Текст книги "Восемь Драконов и Серебряная Змея (СИ)"

Автор книги: Yevhen Chepurnyy

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 62 страниц)

– Моя мать покинула меня раньше срока – старые раны подорвали ее здоровье, – ровным тоном проговорила женщина. – Долгое время, я считала, что осталась одна, и лишь дочка была моей единственной отрадой. Но вчерашним днём, этот вот невежественный юнец, – она чуть улыбнулась, указав на Инь Шэчи, – принес мне весть. Даже несколько вестей, – женщина грустно улыбнулась, глядя с необычной для ее строгого лица мягкостью.

– Оказывается, мой старый отец жив, – тихо продолжила она, – и Шэчи – в числе тех, кого следует благодарить за это. Кроме того, он выполняет волю папы, и намерен отомстить за его раны. И, наконец, самое худшее, – она смерила Ваньцин взглядом прищуренных глаз. – Этот влюбленный глупец не пожалел для тебя двух ценностей, наиболее важных для воина – знаний и оружия. Вместе с фехтовальным стилем секты, он собирался передать тебе свой меч. Хорош бы он был, сражаясь с Дин Чуньцю какой-нибудь скверной поделкой бездарного ремесленника, – женщина криво усмехнулась.

– Я не могу этого позволить: как-никак, Шэчи – мой младший, – бесстрастно продолжила она. – И поэтому, я хочу одарить тебя сама. Вместе с подарком, ты примешь и мой наказ – хранить и защищать этого опрометчивого мальчишку, как саму себя. Согласна ли ты на такой обмен, Му Ваньцин?

– Я и сама… долго считала себя сиротой, тетушка, – растроганно промолвила девушка, шмыгнув носом. – Узнать, что папа жив, было так радостно… и немного страшно – вдруг он не примет меня? – она вновь тихонько всхлипнула, и промокнула глаза рукавом.

– Хватит разводить сырость, несносная девчонка, – добродушно проворчала госпожа Ван. – Чжэнчунь нахвалиться на тебя не может. Прекрати ныть, и бери поскорее меч – мне ещё обучать вас, бездельников, Семи Мечам Привязанности.

– Какой из этих клинков лучше, Шэчи? – спросила Ваньцин уже спокойнее, повернувшись к мужу.

– Они равны, – без единого сомнения ответил тот. – Чеканка на мече Жэнь Чжуфу не прикрывает трещины в стали, как на некоторых заморских поделках, и не ослабляет клинок – работа достаточно тонкая, чтобы разглядеть и то, и другое. Бывший меч Хун Цзиньбао многое повидал, но лезвие все ещё крепкое – ни единого скола. Их ковка одинаково хороша – видишь эти темные пятна на металле, вроде ряби на воде? Они – признак самой лучшей стали. Даже мой меч уступает любому из этих двоих.

– Возьму тогда этот – он красивее, – безмятежно заявила Му Ваньцин, и извлекла из ларца работу Жэнь Чжуфу. Вложив меч в ножны, она привесила их к поясу.

– Ты и вправду выберешь меч, исходя из его… красоты? – удивленно нахмурилась Ли Цинло. – Я считала тебя более опытной воительницей.

– Мне так и так привыкать к оружию новой формы, длины, и веса, – не смутилась Ваньцин. – Если меч будет нравиться мне, я освоюсь с ним быстрее. И, раз мой муж говорит, что эти клинки равноценны во всем остальном – я ему верю.

– Что-то в этом есть, – усмехнулась госпожа Ван. – Что ж, дети, покажите мне, чему Ваньцин научилась сегодня. Начинайте выполнять первую форму стиля Сяояо, вместе.

Молодая пара, переглянувшись, извлекла мечи их ножен, и дружно вскинула их в начальную позицию первой формы. Оба драгоценных клинка слитно засвистели, разрезая воздух. Му Ваньцин старалась вовсю; Инь Шэчи, выполняя привычные движения, больше наблюдал за женой. Стоило им закончить, Ли Цинло одобрительно покивала.

– Очень неплохо, Ваньцин, – обратилась она к девушке. – Форма не освоена полностью, но это пока и не нужно. Я буду учить тебя не стилю Сяояо, но Семи Мечам Привязанности. Теперь, проделайте все сначала, также вдвоем, внимательно слушая то, что я буду говорить. Не удивляйтесь моим словам, и не ищите в них некий глубинный смысл – они всего лишь должны подтолкнуть вас в нужном направлении.

