Текст книги "Восемь Драконов и Серебряная Змея (СИ)"
Автор книги: Yevhen Chepurnyy
сообщить о нарушении
Текущая страница: 58 (всего у книги 62 страниц)
– Хань Гочжун! – торжественно провозгласил чиновник, стоило генералу подойти поближе. – Прими императорский указ!
При виде золотого свитка, извлеченного У Юньлуном из сумы, все окружающие опустились на колени. Посланец столицы словно в один миг вырос вдвое, возвысившись над воинами, армейскими командирами, и простыми солдатами. Развернутое парчовое полотно засияло в лучах утреннего солнца, и Инь Шэчи невольно ощутил трепет – умом он понимал, что принял участие в историческом событии, сражаясь с армией Ляо, но именно блеск золотой парчи императорского указа донес это понимание до его сердца.
– Император Жэньцзун, правящий согласно Небесного Мандата, повелевает, – зачитывал, тем временем, У Юньлун. Казалось, его голос разносился по всему военному лагерю без единого препятствия, словно не только люди, но и птицы с животными не смели препятствовать объявлению воли повелителя Срединного Царства[3].
– Хань Гочжуну, командующему военными силами префектуры Яньань, прибыть в столицу для получения заслуженной награды за проявленную воинскую доблесть в защите границ великой Сун от варварского набега, – продолжал чиновник свою торжественную речь. – С собой ему надлежит взять воинов, наиболее отличившихся в битвах с врагом, а именно, главу и старейшин Клана Нищих, вместе с другими солдатами и вольными странниками, согласно их заслугам и своему разумению. По воле императора, объявленной под небесами, да будет, – закончил он, и, осторожно свернув указ, убрал его в суму. Среди людей, медленно поднимающихся с колен, начали раздаваться заинтересованные шепотки.
– Надеюсь, заслуги секты Хуашань не будут забыты, господин генерал? – не выдержал первым старик в зеленом халате. – Я и мои младшие доблестно сражались с врагом, и благодарность наша будет безгранична, если вклад моей секты получит соответствующее признание.
– Благодарность секты Фуню никак не уступит хуашаньской, и даже превзойдет ее, – тут же вмешался грузный мужчина в черном. – Я давно хотел выразить мое уважение к вам, господин генерал, некими скромными подарками, и сегодня вечером, мои младшие доставят их…
– Да прольются на вас неисчислимые благословения, господин Хань, – встрял немолодой даос, одетый в желтое. – Секта Цюаньчжэнь также желает выразить вам свое почтение…
– Лучше нам уйти отсюда, – безрадостно обратился Инь Шэчи к жене и У Юньлуну, глядя на набирающее обороты буйство людского тщеславия. – Против этого врага, генералу Ханю не помогут ни меч, ни доспехи, ни верные товарищи.
– Разве ты не хочешь походатайствовать за свою секту, Шэчи? – удивился чиновник. – Будет прискорбно, если твои заслуги останутся непризнанными.
– Хань Гочжун – человек не только трезвомыслящий, но и справедливый, – улыбнулся юноша. – Думаю, он не станет ни обласкивать кого-либо незаслуженно, ни задвигать проявивших себя, каким бы количеством золота его ни осыпали. За заслуги секты Сяояо я спокоен. А сейчас, не хотите ли разделить со мной и женой скромную утреннюю пищу, господин У? Господа Ли и Чжэн также приглашены, – У Юньлун и его сопровождающие с готовностью согласились, и вся компания двинулась вглубь лагеря, ведомая Инь Шэчи.
Примечания
[1] Ши-лан – почетное чиновническое звание; министр.
[2] Шу-цзи – доверенное лицо высокопоставленного чиновника, выполняющее обязанности секретаря.
[3] Срединное Царство («чжун го») – правильное название Китая.
Глава 58
Повествующая о том, как серебряная змея решила проявить милосердие, а дракон Срединного Царства раздавал награды
Караван, движущийся из предгорий Хэншаня в столицу, растянулся по большой дороге не хуже иного воинского отряда: главы и старшие вольных братств, приглашенные Хань Гочжуном, захватили с собой немало сопровождающих. Кроме того, позади вереницы телег и карет, везущих отличившихся воинов, тащились связанные пленники. Генерал Хань захватил с собой всех высокопоставленных ляосцев, что попали в плен во вторую битву за предгорья. Именно за ними – полуголыми, изможденными, и задыхающимися от дорожной пыли, и наблюдал Инь Шэчи, намеренно отставший от каравана. Конные охранники не гнушались подгонять пленных ударами плетей, а уж ругательства извергались из глоток стражей чуть ли не каждый миг.
