Текст книги "Восемь Драконов и Серебряная Змея (СИ)"

Автор книги: Yevhen Chepurnyy

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 62 страниц)

Примечания

[1] Сунский ли примерно равен полукилометру.

[2] Нюйва – одно из китайских прабожеств, женщина со змеиным хвостом вместо ног. Вылепила человечество из глины, но неравномерно: вельможи и правители были сделаны вручную, а бедняки и простолюдины – посредством стряхивания глиняных комьев с веревки.

[3] «Да восславится Будда» – моя литературизация «эмито фо», дословно, «Будда Амитабха». Китайские чань-буддисты используют эту фразу по самым разным поводам, не в последнюю очередь – как приветствие.

[4] Огненное зелье («хо яо») – китайское название пороха.

[5] Словосочетание «вань суй» (десять тысяч лет) – часть традиционного славословия в адрес императора: «(да живет император) десять тысяч лет, десять тысяч лет, сто миллионов лет». Использовалось в древнем Китае, как боевой клич.

Глава 9

Серебряная змея пытается вонзить клыки в южного дракона, и терпит неудачу

Статный и высокий, с суровым и гордым ликом, Елюй Нелугу, принц Чу, выглядел поистине царственно, хоть его облачение – меха поверх доспехов, и золотой ободок короны, украшенный гравировкой в виде волчьей головы, – ничуть не походили ни на золотую парчу одежд императора, ни на узорчатый шелк халатов сунских вельмож.

Елюй Нелугу

Военачальник Ляо шагал по камням мостовой Яньмыньгуаня, гордо выпрямившись, и бросая по сторонам сердитые взгляды из-под кустистых бровей. Сопровождающие его переговорщики киданей выглядели почетным эскортом, а сам принц Чу – вовсе не пленным, чью свободу ему великодушно вернули Хань Гочжун и Цяо Фэн, но победоносным завоевателем, лишь из милосердия оставляющим покоренную твердыню. Выйдя за ворота крепости, он обернулся и прокричал, грозно и звучно:

– Цяо Фэн! Я этого не забуду!

– В добрый путь, – с легкой улыбкой ответил ему глава Клана Нищих со стен крепости, и дружеским жестом помахал рукой. – Уж извини, что не провожаю.

Хань Гочжун, стоящий рядом с ним, и выглядящий много бодрее, чем в предвоенный вечер, бросил на побежденного врага насмешливый взгляд, и отвесил ему короткий поклон. Принц Чу резко развернулся, и зашагал прочь.

Прощание

– Что мешает ему вернуться обратно в свой лагерь, поднять войско, и осадить Яньмыньгуань? – лениво поинтересовалась Му Ваньцин. Девушка стояла у края куртины, опираясь на каменный зубец ограждения, и провожала удаляющуюся троицу киданей отрешенным взглядом.

– Не все ладно в империи Ляо, – ответил Инь Шэчи, стоящий рядом. Он изрядно перенапряг меридианы в недавнем бою, и едва восстановился к сегодняшнему утру. В его движениях до сих пор господствовала ленивая неспешность.

– Киданьский император, Елюй Хунцзи – сын узурпатора, – обстоятельно продолжил он пересказ недавно слышанного от Цяо Фэна. – Наследником позапрошлого императора должен был стать Елюй Чунъюань, отец Елюй Нелугу. Чунъюань и Нелугу ненавидят своего правителя, хоть он и приходится им племянником и двоюродным братом. Хунцзи осыпает их милостями, пытаясь купить их расположение, но безуспешно. Вторжение Нелугу – попытка стяжать славу, большую, чем у императора: все нападения киданьской армии на Сун, ведомые Хунцзи, провалились. Сумей принц Чу достичь успеха, и многие вельможи Ляо отвернулись бы от Елюй Хунцзи, и пошли за его двоюродным братом, который смог бы взять власть.

– Зачем ты рассказываешь мне о киданьских придворных дрязгах, муж мой? – Ваньцин подавила зевок, прикрыв рот ладошкой. – Я ведь спросила о том, не нападет ли на нас этот самодовольный варвар, раз уж мы отпустили его целым и невредимым.