Под это странное напутствие, юноша и девушка вновь начали выполнение фехтовальных приемов. Госпожа Ван же заговорила, мелодично и протяжно; ее голос, высокий и сильный, без единого следа старческой хрипотцы, наполнил тренировочную залу неспешным течением полноводной реки:

– На лютне поющей колонны —

– Как зерна хлебов позлащенных.

– Под белой рукою лежит

– Похожий на домик нефрит.

– Пожалуй, певица рада

– Поймать Чжоу Юя взгляды:

– Нет-нет, и нарочно одну

– Фальшиво заденет струну.

Даже помня о предупреждении госпожи Ван, Шэчи не мог сдержать удивления. Изумился он не классической поэзии в устах женщины, и не кажущейся неуместности стихов о любви в мечной тренировке. Ему припомнились музыкальные упражнения Ваньцин, и его собственные слова, сравнившие девушку с Сяо Цяо, мастерицей игры на цине и женой полководца Чжоу Юя[4].

Невольно, он обратил более пристальное внимание на жену и ее движения; та как раз выполняла один из базовых приемов формы, длинный прямой выпад, должный достать торс воображаемого противника. Юноша сместился ближе к Ваньцин, ломая порядок собственных приемов, и его меч описал плавную дугу, защищая открытый бок и оружную руку девушки. Та бросила на него короткий взгляд, но продолжила выполнять заученные движения; Инь Шэчи, в свою очередь, последовал пришедшему пониманию, скользя вокруг Ваньцин быстрой тенью, прикрывая мечом ее уязвимости, и поддерживая атаки. Его клинок все ещё двигался в соответствии с первой формой мечного стиля Сяояо, но приемы ее, в исполнении Шэчи, изменились до неузнаваемости.

Юноша понял, что теперь, когда он знает используемый женой стиль, ему незачем держаться от нее на расстоянии во время боя, давая ей место; неотступно следуя за атаками Ваньцин, он двигался совсем рядом с ней, все ближе и ближе. Выполнение первой формы они закончили и вовсе прижимаясь друг к другу: левая рука Шэчи лежала на талии жены, а ее спина опиралась на грудь юноши. Его правая рука была вытянута над плечом девушки, и их мечи, остановленные в одинаковом прямом уколе, сходились в одной точке, чуть касаясь остриями.

– Так быстро, – неверяще произнесла Ли Цинло. – Воистину, нашей секте повезло с наследником. Ты поняла, что делал твой муж? – обратилась она к Ваньцин.

– То же, что и всегда – оберегал и поддерживал меня, – с небольшой запинкой отозвалась девушка, опуская меч. – Думаю, я смогу так же, нужно только попрактиковаться немного, – она повернулась к стоящему совсем близко юноше, который заканчивал убирать меч в ножны, и с довольной улыбкой притянула его к себе, сжимая в объятиях. Тот, удивлённо моргнув, погладил жену по спине.

– Потом обниматься будете, – с притворным недовольством проворчала госпожа Ван. – Покажи мне то, о чем говорила, Ваньцин. Ты ведешь, Шэчи – выполняй первую форму, и не отвлекайся.

Они увлеченно тренировались ещё около часа, и вскоре, с помощью и подсказками Ли Цинло, освоились с необычным методом боя, что являл собой стиль Семи Мечей Привязанности. Как объяснила госпожа Ван, понятое Шэчи было первой, самой простой формой стиля – Мечом Единства. Убедившись, что ее наставления должным образом усвоены, женщина покинула молодую пару, оставив их шлифовать изученное в одиночестве. Без ее пригляда, фехтовальные упражнения юноши и девушки все чаще завершались объятиями – то единство разумов, что нес с собой свежеизученный стиль, очень естественно переходило в телесную близость. Когда они закончили практику очередного приема, и Ваньцин прижалась к юноше, обвив его талию руками, Шэчи, не сдержавшись, сдвинул вниз вуаль жены, и припал к ее губам. Му Ваньцин страстно ответила на его поцелуй, и они надолго забыли обо всем на свете, кроме ласк друг друга.