Когда один из пленников – тучный, низкорослый мужчина с короткой бородой, – споткнулся, и рухнул в пыль, а один из солдат, спрыгнув с коня, занес над его спиной плетку, не прекращая сквернословить, Шэчи не выдержал. В один длинный прыжок достигнув пленного и надсмотрщика, юноша выхватил из-за пояса меч вместе с ножнами, и остановил им удар плети.
– Не стоит, друг, – спокойно обратился он к солдату, совсем еще юному парню в потрепанной кожаной броне, и с выбивающимися из-под шлема рыжеватыми волосами. – Этот человек всего лишь устал. Позволь, я помогу ему подняться, – поначалу, охранник молча пялился на возникшего из ниоткуда юного воина, моргая в растерянности, но быстро опомнился.
– Много чести грязной киданьской собаке – помогать ей встать! – запальчиво воскликнул он. – Пусть выродок жрет пыль, покуда я причешу его спину моей плеткой! Подобные ему не заслужили ничего другого!
– Что бы ни заслужили эти люди, они получат это сполна – или ты думаешь, что суд императора, перед которым предстанут все они, несправедлив? – мягко возразил Инь Шэчи.
– Кидани убили множество моих братьев по оружию, – чуть сбавил тон солдат. – Только из-за прямого приказа генерала, я до сих пор не принес в жертву их духам кого-то из этих презренных тварей. Ляоские нелюди не заслуживают человеческого обхождения, после всех их злодеяний.
– Кидани забрали жизни и моих друзей тоже, – ответил Шэчи все с той же учтивой предупредительностью. – А я, в ответ, убил многих из них. После всех этих смертей, стоит ли убивать еще и человечность в себе, обращаясь с этими людьми, точно дикий зверь? – охранник смешался под его спокойным взглядом, и, пробурчав под нос что-то невнятное, вскочил в седло, и зарысил прочь, по ходу каравана. Шэчи, бросив ему вслед короткий взгляд, подхватил лежащего киданя под руки, и помог ему встать.
– Зачем… ты это делаешь, ханец? – невнятно спросил мужчина. Изможденное лицо его выглядело бледным до серости, чему лишь помогала измазавшая его пыль.
– Мы знакомы, генерал Пу Ши, – безмятежно ответил юноша. – Когда я и моя жена пробрались в ваш лагерь под личинами Уголуна и Угоху, вы показались мне хорошим человеком. Война закончилась. Я не считаю нужным и дальше цепляться за взаимную ненависть. Вот, возьмите, – Шэчи отцепил от пояса мех с водой, и передал его ляосцу. – Это поможет вам сохранить силы в дороге.
– Так это был ты? – побежденный генерал невесело хмыкнул. – То-то все гадали, куда пропали только вернувшиеся братья, – откупорив мех, он сделал длинный глоток. – Как тебя зовут, парень? – юноша коротко представился.
– Мне нечем отплатить тебе за доброту, Инь Шэчи, – исподлобья глянул на него кидань. – Скорее всего, меня ждет тюрьма, а после – бесславная смерть на чужбине. Помогать мне – что помогать трупу.
– Даже мертвые нуждаются в некоторых вещах – к примеру, в погребении, жертвах, и духовной табличке, – пожал плечами Шэчи. – Но, сдается мне, вы рано себя хороните. Сын Неба мудр и милосерд, и, может статься, вы еще вернетесь домой. Но так это или нет, мне не нужно от вас ничего. Можно сказать, я, – он весело ухмыльнулся, – чувствую себя виноватым за тот маленький обман, которому вы невольно помогли.
– На войне все средства хороши, – ответил ляоский генерал чуть бодрее. – В том, что я попался на твою уловку, лишь моя вина. Так или иначе, спасибо тебе. В мире не так уж и много великодушных людей, и встретить одного из них здесь, в чужой стороне – удача для меня. Пусть Отец-Небо не оставит тебя своими милостями.
