Текст книги "Восемь Драконов и Серебряная Змея (СИ)"

Автор книги: Yevhen Chepurnyy

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 62 страниц)

– Также, моему бывшему младшему всегда легко давались техники шагов, – продолжил Синхэ. – Думается мне, сейчас он достиг в них подлинного мастерства. Еще, он питает слабость к тайному оружию, – он презрительно скривился. – Оно как нельзя лучше подходит его гнусной натуре. И, наконец, больше других тайных знаний секты он вожделел Искусство Северной Тьмы – в нем скрыт путь к легкому и быстрому возвышению, ведь помимо прочего, оно позволяет поглощать чужую ци, усиливая ей свое развитие. К счастью, я сумел испортить свиток с описанием этого искусства, прежде чем он попал в руки Чуньцю, и мой бывший младший никак не мог изучить его выше самой первой ступени. На ней, воздействие Искусства Северной Тьмы способно лишь разрушать чужие меридианы. Будь осторожен в бою с ним, младший – хоть Дин Чуньцю и стар, он все еще один из опаснейших людей Поднебесной.

– Ничего, скоро он встретится с Яньло-ваном[5], который давно его заждался, – посулил Инь Шэчи. – Я отдохнул, старший. Какое искусство ты преподашь мне сейчас? Быть может, еще один фехтовальный стиль?

– Увы, я передал тебе все, что мог, – с виноватым видом ответил Су Синхэ. – Мое понимание других боевых искусств секты слишком низко для обучения, а свитки и книги давно украдены мерзавцем Дин Чуньцю. Надеюсь, в своих странствиях ты сможешь вернуть хоть часть из них.

– Может, тогда мне стоит обратиться к учителю? – с разочарованием в голосе предложил юноша. – Я бы не отказался изучить Искусство Северной Тьмы, о котором слышал так много.

– Его внутренняя энергия слишком слаба для обучения техникам ци, – грустно ответил Синхэ. – Он не в силах воздействовать на твои меридианы, а значит, не сможет передать тебе известные ему методы развития. То же и с обучением боевым искусствам – его тело искалечено. Он не сможет показать тебе стойки и приемы.

– Что ж, буду довольствоваться тем, что знаю, – протянул Шэчи. Он не слишком огорчился скудности полученных знаний – мечный стиль Сяояо и сам по себе стал для него откровением, вселяя уверенность в собственной силе. – Похоже, пришло нам время распрощаться, старший. Твои целительские навыки спасли мою жизнь, а наставления – открыли мне глаза. Благодарю тебя от всего сердца, – он поклонился Су Синхэ с искренним уважением.

– Погоди, – ответил тот, поднимая ладонь. – Жди меня здесь, – он двинулся в дальний угол пещеры, к небольшой полке, уставленной книгами и заваленной свитками. Вскоре, он вернулся с небольшим томиком в руках.

– Вот составленный мной список акупунктурных точек, – он протянул книгу Шэчи. – Изучай его – это знание полезно и в бою, и в мирной жизни, и для развития твоей внутренней энергии, – юноша, благодарно кивнув, принял подарок.

– Также, я научу тебя одной последней вещи – целительской технике ци, которую ты испытал на себе ранее, – добавил Синхэ. – С ее помощью, можно изгнать из тела яд, излечить раны, и исправить внутренние повреждения.

– Я и не знал, что подобная чудесная техника существует, – восхитился юноша. – Выходит, с ней мне не страшны никакие напасти!

– Ты не знаешь еще очень многого, – сумрачно ответил его немолодой собрат по учебе. – Ее невозможно использовать на самого себя. Кроме того, ее применение угнетает твои меридианы, отбрасывая их развитие назад. Если ты раздумал ее учить – просто скажи.

– Вовсе нет, – возразил Инь Шэчи. – Возможность исцелить дорогого мне человека, не обладая лекарскими навыками – бесценна. Я с радостью изучу этот прием.

– И вновь ты вселяешь в меня надежду своими словами, – признательно улыбнулся Су Синхэ. – Слушай внимательно…

Усвоив последний урок своего старшего, Шэчи также посетил Уя-цзы в его иллюзорном укрытии, и попрощался с ним, получив от старца краткое напутственное слово с пожеланием удачи. Покинув Массив Пяти Стихий, Семи Врат, и Восьми Триграмм, он передал Су Синхэ ранее выданный тем талисман, что позволял входить внутрь массива, и, распрощавшись со старшим соучеником, двинулся обратно в Ваньчэн.