* * *

Дуань Юй увлеченно работал небольшой тяпкой – сорная трава полезла из клумбы у самых корней куста, и юный принц, опустившись на корточки и согнувшись в три погибели, старательно выпалывал коварного вторженца. День работы, обещанный им Ли Цинло, давно прошел, и юноша занимался заботой о саде поместья совершенно добровольно. Прочие гости быстро нашли для себя занятие в Доме Камелий: Инь Шэчи и Му Ваньцин осваивали новое боевое искусство, Дуань Чжэнчунь дневал и ночевал в комнатах госпожи Ван, А Чжу с А Би же приятельствовали с многими обитательницами усадьбы, и проводили дни в общении с подругами. Один лишь Дуань Юй был представлен самому себе.

Юный принц не был настроен бездельничать, но к занятиям созерцательным, вроде упражнений в Четырех Искусствах, у него не лежала душа – слишком много тягостных мыслей и задавленных чувств всплыло бы на поверхность, вздумай он заняться каллиграфией, рисованием, либо же каким другим делом, что погрузило бы его в глубины сознания. Дуань Юй нашел свое спасение в заботе о цветах госпожи Ван – труде утомительном и тяжёлом, но по-своему увлекательном.

К несчастью, та, от кого он старательно бежал мыслями, явилась к нему во плоти. В этот раз, юный принц услышал очередную беседу о загадочном двоюродном брате заранее, и точно так же узнал голос одной из говоривших. Решив, что прятанье за кустом лишь выставит его ещё большим посмешищем в глазах той, одна мысль о которой заполняла его грудь сладкой болью, Дуань Юй тяжело вздохнул, и поднялся на ноги. Ван Юйянь, разговаривавшая с одной из служанок, замолчала, и глянула на юношу с удивлением, смешанным с неловкостью.

– Ты – тот глупый школяр, что назвал меня бессмертной, и старшей сестрой[5], – заговорила она первой. – Не делай так больше – я ни то, ни другое.

– Юная госпожа Ван, – собравшись с силами, юный принц церемонно поклонился. Неласковые слова девушки ничуть его не задели – все, что исходило из ее уст, по-прежнему звучало для юноши чарующей музыкой.

– Я – Дуань Юй, – представился он. – Простите, если мои вчерашние слова и действия доставили вам неудобство. Ваша красота смутила меня, и я наговорил глупостей, – девушка не осталась равнодушной к похвале, отведя взгляд и чуть улыбнувшись.

– Что этот юноша делает здесь, Ланьцзянь? – спросила она служанку, снова ничуть не озаботившись вежеством. – Мама ведь не любит гостей, особенно – мужчин.

– Он пришел сюда вместе со знакомым отца госпожи, – бесстрастно ответила прислужница. – Как я знаю, он оскорбил госпожу, и искупает свою дерзость садоводческим трудом.

– Что ж, Дуань Юй, можешь продолжать свое занятие, – покровительственно бросила Ван Юйянь. – У меня еще много дел. Пойдем, Ланьцзянь.

– Вы ведь хотите узнать о делах Мужун Фу, юная госпожа Ван? – неожиданно для себя заговорил юный принц. – Недавно, в царстве Да Ли был убит шаолиньский монах Сюаньбэй. Причиной его смерти стал один из тайных стилей Шаолиня, который сам монах и практиковал. В Да Ли заподозрили семью Мужун. Может статься, Шаолинь пришел к той же мысли. Путь наследника Мужунов лежал на северо-запад, в соседние провинции, а Шаолинь как раз находится на северо-западе Хэнани. Если Мужун Фу отправился туда, свидетельствовать о своей невиновности, ему может угрожать опасность. Многие монахи Шаолиня искусны в военном деле, и обладают тайными знаниями, – выпалив на одном дыхании эту пространную речь, он невольно подивился ее стройности и непротиворечивости. Его разум, из одного только нежелания расставаться с красавицей, столь холодно отнесшейся к нему, выдал это сложное рассуждение в считанные мгновения.

– Откуда ты знаешь так много о моем двоюродном брате и его делах? – удивилась Ван Юйянь. – Ты знаком с ним?

– Я ни разу не встречал Мужун Фу, – ободренно ответил юный принц. – Но его знает мой зять. Если хотите, я расскажу вам больше… – он попытался остановить рвущиеся наружу слова, но не преуспел, договаривая:

– … Нужно только найти подходящее для беседы уединенное место.