– Я к этому веду, – улыбнулся юноша. – Тут все просто: Елюй Нелугу пообещал Цяо Фэну увести войска, и не возвращаться более в земли Сун с огнем и мечом. Взамен, ему вернули свободу. Хоть принц Чу и самодовольный варвар, слово он держит. Не дать это обещание он не мог – Елюй Хунцзи не стал бы вызволять ненавидящего его родственника. Наоборот, император Ляо только порадовался бы укреплению своей власти, останься Нелугу в застенках Яньмыньгуаня.

– То есть, мир и спокойствие в Поднебесной держатся на честном слове варварского царька? – насмешливо глянула на мужа Му Ваньцин.

– Именно, – широко улыбнулся тот. – А еще, принц Чу потерпел жестокое поражение от горстки странствующих воинов, и потерял весь свой запас огневого зелья. Даже вздумай он нарушить слово, и осадить Яньмыньгуань, никто в Ляо не пришлет помощь неудачливому полководцу, а сам он лишь положит в землю остатки своих солдат, безуспешно штурмуя крепостные стены. Своим обещанием, он попросту сохранил лицо. После вчерашнего боя, ему так и так пришлось бы отступить.

– Вот, с этого и нужно было начинать, – укоризненно промолвила Ваньцин. – Победы добывают силой оружия, а не придворными хитростями.

– Всякий инструмент полезен для своей работы, – рассеянно ответил Инь Шэчи.

Его взгляд скользнул вдоль крепостной стены, мимо полощущихся на ветру алых с золотом знамен, несущих иероглиф «хань» – штандартов Хань Гочжуна, – и мимо громко радующихся победе солдат. Война подошла к Яньмыньгуаню, оскалилась в его сторону своей кровавой пастью, и отступила, забрав всего несколько жизней. Шэчи поймал себя на мысли, что вспоминая о вчерашней битве, он скорбит и сожалеет о погибшем Шань Сяошане, и о монахе Сюйчжи, не пережившем своей раны, но смерти множества киданей, оставивших где-то в Ляо безутешных отцов и матерей, вдов и сирот, вызывают в нем лишь смутное чувство удовлетворения. Инь Шэчи все же отбросил эти мысли, рассудив, что никто не принуждал подданных Елюй Хунцзи снова и снова вторгаться в Сун, а значит, нечего и сожалеть об ищущих смерти, и нашедших ее. Он перевел взгляд на поднявшихся на парапет братьев Ю, что направлялись в сторону молодой пары. Старший из братьев, Ю Цзюй, поддерживал под руку младшего, бледного и перевязанного.

– Хорошо, что мы нашли вас, брат Инь, госпожа Инь, – заговорил Ю Цзи, стоило им приблизиться к Шэчи с женой. – Генерал Хань зовет всех на прощальный пир, и мы вызвались передать вам эту весть.

– Не стоило утруждаться, господин Ю – вашей ране нужен покой, – ответил юноша. Ранение одного из этих двух воинов, не очень умелых, но храбрых и самоотверженных, вызывало в нем раздражение и недовольство собой – ведь именно под его началом, Ю Цзи был пронзен вражеским копьем.

– Мне не в тягость, – бледно улыбнулся младший Ю. – К тому же, мы с Цзюем хотели побеседовать с тобой лично, брат Инь.

– Верно, – вступил в беседу Ю Цзюй. – Сражаться под твоим началом было честью для нас. Признаться, поначалу я был удивлен решением Цяо Фэна поставить тебя во главе нашего отряда, – он смущенно улыбнулся, отводя глаза. – Но, когда я увидел тебя в деле, все мои сомнения развеялись, как дым. Твоя храбрость не знает равных, а благородство – вызывает восхищение. Знай, брат Инь: отныне, ты всегда будешь желанным гостем в Месте Встречи Героев, – оба брата торжественно поклонились.

– Благодарю, – ответил Шэчи церемонным поклоном. – Для меня было честью познакомиться со столь славными воинами, – не удержавшись, он добавил:

– Ваше боевое искусство открыло мне глаза: я и не думал, что можно использовать в качестве тайного оружия, оружие столь явное, – приняв нарочито серьезный вид, он указал на щиты братьев, чьи броски сразили множество киданей во вчерашней битве. Младший и старший Ю озадаченно переглянулись, и дружно засмеялись.

