Текст книги "Восемь Драконов и Серебряная Змея (СИ)"

Автор книги: Yevhen Chepurnyy

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 62 страниц)

В это время, прибыл подавальщик с полным подносом, и принялся споро расставлять на столе миски и плошки, наполненные исходящими паром кушаньями. Все принялись за еду, и когда тарелки были очищены, а желудки – наполнены, Цинь Хунмянь приказала собираться в дорогу. Она намеревалась покрыть расстояние от Сюйхэня до столицы царства менее чем за день, что было вполне возможным – Да Ли не было крупным государством, занимая лишь часть Юньнани. Собрав пожитки, троица неспешно выступила в путь, ведя лошадей в поводу – в Да Ли, как и в империи Сун, ездить верхом по городским улицам разрешалось очень немногим, не являющимся стражей и чиновниками.

Инь Шэчи, из-за вчерашней усталости толком не разглядевший ничего из красот Сюйхэня, увлеченно рассматривал все окружающее. Городские постройки во многом походили на своих собратьев из Поднебесной – те же черепичные крыши с загнутыми вверх краями, деревянные стены, и оклеенные бумагой ставни; дома побогаче могли похвастаться фигурной черепицей в виде драконов и цилиней, и резьбой на стенах. Лавки, жилища, и присутственные места Сюйхэня резко отличались от сунских лишь одним – нарядным видом ярко окрашенных стен. Далиские строители даже на домики простых горожан не пожалели разноцветных красок.

Местные жители также не выглядели чужестранцами для Инь Шэчи, и вполне могли сойти за уроженцев южных провинций – загорелые крестьяне в рубахах из некрашенного хлопка, богачи и купцы в шелках и украшениях, и скромно прикрывающиеся веерами дамы, чьи лица виделись в окнах паланкинов. Далиские чиновники выделялись вычурностью своих служебных одеяний, с нашитыми на халаты тканевыми украшательствами, и золочёными головными уборами, что мало походило на сунские сановнические одежды – простые и строгие, по большести черных и темно-красных цветов.

На улицах Сюйхэня, по полуденному времени заполненных спешащими по своим делам горожанами, встречались и путешественники из дальних стран. Инь Шэчи обратил внимание жены на модницу из народа мяо, всю увешанную бусами, подвесками, и браслетами, и поинтересовался мнением Ваньцин о столь блистательном наряде. Та, сверкнув лукавой улыбкой, выразила сомнение в надёжности доспеха из мягких металлов и полудрагоценных камней. Несмотря на шутливую отповедь, девушка заметно заинтересовалась сверкающим и позвякивающим ювелирным изобилием чужестранки – Шэчи отметил задумчивый взгляд жены, обращённый на разбрасывающее солнечные зайчики облачение путешественницы. Запомнив этот интерес, он остановился у ближайшего лотка с женскими украшениями.

– Взгяни-ка, жена моя, – окликнул он ушедшую вперед Ваньцин. Та обернулась, и, заинтересовавшись, подошла. Ее брови приподнялись, а карие глаза заблестели, отражая сияние золота, драгоценных камней, и прочего ювелирного богатства.

– Выбирай, – с улыбкой предложил ей Шэчи. – Я до сих пор не купил моей любимой жене даже завалящей брошки. Это необходимо исправить, и как можно скорее.

– Я… ну… это вовсе не вещи первой необходимости, – неубедительно запротестовала девушка, не отрывая глаз от прилавка. – Я не хотела бы вводить тебя в ненужные траты, – добавила она напевным голосом. Ее взгляд прикипел к одной из наиболее красивых, и при этом дорого выглядящих вещиц – изящной работы золотой заколке, украшенной рубинами. Шэчи добродушно усмехнулся на эту вымученную бережливость жены.

– Сколько за эту заколку? – безразлично спросил он у продавца, снимая украшение с прилавка.