– И вас тоже, – кивнул юноша. Поддерживая Пу Ши под руку, он помог ему поравняться с караваном, и отпустив мужчину, попрощался:
– Берегите себя.
– Доброго пути, – коротко ответил генерал, шагая вслед за пленными соотечественниками. Юноша остановился на обочине, и какое-то время отрешенно глядел ему вслед. За этим занятием, его и застал Цяо Фэн.
– Что ты здесь делаешь, Шэчи? – удивился глава нищих. – Госпожа Инь тебя обыскалась – даже ко мне заглянула.
– Встретил старого знакомого, – расплывчато ответил Инь Шэчи. – Где Ваньцин сейчас?
– Беседует с моей женой, – Цяо Фэн бросил в сторону каравана веселый взгляд. – Кажется, о детях.
– Раз уж нам представился такой случай, почему бы не пригласить братца Юя с сестрицей Юйянь, и не провести время в обществе друзей, за чашей вина? – предложил юноша. – Путь в столицу долог, и дружеская беседа сделает его короче.
– Отличная идея, – воодушевленно промолвил глава нищих, и добавил с долей стеснения:
– Я так и не успел поблагодарить тебя за спасение моей жизни, Шэчи. Я вновь в долгу у тебя.
– Пустое, – легкомысленно отмахнулся тот. – Какие долги между друзьями? Пойдем лучше, пока моя жена не решила вновь двинуться на поиски мужа, – Цяо Фэн с усмешкой кивнул, и они двинулись вдоль каравана.
– Да, брат Цяо, отчего в карете, отведенной твоему клану, пустовато? – поинтересовался юноша. – Посещая тебя, я ни разу не видел в ней кого-то кроме вас с сестрицей А Чжу. Куда подевались ваши спутники?
– Четверо великих старейшин едут отдельно, – объяснил мужчина. – А господин Ма и Цюань Гуаньцин куда-то пропали. Могу поклясться, чем хочешь, что они отправлялись вместе с нами, но их не видать уже второй день.
– Наверное, задержались по каким-то своим делам, – предположил Шэчи. – Ну и боги с ними – даже лучше, что их кислые рожи не будут мешать нашим дружеским посиделкам, – Цяо Фэн согласился, не сдержав улыбки, и они продолжили свой путь к карете Клана Нищих.
* * *
Бяньцзин

Новости о победе над киданями, и о чествовании победителей, добрались до столицы раньше самих победоносных воинов. Народ высыпал на широкие улицы Бяньцзина, возбужденно галдя, трещали связки хлопушек, а многие вывески и кровельные балки украсились праздничными алыми лентами – столичные горожане вовсю радовались военным успехам своей армии.
Большая часть далиских спутников Инь Шэчи сошла с повозок на каменную мостовую, и восхищённо разглядывала столичные виды. Ван Юйянь и вовсе громко и непосредственно дивилась золочёным кровлям богатых особняков, каменным стенам храмов, разноцветным рядам бумажных фонарей на краях крыш лавок и постоялых дворов, каменным и бронзовым статуям у ворот усадеб, принадлежащих вельможам, и прочему многообразию бяньцзинских красот.
Императорский дворец поразил всех, как новичков в столице, так и бывалых путешественников – город в городе, окружённый стеной в три человеческих роста, с воротами, чьи тяжеленные, окованные металлом створки с трудом ворочали четверо сильных солдат дворцовой стражи, он впечатлял даже снаружи. Зрелище, что открылось прошедшим за стену, ввергло всех посетителей в благоговейное молчание. Охрой, лазурью, и, пуще всего, золотом сияло величественное здание дворца, огромное настолько, что, казалось, верхние ярусы его крыши, чьи загнутые вверх края блестели скульптурными украшениями, подпирают небеса. Оробевшие и восхищённые, гости дворца прошли по резным каменным плитам внутреннего двора, поднялись по многочисленным ступеням пологой лестницы, и подошли к входу в зал для торжественных приемов.
– Не вздумай обращаться к Сыну Неба напрямую, стоять в его присутствии, и говорить без разрешения, любовь моя, – строгим шепотом предупредил жену Инь Шэчи, пока все избавлялись от обуви и оружия под присмотром дворцовых евнухов. – Если тебя казнят за непочтительность, я буду безутешен… и очень на тебя сердит.