– Чего еще ждать от молодого поколения, как не свежего взгляда на вещи, – с улыбкой ответил Ю Цзюй. – Пойдемте, брат Инь, госпожа Инь. Не будем заставлять генерала Ханя ждать.

Спустившись со стены и пройдя к дому Хань Гочжуна, молодая пара, сопровождаемая братьями Ю, вошла внутрь, и расположилась за пиршественными столами. Застолье в крепости, едва избежавшей осады, не было изысканным, но дух празднества и искренняя радость победы придавали особый вкус простому рисовому вину, и обыденным закускам.

Все вольные странники, пришедшие на помощь защитникам Яньмыньгуаня, сидели сейчас в главном зале дома генерала Ханя, вкушали пищу, и услаждали сердце вином. Многие, поднимая чаши, чествовали павших, и восхваляли доблесть выживших. Большинство здравиц, что неудивительно, досталось Цяо Фэну, победившему в единоборстве Елюй Нелугу и захватившему его в плен. Монах Сюаньбэй поднял пиалу с чаем, что он пил вместо запрещенного заветами Будды вина, и произнес хвалебную речь в честь всех присутствующих, отвративших великое бедствие от империи Сун. Инь Шэчи трижды вставал, и с улыбкой отвечал благодарностями на торжественные возгласы пирующих – оба брата Ю и Шань Чжэн выказали ему свое уважение. Сам юноша, взяв слово, поднял чашу вина за свою жену, всячески превознося ее вклад в общую победу, за что получил полный благодарности взгляд девушки. К великому удивлению Шэчи, генерал Хань также упомянул его, поднявшись из-за стола.

– Я хочу выпить за Инь Шэчи, своей храбростью принесшего славу семье Инь во вчерашней битве, – провозгласил он. – Как я помню, Шэчи, ты обещал рубить киданей, пока твой меч не затупится. Покажи мне его, – юноша с невозмутимым видом извлек оружие из ножен, и передал подошедшему слуге, который споро поднес клинок Хань Гочжуну. Тот внимательно осмотрел меч, и вскинул его вверх, позволяя всем рассмотреть выщербленное, иззубренное лезвие. Пирующие взорвались одобрительными криками.

– Вот обещание, исполненное с честью! – воскликнул генерал Хань. – Позволь мне наградить тебя за доблесть, Шэчи, – он сделал знак слугам, и они поставили на стол перед юношей длинный лакированный ларец из черного дерева. Открыв его, Инь Шэчи извлек на свет меч в богатых ножнах. Позолоченные гарда и навершие оружия, украшенные гравировками в виде извивающихся драконов, выглядели драгоценным украшением, снежно-белая рукоять была удобной и ухватистой, а длинное лезвие покрывали темные извивы узоров, говорящих о высочайшем качестве стали. Зачарованно оглядев драгоценное оружие, Шэчи встал из-за стола, и взмахнул извлечённым из ножен мечом, заставив воздух раздаться с тонким свистом. Сияя восхищенной улыбкой, он вложил клинок обратно в ножны, и поклонился Хань Гочжуну.

– Благодарю вас за ценный подарок, господин генерал, – промолвил он. – Я также хочу одарить вас кое-чем, на память. Примите от меня эту испорченную железяку, – кивнул он на свой старый меч, все еще лежавший в руке генерала, – и вместе с ней, обещание: если враг снова вторгнется на земли нашей великой империи, я и моя жена вновь встанем на ее защиту, и затупим и изломаем столько мечей, сколько потребуется, чтобы изгнать захватчиков! – Хань Гочжун довольно рассмеялся, и вновь поднял чашу за здоровье Инь Шэчи, осушив ее под одобрительные возгласы пирующих. Сам же юноша не торопился садиться – в дальнем углу пиршественной залы, он углядел знакомое лицо, которому неприятно удивился. Пройдя к столу, за которым сидел длинноволосый юноша со скуластым лицом, он обратился к нему бесстрастным голосом:

– Помнится, ты отказался назвать свое имя перед битвой. Назови его сейчас – двое храбрых воинов сгорают от нетерпения, желая узнать его, – левая рука юноши чуть сильнее сжала ножны его нового меча.

– И кто же они? – со скукой в голосе поинтересовался сидящий.