– Лян золота, и пять – серебра, молодой господин, – угодливым тоном ответил владелец лотка. – У вас наметанный глаз – это одна из работ величайшего…

– Мне плевать, – скучным тоном оборвал его Инь Шэчи. – Она нравится моей жене, и я ее покупаю, – он выудил из кошелька горсть золотых и серебряных слиточков, хлопнул их на прилавок, и повернулся к застывшей подруге.

На лице Ваньцин, стеснение боролось с искренней жаждой обладать понравившейся вещицей. Белые зубы девушки слегка покусывали ее нижнюю губу, ноздри трепетали, а на щеках проступил румянец, но она все так же не произнесла ни звука. Юноша подступил ближе, и бережно ослабил завязки ее головного убора. Сняв его и вложив в руку Ваньцин, он осторожно извлек из тугого узла ее прически старую заколку – простенькую, из лакированного дерева, – и, не позволяя волосам рассыпаться ониксово-черным водопадом, ловко сколол их обратно с помощью обновки.

– Вот так-то намного лучше, – довольно заметил он. – Красный и золотой замечательно подходят к твоим глазам, моя милая жена.

– Это очень дорогой подарок, Шэчи, – сконфуженно ответила та. – Тебе не стоило… – она замолчала, неловко вертя в пальцах полумесяц своей шляпки.

– Все золото и жемчуг мира для меня не ценнее одной твоей улыбки, – серьезно ответил Инь Шэчи. – И думать забудь о мелочи, что я заплатил за эту вещь – подобная чепуха не стоит не то, что волнений, но даже внимания. Или тебе не по душе мой подарок? – притворно нахмурился он. – Ты ведь так и не поблагодарила меня за него.

Девушка быстрыми движениями развязала вуаль, позволяя ей повиснуть на плече, и подступила вплотную к Шэчи, в который раз восхищенно залюбовавшемуся ее прекрасным ликом. Глаза Ваньцин вновь блестели, на сей раз – искренним довольством, а так и не ушедший со щек румянец и легкая улыбка делали ее лицо цветущим, словно едва распустившаяся роза. Крепко обняв юношу, она прошептала ему на ухо:

– Спасибо, любимый муж.

Чуть отстранившись, она приникла к его губам в нежном поцелуе. Шэчи зажмурился от удовольствия, отвечая на ласки любимой, и нежась в ее объятиях, но его наслаждение не продлилось дольше краткого мига, прерванное раздраженным женским голосом.

– Не намиловались утром, бесстыдники? – сварливо воскликнула Цинь Хунмянь. – Что же вы не вышли с этим на городскую площадь, где ещё больше глазеющих зевак? Немедленно за мной, ты, несносная девчонка, и ты, похотливый юнец! Хватит тратить время на пустяки! Или вы хотите провозиться здесь до поздней ночи?

Закончив свою сердитую речь, женщина развернулась, и зашагала прочь. Смущенная Му Ваньцин прошептала мужу еще одну короткую благодарность, и, поспешно чмокнув его в губы, заспешила следом за учителем, на ходу повязывая ленту своего головного убора, и пристраивая обратно вуаль. Инь Шэчи, мечтательно улыбаясь, двинулся за женщинами, размышляя о том, насколько же задался сегодняшний день.

Выйдя из южных ворот Сюйхэня, они пустили коней во весь опор, поняв столбы сухой дорожной пыли, и вскоре подъезжали к окраинам города Да Ли. Дворец Принца Юга располагался в живописном месте – близ кристально-чисто озера, окружённого плакучими ивами, и поодаль от городских построек. Пышные сады окружали дворец, пестрея разноцветьем клумб, и ухоженной зеленью деревьев и кустарников. Само здание, хоть и не могло похвастаться большими размерами, выглядело не менее пышно, чем особняки высокопоставленных сунских вельмож – трехэтажное, выкрашенное в светло-синий, золотой, и красный цвета, оно производило впечатление изящной работой мастеров-строителей. Высокие колонны поддерживали черепичную крышу, серые камни стен были безупречно подогнаны друг ко другу, а золотые иероглифы хвалебных надписей, сияющие на прикрепленных к колоннам табличках, были заметны издалека.

