите свергнуть своего главу. Замечательно, замечательно. Для начала, вы, пользуясь своим положением старейшины, задумали убить меня и мою жену руками Цяо Фэна, без какого-либо суда и следствия. Теперь, из-за того, что брат Цяо не желает творить бесчестное злодейство, вы хотите свергнуть его, прикрываясь дурными измышлениями о том, что он, видите ли, предаст все, что ему дорого, из-за происхождения его покойных отца и матушки! Что дальше, уважаемый старший? Клан Нищих начнет грабить путников на дорогах, оправдываясь нуждой в средствах на защиту великой Сун? Думаю, братец Цюаньцин и его младшие поддержат эту идею.
– Погодите, – глухо и хрипло заговорил Цяо Фэн, упреждая очередную насмешку Инь Шэчи, и недовольные отповеди старейшин. – Постой, Шэчи. Поясните мне кое-что, старейшина Ма. По-вашему, убив друга, я докажу свою верность клану и родине?
– Не друга, но врага клана, опасного и коварного! – немного овладев собой, Ма Даюань заговорил с долей прежней уверенности. – Врага, пытающегося казаться праведником, но сколько бы эта змея, – он указал на Инь Шэчи, – не пыталась обернуться драконом, суть ее останется той же! Серебряная Змея – убийца и пособник убийцы, и все, кто верит ему и его лицемерию, лишь обманываются внешней видимостью, как, в свое время, обманулся я! Если вы, глава, неспособны проникнуть сквозь покровы лжи и обмана, которыми этот негодяй окутал свою истинную суть, я готов помочь вам, и со всей уверенностью заявить: казнь Серебряной Змеи и его жены – благое дело. Она – дело, достойное всяческой похвалы. Этим делом, вы и вправду покажете, что для вас нет ничего важнее клана, ваших братьев, и нашего общего дела – защиты великой Сун, и ее народа! – под конец своей речи, старейшина вновь глядел торжественно и гордо, исполненный уверенности в своей правоте.
– Ты до смерти надоел мне, старый слепец, – медленно заговорил Цяо Фэн. Ма Даюань ошарашенно захлопал глазами. – Надоел своими глупостью, упрямством, и наглостью. Твой близорукий взгляд не может проникнуть в суть творящегося у тебя под самым носом, что уж говорить о делах жизни и смерти? Но, сколь бы неприятен мне ни был ты и твои нахальные требования, я, как и всякий воин Клана Нищих, вынужден подчиняться его законам. Законам, что с твоего, Ма Даюань, почина, толкают меня на убийство двух друзей, людей достойных, храбрых, и бескорыстных. Друзей, что не раз спасали мою жизнь, ничего не прося взамен, и поддерживали меня в трудный час, не ожидая ответной услуги.
– Не перехваливай меня, Цяо Фэн, – вмешалась Му Ваньцин, пользуясь недолгой заминкой мужчины. – Я давно хотела избавиться от твоего преследования раз и навсегда, но Шэчи неизменно меня останавливал.
– Я и не ожидал от вас чего-то, кроме верности мужу, и заботы о нем, госпожа Инь, – с грустной улыбкой ответил глава нищих. – Было бы странным осуждать вас за них. Но не будем об этом. Я задолжал жизнь семье Инь, и не раз. Также, я должен исполнить свой долг воина Клана Нищих, и его главы. Сегодня, я окончательно разрешу это противоречие. Я сражусь с тобой, Шэчи, в самый последний раз, не сдерживая сил. Чем бы ни окончился этот бой, после него, я никогда больше не подниму руки на семью Инь, и никак не стану вредить ей. Если же кто-то, неважно кто, – он вперил в Ма Даюаня внимательный взгляд, – начнет требовать от меня вновь переступить через мои совесть и честь, прикрываясь некими законами и правилами, то я оторву его собачью голову, и выброшу в ближайшую реку, – безразлично отвернувшись от напуганного старейшины, вмиг растерявшего всю свою напыщенность, он бесстрастно обратился к наследнику секты Сяояо:
– Согласен ли ты на такое, Шэчи?