– Монашеское имя одного из них – Сюйчжи, – холодно ответил Шэчи. – Придя на битву с армией Ляо, он не побоялся запятнать свою дхарму причинением вреда живым тварям, и сражался, не посрамив основателей Шаолиня. Он истек кровью, пронзенный ляоским копьем. Другой из них – младший сын Шань Чжэна, Шань Сяошань, которому едва исполнилось шестнадцать. Он не устрашился бесчисленных полчищ киданей, и встал на их пути. Хоть его жизнь едва началась, он отдал ее во имя победы, во имя мира и спокойствия на землях Сун. Знаешь, почему они умерли? – не дав своему собеседнику вставить и слова, он продолжил, повысив голос:

– Потому что ты, мерзавец, сидящий сейчас передо мной с безразличным видом, нарушил план боя, и поджег ляоский склад с огненным зельем задолго до того, как принц Чу был пойман! Я и мои соратники были вынуждены насмерть биться с киданями, своей кровью покупая нашим товарищам драгоценное время для поисков Елюй Нелугу! – переведя дыхание, он недобро прошипел:

– Своими жизнями, двое этих достойных юношей искупили твою ошибку… или предательство?

– Планы часто меняются в бою, под давлением обстоятельств, – все так же скучающе ответствовал неизвестный. – Я вынужден был сделать то, что сделал. Если сражавшиеся под твоим началом погибли, почему бы тебе не поискать ошибки в собственных действиях?

– Я и вправду совершил ошибку, – успокоившись, кивнул Шэчи. – И сегодня, я исправлю ее. Но прежде чем я сделаю это, назови свое имя, – он уставил на сидящего юношу требовательный взгляд.

– Что тебе до моего имени? – равнодушно ответил тот. – Какая тебе разница, Чжан я Второй, или Ли Третий[1]?

– Оно не для меня, – промолвил Инь Шэчи, внимательно глядя на собеседника, – но для Сюйчжи и Шань Сяошаня. Что ж, если ты не хочешь называть его – ничего страшного. Они отыщут твой дух в Диюе и без него, – едва договорив, он выхватил меч из ножен и ударил, стремясь рассечь безразличное лицо сидящего перед ним негодяя.

Глаза неизвестного округлились в неподдельном испуге. Он дернулся назад, пытаясь уклониться, и это ему почти удалось – клинок Шэчи коснулся его лица самым кончиком. Коснулся, и вспорол не кожу, но нечто тонкое, лежащее поверх нее. Разрубленная пополам маска соскользнула вниз, открывая спрятанное под ней лицо – овальное, с правильными чертами и округлым подбородком, совершенно незнакомое Инь Шэчи.

Скрывавшееся под маской

Впрочем, последнее исправил удивленный возглас сидевшего неподалеку Ю Цзюя.

– Мужун Фу! – воскликнул он. – Что ты здесь делаешь, и почему скрывался?

Шэчи был слишком ошеломлен внезапным превращением, и не успел ничего сделать, когда наследник знаменитого семейства из Гусу, мимоходом бросив на него яростный взгляд, сорвался с места и метнулся к выходу, используя технику шагов. Его фигура расплылась в воздухе, превращаясь в неясный мираж, настолько быстрым было это движение. Озадаченно проводив Мужун Фу взглядом, юноша с виноватым видом обратился к Хань Гочжуну, склонив голову:

– Простите меня, господин генерал. Я нарушил ваш запрет, и попытался пролить кровь в вашем доме.

– Я понимаю тебя, – задумчиво ответил полководец. – Понимаю, и не осуждаю. Когда мои солдаты впервые понесли потери, у их смертей не было виновника, кроме меня самого. Имейся таковой, я бы жаждал забрать его жизнь не меньше, чем ты. Но не будем об этом. Сегодня – день радости, и чествования победителей, живых и мертвых. Выпьем, друзья, за наших павших соратников…

Примечания

[1] Чжан Второй, Ли Третий – примеры китайских имен наподобие «Иван Петров». Чжан, Ли – очень распространенные фамилии. «Номерные» имена вроде «Эр» – Второй, «Сань» – Третий, и так далее вплоть до «Ши-Ба»-Восемнадцатого и дальше, были популярны среди крестьян и простолюдинов.