– Хорошо, хорошо, – покорно вздохнула Му Ваньцин. – Пусть мне и не очень-то понятно, к чему все эти глупые расшаркивания, я буду во всем следовать твоему примеру, муж мой, – Шэчи немного расслабился, но так и не перестал бросать на жену сомневающиеся взгляды.
Разувшись и разоружившись, Хань Гочжун с сопровождающими вступили под своды императорского дворца, чья внутренность не уступала монументальностью виду его внешних стен, и много превосходила их пышностью.
– Твои былые слова о том, что всего должно быть в меру – чистая правда, муж мой, – шепнула юноше Ваньцин. – У меня в глазах рябит от здешнего сверкания.
Инь Шэчи сердито шикнул на жену, состроив самое грозное выражение лица, какое только смог, но в душе он не мог не согласиться с ней. Блеск золота, драгоценных инкрустаций, и разноцветных витражей, превращавщих дворцовые чертоги в одно большое украшение, впечатлял, поражал воображение… и изрядно давил на глаза.
Почтительно склонив головы, гости дворца подошли ближе к императорскому трону, и опустились на колени. Просителям не дозволялось поднимать взгляд на Сына Неба, но краем глаза, Шэчи успел уловить две сидящие на троне фигуры, окутанные блеском золотой парчи – высокую и низкую. Юноша рассудил, что сегодня, они удостоились чести находиться в присутствии двух царственных особ: Чжао Чжэня, императора Жэньцзуна, и его матери, вдовствующей императрицы Лю Е.
– Встань и подойди, Хань Гочжун, – раздался строгий женский голос.
– Повинуюсь, императрица, – четко ответил генерал, и его ноговицы зашуршали по мрамору пола.
– Крепость Яньмыньгуань разрушена, часть Великой Стены – в руинах, а множество поселений севера Шэньси разграблены подчистую степными варварами, – продолжала императрица Лю с заметным недовольством. – Тебе были дадены войска и оружие, достаточные для бескровной победы, но ты, в боях с киданями, потерял пять тысяч солдат, пять тысяч наших верных подданных, и одолел врага не иначе, как снисхождением слепого случая. Есть ли у тебя, что сказать в свое оправдание?
– Ничего, императрица, – отчеканил генерал Хань. – Я виновен в каждой смерти моих подчинённых, и во всех бедах людей Шэньси. Лишь мои неспособность и скудоумие привели к столь тяжёлым потерям, и лишь храбрость простых воинов спасла мою армию от краха. Все, что я могу нынче – смиренно молить вас о наказании, достойном моих ошибок.
– Наказание ты получишь, – голос правительницы, как ни странно, чуть смягчился. – Тяжким и упорным трудом, ты искупишь все свои промахи. Мы, императрица Чжансянь Минсу, повелеваем: назначить Хань Гочжуна юаньшуаем севера, даровать ему титул Хранителя Границ, вместе с причитающимися этому титулу почестями, и наделить его, как и его потомков, правом не склонять головы в присутствии императора. Выпрямись, верный слуга, – велела она с той же строгостью. – Несметные полчища киданей не заставили тебя склониться – не стану и я.
– Благодарю за оказанную честь, императрица, – генерал, а точнее, юаньшуай Хань говорил со все теми же четкостью и расстановкой. Шэчи невольно подумалось, что трепет перед вниманием высокой особы не иначе, как пробудил в доблестном воине воспоминания о его службе простым солдатом, и вытащил на поверхность его тогдашнюю манеру общения с начальством.
– Не спеши благодарить меня, – с ленцой протянул женский голос. – Тебе предстоит многое множество работы. Как показало вторжение Ляо, защита северных границ наших владений – в прискорбном состоянии. Приведи ее в порядок в самом скором времени, иначе милость и снисходительность наша сменится жестокой карой.
– Повинуюсь, императрица! – отрывисто ответил свеженазначенный юаньшуай. – Будьте покойны, я все силы приложу к выполнению вашей воли.
– Хорошо, – интерес из голоса правительницы уходил быстрее, чем вода из решета. – Распоряжения о выделении тебе людей и денег на военное строительство уже отданы, а указ о дозволении тебе провести рекрутские наборы – подготовлен моей канцелярией. Усердно защищай север моей империи, Хань Гочжун, и не отлынивай от забот о его безопасности. А теперь, прими свой военный приказ, и оставь нас.
