Текст книги "Восемь Драконов и Серебряная Змея (СИ)"

Автор книги: Yevhen Chepurnyy

сообщить о нарушении

Текущая страница: 50 (всего у книги 62 страниц)

– Они все ещё здесь? – воодушевленно воскликнул доктор Сюэ. – Как они выглядят? Где их разместили?

– Шэчи молод – ему всего восемнадцать, – ответил Цяо Фэн. – Он носит белый халат из дорогого шелка восточного покроя. Его жена обычно скрывает лицо вуалью, и одевается в красное.

– Юноша в белом, и девушка в красном, с вуалью на лице, – пораженно пробормотал Сюэ Мухуа. – Не так давно, я встретил их в коридоре, и сделал им замечание – они, кхм, слишком уж вольно вели себя друг с другом. Подумать только – я выговорил наследнику моей секты, и его супруге, – он растерянно засмеялся, но быстро собрался с мыслями. – Где мне найти их? Я должен как можно скорее побеседовать с ними.

– Вы найдете их в деревне Шицзяхэ, через неделю, – с извиняющейся улыбкой ответила ему А Чжу. – Пару дней назад, братец Шэчи и сестрица Вань заходили попрощаться. Они собирались уладить некие семейные дела, а затем – отправиться на войну.

– Наследник секты Сяояо открыто примет участие в войне с киданями, – задумчиво проговорил целитель. – Мы с моими собратьями по учебе, – он выговорил эти слова с неподдельной гордостью, – обязаны последовать за ним. Я, Сюэ Мухуа, пятый ученик третьего поколения секты Сяояо, благодарю вас от всего сердца за эту важную новость, господин Цяо, – торжественно проговорил он, и низко поклонился. – А сейчас, я вынужден покинуть вас – мне нужно отыскать моих собратьев. Увидимся в деревне Шицзяхэ, – он вновь раскланялся с супругами Цяо, и поспешно вышел, не дожидаясь ответных прощаний.

– Пора бы и нам отправляться в дорогу, жена, – весело обратился к А Чжу глава нищих, проводив взглядом доктора Сюэ. – Не можем же мы уступить в рвении уважаемому господину целителю. Тем более, нам нужно посетить собратьев по клану, и проверить, как идут их приготовления к войне.

– Я начну собирать вещи, – кивнула девушка. – Можно будет выступить в путь после полудня.

* * *

– Будет разумным остановиться в округе Гунчжоу, прежде чем углубляться в горы, – говорила А Чжу, задумчиво морща лобик. Ее мышастый мерин шел неспешной рысью, держась стремя в стремя с гнедым коньком Цяо Фэна. – Не в его столице, Юйчжуне – тамошние гостиницы дороги. Мне известно несколько мест в стороне от торговых трактов, что берут за постой разумную плату. Если же они окажутся полными, можно будет попроситься на ночь в какой-нибудь крестьянский хутор – гунчжоуским простолюдинам не впервой продавать ночлег гостям округа. Чуть ли не каждый дом тех краев держит свободной одну лежанку с чистой постелью на случай припозднившегося путника.

– Я и не знал подобных вещей, – удивленно улыбнулся Цяо Фэн. – Мне приходилось бывать в Сычуани, да и в Гунчжоу случалось заезжать, но останавливался я именно в юйчжунских трактирах – тех, что подешевле. Оказывается, ты у меня странница поопытнее самого главы Клана Нищих, – А Чжу весело рассмеялась на его слова.

– Служанке, путешествующей по поручениям господина через всю Срединную Равнину, и имеющей на расходы пару связок монет в поясной суме, приходится беречь каждый медяк, – наставительным тоном промолвила она. – Ничего, дорогой муж, с моей помощью, закрома нашей семьи прекратят пустовать. Может статься, в них даже начнет водиться серебро, – она с серьезным видом покивала, но не сдержалась, и блеснула озорной белозубой улыбкой. Мужчина невольно залюбовался счастливым лицом подруги.

– Помогите страннику в беде, добрые люди, – раздался вдруг с обочины тихий голос.