Глава 10

Повествующая о том, как молодой дракон юго-запада набрел на сокровища, и получил их проклятие

Юный принц Дуань Юй

Дуань Юй, принц царства Да Ли, пребывал в тягостных раздумьях.

Не государственные дела были тому виной – третий в очереди престолонаследования, он с чистой совестью оставлял заботы о царстве своему дяде Дуань Чжэнмину, государю Да Ли.

Не волновали его и упорные попытки дяди и отца передать ему семейное боевое искусство. Дуань Юй считал себя человеком, более склонным к наукам и изящным искусствам, чем к причинению вреда ближнему своему. Устав от настойчивых попыток двух старших Дуаней обучить его пальцевым техникам Одного Ян, он сбежал из дома, и ни разу об этом не пожалел.

Тяготы странствий также не казались Дуань Юю чем-то, достойным внимания. Пусть и рождённый в царской семье, богатой сверх всякой меры, он с детства привык довольствоваться малым. Его ничуть не тяготили долгие пешие переходы, обеды из дорожной еды, и прочие неудобства, сопутствующие любому страннику – он уже провел в дороге около двух недель, и привык ко всем этим мелочам.

Недавние события, произошедшие с ним, конечно же, волновали его – какого мужчину не будет беспокоить судьба юной девы, надеющейся на его помощь? Дуань Юй познакомился с юной госпожой Чжун Лин на горе Улян, где она и ее ручная Молниеносная Ласка спасли юного принца от вздорных улянских даосов, решивших избить его из-за совершеннейшей безделицы – мечный прием, использованный одним из них, и вправду был забавен, и было бы странно не посмеяться над ним. Правда, едва лишь им удалось сбежать от глупых даосов, Чжун Лин попала в плен к негодяям из секты Шэньнун, и сейчас Дуань Юй спешил к родителям девушки – за помощью. Он беспокоился за Чжун Лин, но это волнение было, скорее, умозрительным: глава секты Шэньнун, жуткий старик Сы Кунсюань, не позволил бы причинить ей вреда. Узнай родители девушки, что их дочь пострадала, находясь в его руках, они ни за что бы не передали старому злодею противоядие, должное исцелить его от яда Молниеносной Ласки.

Причина беспокойства юного принца была проста – он окончательно и бесповоротно заблудился.

Горный лужок, который Дуань Юй упорно мерил шагами, все никак не кончался, что казалось принцу очень странным – ведь как-то же он пришел в это неприятное место? Значит, должен быть способ и покинуть его. Но склоны горы Улян, по-видимому, имели на этот счёт свое мнение, отличное как от мнения Дуань Юя, так и от здравого смысла. Ничуть не помогало делу то, что солнце давным-давно зашло, и вокруг царила чернильная темнота.

Юный принц Да Ли тяжело вздохнул, и хотел было обратить к небу пространную жалобу на свои злоключения, на бессовестных негодяев, держащих в плену юных девушек, и на горные долины, заплутать в которых легче, чем в иной чащобе, как его внимание привлек донёсшийся спереди звук, никак не могущий быть шумом ветра или листвы. Вряд ли даже на горе Улян, к которой Дуань Юй потихоньку начинал испытывать искреннее отвращение, ветер и листва научились достоверно изображать игривый женский смех.

Юноша поспешно юркнул за ближайший куст, и, осторожно высунув из-за него голову, внимательно осмотрелся. Парочку, укрывшуюся под кривым горным деревцем, он заметил не без труда, но заметив, тотчас же узнал. Их одежда – белые с черными вставками халаты, – принадлежала секте Улян. Приглядевшись, юный принц также вспомнил их лица, виденные мельком совсем недавно. Было непонятно, что эти двое делают здесь, и почему ведут себя столь неприличным для даосских монахов образом. Дуань Юй вслушался в их негромкую беседу, и удивлённо заулыбался.

– … Главное, что мы смогли, наконец, сбежать от наших твердолобых старших, любимая сестрица, – ласково говорил мужчина-даос, обнимая сидящую рядом с ним женщину за плечи. – Если бы не рана этого упрямого глупца Цзо Цзыму, мы ещё долго искали бы способ улизнуть. Но теперь, нам с тобой открыты все дороги. Мы можем, к примеру, вернуться к моим родителям – я давно их не видел, но уверен, они примут своего сына и его молодую жену.