– Пойдем на берег озера, – милостиво кивнула девушка. – Ланьцзянь, возвращайся к своим делам.

Радость, лесным пожаром охватившая сердце Дуань Юя, не оставила и пепла от стыда и сомнений, невольно посетивших юношу вместе с мыслью, что он только что напросился на свидание с единокровной сестрой, и та не отказала. Горящий волнением пополам с восторгом, он двинулся следом за девушкой, к которой его тянуло с неодолимой силой, и вновь завязал разговор. Красноречие, которым юноша был отнюдь не обделен, опять вернулось к нему, и Дуань Юй разливался быстрым ручьем словесных изысков, беседуя с Ван Юйянь обо всем подряд.

Дуань Юй и Ван Юйянь

– … Издавна, два вида красоты волнует мужские умы – краса женщин, и прелесть цветов, – увлеченно говорил он. – Многие поэты сравнивали их между собой. Ли Бо, восхищенный красотой императорской наложницы Ян, сравнил ее лик с цветущим пионом. Но, как по мне, такое сравнение несправедливо. Ведь разве может цветок плакать, дуться, или же улыбаться? Его красота может сравниться лишь с малой частью женской привлекательности, – он помимо воли устремил восхищенный взгляд на лицо Ван Юйянь. Та отвела глаза, проводя взглядом по зеркальной глади Тайху, и поросшему густой травой берегу озера.

– Ты неумолчно расхваливаешь мою внешность, – с сомнением сказала она. – Вправду ли ты думаешь, что я красива?

– Вы несравненно прекрасны, юная госпожа Ван, – горячо заверил ее Дуань Юй. – Неужто каждый встречный мужчина не восхищается вами, превознося вашу красу? Как по мне, любому, кто имеет глаза, достаточно увидеть ваш лик, подобный обличьям бессмертных… – он смущенно улыбнулся, припомнив собственную неуклюжесть, и закончил:

– … Чтобы пасть на колени в искреннем восхищении.

– Мать не разрешает мне покидать поместье. Здесь же, меня окружают одни лишь служанки, – ответила девушка, улыбаясь в ответ. Ее тон чуть потеплел. – Среди них нет мужчин.

– А как же ваш двоюродный брат? – заинтересовался юный принц. – Разве он не говорит вам ласковых слов?

– Мужун Фу часто занят, – помрачнела Ван Юйянь. – У него мало времени на праздные разговоры. Но даже в свободную минутку, его мысли стремятся к государственным делам, и… боевым искусствам, – последние два слова она выдавила с неподдельным раздражением. Понизив голос, она тихо призналась:

– Я ненавижу боевые искусства.

– Какое совпадение! – обрадовался юноша. – Я тоже терпеть не могу боевые искусства. Дядя и отец вечно пытаются передать мне семейный стиль. Мне даже пришлось сбежать из дома, чтобы отвязаться от них.

– Все, о чем он хочет говорить – боевые искусства, – продолжала девушка, словно и не услышав собеседника. – Я изучаю описания стилей и техник день и ночь, лишь бы побеседовать с ним подольше. Нехорошо радоваться чужим неудачам, но каждый раз, когда он что-то не понимает в описании того или иного искусства, становится праздником для меня – ведь тогда, мы с ним обсуждаем этот треклятый стиль, пока двоюродный брат не поймет все его тонкости.

– Что же, он сам не может прочесть описание нужного стиля, и вникнуть в него? – озадаченно спросил Дуань Юй.

– Но даже такие редкие часы общения были отняты у нас, – Ван Юйянь вновь не обратила внимания на слова юноши, вовсю изливая душу. – После смерти дяди, мама и тетушка рассорились, и Мужун Фу перестал быть желанным гостем в Доме Камелий. Мы с ним видимся тайно, время от времени, но за те недолгие минуты, что мы проводим вместе, никак не успеешь поговорить по душам, – девушка вновь поникла. – Все чаще, я остаюсь одна-одинешенька. Я люблю маму, но ей совершенно не нравятся те вещи, которые интересны мне. А уж со служанками не очень-то пообщаешься.

– Я в любое время готов составить вам компанию, – сочувственно ответил юный принц. – А еще, в Доме Камелий вместе со мной гостят мои зять и отец, – подумав, он с тяжелым сердцем добавил:

– Как оказалось, мой папа, Дуань Чжэнчунь – и ваш отец тоже, юная госпожа. Успели ли вы повидать его? Он будет рад познакомиться с вами, – Ван Юйянь неожиданно рассмеялась.