Равно как и два дня назад, многие думы теснились в голове Инь Шэчи, но на сей раз, они были много радостнее и бодрее. События последних дней понеслись вскачь взбесившимися лошадями, и увлекли за собой доселе неторопливую колесницу жизни юного наследника семьи Инь, подарив ему новые знания и умения, новые долги, и новых врагов. Шэчи чуть слукавил, говоря Су Синхэ о разнообразии открытых для него дорог. Думая о будущем, он понимал, что не усидит на месте, сколь бы приятным и интересным не было бы избранное им занятие. Дорога манила и звала его, и все ее возможные трудности и опасности не могли отвратить юношу от решения немедленно отправиться в путешествие. Девиз принявшей его секты – «пересекая небо и землю, правя пятью стихиями, не ведая преград, не зная забот», – более не казался ему цитатой из досужих размышлений древнего мыслителя, но превратился в руководство к действию. Юноша жаждал проникнуть в тайны Поднебесной, встретить лицом к лицу ее опасности, и познакомиться со знаменитыми воителями, о которых доселе лишь слыхал в чужих сплетнях. Инь Шэчи решил начать с горы Улян, что находилась на севере царства Да Ли, и живущей там женщины, явно бывшей для Уя-цзы ближе, нежели соученица. Юноша скабрезно ухмыльнулся, подумав о возможном романтическом прошлом своего престарелого учителя.

Размышляя о предстоящем пути, Шэчи добрался до дома, и легко проник внутрь. Техника Шагов Сяояо позволила ему без труда взбежать на окружающую особняк стену, скользнуть по ее верху невесомым призраком, и одним длинным, плавным прыжком добраться до открытого окна своей комнаты.

Собрав в дорогу некоторые пожитки – запасную одежду, деньги, и немного походных мелочей, – он уселся за письменный стол, и грустно улыбнулся. Ему все же предстояло немного поупражняться в каллиграфии, в самый последний раз. Разведя тушь, он взялся за кисть, и принялся писать.

«Дорогой мой отец, любимая матушка. Ваш непочтительный сын нижайше просит у вас прощения, ибо не суждено этому недостойному юнцу оправдать ожидания семьи, и последовать по стопам нашего великого предка Инь Цзифу[6]. Прогуливаясь по горам Лэйгу я, по глупости, подверг мою жизнь смертельной опасности, и, несомненно, погиб бы, если бы не помощь мудреца, обитающего неподалеку. Сей достойный муж не только спас меня, но и великодушно согласился принять в ученики. Во исполнение долга жизни, и ученического долга, я вынужден покинуть отчий дом, и отправиться в странствие, дабы вернуть былую славу секте Сяояо, незаслуженно забытой из-за козней врагов, и ныне ставшей мне вторым домом. Пусть я и не смогу более стяжать славу, подобную величию моего знаменитого соотечественника Чжугэ Кунмина, я, в самоуверенности своей, надеюсь, что стезя странствующего мечника позволит мне прославить родную фамилию так, как прославили свои имена другие мои известные земляки, Хуан Ханьшэн и Гань Синба[7]. Клянусь, что буду помнить вашу науку, и ни словом, ни делом не опозорю семейство Инь в моих странствиях.»

Подписавшись, Инь Шэчи позволил туши подсохнуть, повесил написанное на двери комнаты, и, оглядевшись в последний раз, покинул свое жилище тем же способом, что и проник в него.

Примечания

[1] Час Собаки – время с 19:00 по 21:00.

[2] Один цзинь примерно равен шестиста граммам.

[3] А именно, «Беззаботное скитание» Чжуан-цзы.

[4] Сунский чи примерно равен трем десятым метра.

[5] Яньло-ван (Янь-ван) – правитель Диюя, китайского ада.

[6] Инь Цзифу – государственный деятель и полководец, живший во времена династии Чжоу. Настоящая фамилия – Си, врожденное имя – Цзя, второе имя – Боцзифу. Первый обладатель титула «тайши-инь», в честь которого один из его сыновей взял фамилию Инь, последний иероглиф титула. Второй его сын взял фамилию Бо – первый иероглиф отцовского второго имени-цзы. Семья Инь упоминает своего родоначальника как Инь Цзифу, используя свою фамилию, и часть его второго имени.