Прячущаяся парочка

– Жену ли? – жеманно засмеялась женщина. – Когда это мы успели совершить положенные ритуалы? Уж не одолевают ли тебя неприличные мысли, братец Гэн?

– Конечно же, нет! – неубедительно заверил ее мужчина по фамилии Гэн. – Я с радостью поклонюсь родителям и предкам вместе с тобой. Но… – его рука скользнула ниже, поглаживая талию женщины, а голос приобрел просительный тон. – Быть может, ты все же смилостивишься надо мною, любезная сестрица Дянь? У меня не осталось сил терпеть муки желания, – женщина по фамилии Дянь с притворной скромностью отпихнула его ладонь, бросая на своего дружка игривые взгляды искоса. Дуань Юй, наблюдающий за ними из-за куста, невольно хихикнул, дивясь непоследовательности этого грешного даоса. Юный принц немедленно пожалел о своей несдержанности – парочка, услышав его смех, вскочила на ноги, и направила в его сторону острия обнаженных мечей.

– Кто здесь? – рявкнул Гэн. – Покажись немедленно!

– Поздравления вашему скорому браку! – с нарочитой веселостью воскликнул Дуань Юй, поднимаясь из-за куста. – Счастья, мира, и согласия вашей будущей семье, а также, многих детей! Вы, кажется, собирались уединиться, чтобы скрепить ваш союз, и зачать первого из них? Не буду вам мешать – у меня множество дел, прощайте, не стоит провожать меня! – он принялся неловко пятиться от даосской парочки, все не опускавшей мечи.

– Он видел нас, и знает о нашей любви, – тяжело бросил мужчина. – Нельзя допустить, чтобы он донес о нас Цзо Цзыму, – его подруга Дянь согласно кивнула, и даосы бросились следом за юным принцем, который поспешно задал стрекача.

Дуань Юй бежал, не чуя ног, и не разбирая дороги – приближающийся топот кровожадных даосов-любовников придавал ему сил, заставляя поджилки принца трястись в ожидании холодной стали меча, вонзающегося ему в спину. Юный отпрыск семейства Дуань очнулся от своего страха, лишь оказавшись на узком и длинном выступе, что оканчивался обрывом – в поспешном бегстве от злобной парочки, он не заметил, как очутился в этом ранее обойденном тупике.

– Вернись, глупец, – раздался сзади напряжённый мужской голос. – Мы не хотим брать на душу грех твоей смерти. Не бойся – мы всего лишь отрежем тебе язык, чтобы ты не смог нас выдать.

– В-вот уж нет, – с напуганной решительностью возразил Дуань Юй. – Во-первых, что за жизнь калеке без языка? Я и врагу не пожелаю такой судьбы. Во-вторых, я умею писать – что же, вы и пальцы мне отрубите, чтобы сохранить свой секрет? В-третьих, я вам не верю. Вы уже предали свою секту, и монашеские обеты. Что вам стоит нарушить данное мне слово?

– Ну тогда прыгай, дурень, – раздражённо ответил Гэн. – Ясно, как день – тебе не достанет мужества покончить с собой. Не глупи, и иди сюда. Можно прожить и без языка, – он злобно хихикнул. – Да и без пальцев тоже.

– А вот и прыгну, – оскорбленно отозвался юный принц. – Все лучше, чем довериться негодным даосам вроде вас. Великое небо не оставит меня – ведь я не сделал ничего дурного, – что есть силы зажмурившись, он шагнул вперёд, и с громким криком полетел вниз.

* * *

Очнувшись, Дуань Юй несказанно удивился сразу двум вещам. Первая была хорошей – руки и ноги беспрекословно слушались его, а боли от падения с высокого горного обрыва совсем не чувствовалось. Вторая была странной и крайне неприятной – его рот отчего-то был забит мерзейшей гадостью, одновременно склизкой и колючей, и настолько гнусной на вкус, что, отплевавшись, он немедленно попытался исторгнуть наружу содержимое желудка. К счастью или к сожалению, ему этого не удалось – брюхо юного принца было прискорбно пустым, и уже начинало выводить голодные трели. Тщательно вытерев рот, Дуань Юй с брезгливым любопытством воззрился на выплюнутое, и удивился ещё больше: в комке мерзости угадывалось тельце жабы необычного охряно-красного цвета, и обвившая ее в мертвой хватке сколопендра. Удивление юноши достигло предела. Дуань Юй прекрасно знал, насколько ядовиты эти членистоногие твари, однако же, он чувствовал себя прекрасно, ничуть не спеша умирать после того, как невольно продержал труп одной из них во рту невесть сколько времени.