– Ты хоть и глупенький, но все же не школяр, Дуань Юй, – весело промолвила она. – Моя фамилия – Ван. Как я могу быть дочерью некоего Дуаня?

Юный принц ничего не успел ответить – то, что сделала его собеседница в следующий миг, заставило его сердце рвануться из груди, а следом замереть неподвижно. Девушка взяла его руку в свои, и ее тонкий пальчик прочертил на ладони Дуань Юя три поперечные полосы, перечеркнув их одной продольной.

– Вот это – «ван», – сообщила она с безмятежной улыбкой, явно не видя ничего необычного в своих прикосновениях. – А вот это – «дуань», – кончик ее пальца расчертил ладонь юноши целым каскадом быстрых касаний, выписывая достаточно сложную фамилию Дуань Юя.

– Разве они хоть немного похожи? – весело спросила она. Юноша лишь потерянно смотрел на нее.

– Замечательно, – отмер он, когда на лице девушки начало проявляться беспокойство. – Ваши фамилия и имя как нельзя лучше подходят вам, юная госпожа – вы не только обладаете царственной красотой, словно императрица или государыня, но и образованы на зависть многим ученым[6].

– Хорошо, когда твое имя подходит тебе, – ответила девушка, заметно довольная похвалой. – Вот ты, Дуань Юй, можешь ли похвастаться доброй славой?

– Не совсем, – неловко улыбнулся юноша. – Скорее, я неопытен, и смотрю на мир с удивлением, точно рыба и сова[7], – Ван Юйянь звонко рассмеялась немудреной шутке, но ее смех тут же умолк, сменившись грустью.

– Двоюродный брат никогда не шутит и не смеется со мной, – печально поведала она. – Все его мысли – о важных и серьезных вещах. Семейство Мужун некогда правило царством Янь, – отстраненно сказала девушка. – Все помыслы его наследников – о возрождении былой славы. Поколениями, Мужуны пытались добиться власти над землями, что некогда были их вотчиной, и Мужун Фу во всем следует по стопам предков, – она грустно уставилась перед собой.

– Разве не лучше было бы жить для себя, счастливо и спокойно, не вороша пепел былых поражений? – горько промолвила она. – Стоит ли жертвовать своим счастьем, и счастьем близких, ради призрака власти над теми, кто и думать забыл о своих былых правителях? Мужун Фу одержим возрождением царства Янь не меньше отца и деда. Он делает все, чтобы воплотить эту безумную мечту: ищет союзников на реках и озерах, договаривается с правителями царств, граничащих с Сун, и, конечно же, совершенствует свое боевое мастерство. Я значу для него хоть что-то лишь благодаря знаниям, что почерпнула из хранимых моей матерью книг. А он, – девушка едва слышно шмыгнула носом, – он даже и не знает о том, что я читаю их лишь ради него. Не будь его, я с много большей радостью бы рисовала, или упражнялась в каллиграфии, – она грустно умолкла.

– Неужто он и вправду не видит ваших стараний? – со смешанными чувствами спросил Дуань Юй. Ему было жаль Юйянь, но постоянные упоминания Мужун Фу потихоньку начинали действовать ему на нервы. – Почему бы не рассказать ему об этом?

– Это мало что изменит, – пожала плечами девушка. – Ну да хватит об этом. Что еще ты можешь рассказать мне об этой истории с Шаолинем и смертью монаха?

– Государь Да Ли направил моего отца расследовать ее, – признался юноша. – Мы прибыли в Гусу, надеясь расспросить Мужун Фу, как о его причастности к произошедшему в Да Ли, так и о возможных убийцах. Наследник семьи Мужун знает немало о происходящем на реках и озерах, и ему могут быть известны воины, что практикуют Кулак Веды, и питают вражду к Шаолиню.

– Ты ведь поможешь двоюродному брату очистить его доброе имя? – с жалобным видом вопросила Ван Юйянь, подступая ближе, и заглядывая в глаза юному принцу. Тот открыл было рот, пытаясь что-то сказать, но так и не произнес ни слова – близость девушки, к которой Дуань Юя неудержимо влекло, будоражила сердце и заставляла путаться мысли.