Раздался дробный топоток, и шелест одежд. Инь Шэчи не мог видеть происходящего, все так же уставив взгляд в беломраморные плиты дворцового пола, но знал: сейчас, один из евнухов поднес полководцу шкатулку с табличкой военного приказа – знаком власти юаньшуая.
– Кто остальные, пришедшие пред наши очи? – безразлично спросила императрица, когда шаги полководца утихли за пределами дворцовой залы.
– Солдаты и вольные странники, отличившиеся в боях, – ответил ей тонкий голос, зазвучавший неподалеку от трона.
– Не многовато ли народу привел с собой Хань Гочжун? – с толикой раздражения поинтересовалась правительница. – Клянусь небом, не избавься они от оружия, приход этой толпы выглядел бы, как попытка дворцового переворота. Ну да ладно. Наградите их деньгами, парчой, и лошадьми, и отпустите.
– Позволь мне заняться этим, мама, – раздался вдруг детский голос. – Ты всегда говоришь, что мне нужно больше внимания уделять обязанностям правителя. Отчего бы сегодня мне не пообщаться с подданными?
– И правда, – в голосе могущественнейшей из женщин Срединного Царства зазвучали нотки заботливой гордости. – Возлагаю на тебя эту обязанность, А Чжэнь. Будь щедр, но справедлив, – вновь раздался шелест одежд, и протяжный голос евнуха провозгласил:
– Императрица Чжансянь Минсу покидает зал для приемов!
На некоторое время воцарилась почтительная тишина, прерываемая лишь звуками шагов правительницы и ее свиты, шуршанием золотой парчи одеяний, и едва слышным позвякиванием украшений. Стоило всему этому утихнуть, как раздался требовательный голос императора:
– Где список представленных к награде? Мы хотим услышать каждое из имён, записанных в нем.
– Здесь, Сын Неба, – почтительно ответил старческий голос, необычайно тонкий – очередной придворный евнух спешил выполнить приказ своего юного повелителя.
– Первыми идут Инь Шэчи, наследник секты Сяояо, и младший из дэнчжоуских Иней, со своей женой Му Ваньцин, – протяжно зачитал евнух.
– Пусть указанные люди встанут и приблизятся, – император пытался говорить с царственной вальяжностью, копируя мать, но его с трудом сдерживаемый интерес неуклонно пробивался наружу. Шэчи поспешно задавил в себе удивление от того, что Хань Гочжун вписал его с женой первыми в список представленных к награде. Поднявшись, он прошел ближе к трону, где вновь преклонил колени. Ваньцин тенью следовала за ним.
– Каковы заслуги этих двоих? – нетерпение в голосе императора Жэньцзуна звучало все сильнее.
– Храбро и самоотверженно сражались с киданями в битве за Яньмыньгуань четыре месяца назад, – медленно прочитал придворный. – Не жалели сил, уничтожая врага в обеих битвах за предгорья Хэншаня. В личном единоборстве сразили двоих сильнейших союзников армии Ляо.
– Встаньте, Инь Шэчи и Му Ваньцин, – велел юный император. – Можете поднять головы.
Повиновавшись этому приказу, Шэчи не удержался от того, чтобы бросить на императора с окружением короткий взгляд исподлобья. Безразличные физиономии евнухов, глядящих куда угодно, но не на него, ободрили Шэчи, и он принялся украдкой рассматривать находящегося так близко правителя Срединной Равнины. Малорослый и худощавый, император Жэньцзун выглядел жемчужиной в дорогой оправе – парчовый халат, расшитый золотыми драконами, императорская корона со свисающими с ее плоского верха низками драгоценных камней, многочисленные перстни, и золотые украшения в виде длинных когтей на мизинцах и безымянных пальцах – все это сверкало и блистало, подчёркивая царственную бледность лица юного императора.
Тот, в свою очередь, во все глаза рассматривал молодую пару – порядком поизносившийся халат Инь Шэчи, черную вуаль Му Ваньцин, дорожную пыль на их одежде, и мозоли от оружия на руках. Взгляды Шэчи и царственного отрока, разглядывающих друг друга, неизбежно должны были встретиться, и когда это случилось, юный воин с удивлением отметил, что восхищение и интерес в глазах императора Жэньцзуна ничуть не уступают его собственным. В этот миг, беспокойная натура Инь Шэчи взяла верх над осторожностью, и юноша, позабыв все свои предупреждения жене – та, как раз, благовоспитанно глядела в пол, – совершил грубейшее нарушение протокола: улыбнулся, и дружески подмигнул.