Дворец Принца Юга

Цинь Хунмянь со спутниками без труда уклонились от солдат, патрулирующих усадьбу принца – техники шагов, известные всем троим, делали преграды наподобие высоких деревянных стен и живых изгородей в рост человека не более, чем ступеньками. Благополучно проникнув во внутренний двор, троица вскоре наткнулась на мужчину и женщину средних лет, сидящих на скамеечке в обнимку и влюбленно воркующих. Инь Шэчи, видя, как замерла на месте Цинь Хунмянь при виде беседующей парочки, предположил было, что видит перед собой упомянутую ранее Дао Байфэн. Как быстро выяснилось, он ошибся.

– … Посмотри на эти пионы, Баобао, – звучал бархатный голос мужчины. – Их лепестки нежнее и слаще многих изысканных лакомств, но и они не сравнятся с нежностью и сладостью твоих губ, – придвинувшись ближе, он потянулся к женщине.

– Оставь, Чжэнчунь, – неуверенно ответила та. Она сопротивлялась поползновениям своего дружка, но без особого пыла. – Что, если нас увидят?

– Нас некому здесь видеть, любовь моя, – ласково ответил мужчина. – Слуг я отослал, а стражники ходят ближе к стенам. Мое сердце тянется к тебе, Баобао, словно эти пионы – к солнцу, неужто ты не подаришь ему хоть немного тепла?

Инь Шэчи восхищенно покачал головой, помимо воли преисполнившись уважения к этому краснобаю и дамскому угоднику. Он с интересом прислушался к разговору, не собираясь упускать возможность поучиться новому у знатока своего дела, но беседу наследного принца Да Ли с его подругой быстро прервали.

– Гань Баобао! – в голосе Цинь Хунмянь оружейной сталью звенела ярость. Обнимающаяся парочка повернулась на этот вопль, с одинаковыми удивлением и растерянностью во взглядах. Женщина, узнав говорившую, смущенно опустила глаза, мужчина же, напротив, улыбнулся с радостным узнаванием.

– Не ты ли называла меня сестрой по оружию? – продолжала, тем времнем, разоряться новоприбывшая. – Не ты ли сговаривалась со мной отомстить за все наши обиды? Как ты могла забыть свои клятвы и обещания⁈ Как ты можешь ласкать и обнимать этого… этого… – возмущение окончательно встало учителю Му Ваньцин поперек горла, чем воспользовалась ее собеседница.

– Н-не нужно укорять меня за то, чего втайне жаждешь сама, и побольше моего! – со смущенной решительностью ответила она. – Скажешь, ты пришла сюда не затем, чтобы увидеть Чжэнчуня?

– Я здесь, чтобы утолить мою жажду мести! – отрубила справившаяся с собой Цинь Хунмянь. Ее сердито сузившиеся глаза метали молнии, но румянец, предательски выступивший на бледных щеках женщины, выдавал ее истинные чувства. – А вовсе не для того, чтобы позволять этому обманщику вновь сбивать меня с толку лживыми речами! Как думаешь, сколько дней пройдет, прежде чем ты надоешь ему, и он сбежит к другой – два, три?

– Он вовсе не собирается бежать из собственного дома, – запротестовала Гань Баобао. – Чжэнчунь не уйдет от меня, и от своей дочери…

– Ах, дочери⁈ – воскликнула взбешенная Цинь Хунмянь. – Так вот чем он воспользовался, чтобы вновь вертеть тобой, словно скудоумной малолеткой! Я не узнаю тебя – ты словно потеряла и память, и разум! Стоило этому распутнику прикинуться любящим отцом, как ты забыла обо всех причиненных им бедах! Клянусь, я считала тебя много умнее!

– Не тебе, цепляющейся за обиды, словно взбалмошный подросток, говорить о моем уме! – завелась Гань Баобао. Она легко поднялась со скамьи, высвободившись из объятий Дуань Чжэнчуня, и встала напротив своей рассерженной сестры по оружию. Женщина оказалась вооружена: ее руки сжимали меч в позолоченных ножнах. В этой судорожной хватке не было угрозы – скорее, невольное следование привычке.