[8] Знаменитые уроженцы Дэнчжоу (современный Наньян), жившие в эпоху Троецарствия. Кунмин – второе имя Чжугэ Ляна, стратега, изобретателя, и чиновника царства Шу. Ханьшэн – второе имя Хуан Чжуна, полководца царства Шу и прославленного лучника. Синба – второе имя Гань Нина, речного пирата и, впоследствии, полководца царства У.

Глава 4

Описывающая поединок с самым неожиданным исходом

Инь Шэчи пребывал в отличном настроении. Неширокая проселочная дорога споро стелилась под копытами его коня, белоснежного жеребца по имени Зимний Ветер, которого юноша забрал из конюшни перед тем, как покинуть родной дом. Пояс Шэчи оттягивал длинный меч в окованных медью ножнах – покидая Ваньчэн, юный наследник семьи Инь заглянул к лучшему из известных ему кузнецов, и приобрел самый удобный из продаваемых мастером клинков. Погода в последние дни стояла ясная, легкий ветерок шевелил длинные стебли трав на обочине, неся с собой свежесть, а белоснежные пушистые облака почти не скрывали ни бездонную синеву небес, ни теплые лучи солнца. Также, Инь Шэчи некоторое время назад углядел видневшуюся вдали вывеску с иероглифом «чай», и предвкушал скорый отдых в придорожной чайной.

Та не заставила себя ждать, вскоре показавшись из-за плавного извива дороги. Чайная была скромным заведением – небольшой навес, сработанный из бамбука и крытый соломой; печь, стол, и шкаф под ним, вмещающие в себя кухню; один-единственный работник, он же владелец; и несколько столиков под открытым небом.

– Эй, хозяин! – весело воскликнул юноша, спешиваясь и привязывая коня к коновязи рядом с великолепной каурой кобылой. – Сейчас же неси чай и закуски, я жажду поскорее расстаться с моим серебром!

– Конечно, молодой господин, – отозвался немолодой владелец чайной. – Простите, но из закусок у меня готовы только баоцзы с начинкой из свинины и молодого бамбука. Нести их, или подождете чего-нибудь другого?

– Неси, что есть, – благодушно ответил Шэчи, садясь за один из столиков, и кладя меч рядом с собой. – Я так голоден, что готов жевать не только молодой бамбук, но и почтенные возрастом опоры твоей крыши! Ты же не хочешь, чтобы я подгрыз столбы твоего навеса, пока ты возишься у печи? – держатель чайной весело рассмеялся.

Вскоре, перед юношей устроились исходящий паром чайник, и полное блюдо свежайших рисовых пирожков. Какое-то время, Шэчи увлеченно утолял голод, тем более, что чай оказался ароматным и вкусным, баоцзы – мягкими и пышными, а их начинка – отлично приготовленной, и щедро сдобренной специями. Наевшись, юноша откинулся на спинку бамбукового стула, лениво оглядываясь.

Его внимание привлек второй посетитель чайной – сидящая за дальним столиком девушка, одетая в красный, выгоревший на солнце халат, черную накидку, и плетеный головной убор в виде полумесяца, также черный. Ладони незнакомки были скрыты черными перчатками, а лицо прикрывала тонкая вуаль. Чуть приподняв ее, девушка пила чай из своей чашки мелкими, неспешными глотками. Инь Шэчи приметил короткий меч в простых ножнах, лежащий рядом с ней на столе, и наруч с двумя медными трубками, устроившийся на правом предплечье девушки – несомненное тайное оружие[1]. Его любопытство не осталось незамеченным – вскоре, Шэчи поймал взгляд больших карих глаз юной воительницы, и с удовольствием отметил зажегшийся в них женский интерес. Он широко улыбнулся девушке, и хотел уже подняться и пересесть к ней для приятной беседы, как незнакомка поспешно отвернулась, и уставилась в свою чашку.