– Он несогласен, – поспешно встряла Му Ваньцин. – Ты – не ровня моему мужу в таланте, Цяо Фэн, и опасен для него лишь потому, что всякий раз настаиваешь на личном единоборстве. Боевое искусство, что практикует Шэчи, нуждается в соратнике. Во мне. Без меня рядом, мой муж вынужден сражаться в треть силы, не больше, и я не намерена вновь допускать этого. Мы сразимся с тобой вместе, и никак иначе. Чтобы уравнять силы, к тебе может присоединиться любое число твоих бесполезных младших – трое, пятеро, десятеро, неважно. Если ты – не бесчестный трус, Цяо Фэн, то не станешь вновь требовать боя один на один…
– Жена моя, – спокойным голосом заговорил Инь Шэчи, подходя ближе к девушке. – Любимая моя богиня. Постой. Не спеши с обвинениями и требованиями, – он приблизился к мечущей молнии из глаз девушке, не обращая внимания на ее сердитость, и положил руки ей на плечи.
– Да, для выполнения форм Семи Мечей Привязанности нужны мы оба, – с прежней безмятежностью продолжил он. – Сражаясь со мной один на один, брат Цяо и вправду получит некое преимущество – я не смогу использовать против него свой лучший стиль. Но дело в том, что мне ведома тайна, которая даёт неоспоримое преимущество уже мне, в нашем с Цяо Фэном поединке. Тайна эта такова, – он привлек девушку к себе, наклонился к ее ушку, и зашептал:
– Брат Цяо чувствует вину перед нами, и ни в коем случае не станет меня убивать, что бы он ни говорил старому глупцу Ма. Наш поединок будет подобен дружескому, даже тренировочному.
Договорив, Шэчи отстранился, и в этот самый миг, когда недоверчиво глядящая на него жена намеревалась что-то ответить, пальцы правой руки юноши, сложенные щепотью, быстрее молнии метнулись к трём акупунктурным точкам на теле Ваньцин – чжоужун, даньтянь, и тяньци, – и осторожно нажали на них.
– Надеюсь, ты простишь мне это, любимая жена, – тяжело вздохнул Инь Шэчи, отступая от парализованной девушки. – Совместный поединок, все же, будет несколько неравным. К тому же, в этом бою у нас не было бы нужного согласия – я искренне хочу помочь брату Цяо, ты же жаждешь прикончить как его, так и других нищих, что угрожают мне. Прости, – грустно повторил юноша. Ваньцин ответила ему взглядом, полным боли и сожаления.
– Глупец и мерзавец, принуждающие тебя к бесчестному поступку раскрытием тайн прошлого, недостойны твоей преданности, брат Цяо, – обратился Шэчи к главе нищих, отойдя от недвижной жены. – Удел подлых крыс, вроде них – забвение и порицание. Но я понимаю – не ради них ты хочешь сразиться со мной сегодня, но ради единства Клана Нищих. Я согласен на наш поединок, – юноша мимолётно усмехнулся, – и намерен победить тебя, во славу секты Сяояо.
– Спасибо, Шэчи, – с облегчением ответил Цяо Фэн, и обратился к остальным присутствующим:
– Дайте нам больше простора, друзья.
Заскрежетали по мрамору полов ножки отодвигаемых столов и стульев, отступили к стенам те из гостей, что стояли на ногах, и вокруг двух поединщиков очистилось пространство, достаточное не то, что для боя, но и для большого представления с танцем львов – велики и вместительны были залы императорского дворца.
– Готов, братец? – с заметной неохотой промолвил глава Клана Нищих.
– Пожалуйста, брат Цяо, – доброжелательно кивнул ему юноша, вынимая меч из ножен.
Не медля ни мгновения, они ринулись навстречу друг другу, и стоило им сойтись, как Шэчи с превеликим удивлением обнаружил, что Цяо Фэн больше не превосходит его, как воин. Следуя своему обещанию, глава нищих не сдерживал ни силы, ни умения, но ни то, ни другое больше не являлось для Инь Шэчи недостижимой вершиной, высящейся вдали – скорее, чем-то, сравнимым с его собственным уровнем. Долгие и кровопролитные сражения с киданями, и бои на пределе сил против могущественных врагов, подняли мастерство юного воина на новые высоты, незаметно для него самого.