Обернувшись, мужчина и девушка разглядели неприметную фигуру, сидящую на придорожной валежине. Драный и латаный плащ из грубой холстины скрадывал ее очертания, а плотный капюшон дерюги прикрывал лицо. Цяо Фэн узнал в речи неизвестного северный выговор, четкий и налегающий на согласные. Встреченный ими мужчина явно был уроженцем Шэньси, либо же соседних ей провинций – Шаньси или Хэбэя. Остальное, от возраста незнакомца до его намерений, оставалось тайной. Ни звука тревоги и мольбы не было слышно в его голосе, серый конь, привязанный к валежине, на которой сидел его хозяин, выглядел здоровым и бодрым, а для засады разбойников в окружающем поле не было ни единого укрытия. Все эти странности заставили главу Клана Нищих внутренне напрячься.

– Скажи нам, какова твоя нужда, уважаемый, – тем не менее, промолвил он с дружелюбным спокойствием, – и мы вместе подумаем, чем ей помочь.

– Нужда моя проста, – так же негромко ответил неизвестный. – Мне необходимо как можно скорее передать весть Цяо Фэну, главе Клана Нищих. От того, достигнет ли его мое послание, зависят многие человеческие жизни.

– Помочь тебе – легче легкого, – с прежней безмятежностью промолвил глава нищих. – Так уж получилось, что я еду на встречу с Цяо Фэном. Передай твое послание мне, и оно найдет свою цель.

– Само великое небо послало мне тебя, благодетель, – голос странного мужчины ни на йоту не изменился, звуча все так же тихо и ровно. – Ноги не держат меня – долгий путь отнял все мои силы. Будь добр, подойди, и возьми письмо из седельной сумки. Ты без труда узнаешь его – других посланий я не везу.

– Почему бы и нет, – глава нищих без особых сомнений спрыгнул с седла, и направился к сидящему на обочине незнакомцу.

Недоброе предчувствие, владевшее Цяо Фэном с самого первого мига этой странной встречи, словно обратилось тревожным зудом, покалывающим кожу мужчины сотней раскаленных иголок, когда он приблизился к незнакомцу на расстояние нескольких шагов. Когда неизвестный одним резким, слитным движением встал, и сбросил прячущую его дерюгу, Цяо Фэн даже слегка расслабился – загадочный северянин все-таки задумывал не что-то коварное и необычное, а самое заурядное нападение.

Убийственное намерение незнакомца накрыло главу нищих частой стальной паутиной, плотное и густое настолько, что Цяо Фэн, казалось, ощутил, как на его коже – там, где воля неизвестного прочерчивала линии будущих ударов, – выступили капельки крови. Скупые и четкие движения северянина, то, с какой привычной уверенностью он взялся за посеребренную рукоять сабли в простых кожаных ножнах, и его расчетливый, оценивающий взгляд ясно говорили – глава Клана Нищих повстречал на своем пути сильного воина. Губы Цяо Фэна сами собой расплылись в довольной улыбке – он, встречающий на реках и озерах очень мало равных противников, радовался каждой подобной схватке.

Неизвестный сорвался с места, подобный вспышке молнии, и его оружие выметнулось из ножен, вмиг обратившись стальным отблеском, языком серебряного пламени, призраком сабельного клинка, целящего точно в горло главы Клана Нищих. Тот, улыбаясь шальной, широкой улыбкой, бросился навстречу смертоносному выпаду. На сей раз, у него не было ни единой причины сдерживать удары и щадить противника, как в дружеских поединках с Мужун Фу или Инь Шэчи. Неизвестный убийца, сам того не зная, сунул голову в пасть голодному дракону.

Остро отточенное сабельное лезвие врезалось в защитную технику ци, и замерло, остановившись на тот недолгий миг, которого Цяо Фэну хватило, чтобы сжать клинок вражеской сабли мертвой хваткой. Мужчина с торжествующим рыком рванул оружие врага прочь, одновременно нанося удар рукопашной техникой. Вспышка ци разорвала воздух слепящим копьем мощи, что самым краешком задело грудь северянина – тот, хладнокровный и невозмутимый, ушел от удара изгибом корпуса. Его сабля выскользнула из захвата Цяо Фэна ловкой змеей, и вновь потянулась к плоти мужчины, норовя резануть, быстро и коварно, по внешней стороне бедра.