– Да, я решила оставить прошлое в прошлом ради действительно важного – моего ребенка! – возмущенно продолжила она. – Да, это решение оказалось верным, и приносит мне радость каждый день! Не тебе, вздорной, неумной завистнице, упрекать меня!

– Завистнице, значит, – процедила Цинь Хунмянь. – Вижу, сестрица, ты взяла на свою прогулку меч. Позволь, я проверю, не забыла ли ты, как вынимать его из ножен, занятая упражнениями с другого вида мечом и ножнами…

Едва договорив свою оскорбительную просьбу, она вскинула руку, и стреломет на ее предплечье выплюнул, один за другим, сразу несколько снарядов. Гань Баобао ловко крутанула оружием, сбивая в сторону их полет, и резко выбросила вперед руку с мечом. Ножны сорвались с ее клинка золоченым снарядом, целя в лицо Цинь Хунмянь, и та, спеша навстречу удачливой сопернице, едва сумела уклониться, изогнув корпус. Женщины сошлись двумя разъяренными демоницами, снова и снова обмениваясь молниеносными атаками. Их клинки звенели, словно струны лютни в быстром переборе, сталкиваясь в попытках уязвить противницу.

Заметно было, что навыки обоих поединщиц близки по уровню, и, кроме того, каждая из женщин была знакома со стилем противницы. Их схватка, нешуточно яростная, напоминала из-за этого тренировочный бой – короткие клинки Хунмянь неизменно перехватывали выпады длинного меча Баобао, а тот столь же уверенно встречал атакующие броски соперницы, не давая женщине сблизиться для решительного натиска. Воительницы не сражались молча, то и дело осыпая друг дружку оскорблениями, и свирепея от этого ещё больше.

Му Ваньцин дернулась было на подмогу учителю, и Шэчи поспешно удержал ее за плечо. Он отрицательно покачал головой в ответ на возмущенный взгляд жены, и прошептал ей:

– Не стоит вставать между этими двумя ревнивицами. Пусть сначала как следует выпустят пар. Могу побиться об заклад на что хочешь – вволю подравшись и поругавшись, они помирятся.

– Ревнивицами? – недоуменно спросила девушка. – Я думала, учитель зла на эту Гань из-за нарушения сестринских клятв.

– Она зла, потому что Гань Баобао первой успела в объятия их возлюбленного, – засмеялся Инь Шэчи. – Того самого Дуаня, которого твой учитель никак не может забыть. Вот он, перед тобой, – он кивнул в сторону ошарашенно замершего мужчины.

Будто бы в ответ на слова юноши, тот очнулся от ступора, и подхватился со скамьи. С сожалением и недовольством оглядев дерущихся женщин, он принял было боевую стойку, собираясь вмешаться в их сражение, но тут же опустил руки с тяжёлым вздохом.

– Хунмянь! Баобао! – просящим тоном воскликнул он. – Прошу вас, не нужно! Вы обе дороги мне, и любой вред, нанесенный каждой из вас, кровавой раной уязвит мое сердце. Остановитесь, молю вас! Не лучше ли будет пройти внутрь, и вспомнить былое за дружеской беседой и чашей вина? У меня найдется и твое любимое «цзимо», Хунмянь, и сливовое вино для тебя, Баобао, – женщины, в очередной раз скрестив клинки, остановились, и опустили оружие, но их взгляды, обращённые на наследного принца, не обещали тому ничего хорошего.

– Он либо совершил смертельную ошибку, либо хитрее, чем кажется, – прошептал Шэчи жене. Та глазела на разворачивающееся перед ней действо с искренним непониманием.

– Стоило другой женщине мелькнуть у тебя перед глазами, как ты тотчас же принимаешься обхаживать ее, – медленно проговорила Гань Баобао. – И, вместо того, чтобы защитить меня, мать своей дочери, приглашаешь другую в свой дом. Я и вправду поглупела на старости лет, думая, что в тебе осталось хоть сколько-то верности.