Не успел он осознать свою наглость, как венценосный отрок ответил ему широкой и радостной усмешкой.
– Расскажи мне о тех сильных воинах, что вы с женой сразили в битве за предгорья, Инь Шэчи, – произнес император. На этот раз, он ничуть не скрывал заинтересованность.
– Повинуюсь, Сын Неба, – заговорил юноша, поспешно уставившись себе под ноги. – Один из них звался Дуань Яньцин, известный также, как Переполненный Злом, и прозвище это он заслужил целиком и полностью. Многие кровавые злодеяния свершил этот воин, причинив немало вреда как простому люду, так и вольным странникам. Отличное владение стилем Одного Ян и немалая внутренняя сила делали Переполненного Злом одним из опаснейших воинов юга. Мы с женой сразили его первым же ударом, – на эти слова, император восхищённо охнул, но Шэчи предпочел не заметить этой оплошки юного правителя, продолжая свой рассказ.
– Злодей намеревался убить моего друга, доблестного главу Клана Нищих Цяо Фэна, и у нас с Ваньцин не было времени сражаться с ним честь по чести и лицом к лицу. Наши мечи пронзили его спину, и вышли из груди, остановив его подлый удар, но не убив. Дуань Яньцин – родич моего шурина, принца Да Ли, и мы решили отдать злодея на справедливый суд родни.
– Что насчёт второго негодяя? – нетерпеливо спросил император. – Чем знаменит он, и как вам удалось победить его?
– Вторым был злокозненный Дин Чуньцю, глава секты Синсю, и дважды предатель, – принялся объяснять юноша, преисполнившись невольной гордости. Славная победа над давним врагом все ещё грела ему сердце. – Некогда, он был учеником моей секты, но, жаждая незаслуженного, покусился на учителя, и украл знания, доступные лишь главе. В нынешние дни, он, ведомый жадностью и коварством, присоединился к киданям. Злодей Дин и Дуань Яньцин торжествовали, с помощью подлых трюков одержав незаслуженную победу над Цяо Фэном, когда мы с женой налетели на них вихрем клинков, и ураганом стали!..
Инь Шэчи живописал их с Ваньцин славную победу совсем недолго – среди восхищённых охов и ахов юного императора вскоре раздалось громкое покашливание одного из евнухов.
– Мы поймали злодея Дина в воздухе, пронзили мечами, и, когда он пал на землю, казнили, свершив праведную месть, – быстро закруглил историю юноша.
– Замечательно!.. кхм, то есть… Вы славно потрудились на благо великой Сун, – царственный отрок также сумел сдержать воодушевление, и заговорил с приличествующим правителю спокойствием. – Какую награду ты просишь за свои деяния, Инь Шэчи?
– Для меня счастье находиться в присутствии Сына Неба, а говорить с ним – величайшая из наград, – чинно ответствовал юноша. – Следующие поколения моих секты и семьи будут с гордостью вспоминать этот день.
– Что ж, тогда мы назначим твою награду сами, – не смутился император. – Хм-м… – он ненадолго задумался, постукивая золотым когтем на мизинце по подлокотнику трона.
– Где расположена обитель твоей секты? – спросил он после недолгого молчания.
– В Долине Тишины, что в горах Лэйгу, – с готовностью ответил Инь Шэчи.
– Мы, император Жэньцзун, повелеваем: передать Долину Тишины, что в горах Лэйгу, в вечное владение секте Сяояо, – торжествующе провозгласил юный правитель, и добавил:
– Также, мы повелеваем, отныне и навек, даровать Долине Тишины новое имя: Долина Сяояо! По воле нашей, провозглашенной под небесами, да будет так!
– Благодарю вас, Сын Неба, – ответил Шэчи. Он не мог сдержать удивления и радости – увековечивание родной секты на карте Срединной Равнины было для него наградой много лучше богатств и титулов.
– Вы можете оставить нас, Инь Шэчи, Му Ваньцин, – благосклонно ответил император. – Прочти мне следующее имя из списка награждаемых, евнух Цао.