Довольный, басовитый смех главы Клана Нищих сотряс воздух. Цяо Фэн, крутанувшись вокруг своей оси, ушел от вражеского выпада высоким прыжком, и рукопашные техники посыпались на его противника сверкающим дождем силы. Его удары пятнали серую землю тракта вспышками взрывов, заполняя воздух пылью, но ни один из них не смог настичь неизвестного фехтовальщика – тот неизменно уклонялся, так и не утратив своего невозмутимого вида.

Когда Цяо Фэн почти уже уловил последовательность движений врага, и почувствовал, что еще немного, и сумеет предсказать его следующий шаг, оказалось, что неизвестный убийца также читал его движения, и справился с этим немного скорее. Безукоризненно точное применение техники шагов вынесло его из-под удара очередного переполненного силой сгустка ци, и северянин ринулся вперед с невозможной скоростью, став подобным лучу света с бритвенно-острым сабельным острием.

Глава нищих успел заметить этот молниеносный бросок, и успел начать уклонение, избегнув первого, самого опасного выпада, но его противник не отступился. Преследуя Цяо Фэна по пятам, он осыпал его шквалом быстрых и точных ударов, стальным вихрем объявших мужчину со всех сторон. Тот не устрашился вражеского натиска: сверкающий клинок сабли неизменно встречали ладони Цяо Фэна, окруженные золотистыми отблесками ци. Стиль Восемнадцати Ладоней Драконоборца обретал всю свою силу именно в ближнем бою, где от его техник было почти невозможно уклониться. Сталь снова и снова пластала воздух, шипя рассерженной змеей, но все никак не могла пересилить мистическую энергию одного из лучших рукопашных стилей Поднебесной. В свою очередь, сабельный клинок прикрывал своего хозяина от вспышек силы, полыхающих золотым драконьим пламенем, отражая их все до единой.

Спустя, казалось, вечность поединка на пределе сил, оба могучих бойца, не сговариваясь, остановились, и отступили на несколько шагов. Цяо Фэн тяжело дышал, светясь искренним довольством – в этом бою, он сражался в полную силу, показывая все, на что способен, и его враг все еще оставался живым, и даже почти что невредимым. Неизвестный северянин глядел с прежним спокойствием, но его усталость выдавали сбитое дыхание и подрагивающие кисти рук.

– Отличная сабельная техника, собрат, – с неподдельным уважением промолвил глава нищих. – Позволь узнать твое славное имя.

– Что тебе в имени врага, Цяо Фэн? – с неожиданной горечью ответил северянин.

Чувство, прорезавшееся в его голосе и на лице в ответ на вопрос Цяо Фэна, словно состарило мужчину на годы за недолгий миг. Одетый в потрепанный халат, с грубо выстроганной заколкой в тронутых сединой волосах, и с выражением застарелой боли на морщинистом лице, он больше не выглядел умелым и сильным воином – скорее, уставшим от жизни пожилым бродягой.

– В нем, этом имени, нет славы – один лишь позор и предательство, – с тоской продолжил мужчина. – Подобные мне прихвостни киданей недостойны дружеского отношения: их удел – гонения и дурная смерть без погребения. Давай закончим наш бой поскорее, – он с заметной неохотой поднял саблю. – Чьей бы смертью он не завершился, моей или твоей, она принесет мне немного облегчения.

– Прихвостень киданей? – глава клана Нищих в искреннем удивлении округлил глаза. – Чем же ляоские разбойники принудили к покорности такого славного воина? Быть может, они держат в плену твоих близких, или же семью?

Северянин неожиданно расхохотался, запрокинув голову. Он смеялся, горько и зло, полностью поглощенный этим странным выражением чувств. Желай Цяо Фэн убить его в этот миг, и ему понадобился бы всего один точный удар, но глава нищих был полностью застигнут врасплох этим странным всплеском чувств, захватившим его доселе спокойного противника.

– Как же верно ты угадал, – промолвил мужчина, отсмеявшись. – Кидани удерживают мою семью в своем проклятом царстве. Но не силой, увы – они сами и есть моя истинная семья!

Глава Клана Нищих изумленно покачал головой. А Чжу, ранее отведшая свою и мужа лошадей подальше от места поединка, и вовсе издала удивленный возглас. Им обоим, видевшим достаточно чужеземцев вообще, и киданей в особенности, этот странный мужчина вовсе не казался одним из жителей Ляо.