– Ты что, думал, стоит лишь поманить меня пальцем, и я покорно прибегу к тебе, словно безмозглая собачонка? – добавила Цинь Хунмянь. – Давай объясним господину Дуаню всю его неправоту, сестрица, – обратилась она к недавней противнице. Та согласно кивнула, и женщины дружно набросились на далиского принца. Тот едва успел уклониться от хищно свистнувших клинков.

– Я и… вправду заслужил… всю вашу ярость, – пропыхтел Дуань Чжэнчунь с трудом избегая непрерывных атак былых любовниц. Цинь Хунмянь, наседающая на него в ближнем бою, словно обратилась шестируким Ночжой, столь быстро мелькали в воздухе ее парные клинки. Гань Баобао поддерживала соратницу точными уколами издали, один из которых едва не достал лицо принца, сбив с плеча его халата тканое украшение. – Я виноват перед вами обеими…

– Еще как виноват, – согласилась Баобао, крутя мечом быстрые петли, и тесня мужчину на острия клинков недавней соперницы. Та свела лезвия мечей вместе подобно ножницам, и рубанула навстречу принцу, выбросив клинки вперед и в стороны. Дуань Чжэнчунь ушел от этой слаженной атаки диким прыжком, вознесшим его на крону ближайшего дерева; пола его халата обзавелась широкой прорехой – длинный обрезок тонкого шелка, начисто состриженный ударом парных мечей, медленно струился вниз, паря по воздуху.

– Ты даже не представляешь, как много горя принесли нам твои распутство и непостоянство, – поддержала сестру по оружию Цинь Хунмянь. – Сейчас же спускайся, и прими с десяток ударов мечом за нанесенные нам обиды, – Гань Баобао согласно кивнула, гневно нахмурившись.

– Я спущусь, и приму ваше наказание, – покорно отозвался принц. – Но прежде, чем я это сделаю, я хочу, чтобы вы знали: для меня нет в мире женщин дороже, чем вы. Я равно люблю вас обеих, и все эти годы нашей разлуки, мое сердце тосковало по вам, обливаясь кровавыми слезами. Расставание с вами – ненамного лучше смерти, и я без колебаний приму ее сегодня, если такова ваша воля, – он легко спрыгнул со своего дерева, и встал перед женщинами, бесстрашно глядя им в глаза. Гань Баобао шагнула было к нему, решительно занося меч, но замерла на полушаге – на ее пути встала Цинь Хунмянь.

– Постой, сестрица, – тихо заговорила она. – Ты же не собираешься всерьез вредить Чжэнчуню?

– Н-нет, – опустив меч, смущённо протянула та. – Пары шлепков плашмя было бы достаточно. Я не смогу ранить отца моей дочери, хоть он и заслужил хорошую трепку.

– Он не соврал мне ни единым словом в тот день, в Долине Ваньцзе, – горячо продолжила Цинь Хунмянь. – Лгал ли он тебе за то время, что вы провели вместе? – ее собеседница с озадаченным видом покачала головой.

– Он сказал «равно», сестрица, – продолжала учитель Му Ваньцин. – Нам с тобой не впервой делить на двоих самые разные вещи, как приятные, так и тягостные. Что, если?..

Она не договорила, но Гань Баобао прекрасно поняла ее. Женщина вложила меч в ножны, и внимательно оглядела сестру по оружию, а затем – смиренно стоящего рядом Дуань Чжэнчуня. Сомнения на ее лице понемногу уступали дорогу обречённой решимости; наконец, она медленно кивнула. Далиский принц, видя этот кивок, не медлил ни мгновения: издав радостный возглас, он шагнул к обеим женщинам, и заключил их в объятия. Те какое-то время сверлили друг друга напряжёнными взглядами за его спиной, но вскоре сдались, и расслабленно обмякли в руках мужчины. На лицах дам проступили одинаковые смущённые улыбки.