Пятясь к выходу из зала для приемов, юноша и девушка слушали объявление имён младших Шэчи, всех восьмерых. Юноша невольно преисполнился уважения к памяти и скрупулёзности Хань Гочжуна: ему самому живо запомнился один лишь Ли Куйлэй, с его великолепным обликом хуадань. Прозвища и имена остальных требовали от Шэчи некоего умственного усилия для извлечения из глубин памяти.
Позже, когда Инь Шэчи с женой получили свои обувь и оружие у привратников, Ваньцин с сомнением обратилась к юноше:
– Награда за пролитые нами пот и кровь не кажется мне императорской, муж мой. Может, следовало попросить у Сына Неба что-то получше клочка горной земли для твоей секты?
– Любимая моя жена, – с широкой улыбкой ответил Шэчи. – Само наше прибытие сюда, и беседа с императором – уже награда ценная и богатая. Я говорю это не только, как верный подданный Сына Неба, но и как купеческий сын, – он весело рассмеялся в ответ на полный непонимания взгляд девушки.
– Секта, облагодетельствованная вниманием самого императора, обретёт немалый вес в чиновничьих глазах, – пояснил он. – Я и мой дорогой батюшка, без сомнений, сумеем договориться с мудрым Чжэн Вэньмином, дэнчжоуским цы-ши, о неких благах, ежемесячно предоставляемых округом столь блистательной секте, и семейству Инь, что главенствует в ней.
– То есть, теперь, секте Сяояо будет платить за защиту целый округ, – глубокомысленно заметила Му Ваньцин. – Пожалуй, ты прав: внимание императора – ценная вещь, – Шэчи, вновь засмеявшись, не стал оспаривать утверждение жены.
Глава 59
Раскрываются важные тайны, а ярость северного дракона обрушивается на серебряную змею
Получив милости императора и императрицы, гости дворца были вежливо препровождены из зала приемов в зал для пиршеств – чествование победителей не закончилось на выдаче заслуженных наград. Хань Гочжун и прибывшие с ним были устроены за пиршественными столами, и щедро оделены яствами и напитками. Среди напитков присутствовали вина, разнообразные, но неизменно отличного качества, и вскоре, первоначальная скованность и робость пирующих, подавленных и впечатленных окружающей роскошью и вниманием императора, благополучно растаяла. Цяо Фэн первым поднял медную чашу за одного из погибших – шаолиньского монаха Сюаньку, некогда обучавшего главу нищих боевым искусствам, – и все присутствующие поддержали его, пролив вино на дворцовый пол. Инь Шэчи также не остался в стороне от чествования павших.
– Я хочу понять эту чашу за семейство Ю, – с печальной торжественностью промолвил он. – Пусть его умения не потрясали Поднебесную, и не стяжали легендарной славы, все мужчины этой семьи – Ю Цзи, Ю Цзюй, и его сын Ю Таньчжи, – в числе достойнейших из известных мне людей. Храбрость в их сердцах не ослабевала даже пред лицом сильного врага, а их щиты и сабли неизменно вставали на защиту простого люда. Сегодня, я чествую этим кроваво-красным виноградным вином всю ту кровь семьи Ю, что была пролита за жизни других, за победу великой Сун, за друзей и боевых товарищей. Пусть ваши благородные души переродятся в особ вельможной и царской крови, друзья, – он широким жестом опустошил кубок, пятная алым напитком мраморные плиты пола. Его сотрапезники, встав, поддержали его поминальное слово, также пролив положенную чашу.
– Я обещался Ю Таньчжи выпить с ним за победу, – добавил Цяо Фэн с грустью. – Жертвую это вино тебе, братец Таньчжи, – он вылил свой кубок на пол. – Пусть, в подземном царстве Яньло-вана, оно будет для тебя отрадой и ободрением.
– Ты скорбишь о павших в боях с киданями, Цяо Фэн, – раздался от входа громкий и язвительный голос. – Так ли искренна твоя скорбь?