– Видать, красная жаба также ядовита, – медленно произнес он, пытаясь собраться с мыслями, – и мне повезло, что один яд был уничтожен другим. Верно, пока я лежал без чувств, они приняли мой рот за уютную пещерку, из-за которой поссорились… насмерть, – он недоверчиво хихикнул, и, махнув рукой, выбросил этот нелепый случай из головы.

Внезапно, юноша краем глаза уловил некое быстрое движение, и с напуганным возгласом обернулся, подозревая, что парочка злобных даосов все же отыскала его, и собирается претворить свои угрозы в жизнь. К счастью, никаких даосов вокруг не было видно, и Дуань Юй, облегчённо вздохнув, поднял руку ко лбу – утереть пот. Замеченное им ранее движение повторилось, и на этот раз, юный принц смог разглядеть его во всех подробностях: на возвышающейся рядом скальной стене виднелся силуэт человеческой фигуры, стоящий в той же позе, что и он. Подвигав руками и ногами, и шагнув из стороны в сторону, юноша довольно рассмеялся, поняв причину этого странного явления. Судя по всему, журчащий поодаль водопад чудесным образом отражал солнечный свет так, что высоко на скале возникал мираж, в точности повторяющий движения человека, стоящего в определенном месте ущелья.

Юный принц немедленно припомнил слова главы улянских даосов Цзо Цзыму о том, как некие бессмертные, чьи образы иногда можно было увидеть на склонах горы Улян, вдохновили основателей его секты на создание их мечного стиля. Похоже, давным-давно, некто сражался или практиковался в фехтовании на дне этого ущелья, и его отражение в водопаде было замечено даосами.

Озорная мысль немедленно закралась в голову Дуань Юя, и он без колебаний последовал ей. Приняв самую напыщенную позу из возможных, он провозгласил с дурашливой торжественностью:

– Внемлите мне, даосы секты Улян! Сегодня, я покажу вам фехтовальный стиль, который прославит вас на всю Поднебесную! – весело хихикнув, он добавил:

– Или же ославит.

Подняв с земли первую попавшуюся сухую ветку, он принялся выделывать ей самые нелепые движения, какие только мог вообразить. Поразвлекавшись так некоторое время, он посчитал, что достаточно отомстил глупым даосам как за беспричинную попытку избить его, так и за угрозы их блудных брата и сестры отрезать ему язык. Отбросив свой фехтовальный прутик, он принялся оглядываться в поисках выхода из ущелья.

Его глазам предстала неутешительная картина – крутые скальные стены поднимались со всех сторон, делая место его падения похожим на дно гигантского кувшина. Плети дикого плюща вились по окружающим скалам, но вряд ли их тонкие стебли могли выдержать вес юноши – хоть он и был худощавым и невысоким, его тело весило более сотни цзиней. Дуань Юй все же подергал за свисающие со скал побеги, задумчиво осмотрел легко порвавшийся плющ, и разочарованно покачал головой. Ему следовало придумать что-то получше, если он хотел выбраться из скальной ловушки до того, как исхудает до состояния скелета.

Бездумно бродя по каменной чаше ущелья, он наткнулся на темный провал пещеры, и незамедлительно решил осмотреть его – если дыра в скале и не вела на свободу, в ней могло обнаружиться нечто, могущее помочь юному принцу… или, хотя бы, источник чистой воды – Дуань Юй понемногу начинал испытывать жажду, вдобавок к голоду. Пройдя внутрь, юноша, в который раз за сегодня, неподдельно удивился: некогда, пещера была обитаема. У ее скальных стен расположилась грубая, основательно сколоченная мебель – стол, кровать, и несколько стульев. Глиняная посуда, затянутая паутиной и покрытая пылью, стояла на столе; простыня и одеяло, истлевшие и размокшие, накрывали кровать; на одном из стульев висела покрытая плесенью кожаная перевязь. В середине пещеры же гордо высилась великолепная статуя из белого нефрита.