– Ничего не понимаю, – растерянно пожаловалась мужу Ваньцин. – Можешь мне объяснить, что у них происходит, Шэчи?

– Достаточно обыденная вещь, – весело ответил тот. – В наши дни, и мелкий купчишка порой содержит наложницу-другую. Вот и Принц Юга только что обзавелся двумя. Ко всему, они искренне его любят, что в радость любому мужчине, – он с довольной улыбкой обозрел обнимающуюся троицу. – Сдается мне, мести и прочего кровопролития больше не будет. Как не будет и поездки в Хэнань, для знакомства с моими почтенными родителями – думаю, твой учитель будет занята еще долго, – он с намеком подмигнул жене. Та растерянно моргнула было, но тут же нарочито насупилась и пихнула юношу в плечо.

– Кто твои спутники, Хунмянь? – наконец, обратил на них внимание принц, наобнимавшийся с былыми подругами, что так необычно воссоединились с ним сегодня. – Представь мне этих юношу и девушку.

– Познакомься с нашей дочерью, Чжэнчунь, – ответила женщина, спокойно и безмятежно, словно говорила о погоде или видах на урожай, а не о тайне родства, скрываемой ей восемнадцать лет. – И с ее мужем. Ваньцин, подойди сюда, и поклонись отцу, – велела она.

– Нашей дочерью? Отцу⁈ – сдавленно воскликнула девушка, ошарашенно глядя на своего учителя округлившимися глазами.

– У тебя плохо со слухом, бесстыдница? – все так же бесстрастно вопросила Цинь Хунмянь. – Сейчас же приветствуй отца, как положено.

– Да, учитель, – покорно кивнула Ваньцин.

– «Матушка», – громко прошептал ей Шэчи, толкая жену под локоть.

– Да, матушка, – безропотно поправилась та, и, подойдя к далискому принцу, отвесила ему низкий поклон. Мужчина во все глаза смотрел на нежданное прибавление в семье, второе за весьма недолгий срок.

– Ну здравствуй, дочка, – искренняя радость во взгляде Дуань Чжэнчуня мешалась с виной и сожалением. – Ты уж прости своего недостойного отца, что совсем не заботился о тебе. Вижу, в мое отсутствие ты выросла настоящей красавицей, и даже нашла спутника жизни, – он оценивающе осмотрел Инь Шэчи. Тот ответил ему веселой улыбкой, указав взглядом на стоящих рядом с принцем женщин, и одобрительно покивав. Дуань Чжэнчунь подозрительно сощурился.

– Я – Инь Шэчи, наследник ваньчэнской ветви семейства Инь, и третий ученик второго поколения секты Сяояо, – представился юноша, подойдя ближе. – Не сердитесь на молчание моей жены, господин принц – сегодня, после восемнадцати лет сиротства, она нежданно обрела отца и мать, и немного взволнована этим, – выпрямившаяся Му Ваньцин коротко кивнула, подтверждая его слова. Глаза девушки блестели, то и дело смаргивая мелкие слезинки, а ее тонкие пальцы вцепились в подол халата, комкая красную ткань.

– Надо сказать, матушка, что-то такое я подозревал с самого начала, – добродушно усмехаясь, обратился юноша к своей, уже несомненной, теще. – Стоило мне услышать, что вы неотлучно пребывали при Ваньцин всю ее жизнь, меня сразу посетила мысль, что вы ей больше, чем учитель.

– Хватит уже, негодный мальчишка, – беззлобно бросила Цинь Хунмянь.

– Как скажете, матушка, – осклабился Шэчи. – Да, теперь-то уж вы точно не отвертитесь от этого поименования, – та лишь махнула рукой, обреченно усмехаясь.

– Я должен немедленно представить вас моему царственному брату! – решительно вмешался в их перебранку Дуань Чжэнчунь. – Он обязан узнать о новом прибавлении в семействе. А потом, Цин-эр, я познакомлю тебя с твоим братом, Юй-эром, и сестрой, Лин-эр. Вы все – примерно одного возраста… ведь вы с женой – одногодки, не так ли, Шэчи?