Уйдя от сверкающего силой сгустка ци коротким применением техники шагов, Шэчи метнулся к Цяо Фэну быстрее ветра, и его меч ударил со скоростью и точностью, невозможной для простого воина. Юноша тут же вынужден был сдержать свою атаку – его первый удар чуть было не пронзил сердце главы нищих.
– Будь осторожнее, брат Цяо, – серьезно посоветовал Инь Шэчи своему противнику, уводя в сторону клинок, распоровший рубаху мужчины. – Я все еще не хочу тебя убивать, и было бы прискорбно сделать это случайно, – Цяо Фэн, ничуть не обидевшись на его слова, сосредоточено кивнул, и их бой возобновился.
На сей раз, глава нищих ускользал от атак Шэчи ещё быстрее и ловчее, чем в прошлый их поединок, а техники Восемнадцати Ладоней Драконоборца сыпались на юного воина непрерывным дождем. Это мало мешало юноше – новообретенное понимание боя позволяло ему предугадывать не только атаки противника, но и его перемещения. Ограниченное пространство пиршественной залы не давало большой свободы, но Шэчи подозревал, что и на открытом месте он смог бы прочитать движения соперника.
Снова и снова, Инь Шэчи прорубался сквозь слепящий водопад смертоносных техник, и дотягивался мечом до Цяо Фэна, стремясь уязвить его – несмертельно, но достаточно сильно, чтобы прекратить бой.
В этом и крылась слабость тактики юного воина – в отличие от него, сдерживающего удары, Цяо Фэн бил в полную силу, верный своему слову.
Вновь уклонившись от пылающего мощью сгустка энергии, Шэчи коротким прыжком достиг противника, и его меч метнулся вперёд, неуловимым серебряным взблеском обойдя блок ладонью, и потянувшись к телу Цяо Фэна. Тут же, юноша, сцепив зубы, отдернул руку, останавливая удар в какой-то пяди от горла своего соперника. Юноша вновь сумел верно распознать уязвимость техники главы Клана Нищих, но уязвимость смертельную, а значит, такую, какой он совершенно не желал пользоваться.
Скомканная атака не прошла для Шэчи даром – Цяо Фэн и не думал прекращать свой натиск. Выплеск ци, сияющий маленьким солнцем, врезался в грудь юноши, и швырнул его на пол. Зазвенел по мраморным плитам выроненный из рук меч, а победитель, тяжело дыша, остановился над сраженным противником.
Горькие и горячие слезы текли по лицу Му Ваньцин, неотрывно глядящей на поражение ее мужа. Девушка по-прежнему стояла без движения – сил в технику парализации Шэчи вложил с избытком.
– Что ж, брат Цяо, твоя взяла, – прохрипел юноша, и его губы, беззаботно улыбающиеся, окрасились алым. – Выходит, сегодня, наше соперничество закончится навсегда. Ничего, – он вновь показал в улыбке окровавленные зубы. – Я не посрамил ни секту, ни учителя, ни семью. Об одном лишь я жалею – что подвёл мою любимую Ваньцин. Я буду тебе лучшим спутником в следующей жизни, жена, – с сожалением промолвил он, глядя на тихо плачущую девушку.
– Заканчивай, брат Цяо, – вновь заговорил Шэчи с безмолвно стоящим рядом мужчиной. – Моя смерть будет лучшим доказательством твоей верности клану и братьям по оружию. Не волнуйся, мой дух не станет держать на тебя обиды. Об одном лишь прошу – не чини зла моей любимой жене. Пусть моя кровь смоет все раздоры между нашими сообществами.
Дослушав его, Цяо Фэн очнулся от ступора, и подошел ближе к лежащему юноше. Наклонившись к нему, он бережно взял его за плечи, и помог подняться. Затем, пальцы главы Клана Нищих осторожно коснулись нескольких акупунктурных точек на теле Инь Шэчи, останавливая кровотечение.