Все присутствующие обернулись на эту оскорбительную речь, и их глазам предстала странная группа. Возглавляли ее старейшины Клана Нищих – Ма Даюань и Цюань Гуаньцин. Рядом с ними стоял глубокий старик, седовласый и седобородый, с лицом, испещренным морщинами, точно сушеная слива. Одежда старца, и его сучковатый посох, были во всем подобны одеяниям и оружию старейшин Ма и Цюаня. Следом за тремя нищими в пиршественную залу вошел шаолиньский монах, также преклонных лет. Замыкала эту странную процессию пожилая чета – старец в затрепанной холщовой рубахе, неоднократно штопанной и латанной, опирался на кривую палку, и бережно поддерживал свою седую спутницу, одетую не менее скромно.
– Брат Ма, брат Цюань, – с легким удивлением глянул на них глава Клана Нищих. – Рад, что вы смогли присоединиться к нам. Вижу, вы привели с собой уважаемого старейшину Сюя, и… Мама? Папа? Вы тоже здесь?
– Здравствуй, Фэн-эр… то есть, глава Цяо, – смущенно ответил старец. – Нас пригласил господин Ма. Прошу, выслушай его, и… не злись, хорошо?
– Конечно, – еще растеряннее проговорил мужчина. – Друзья, познакомьтесь с моим отцом, Цяо Саньхуаем, и…
– Время для знакомств придет чуть позже, – без малейшего стеснения перебил его Ма Даюань. Мрачное торжество сияло в глазах старейшины, словно его давняя обида, наконец, разрешилась.
– Сначала, я должен открыть вам всем нечто важное, – заговорил он, громко и четко, не обратив никакого внимания на острый взгляд Цяо Фэна. – Четыре месяца назад, скончался мой старый друг и соратник, славный Ван Цзяньтун, известный как Бородатый Мечник. Все семь с половиной тысяч воинов моего клана почтили его память трауром и ночным бдением. Думаю, многие из вас помнят это, – он обвел взглядом пирующих, многие из которых согласно закивали. – Но никто не знает, что бывший глава перед смертью передал мне тайное завещание, и с ним – письмо, – он вынул из-за пазухи просто выглядящий конверт из плотной бумаги. – В письме этом, по словам Ван Цзяньтуна, содержалась тайна, касающаяся Цяо Фэна. Мой старый друг наказал мне: если новый глава сойдет с праведного пути, я должен передать письмо в Шаолинь, и испросить их помощи в очищении клана от дурного влияния, – он на мгновение перевел дух, крепко сжимая письмо в руках.
– Недавние события, и, в особенности, позорная дружба нашего главы с врагами клана, – вновь заговорил он, выплевывая слова с тяжелой ожесточенностью, – вынудили меня открыть завещание Бородатого Мечника, дабы доподлинно выяснить, что скрывает прошлое Цяо Фэна, и может ли наш клан доверять ему. Прочитанное мною ввергло меня в смятение, и пробудило в моем сердце многие сомнения, – продолжал он, все быстрее и взволнованнее. – Я отправился в Чжэнчжоу, к уважаемому старейшине Сюю, что как нельзя лучше знал покойного главу. Пожалуйста, брат Сюй, – кивнул он сморщенному старцу.
Старейшина Сюй

– Я, Сюй Чунсяо, давным-давно отошел от дел, – заговорил тот хриплым, дребезжащим голоском. – Всю свою жизнь я прожил без забот и стойких привязанностей. У меня нет ни детей, ни учеников, ни наследников, и ныне, я доживаю свои дни в мире и спокойствии. Никто не может назвать меня пристрастным, либо же чьим-то сторонником, но Клан Нищих, которому я отдал долгие годы службы, все еще дорог мне, и поэтому, я решил помочь братцу Даюаню в его деле. Письмо, что он показал мне, состоит из двух частей. Одна из них написана Ван Цзяньтуном, чей почерк мне знаком не хуже моего собственного, как и манера письма. Клянусь своим добрым именем: та часть послания, что подписана Бородатым Мечником – настоящая, – с серьезным видом промолвил он. – Она предназначена одному человеку, чье имя я не стану называть, но дружеские обращения к нему, что использовал брат Ван, говорят об их давнем знакомстве. Мне не было известно об этой дружбе, и, чтобы подтвердить истину написанного во второй части послания, мы с братцем Даюанем обратились к одному из упомянутых в нем. Прошу вас, наставник Чжигуан, поведайте присутствующим то, что рассказали нам ранее, – обратился он к монаху.