– Знай, Цяо Фэн: у меня нет имени! – заговорил северянин без былой неохоты. Наоборот, слова лились из него неостановимым водопадом. – Имя, данное мне теми, кого я полжизни считал родителями, не может больше принадлежать мне. На севере Шэньси, я какое-то время был известен, как Ху Шаньгуан, – лицо главы Клана Нищих на мгновение озарилось узнаванием.

– В Ляо меня знают, как полезного и надежного человека, выполняющего грязную работу императорского двора, – с болью в голосе продолжил мужчина. Его руки, тем временем, заученными движениями убрали оружие в ножны. – Безымянного. Ни один из киданей, что мог бы назвать меня родичем, не стал этого делать. Никто из тех, что могли дать мне новое имя, не посчитали нужным мараться связью со мной, – в сердцах сплюнув под ноги, он отвернулся, глядя в сторону горизонта – туда, где лесистые вершины гор соприкасались с небесной синевой. На север.

– Мне известно имя Ху Шаньгуана, – медленно проговорил Цяо Фэн. – Его сабля принесла известность фамилии Ху, и ее семейному фехтовальному стилю. Поговаривали даже, что шэньсийские Ху собираются объявить его главой семьи, и, по своей традиции, передать ему титул Первого Клинка. Правда, вскоре после этого, Ху Шаньгуан пропал без вести. Семья Ху же полностью прекратила упоминать его имя.

– Еще бы – ведь славный Ху Шаньгуан оказался величайшим позором их семейства! – ожесточенно вскричал северянин. – Презренным выродком, достойным лишь забвения! Киданем! – выплюнув последнее слово, он какое-то время молчал, тяжело дыша.

– Прошлый глава и Первый Клинок семьи Ху, доблестный Ху Цянган, был не только могучим воином, но и милосердным человеком, – глухо заговорил он. – Путешествуя по северу Шэньси, он набрел на умирающую женщину с ребенком. Перед смертью, та умолила Ху Цянгана позаботиться о ее сыне, и глава семьи Ху не смог отказать. Он ввел мальчика в свой дом, усыновил, и дал ему имя – Шаньгуан. Ху Цянган даже стал обучать его семейным сабельным техникам – поначалу, в помощь тренировкам его родного сына, Дуцзиня, а позже, когда вскрылся талант приемыша – всерьез. До самой своей смерти, Ху Цянган не делал различий между приемным сыном и родным, одинаково любя обоих, – в голосе мужчины, которого некогда звали Ху Шаньгуаном, звучало горькое сожаление. – Именно с его почина, начались разговоры о передаче мне титула Первого Клинка. Но всему приходит конец, и после долгих восьмидесяти трех лет жизни, мой отец… – он скривился, и с усилием поправился:

– … Приемный отец отправился на встречу с Яньло-ваном. На смертном одре, он раскрыл тайну моего рождения своей жене. Госпожа Ху всегда была добра ко мне, но, как оказалось, благополучие родного сына для нее много важнее судьбы приемыша. Вместо титула Первого Клинка, я получил презрение и отчуждение. Вместо передачи должности главы семьи, от меня отреклись. В день завершения траура по отчиму, на мое подворье вломился вооруженный отряд, ведомый моим сводным братом. Неумехе и слабосилку Дуцзиню было в радость мое унижение – объявляя о моем изгнании из семьи, он выглядел довольнее, чем когда-либо, – он тяжело вздохнул, понурившись – старые душевные раны, разбереженные его признаниями, причиняли мужчине заметную боль.

– Они объявили о невозможности терпеть в рядах семьи киданьского выродка, – тускло продолжил он. – У них были доказательства моего происхождения – свидетели, документы. Ну а я… – он криво ухмыльнулся. – Я никогда не был терпеливым человеком. Видя подлую радость ничтожества Дуцзиня, опасливую злость в глазах приведенных им шакалов, и страх на лицах моих домашних, я впал в бешенство. Им не удалось пленить меня, – в его голосе прозвучала мрачная гордость. – Не удалось даже коснуться. Я же оставил на их телах множество памятных отметин, прежде, чем беспрепятственно уйти. Но стоило ярости боя схлынуть, как я начал понимать, что обвинения моих негодных родичей не так ложны, как я думал. На бумагах о моем усыновлении, я успел разглядеть подпись юйлиньского цы-ши и ляоское имя моей матери. Обе эти вещи выглядели достоверно. В глазах крестьян, что свидетельствовали против меня, не было лжи. Но я всё ещё не желал принимать на веру свое киданьское происхождение, надеясь на ошибку, обман, да что угодно, – он горько и ядовито рассмеялся.