– Прости меня за эту рану, братец, – тихо промолвил Цяо Фэн. – Надеюсь, твой соученик, знаменитый Соперник Яньло, сможет излечить ее в самом скором времени, – отпустив удивлённого юношу, он зычно провозгласил:
– Мой поединок с Серебряной Змеей окончен, а вместе с ним, и наша вражда. Я вновь могу назвать этого славного воина своим другом, и даже больше: став неоднократным свидетелем его доблести и самоотверженности, я хочу назвать его братом. Примешь ли ты мое предложение побратимства, Шэчи?
– Приму, конечно, – заулыбался юноша. – Я всегда уважал тебя, брат Цяо. Стать твоим названным братом – большая честь.
– Замечательно, замечательно! – прозвучал от стены зала радостный возглас. Дуань Юй, хлопая в ладоши, вышел вперёд. – Почему бы вам не произнести положенные клятвы сейчас? Вина вокруг достаточно, – он поднял с ближайшего стола две полные чаши. – Давайте я помогу вам с этим.
– Неси-ка ещё одну, братец Юй, – немедленно потребовал Инь Шэчи. – Раз уж ты – не родственник моей любимой жены, я хочу исполнить свой давний замысел, и побрататься с тобой. Ты не против обзавестись ещё одним младшим братом? – спросил он Цяо Фэна. – Могу поручиться за этого легкомысленного юнца.
– Братец Юй – не только нефритовый лист и золотая ветвь, но и достойный, храбрый юноша, – с широкой улыбкой ответил глава нищих. – Почту за честь назвать его братом.
– С радостью приму ваше побратимство, друзья, – довольно кивнул Дуань Юй.
Его удивление, вызванное этим неожиданным приглашением, быстро прошло, сменившись неподдельной радостью. Кое-как ухватив третью чашу с вином, юный далисец поднес напиток Шэчи и Цяо Фэну. Все трое приняли по кубку, и, разрезав ладони ножом Дуань Юя, капнули немного крови в каждый.
– Хоть мы и не родились в один год, месяц, и день, – громко и торжественно зазвучал голос главы Клана Нищих.
– Клянёмся умереть в один год, месяц, и день! – подхватили его слова двое юношей. – Мы не были рождены одной утробой, но отныне и вовек, клянёмся быть друг другу братьями, близкими, словно родные! – они дружно осушили чаши, и отвесили не менее слаженный поклон в сторону заката.
– Но, всё-таки, прежде чем умирать в один день, давайте поживем ещё лет восемьдесят, – с нарочитой серьёзностью добавил Шэчи, отбрасывая в сторону свою рюмку. – Иначе, жена меня заругает.
Цяо Фэн громогласно расхохотался на эту немудреную шутку, и его смех подхватили многие из гостей пира.
– Замечательно! – воскликнула А Чжу со своего места. Лицо девушки сияло радостным облегчением. – Наконец-то ваша глупая ссора разрешилась наилучшим образом!
– За здоровье побратимов! – провозгласил юаньшуай Хань, поднимая чашу. – Славнее братского союза не видывали со времён Клятвы в Персиковом Саду!
– Как бы нам троим не обрести известность под именем Странных Братьев, – весело промолвил Дуань Юй, когда отзвучали здравицы и одобрительные возгласы. – Только посмотрите на нас: дракон, – он кивнул в сторону Цяо Фэна, – призрак, – улыбаясь, он приподнял край своего халата, изрядно напоминающего погребальный саван, – и, конечно же, чудесная змея[2], – со смехом указал он на Инь Шэчи.
– Отлично, младший брат, – с деланной серьёзностью покивал тот. – Стоило нам побрататься, как ты уже ославил нас перед всеми вольными странниками, придумав нашему союзу глупое название. Гордость переполняет меня при виде столь замечательного родича, – он снова закивал с преувеличенным одобрением, и многие из присутствующих весело засмеялись.
– За здоровье Странных Братьев! – высказался Шань Чжэн, пряча улыбку в бороду. Он и его трое сыновей дружно подняли кубки, и прочие гости последовали их примеру.