Пожав плечами, юноша собрался забыть о нелюдимой девице, закончить трапезу, и двинуться в путь, как вдруг ему припомнилась история, слышанная им в прошлом месяце от одного из былых приятелей. Тогда, эта сплетня о деве-воительнице, носящей вуаль, и убивающей всякого мужчину, посмевшего заглянуть под нее, показалась Инь Шэчи досужей выдумкой, и он выбросил ее из головы. Сейчас, глядя на сидящую неподалеку девушку, он припоминал все больше описанных давним собутыльником деталей, и не находил в них различий с тем, что видел перед собой; он даже вспомнил упомянутое рассказчиком имя скрытной девы. Брови Шэчи приподнялись, а губы сами собой расплылись в шальной ухмылке. Его страсть к неуместным шуткам никуда не делась, и сейчас, она настойчиво подталкивала его к очередной шалости, а именно – взглянуть на скрываемое вуалью. Инь Шэчи всегда был неравнодушен к женской красоте, и сейчас, он загорелся желанием узнать, что прячет тонкий отрез ткани – привлекательность, или же уродство. Подняв со стола меч, он зашагал в направлении неизвестной.

– Приветствую вас, юная госпожа Му Ваньцин, – вежливо заговорил он, остановившись в двух шагах от девушки. – Я слышал о вас на реках и озерах, и не мог не выразить вам свое уважение в эту случайную встречу.

– Я не ищу общества незнакомцев, – с холодным спокойствием ответила та, не глядя на него. – Будь добр, оставь меня.

– Мое имя – Инь Шэчи, – не смутился юноша. – Как видите, юная госпожа, мы больше не незнакомцы. Не хотите ли скрасить дорожную скуку беседой? В доброй компании путь становится короче, а еда – слаще.

– Нет, – нарочито ровным тоном ответила Му Ваньцин, и замолчала. Шэчи предвкушающе улыбнулся. Он с самого начала не рассчитывал на мирный разговор, и собирался расшевелить нелюдимую воительницу самым простым способом – выведя ее из себя.

– Я знавал одну деву, что носила похожую вуаль, – заметил он отстраненно. – Она считала, что прикрывая нижнюю половину лица, придает своему облику таинственности, и была целиком и полностью права. К великому сожалению для всех, привлеченных ее загадочностью, в скрываемую вуалью тайну входила огромная бородавка, что торчала на лице той девы, словно второй нос, и была волосатее многих мужских усов. Не нужно было даже поднимать вуаль, чтобы заметить эту прискорбную черту – деве достаточно было запрокинуть голову, как если бы она громко смеялась. Не могли бы вы наклониться чуть назад, юная госпожа Му?..

Инь Шэчи заметил резкое, слитное движение юной воительницы только потому, что был к нему готов, и даже ждал его. Несмотря на это, атака Му Ваньцин едва не достигла цели. Развернувшись на стуле, девушка вскинула правую руку, и одна из медных трубок на ее предплечье выплюнула короткую стальную стрелку, целившую Шэчи прямиком в лицо.

Му Ваньцин не сдерживает гнев

Сталь зазвенела о сталь – острие тайного оружия Му Ваньцин ударило в плоскость лезвия меча Инь Шэчи, наполовину вынутого из ножен. Тут же, он вынужденно отступил, прянув назад в длинном прыжке – девушка, рванув свой меч из ножен, набросилась на Шэчи, словно рассвирепевшая тигрица. Сталь ее клинка опасно свистела, снова и снова пластая воздух в стремительных ударах, бьющих точно и смертоносно. Задумка юноши, пожелавшего разозлить Му Ваньцин, увенчалась полным успехом. Инь Шэчи едва успевал отражать сыплющиеся на него удары клинком меча и ножнами – ему никак не удавалось полностью освободить свое оружие. Не мог он и ускользнуть техникой передвижения – разъяренная воительница неотступно преследовала его, быстрая и ловкая, не отставая ни на шаг, и непрерывно атакуя. Ее короткий меч словно превратился в вихрь серебряных взблесков, окруживших Шэчи смертельно опасным частоколом.

Приметив позади себя одну из опор навеса-кухоньки, юноша направил свой следующий прыжок к ней, и в полете зацепился за бамбуковый столб носком сапога. Крутанувшись вокруг опоры, Шэчи оказался за спиной не успевающей затормозить девушки, и, пока она разворачивалась, поспешно отступил, на ходу выхватывая меч. Они замерли друг напротив друга, выставив перед собой клинки.