– Я отправился на север, где доподлинно выяснил – каждое слово моего никчёмного братца было правдой. Мою мать звали Нэйцзи Налань. Она была изгнана из рода Нэйцзи, как и из Ляо, за прелюбодеяние, чьим плодом оказался я. Мой родной отец… – он с безразличным видом махнул рукой. – Какой-то мелкий вельможа из шивэйского рода Баэрцзицинь. Он был только рад узнать, что досадная ошибка его молодости умерла на чужбине.

– Мне пришлось остаться в Ляо, – с отсутствующим видом продолжал Ху Шаньгуан. – На Срединной Равнине, семейство Ху не оставило бы меня в покое – за моей головой были отправлены все их лучшие бойцы, и небольшое войско наемных убийц. Не желая лить кровь тех, кого я считал родней половину жизни, и спать вполглаза в ожидании ночных нападений, я решил не возвращаться. Но мне не нашлось места и среди киданей – семейственность в их земле сильнее, чем в Сун, и никто не желал оказывать покровительство чужаку, воспитанному презренными ханьцами. Я не сдался, – он с кривой ухмылкой погладил рукоять сабли. – Сила рождает власть. Клинком и хитростью, я добился высокой должности при императорском дворе. Однако же, золото, которым меня осыпали царедворцы Елюй Хунцзи, не принесло мне счастья. Жизнь в Ляо тягостна в мелочах – я ненавижу конину и кобылье молоко, теперь не могу спать в шатре, неважно, насколько роскошном, и не желаю потеть под слоями меховых одежд, что так любят кидани. Но пуще всего этого, я не переношу всеобщее отчуждение, – он с грустной улыбкой покачал головой. – Каждый день, я тоскую по играм в облавные шашки с моим сводным братом, по улыбке приемной матери, по… – он запнулся, и сдавленно продолжил:

– По строгим урокам отца. Я отдал бы все свои богатства, все сундуки золота и табуны арабских скакунов, лишь бы вернуться… даже не в Сун. В прошлое. Туда, где у меня были друзья и семья.

– Возвращайся, брат Ху, – горячо предложил Цяо Фэн, до глубины души тронутый этой печальной исповедью. – Прими новое имя, и отыщи новых друзей среди тех, кого до сих пор считаешь соотечественниками. Никогда не поздно начать жизнь заново – почему бы тебе не сделать это? – его собеседник вновь безрадостно засмеялся.

– Заново? – тоскливо промолвил он. – Вся шэньсийская ветвь семейства Ху знает о моем происхождении. Стоит мне обрести мало-мальскую известность, и они изобличат меня, как презренного киданя, и изверга семьи Ху. Им даже не нужно будет вновь начинать охоту на меня – вольные странники Сун все сделают сами. Скажешь, я неправ, и они станут терпеть подле себя сильного воина, родившегося в Ляо? – глава нищих, задумчиво посмотрев на него, медленно качнул головой.

– Вот то-то же, – печально отметил его согласие Ху Шаньгуан. – А жить отшельником, скрываясь ото всех… такая судьба как бы не хуже жалкого существования в землях киданей. Нет, Цяо Фэн. Лишь один из нас покинет этот клочок земли живым.

Его сабля вновь вылетела из ножен, и два поединщика сошлись в стремительной сшибке. Их атаки были почти так же молниеносно быстры, а сокрушительной мощи удары – почти так же убийственны. Почти, но не полностью. На сей раз, Цяо Фэн не стремился всеми силами уничтожить своего противника – незаслуженные беды Ху Шаньгуана не оставили его равнодушным. Глава Клана Нищих не мог больше считать врагом несчастного мужчину, брошенного обеими своими семьями. Сам северянин также сражался без былого пыла – его сабля, все еще быстрая и опасная, рубила без прежней смертоносности.