– Если твоя и твоего отца обязанность – разузнать правду о смерти того монаха, ты сможешь обелить имя Мужун Фу от несправедливых обвинений, – с железной уверенностью продолжила она. – Ты сделаешь это, Дуань Юй? Прошу тебя, не отказывай мне, – она легко коснулась его плеча ладонью.

Разумеется, юный принц не смог отказать ей. Заверив Юйянь, что сделает все в его силах, чтобы помочь правде выйти на свет, он был вознагражден благодарной улыбкой девушки, а после, вынужденно распрощался с ней – у дочери госпожи Ван нашлись некие иные заботы. Простившись с Ван Юйянь, Дуань Юй зашагал в сторону поместья, рассеянно поглядывая по сторонам. Он совершенно не знал, что думать о собственных порывах, странной беседе с Юйянь, и их родстве, и предпочел отодвинуть эти размышления в сторону.

Добредя до дома госпожи Ван, юноша обнаружил на веранде своего отца, с довольным видом нежащегося на полуденном солнце. На столе рядом с мужчиной стоял небольшой глиняный кувшинчик, а в его руке покоилась медная чаша в форме ласточки, к которой Дуань Чжэнчунь не спеша прикладывался. Халат далиского наследного принца чуть распахнулся на груди, а его взгляд мечтательно скользил по кустам камелий. На щеке мужчины наливалась синим крупная отметина, но непохоже было, чтобы синяк сколько-нибудь портил настроение Дуань Чжэнчуня.

– Юй-эр, – благодушно кивнул он сыну. – Посидишь со мной? Очередное прекрасное начало прекрасного дня заслуживает того, чтобы восславить Ду Кана, любуясь красотой цветов, – Дуань Юй молча присел рядом с отцом, и взял протянутую им чашу, которую далиский наследный принц прилежно наполнил.

– Сегодня, я беседовал с Ван Юйянь, – отстраненно произнес юноша, пригубив вина. Сложный и насыщенный вкус «западного феникса» прокатился по его языку волной жаркой сладости. – Ты уже виделся с ней, папа?

– Я, э-э-э… так и не смог ее найти, – выкрутился Дуань Чжэнчунь. – Эта девчонка совершенно не сидит на месте. И как тебе твоя новообретенная сестра?

– Она, – Дуань Юй тяжело вздохнул, – образована, красива, и прилежна – настоящая жемчужина среди женщин. Кто бы ни стал ее мужем в будущем, его ждёт жизнь, наполненная счастьем.

– Замечательно, замечательно, – расслабленно ответствовал далиский наследный принц. – Я, признаться, ожидал, что Янь-эр окажется кем-то вроде Цин-эр – воинственной и прямодушной девой. То, что Цинло сумела взрастить из нее не дикий полевой цветок, а нежную орхидею – неожиданно и интересно.

– Семьи Ван и Мужун связывает родство – Юйянь приходится Мужун Фу двоюродной сестрой, – продолжил Дуань Юй, вновь приложившись к чаше с вином, на этот раз – всерьез. Разговоры о Ван Юйянь и ее двоюродном брате пробуждали в нем глухую тоску, которую юный принц был не против утопить в горячительном. – Узнав о нашем расследовании смерти наставника Сюаньбэя, она просила помочь наследнику Мужунов избежать ложного обвинения. Очень может быть, что он направился в Северный Шаолинь, с целью очистить свое доброе имя.

– Ах, это, – чуть поморщился Дуань Чжэнчунь. – Верно, нам еще придется вернуться к возне с этим злополучным делом. Но, к счастью, не сейчас, – довольство вернулось на лицо мужчины. – Шэчи и Цин-эр будут заняты здесь ещё какое-то время. Не беспокойся, Юй-эр, – добавил он, видя помрачневшее лицо юноши. – Я не собираюсь сваливать вину на кого-либо, чтобы побыстрее разобраться с этим нудным расследованием. Оно, все же, какое-никакое, но государственное дело Да Ли, и сколь бы оно ни раздражало меня, я приложу все силы к его справедливому разрешению.

– Хорошо, – успокоенно отозвался юный принц, возвращаясь к вину. Он не горел желанием помогать незнакомому, но уже вызывающему у него неприязнь Мужун Фу, однако же не выполнить просьбу Ван Юйянь он тоже не мог. Расплывчатое обещание отца наилучшим образом удовлетворяло оба эти побуждения.