– Убирайся прочь, – прошипела Му Ваньцин, – иначе я отрежу тебе уши, – ее тонкие брови гневно сошлись к переносице, но глаза не выражали ярости – скорее, недовольную обиду.

– К чему эта злость, юная госпожа Му? – улыбнулся Инь Шэчи, не скрывая насмешки. – Я ведь совсем не хотел вас оскорбить. Уверен, ваш лик под вуалью прекрасен и чист. Но, раз уж вы решили обменяться со мной воинским опытом, я буду рад принять ваши наставления, – едва договорив, он бросился в атаку.

Его меч разразился ливнем быстрых уколов, ничуть не уступая короткому клинку Му Ваньцин в скорости движений. Роли поединщиков поменялись на строго противоположные – теперь, Шэчи непрерывно атаковал, не давая юной воительнице и мгновения передышки, угрожая ей клинком со всех возможных направлений, и удерживая ее на расстоянии более длинным оружием. Девушке ничего не оставалось, кроме как уйти в глухую защиту – все ее попытки сблизиться, и атаковать, встречало острие меча ее противника.

Стремясь переломить ход боя, Му Ваньцин вновь попыталась использовать тайное оружие. Ее наручный стреломет выпустил свой снаряд с безошибочной точностью, но Инь Шэчи отмахнулся от стальной стрелки небрежным движением, тут же перешедшим в атакующий бросок. Острие его меча сверкнуло неотразимой молнией, и проникло сквозь защиту воительницы, нанеся один-единственный удар, точный и резкий. Едва завершив это быстрое движение, юноша отступил и замер на месте, опустив меч, и предвкушающе улыбаясь. Му Ваньцин также остановилась, непонимающе глядя на противника, доселе не прекращавшего атак. Непонимание исчезло из ее глаз, когда она почувствовала легкий ветерок, коснувшийся ее щеки.

Меч Инь Шэчи ударил с непревзойденной точностью – и близко не коснувшись плоти девушки, он разрезал тонкую ткань ее вуали, что сейчас падала к ногам юной воительницы. Шэчи открыл было рот для очередной насмешки, но подавился воздухом. Лишившись своей тканевой защиты, лик Му Ваньцин захватил все его внимание, до последней капли. Карие глаза девушки, глубокие и ясные, блестели растерянностью, крылья ее изящного, безупречно прямого носа слегка подрагивали, а чуть приоткрытый рот обнажил белизну зубов; Инь Шэчи неотрывно глядел, и не мог наглядеться на строгие линии ее щек, мягкую округлость подбородка, и полные, нежно-розовые губы, в своей свежести подобные двум лепесткам розы, или же прекрасному коралловому украшению.

Когда вуаль пала

Девушка опомнилась быстро – растерянность в ее глазах сменилась искренней обидой, и, шагнув вперед, она ударила, точно и сильно, целясь в левую сторону груди Инь Шэчи. Тот не двинулся с места, и не поднял меча; он не шелохнулся, даже когда острие клинка Му Ваньцин вонзилось в его плоть. Юная воительница испуганно охнула, и замерла, судорожно сжимая оружие, поразившее Шэчи. Тот, словно в ответ на звук ее голоса, заговорил, не обращая внимания ни на пронзивший его меч, ни на обильно текущую кровь, что напитывала багрянцем белый шелк его халата.

– Я искал красоту в домах вельмож, беседуя об искусствах с дочерьми знатных семейств, – промолвил он, глухо и хрипло. – Я искал ее в домах увеселений, среди знаменитых куртизанок. Я пытался увидеть ее в путешественницах из дальних стран, и в юных крестьянских девах, еще не согбенных тяжкой работой. Но я никогда бы не подумал, что в странствии по рекам и озерам встречу ту единственную, ради одного взгляда которой стоит разрушать города, а ради второго – опустошать царства[2], – он шумно вздохнул, не отрывая глаз от лица девушки, вновь преисполнившегося растерянности.