Дуань Юй обозрел это произведение искусства с искренним восхищением – каждая деталь, от складок халата, до лезвия удерживаемого статуей меча, была передана безупречно. Высотой примерно в пять чи, нефритовая скульптура выглядела так достоверно, что казалось, она вот-вот сойдет с постамента. Оценив статую с точки зрения любителя искусства, юный принц невольно обратил внимание на ее внешность. Запечатленная в нефрите девушка была прекрасна, словно фея – безупречная соразмерность ее стройной фигуры, округлость щек и очертания пухлых губ, прямота изящного носика и форма больших миндалевидных глаз заставили сердце Дуань Юя пропустить удар. На короткий миг, он и думать забыл, что красавица перед ним – нефритовая, и вовсе не из поэтического преувеличения. Покачав головой, он с улыбкой подивился собственной впечатлительности.

– Ты красива, словно обитательница небесных садов, и поэтому, не зная твоего имени, я буду называть тебя Небесная Сестрица, – с нарочитой торжественностью обратился он к статуе. Нефритовая девушка ответила ему загадочным молчанием.

– Надеюсь, ты не обидишься, если я воспользуюсь кое-чем из твоей пещеры, чтобы спастись, Небесная Сестрица, – продолжил свою шутку Дуань Юй. – Обликом своим подобная бессмертным, ты, несомненно, так же великодушна, милостива, и не привязана к мирскому, как и они, а значит, не станешь возражать, если я позаимствую у тебя пару мелочей, – довольно улыбнувшись, он принялся обыскивать пещеру.

Увы, но большая часть обстановки покинутого жилища давно сдалась под гнетом времени, сыростью, и жвалами вездесущих насекомых. Удача улыбнулась Дуань Юю лишь единожды – в виде большой молельной подушки, обшитой отличным шелком, и из-за этого почти не тронутой разложением. Также, юный принц сумел обнаружить не до конца проржавевший кухонный нож, и, что привело его в восторг, большой железный крюк, по всей видимости, предназначенный для подвешивания мяса. В глубине пещеры также нашлись многочисленные пустые полки, прилежно подписанные странными названиями, но юноша не обратил на них большого внимания – сейчас, его занимали лишь вещи, могущие помочь в спасении из поймавшей его природной ловушки.

Он рассудил, что, распустив на полосы шелк молельной подушки, сможет сплести из него веревку. Привязав к оной веревке мясницкий крюк, он получит средство для подъема на недостижимые иным образом высоты, и, быть может, сумеет выбраться из своего невольного заточения. Обдумав свой план, Дуань Юй немедленно приступил к его выполнению, и, вонзив кухонный нож в молельную подушку, принялся безжалостно обдирать ее шелковую обивку.

Его усилия принесли неожиданные плоды – из кое-как проделанного ржавым ножом разреза вывалилась пара тонких книг. Юный принц, заинтересовавшись, открыл первую из них – как знаток каллиграфии и поэзии, он всегда относился к письменному слову с большим уважением. К его сожалению, книга оказалась описанием некоей техники развития внутренней энергии, именуемой Искусством Северной Тьмы. Судя по описанию, это искусство было сложным для понимания, крайне могущественным, и, по мнению Дуань Юя, абсолютно не стоящим изучения, как и все остальные боевые искусства мира. Вторая книга оказалась более полезной; листая ее, юный принц понял, что огонек интереса, затлевший в его душе с первых страниц, разгорается в бурное пламя, подпитываемое радостным воодушевлением. Скромного вида томик описывал технику шагов, называемую Искусство Бега по Волнам. Эта техника позволяла своему практику передвигаться быстрее скачущей галопом лошади, легко уклоняться от летящих стрел и вражеских ударов, и, самое главное, без труда восходить на отвесные склоны и стены! Все неприятие боевых искусств, прочно обосновавшееся в душе Дуань Юя, не могло отвратить его от этой замечательной техники, чью полезность трудно было переоценить, особенно в его положении. Усевшись поудобнее на изуродованную молельную подушку, он погрузился в чтение, то и дело вставая и пробуя то одно движение, то другое.