* * *

Удерживая левую руку Му Ваньцин, Инь Шэчи крутанулся вокруг своей оси, и резким усилием, совмещённым с выплеском ци, отправил жену вперёд. Та ускорилась техникой шагов, и рванулась к цели пущенным из пращи снарядом; Шэчи быстрой молнией метнулся следом. Боковые рубящие удары их мечей сошлись на тренировочном чучеле почти одновременно, разделяя деревянную колоду на три неравные части.

– Очень хорошо, – удовлетворённо заулыбалась Ли Цинло, глядя, как юноша и девушка вкладывают оружие в ножны. На руку Шэчи, легшую на плечо Ваньцин, и тут же накрытую ладонью девушки, она также смотрела без раздражения. – Вы оба успешно поняли суть третьей формы, Меча Равноценного Воздаяния. Она, обычно, даётся практикам тяжелее прочих, но, как я вижу, не в вашем случае, – она с довольным видом покивала.

– Старшая, – Шэчи решил воспользоваться хорошим настроением женщины, и поднять достаточно неприятную для нее тему. – Мой уважаемый тесть рассказал вам о причине нашего появления здесь?

– Вы пришли ко мне в гости, Шэчи, – с непонимающим видом ответила Ли Цинло. – Служанки из дома Мужунов узнали портрет моей матушки. Что ещё тут рассказывать?

– Я не об этом, – пояснил юноша, – а о нашем путешествии в восточные провинции Сун. Верно, батюшка не хотел вас беспокоить.

– Зато у тебя это успешно получилось, – нахмурилась женщина. – Рассказывай. Что привело вас в Сучжоу?

– Государь Да Ли поручил своему брату расследовать смерть высокопоставленного шаолиньского монаха, – не стал запираться юноша. – Более того, он запретил Дуань Чжэнчуню принимать чужую помощь, и наказал ему во всем разобраться самому. Мы с женой, как и Дуань Юй, присоединились к моему тестю позже, вопреки воле государя. Расследование далеко от завершения, и господин принц не сможет оставить его, как бы ему этого ни хотелось, – госпожа Ван коротко и грязно ругнулась.

– Вот же смердящий лысый осел, – выплюнула она. – Что ему стоило сдохнуть в другое время и в другом месте?

– Смотри на это так, тетушка – если бы не смерть того монаха, папа бы не посетил здешние края, и не отыскал твое поместье, – успокаивающим тоном промолвила Му Ваньцин.

– Так-то оно так, – недовольно скривилась женщина. – Но вскоре, эта глупая смерть глупого монаха снова отберёт у меня моего Чжэнчуня.

– Вы не думали переехать в Да Ли, старшая? – спросил Шэчи. – Господин принц не откажет вам… да что там, он будет просто счастлив, – юноша невольно заулыбался, вспомнив Дуань Чжэнчуня, воркующего с подругами. – Вы бы легко сошлись с моей тёщей, и ее сестрой по оружию.

– При чем тут мать Ваньцин с соученицей? – с подозрением спросила женщина.

– Папа признал обеих своих найденных дочерей, и взял их матерей в наложницы, – безмятежно сообщила Му Ваньцин. Слова девушки ввергли Ли Цинло в глубокую задумчивость.

– Я не хочу бросать поместье, – отрешённо проговорила она. – Здесь, я – сама себе государыня. Здесь – могила моей матери, и сокровища секты. Покинуть все это, чтобы податься на южные окраины, было бы опрометчиво.

– Конечно, такое решение не принять за один день, – понимающе кивнул Инь Шэчи. – Спешка в подобных вещах – глупа и вредна. Я всего лишь не хотел, чтобы между вами и моим тестем возникло недопонимание, когда ему придется уйти из Дома Камелий. Сдается мне, в его устах, слова о необходимости покинуть вас из-за государственного дела прозвучат не очень убедительно, – юноша хитро улыбнулся. Госпожа Ван задумчиво покивала.

– Этот старый развратник и правда частенько отговаривался подобным, – рассеянно протянула она. – Я и не подумала бы, что на сей раз он искренен, – она озадаченно нахмурилась, и обратила на юношу и девушку недовольный взгляд.

– Чего это ты заговариваешь мне уши, несносный мальчишка? – сердито бросила она. – Или ты внезапно постиг оставшиеся четыре формы Семи Мечей Привязанности? За работу, сейчас же! – юноша, украдкой посмеиваясь, извлёк меч из ножен.