– Верно, – согласно кивнул тот. – Я старше Ваньцин всего на несколько месяцев.

– Вот и хорошо, – довольно кивнул принц. – Вам, молодежи, будет о чем поговорить, пока мы с Баобао и Хунмянь… обсуждаем дела, – он бросил на женщин влюбленный взгляд. Цинь Хунмянь состроила безразличную мину, чуть подпорченную густым румянцем, а Гань Баобао смущенно улыбнулась. – Пойдемте. Брат с женой очень кстати гостят у меня, – он махнул рукой приглашающим жестом, и направился в сторону дворца.

Примечания

[1] Знаменитые каллиграфы, жившие во времена династии Тан. Богао – второе имя Чжан Сюя, большого любителя вина и мастера стиля бегущей руки, автора «Записи о желудочных коликах». Цинчэнь – второе имя Янь Чжэньцина, военачальника и чиновника, изобретшего свой вариант официального письма-кайшу.

[2] Стиль бегущей руки – курсив, возведеный в абсолют. Стиль написания иероглифов, используемый, скорее, для артистического самовыражения, чем для передачи информации.

Глава 15

Рассказывающая о том, как серебряная змея знакомилась с семейством драконов юго-запада

Инь Шэчи и Му Ваньцин пришлось какое-то время подождать в коридоре, ведущем в главную залу дворца Принца Юга. Компанию им составляли четверо царских телохранителей, деловитые и бесстрастные – своих новоиспеченных наложниц Дуань Чжэнчунь забрал с собой, войдя к государю. Шэчи заинтересовался заметными ранениями охранников, и, представившись, завязал с ними беседу; те поначалу отвечали кратко и сухо, но понемногу разговорились, и вскоре увлеченно живописали юноше недавнюю схватку с тремя из Четырех Злодеев. Инь Шэчи немедленно насел на Гу Дучэна, выспрашивая его об умениях Юнь Чжунхэ, и о том, куда сбежали негодяи – юноша не собирался оставлять мысль о мести давнему и недоброму знакомцу. Старший из царских телохранителей с готовностью выложил все, что знал – Шэчи, общительный и дружелюбный, быстро сумел завоевать расположение суровых охранников. Слушая их, Му Ваньцин понемногу оттаяла, и принялась выяснять у присутствующих подробности о Четырех Злодеях. Выслушав рассказы телохранителей и Шэчи, она пообещала юноше всенепременно помочь ему с расправой над Юнь Чжунхэ, успевшим обидеть и ее мужа, и пока еще незнакомую сестру. Вскоре, их дружескую беседу прервал дворцовый слуга, громко и протяжно объявивший о том, что Му Ваньцин и Инь Шэчи надлежит незамедлительно явиться пред очи государя Да Ли.

– Что за наглость? – недовольно бросила придворному Ваньцин, вставая со стула и следуя за Шэчи. Девушка окончательно обрела присутствие духа, и не собиралась спускать всяким прислужникам ненадлежащее обхождение.

– Ты не знаком с нами, а значит, обращайся к нам, как положено – господин и госпожа Инь, – строго закончила она, проходя мимо служки. Тот лишь бесстрастно проводил ее взглядом.

Войдя в главную залу дворца, Инь Шэчи, припомнив все, что знал об оказываемых правителям почестях, опустился на колено, и согнулся в низком поклоне, замерев на почтительном расстоянии от тронов далиских соправителей – исполненных величавого достоинства, и разодетых в золото, парчу, и драгоценности. Дуань Чжэнчунь, стоящий со своими наложницами неподалеку от тронов, одобрительно кивнул. Му Ваньцин, ничтоже сумняшеся, прошествовала дальше.

– Значит, ты – государь? – требовательно поинтересовалась она у Дуань Чжэнмина, остановившись в шаге от трона. Мужчина озадаченно улыбнулся, введенный в легкое замешательство бесхитростным обращением девушки.