– Почему ты щадишь меня, Цяо Фэн? – процедил он, прекращая атаку, и отступая на шаг. – Я – враг, жаждущий твоей смерти. Довольно сдерживать удары – сражайся в полную силу, иначе умрёшь.

– Ты вовсе не враг мне, брат Ху, – спокойно возразил глава нищих. – Между нами нет разногласий, а твое нападение на меня можно считать принуждением киданей. По правде говоря, я был бы рад стать твоим другом. Жаль, что мы с тобой не сможем разделить чашу доброго вина – целитель, заботившийся о моих ранах, строго-настрого запретил мне прикасаться к горячительному.

– Ты бился со мной раненым? – с удивлением спросил мужчина. – Поистине, твоя слава целиком и полностью заслужена. Неужто до тебя добрался кто-то из моих… – он брезгливо поморщился, – соратников, убийц на службе Ляо?

– Я здоров, – безмятежно ответил Цяо Фэн. – Некая киданьская дева ударила меня отравленным ножом, но моя рана уже исцелилась.

– Сайна, – Ху Шаньгуан выплюнул это имя с искренним презрением. – Надеюсь, подлая тварь мучается на дне Диюя? – видя утвердительный кивок своего противника, мужчина улыбнулся с мрачным довольством. – Туда ей и дорога. Не встречал ли ты второго из посланных за твоей головой – Кадалу? Огромный олух, любящий увешиваться железками, и считающий, что это делает его несокрушимым. Клянусь, если бы не прямой приказ тайного советника… – он оскалил зубы в жестокой усмешке, и ловко крутанул саблей.

– Я не видел его в лицо, но некий могучий воин-кидань дважды приходил за моей жизнью, – подумав, ответил Цяо Фэн. – С ним было войско из сунских вольных странников. Обе его попытки едва не увенчались успехом.

– Все верно, – кивнул Ху Шаньгуан. – Жалкий трус любит прятать свою неуклюжую тушу не только за слоями железа, но и за телами легковерных глупцов. Этот дурень начитался книг о военном искусстве, и возомнил себя великим тактиком. Ха! – лицо мужчины искривилось в язвительной ухмылке. – Воистину, прав был Цао Мэндэ[1]: те, кто ведут войну по книгам – скудоумные невежды! Но довольно об этой падали, – в его взгляде вновь сверкнула сталь. – Пора закончить наш бой!

Бросок северного воителя был почти таким же стремительным, а удар – почти таким же смертоносным, как и в самом начале боя, но эту атаку Цяо Фэн сумел отбить без большого труда. На сей раз, их схватка продлилась еще меньше – оба противника не выказывали большого желания убивать, и быстро это заметили.

– Хватит сдерживаться, – выдавил Ху Шаньгуан, опуская саблю. – Бейся всерьез. Мне что, не защищаться, чтобы хоть один твой удар стал сколько-нибудь опасным?

– Я все еще не оставляю надежды, что ты согласишься бросить службу недостойному господину, приняв взамен мое предложение дружбы, – с легкой улыбкой ответил глава Клана Нищих. – Ты живешь прошлым, брат Ху – тягостным, болезненным, и недостойным силы твоего духа. Может, лучше оставить его, и вступить на иной путь? Неважно, какое будущее ждет тебя, и неважно, где – подлунный мир бесконечно велик, и в нем найдется место для каждого, нужно лишь не бояться поискать.

– Не бояться, – отрешенно протянул северянин, и медленно убрал саблю в ножны. – Лучшее будущее… Твои слова открыли мне глаза, Цяо Фэн. Все это время, выход был прямо передо мной. Я просто не осмеливался взглянуть на него. Благодарю тебя за твои наставления, и твое участие. Быть может, мы еще встретимся на реках и озерах, – он коротко поклонился, и, отвязав коня, вскочил в седло. Вскоре, его фигура исчезла за горизонтом.

– Ты в порядке, муж мой? – озабоченно спросила А Чжу, подходя ближе. – Этот сумасшедший не навредил тебе?