Примечания

[1] «Четверо благородных господ» – растения, наиболее уважаемые китайскими художниками: бамбук («чжу»), орхидея («лань»), слива («мэй»), и хризантема («цзюй»).

[2] Один гэ равен 0.1 литра.

[3] Ду Кан – китайский бог виноделия. «Дары Ду Кана» – вино.

[4] Чжоу Юй, военачальник царства У, обладал тонким музыкальным слухом, и мог легко расслышать фальшивые ноты в любой мелодии. Он и его побратим Сунь Цэ познакомились со своими будущими женами, сестрами Цяо, случайно услышав игру одной из них на цине; позже, Чжоу Юй опознал игравшую по ее музыке, к чему и отсылает стих.

[5] Дуань Юй назвал Ван Юйянь «шэнь сянь цзе цзе» – дословно, «старшая сестра-божественная бессмертная».

[6] Игра слов, основанная на имени Ван Юйянь. Иероглиф «ван» переводится, как «правитель», «юй» можно перевести, как «знания», а «янь» – как «красота».

[7] Иероглиф «юй», имя Дуань Юя, переводится, как «репутация». Дуань Юй отговаривается поговоркой-чэнъюем «смотреть, как рыба и сова», означающей удивленный вид, т. к. его имя частично созвучно с иероглифом «юй» – рыба.

Глава 24

Которая повествует, как западный дракон испепелял все на своем пути, а дракон севера вынужденно отправился в путешествие

Расставание с обитателями Дома Камелий было неожиданно тихим и спокойным. А Чжу и А Би, заранее попрощавшиеся со всеми подругами, отвесили служанкам и госпоже Ван положенные поклоны, и принялись возиться с лодкой, спуская ее на воду. Ван Юйянь и вовсе не пришла проводить гостей, из-за чего Дуань Юй то и дело бросал на поместье тоскливые взгляды. С присутствующими обитательницами Дома Камелий он попрощался коротко и скомкано, пробормотав что-то вежливо-невнятное. Госпожа Ван, неожиданно грустная и замкнутая, долго не выпускала Дуань Чжэнчуя из рук. Разжав объятия, она прошептала ему что-то, от чего далиский наследный принц надолго погрузился в отрешенную задумчивость. Вежливых и дружеских прощаний Инь Шэчи и Му Ваньцин хозяйка Дома Камелий, казалось, и вовсе не заметила, лишь коротко кивнув в ответ.

Эти молчаливые проводы закончились быстро, и четверка путешественников, в компании служанок семьи Мужун, отправилась в обратный путь. Легкий ветерок почти не колыхал озерные воды, окрашенные в зеленый водорослями и ряской; плакучие ивы на берегах купали в воде свои зеленые косы, сопровождаемые вытянувшимися в струнку тополями; высокие заросли осоки и камыша тихо шелестели, покачиваясь на ветру нестойким изумрудным частоколом. Даже серые тучи пасмурного неба, казалось, лишь подчеркивали всю ту зелень, что преобладала в окружающем пейзаже. А Чжу, стоящая на носу лодки с длинным шестом, затянула протяжную песню; чистый и сильный голос девушки разносился над водами озера, не встречая преград. Шэчи, задумчиво улыбаясь, обнимал жену, сидящую рядом с ним на лодочной скамье, и рассеянно любовался линией горизонта. Ваньцин, одобрительно кивая, вслушивалась в пение А Чжу. Оба Дуаня, стар и млад, безмолвно провожали взглядами исчезающее вдали поместье госпожи Ван.

Водный путь обратно в поместье Мужунов продлился недолго – А Би и А Чжу отлично знали как озеро Тайху, так и реку Бэйсинь, со всеми их мелями, стремнинами, и подводными течениями. Направляемое служанками суденышко ходко двигалось, преодолев немногие ли расстояния между двумя поместьями в считанные часы. За это время, Инь Шэчи успел обсудить с Дуань Чжэнчунем их дальнейшие планы. Далиский Принц Юга нашел давешние размышления сына о местонахождении Мужун Фу заслуживающими внимания, и намеревался выступить навстречу последнему. Шэчи, подумав, согласился с тестем, тем более, что сидение на одном месте успело поднадоесть деятельному юноше.