– Кто же знал, что невзрачный кусок ткани скрывает несравненную красоту, – выдохнул он. – Все женщины мира – жалкие дурнушки рядом с тобой, Му Ваньцин. Даже богини не ровня твоей прелести. Ты прекраснее Гуаньинь, Чанъэ, и Сиванму[3] вместе взятых. Я ослеплен тобой, словно спустившимся с небес солнцем. Сами звезды тусклы и блеклы в сравнении с твоим пленительным ликом, – он неловко шевельнулся, и, нахмурившись, скосил взгляд на резанувший его плоть меч, все так же удерживаемый юной воительницей. Та застыла, не двигаясь с места, лишь грудь ее часто вздымалась, колебля ткань красного халата.

– Я поднял руку на прекраснейшую из богинь, и понес заслуженное наказание за мое святотатство, – отрешенно заметил Инь Шэчи, вновь устремив ошеломленный, восхищенный взор на стоящую напротив него девушку. Та отвечала ему не менее ошарашенным взглядом; на безупречной белизне ее щек проступил алый жар искреннего смущения. – Перед смертью, я желаю лишь одного – созерцать твою красоту до последнего мгновения. Хотя, раз уж мне осталось жить совсем недолго… – уголки его рта чуть приподнялись, явив тень той насмешливой улыбки, что ранее была частой гостьей на лице Шэчи.

Он шагнул ближе к неподвижной Му Ваньцин. Меч юной воительницы, все так же сжатый ее рукой, вонзился в его плоть еще глубже, вызвав новый всплеск крови, но Шэчи даже не заметил этого, наклонившись вперед, к лицу девушки. Их губы на мгновение составили иероглиф «люй[4]», и соприкоснулись в нежнейшем из поцелуев, чтобы тут же разомкнуться – ноги все хуже держали слабеющего Инь Шэчи. Пошатнувшись, он невольно шагнул назад, и без сил осел на землю. Кровь снова потекла из его раны, которую покинуло острие меча.

– Я поцеловал богиню, – прошептал юноша. Мечтательная улыбка не сходила с его бледнеющего лица. – Что мне смерть нынче? Мелочь, не стоящая внимания, – глаза Шэчи закрылись, и безмолвная тьма объяла его разум.

* * *

Инь Шэчи озадаченно моргнул, открыв глаза. Его окружение не походило ни на мрачные глубины Диюя, ни на великолепие небесных садов. Оно было неотличимо от маленькой придорожной чайной, ставшей местом его смерти, а смерть свою он помнил отчетливо – ведь она пришла от руки Му Ваньцин, прекраснейшей из женщин мира. Юноша попытался подняться, и невольно охнул от резкой боли в груди.

– Ты очнулся! – раздался рядом женский голос, наполненный радостным облегчением, и говорившая присела на траву рядом с Шэчи, оказавшись Му Ваньцин. Мечтательная улыбка невольно вползла на лицо юноши – прекрасная воительница была без вуали, и ее лик, освещенный легкой усмешкой, вновь заставил Инь Шэчи замереть в восхищении. Радость недолго задержалась на лице девушки – ее быстро сменила неподдельная ярость.

– Дурень! – вскричала она. – Безумец! Недоумок! Почему ты прекратил сражаться⁈ Почему не отразил мой удар⁈ Твое фехтовальное мастерство выше моего, так почему же ты не защитился⁈ Почему… поцеловал меня? – продолжила она тише, и злость в ее голосе медленно уступала место стыду. – Ты украл мой первый поцелуй… негодный развратник, – тихо закончила она, опустив глаза.

– Если богиня желает забрать мою жизнь – кто я такой, чтобы спорить с нею? – зачарованно ответил Шэчи. Девушка не ответила – лишь утренняя заря смущения начала разгораться на ее нежных щеках.

– Му Ваньцин, – заговорил юноша, немного справившись с собой. – Мне известен данный тобой зарок – мужчина, увидевший твое лицо, умрет от твоей руки, или же станет тебе мужем. Я не смогу сражаться с тобой – даже для защиты своей жизни, я не подниму на тебя оружия. Если мне суждено умереть сегодня, не медли, и прерви мою жизнь быстро и милосердно, – он требовательно взглянул на девушку. Та, на мгновение подняв на него взгляд, вновь потупилась. Ее тонкие пальцы, чья белизна более не была скрыта перчатками, неловко теребили длинную ленту чистой небеленой ткани. Невольно опустив взгляд на это движение, Инь Шэчи заметил тот же серый цвет на своем халате, и, кое-как скосив глаза, оглядел свою грудь, плотно перевязанную прямо поверх одежды.