– Боевое искусство брата Ху – великолепно, но его воля не имеет целости, – рассеянно ответил глава нищих, глядя вслед ускакавшему мужчине. – Мне даже не нужно было убеждать его оставить службу Ляо – он убедил себя сам. Надеюсь, он найдет свое место в жизни, – Цяо Фэн грустно вздохнул. – Хуже судьбы не придумаешь – в один миг потерять семью, друзей, и родину, не приобретя взамен ничего.

– Какой бы ни была его судьба, я рада, что она увела его подальше от нас, – ворчливо промолвила девушка. – У тебя кровь на плече. Снимай-ка рубаху – я перевяжу тебя.

Цяо Фэн покорно отдался хлопотам жены, усевшись на ту самую завалинку, где их ожидал Ху Шаньгуан. Задумчивая грусть еще долго не уходила из глаз мужчины, а его взор нередко скользил по линии горизонта, там, где исчез одинокий всадник.

Примечания

[1] Мэндэ – второе имя Цао Цао, полководца и государственного деятеля, жившего в эпоху Троецарствия.

Глава 51

Повествующая о том, как серебряная змея и ее соратники переживали тяжкую утрату, а голодный тигр севера безжалостно рвал добычу

– Не стоило мне пробовать этот напиток, – грустно произнес Ба Тяньши, глядя в свою рюмку. – Ой, не стоило. Ведь теперь, мне придется налаживать торговлю с Гаочаном, чтобы не лишаться его по возвращению домой, – он пригубил насыщенно-багровую жидкость, и на его лице отразилось нескрываемое удовольствие, тут же, впрочем, сменившееся печалью.

– А ведь дела торговые – вне моей ответственности, – еще горестнее добавил он. – Поможешь моей беде, брат Хуа?

– Как не помочь, – с сытой ленью ответил далиский министр работ, развалившийся на своем стуле. – Меня, правда, больше увлек здешний чай, и закуски к нему. Надеюсь, Будда простит мне все это чревоугодие, – покаянно промолвил он, и, воровато оглядевшись, утащил с тарелки еще одно зеленое пирожное.

– Не стоит волноваться, друзья! – весело улыбаясь, провозгласил Инь Шэчи. – Ваш командир позаботится о нуждах своих солдат! После войны, нам всего-то нужно заглянуть в Ваньчэн, и посетить мой дом, где вы оба договоритесь с моим батюшкой как о поставках в Да Ли вина и чая, так и о найме умелых поваров для готовки ханьских блюд. Связи семейства Инь обширны, и отец легко сыщет вам, кого нужно – хлебопека, виноторговца, да хоть труппу актеров ваньской оперы.

– Опера? – заинтересовался Хуа Хэгэнь, отставляя чашку с чаем. – Я слышал об этом искусстве, но как-то не имел возможности взглянуть на него своими глазами. Правда ли, что все оперные роли, даже женские, исполняют мужчины? – Шэчи не успел ответить на вопрос военного министра – в застольную беседу вмешалась Ван Юйянь.

– Мы гостим в Месте Встречи Героев уже четвертый день, проводя время в праздных беседах, и угождая низменным потребностям придворных моего дяди, – стесненно произнесла она. Сидящий рядом с подругой Дуань Юй озадаченно крякнул, и закашлял, давясь рисовой булочкой.

– Ты говоришь, что позаботишься о наших нуждах, Инь Шэчи, – продолжила девушка, мимоходом хлопнув возлюбленного по спине. Тот благодарно кивнул. – Выполни тогда и мою просьбу. Я… по глупости повздорила с матерью, и хотела бы извиниться перед ней. Да, Цзяннань лежит в стороне от дороги в Шицзяхэ, и путь туда займет много времени, но… – она обратила на зятя просящий взгляд. – Каждый раз, думая о той ссоре, я чувствую себя предательницей. Мы с мамой никогда не были особо дружны, но все же, она – одна из трех самых близких для меня людей. Размолвка с ней не дает мне покоя.

– Давай поможем сестрице, Шэчи, – высказалась Му Ваньцин, словно невзначай кладя руку на колено мужа. – Все лучше, чем без толку лодырничать здесь.