– Ты… лечила меня? – недоуменно спросил он.

– Да, – тихо ответила Му Ваньцин, не поднимая глаз. – У меня есть целительное средство, именуемое Снадобьем Заживления. Я смазала им твою рану, и перевязала тебя, – юноша ошарашенно захлопал глазами. В его груди начала зарождаться несмелая надежда, заставившая сердце заколотиться в его ребра, словно птица – в прутья клетки.

– Если… – он судорожно сглотнул, пытаясь справиться с комком в горле. – Если ты… не хочешь убивать меня, и согласна… – он замолк, не в силах одолеть столь необычную для него робость. Никогда доселе он не испытывал стеснения, говоря с женщинами, но сегодня, оно сковало его, словно тяжелая тюремная канга[5].

– Если ты согласна… стать моей женой, – все же продолжил он, с трудом выталкивая слова из непослушных губ, – то клянусь, не будет в мире мужа вернее и преданнее. Я готов до конца своих дней заботиться о тебе, любить тебя, ценить тебя, баловать тебя и угождать тебе, – он говорил все твёрже и увереннее, и в голосе его звучала горячая искренность. – Для меня было бы радостью омывать твои ноги после долгого пути, укутывать тебя одеялом в холод, и обмахивать веером в жару. Живи мы в достатке, я покупал бы тебе золотые украшения, а в бедности – делил бы с тобой кусок хлеба, – он замолчал, переводя дух, и пытаясь собрать разбегающиеся мысли. – Согласна ли ты… – голос вновь подвел юношу, предательски охрипнув, но он все же договорил, прочистив горло:

– … Стать моей женой?

– Я не в силах убить тебя, – тихо призналась девушка, и подняла на него взгляд, полный смущенной решимости. Коротко вздохнув, она продолжила:

– А значит, я должна выйти за тебя замуж.

Инь Шэчи запрокинул голову, раскинул руки, и издал громкий, протяжный вопль, исполненный искреннего счастья.

– Чего ты орёшь, дурень? – сердито спросила Му Ваньцин. – Боги упаси, твоя рана откроется от этих криков.

– Это излишки радости, – с широкой улыбкой ответил юноша. – Ее было во мне слишком много… жена моя. Жена, – протянул он, с мечтательным видом прижмурив глаза. – Никогда не думал, что это слово будет звучать для меня столь сладостно, – покачав головой, он обратил на девушку восхищённый, неверящий взгляд. Та неуверенно улыбнулась в ответ.

– Однако же, я не хочу забывать и о твоём прекрасном имени, – продолжил Инь Шэчи. – Му Ваньцин… А Цин, сестрица Вань, Цин-эр, Сяо-Цин… быть может, госпожа Вань[6]? Как тебе больше нравится, жена моя? – весёлым тоном спросил он.

– «Ваньцин» будет достаточно, – с непонимающим видом ответила та. – С чего ты вообще заговорил об этом, Шэчи? Зови меня, как пожелаешь.

– И правда, зачем я трачу время на разговоры? – внезапно воодушевился юноша. – Иди ко мне поскорее, Ваньцин!

– Чего это ты задумал? – девушка даже отшатнулась назад, таким жадным предвкушением загорелись глаза Инь Шэчи.

– Как чего? – возмущенно спросил тот. – Я хочу немедленно обнять и поцеловать мою прекрасную жену! Как муж, я имею на это полное право, не так ли?

– Ну… да, – скованно ответила девушка. Придвинувшись ближе, она взяла юношу за плечи, и, быстро наклонившись к его лицу, коротко клюнула его в губы.

– Этого достаточно? – серьезно спросила она, отстранившись.

– Нет, нет, и ещё раз нет, – с удовольствием промурлыкал Шэчи. – Иди сюда, моя милая жена, и я все объясню тебе подробно, – он осторожно сел, и привлек Му Ваньцин к себе, гладя ее спину. Кончики его пальцев скользнули по нежной коже ее щеки.

– Поверить не могу, как ты красива, – прошептал он. – Ты невозможно прекрасна, – он потянулся к ее лицу, и их губы вновь встретились.