– Сестры объединились, чтобы принудить своего командира к прекращению заслуженного безделья, – с притворной грустью промолвил юноша, накрывая ладонь жены своей. – Думаю, будь с нами сестрица Лин, она бы тоже поддержала вас, а уж просьбе целых трех красавиц ни один мужчина не сможет отказать. Так уж и быть – мы посетим Дом Камелий. В конце концов, почему бы не повидать мою старшую?

– Было бы замечательно, согласись тетушка Ли присоединиться к нам на обратном пути, – присоединился к беседе прокашлявшийся Дуань Юй. – Папа… то есть, отчим, был бы рад, да и мама с тетушками не отказались бы познакомиться с ней.

– Твои жалкие попытки обмана не введут в заблуждение и годовалого ребенка, братец, – задрав нос, напыщенно проговорил Инь Шэчи. – Ты всего лишь хочешь попросить руки сестрицы Юйянь у обоих ее родителей, – выведенный на чистую воду юный далисец смущенно улыбнулся, разводя руками. – Да, сестрица, кого ты имела в виду, говоря о трех ближайших людях? Двое из них, конечно же, твои мать и отец. Кто оставшийся?

– Разумеется, Дуань Юй, – безмятежно пожала плечами девушка. – Мы с ним – почти что муж и жена. Скоро, он станет для меня ближе, чем родители. Он пока не осмеливается предложить мне разделить с ним ложе, но я могу подождать свадебного ритуала.

На свою беду, будущий муж Юйянь успел вновь откусить от рисового пирожного, да еще и запить чаем, когда его возлюбленная промолвила свои нескромные слова. Вновь застигнутый посреди глотка, юноша судорожно закашлял, пытаясь избавиться от пошедшей не в то горло пищи, и верная подруга снова прилежно постучала любимого по спине.

– Как бы то ни было, стоит посетить тетушку Ли, – поспешил сменить тему спасенный от удушья. – Известна ли вам короткая дорога к озеру Тайху, брат Шэчи, сестрица Вань? Если вам не приходилось путешествовать из Сычуани на восток, можно попросить помощи у сестрицы А Чжу – ручаюсь, она знает Срединную Равнину, как свои пять пальцев.

Инь Шэчи, насмешливо улыбаясь, заверил родича, что хорошая дорога ему известна, и что они обязательно посетят Дом Камелий. Попутно, он с неподдельным участием предложил юному далисцу помощь в супружеских делах, от передачи шурину некоторых принадлежащих семье Инь даосских трактатов, до отправки его в дом удовольствий, в заботливые руки опытных куртизанок. Под смущенные огрызания Дуань Юя, недовольные отповеди присоединившейся к нему Ван Юйянь, и смешки всех остальных, дружная компания выбралась из-за стола, и отправилась собираться в путь.

* * *

Густой туман заволок воды озера Тайху непроглядной пеленой. Вокруг не было не видно ни зги – через несколько шагов расстояния, все поглощала белесая муть. Лодка далиского отряда продвигалась сквозь эту рисовую похлебку с осторожной неспешностью – никто не хотел наткнуться на корягу, пропороть днище, и добираться до берега вплавь. За шесты взялись Фань Хуа и Фу Сыгуй, как самые крепкие, а остроглазая Му Ваньцин стояла на носу, выглядывая могущий стать опасным плавучий мусор. Она же и обратила всеобщее внимание на виднеющуюся вдали странность.

– Я вижу дым, – с сомнением промолвила она. – Что-то горит впереди.

– Верно, прислужницы моей старшей готовят пищу, – рассеянно проговорил Инь Шэчи, внимательно следя за компасом.

Намагниченная игла лениво колебалась, отвечая дрожанию лодки, но упорно указывала в сторону вычеканенной на бронзовой миске триграммы «кунь», что смотрела точно на левый борт судна – курс был верным. Без этой просто выглядящей принадлежности, отряд семьи Дуань неизбежно заплутал бы в густом тумане, и наследник семьи Инь предусмотрительно одолжил компас вместе с лодкой, пусть и за вполовину большую плату.

– Время близится к обеденному, – отрешенно продолжал юноша, удерживая миску компаса так, чтобы триграмма «ли», отвечающая за восточное направление, указывала на нос суденышка. – Возьмите чуть левее, господин Фу, – второй из телохранителей царской семьи послушно оттолкнулся шестом, и лодка немного сдвинулась влево.