Поначалу, он целовал ее нежно и бережно, лаская ее губы, наслаждаясь их вкусом, и робкими ответными ласками девушки, но постепенно, желание овладевало им все полнее, отодвигая в сторону все остальное. Он припал к ее устам, словно жаждущий путник к роднику, впиваясь в них со всей сжигающей его страстью. Его руки не прекращали ласкать ее тело, позволяя себе все более свободные и откровенные прикосновения. Она не осталась равнодушной – ее губы и язык искали его ласк, а узкие ладошки скользили по его торсу, несмело исследуя его. Распаленный их обоюдной страстью, Инь Шэчи прекратил поцелуй, лишь ощутив недостаток воздуха.

– Твои губы – слаще меда, – шепнул он девушке, не в силах выпустить ее из объятий. – Твои прикосновения возносят меня на небеса. Твоя красота влечет меня, как огонь – мотылька. Я никогда не смогу насытиться ею. Богиня… – Му Ваньцин, зачарованно слушающая его, судорожно вздохнула, и опустила глаза, густо покраснев.

– Не нужно бояться своих желаний, – горячо зашептал ей Инь Шэчи. – Ведь мы с тобой – муж и жена. Что может быть естественнее и правильнее любви между нами?

Девушка подняла на него орехового цвета взгляд, подернутый мутной поволокой страсти. Сжав плечи юноши, она резко притянула его к себе, и поцеловала, неловко и неумело, но со всем жаром и пылом искренней влюбленности. Шэчи застонал от удовольствия, отвечая на ее горячее лобзание. Вдруг, Му Ваньцин отстранилась, так же резко, как до этого обнимала юношу.

– Тебе больно, Шэчи? – спросила она с пристыженной заботой. – Я задела твою рану?

– Нет, – рассеянно ответил он, с трудом понимая, о чем говорит. – Твои ласки гонят прочь любую боль. Поцелуй меня ещё раз, жена моя, – широкая, бессмысленная улыбка вползла на него лицо. Юноша витал в облаках, не в силах отойти от вспышки страсти любимой.

– Если тебе не больно, чего же ты стонал, дурень⁈ – возмущенно воскликнула Му Ваньцин, легонько стукнув Шэчи по голове.

– Мне было хорошо, – с все той же мечтательной улыбкой ответил юноша. – Слишком хорошо, чтобы держать это в себе. Твоя красота сводит меня с ума, о моя сердитая жена.

– Ты… напугал меня, – сказала девушка без прежнего негодования. Инь Шэчи в умилении залюбовался ее лицом, на котором недовольство постепенно уступало место смущению. Коротко вздохнув, Му Ваньцин обратилась к нему, спокойно и заботливо:

– Давай я обработаю твою рану. Нужно снова нанести на нее Снадобье Заживления, и сменить повязку.

– С радостью отдаюсь в твои нежные руки, – весело ответил Шэчи, ложась обратно на траву. Девушка, не медля, вынула из ножен меч, осторожно разрезала им ткань перевязки, багровой и жесткой от запекшейся крови, и, взявшись за чистые концы тканевой ленты, резко рванула бинты прочь. Довольство на лице юноши сменилось гримасой боли; он невольно зашипел, смаргивая потекшие из глаз слезы.

– Повязка присохла к ране, – виновато поглядела на него Му Ваньцин. – Убирать ее позже было бы ещё больнее, – она достала из поясной сумы небольшую бутылочку, и присыпала ее содержимым – белым порошком, – чистую тряпицу. Девушка потянулась было вперёд, чтобы вновь наложить повязку поверх грязной от крови одежды Инь Шэчи, но юноша удержал ее руку, и, с усилием оторвав от раны присохшую ткань, распахнул халат на груди. Му Ваньцин, чуть покраснев, прижала бинт к лениво закровоточившему ранению.

– Прости меня, Шэчи, – неожиданно сказала она. Ее правая рука прилежно удерживала ткань поверх раны, останавливая кровь, но левая ладошка девушки понемногу ускользала прочь, поглаживая кожу юноши. – Я не должна была причинять тебе вред. Я и не хотела этого, просто… – она смущённо замолчала. Ладонь ее левой руки окончательно оставила всякое подобие приличий, гладя торс Шэчи, и все дальше забираясь под его одежду.

– Я думала, ты снова отразишь мой удар, так же легко, как и раньше, – тихо закончила она.