– Верно, я – государь Да Ли, – ответил он. – Как ты находишь столицу моего царства, племянница?

– Я и не видела ее, – призналась девушка. – Учитель… то есть, матушка… сразу повела нас к твоему брату.

– Ясно, – покивал правитель. – Встань и подойди, Инь Шэчи, – повелительно бросил он, и юноша с готовностью приблизился. – Сегодня же, я прикажу твоему шурину, Дуань Юю, показать вам с женой мой город.

– Пойдем с нами, – предложила Ваньцин Дуань Чжэнмину, упредив благодарственный ответ Шэчи. Правитель Да Ли вновь растерянно моргнул, и издал короткий смешок.

– Что скажешь, моя дорогая? – спросил он сидящую рядом с ним жену. – Сходим полюбоваться городскими видами вместе с племянниками, или нет?

– Так это – твоя государыня? Она у тебя настоящая красавица, – доверительно поделилась с мужчиной Му Ваньцин. – Твое облачение – просто чудо, тетушка, – обратилась она к правительнице. Та доброжелательно улыбнулась.

– Простите мою жену, государь, – подал голос Инь Шэчи. – Она – простая странница, не знающая вежественного обращения. Если она невольно нарушила какое-либо правило, накажите меня вместо нее.

– О чем ты говоришь, Шэчи, какое наказание? Будь так добр, государь, не наказывай моего мужа, – поспешно встрепенулась Ваньцин, просяще глядя на правителя Да Ли.

– Ну, поначалу я собирался назначить ему пятьдесят ударов палками, во исполнение его просьбы, – задумчиво проговорил Дуань Чжэнмин, тщательно сдерживая улыбку. – Но, раз уж ты просишь, Ваньцин, я прощу его. Благодари свою жену, Инь Шэчи, – с притворной строгостью обратился он к юноше.

– Благодарю вас, юная госпожа Му, – отвесил тот нарочито церемонный поклон.

– Не стоит, муж мой, – весело улыбнулась девушка. – Главное, что тебя не будут бить палками. Ты знаешь, я думала, государь должен быть строгим, и внушающим страх, но мой дядюшка, оказывается, очень даже добр, – соправители Да Ли вновь заулыбались, удивленно переглядываясь.

– Есть ли у тебя какая-нибудь вещица для племянницы? – спросил Дуань Чжэнмин жену. – Я хотел бы одарить ее на память.

– Конечно, муж мой, – ответила та, снимая с запястья золотой браслет, украшенный крупными бриллиантами. Она протянула украшение девушке, и та, просияв довольной улыбкой, приняла подарок.

– Благодарю, тетушка! Когда мы будем осматривать город, я куплю что-нибудь для тебя, отдариться, – пообещала она правительнице. Та улыбнулась в легком замешательстве.

– Твои простота и искренность по душе мне, племянница, – добродушно высказался государь. – Увы, я не смогу сопровождать тебя в прогулке по городу – государственные дела тяжким бременем лежат на моих плечах, и лишь моя жена помогает мне облегчить эту ношу, – он с намеком глянул на Дуань Чжэнчуня. Тот сделал вид, что крайне заинтересован резными оконными решетками.

– Это правильно – жена всегда должна помогать мужу, – одобрила Му Ваньцин. – Верно, моя матушка, и тетушка Гань, теперь будут помогать отцу в его заботах.

– Да, в заботах, – закряхтел правитель Да Ли, с трудом удерживаясь от смеха. – Твое с матерью появление – неожиданная радость, – успокоившись, продолжил он, серьезно и искренне. – Сегодня вечером, я приглашаю вас обеих, как и твоего мужа, Ваньцин, на семейный обед в моем дворце. Нам многое нужно обсудить со всеми вами, о делах как прошлого, так и будущего.

– Замечательно, – весело улыбнулась Му Ваньцин. – Мы обязательно придем, ведь так, муж мой?

– Разумеется, придем, – с серьезным видом покивал тот, и с коротким поклоном обратился к Дуань Чжэнмину:

– Это – большая честь, государь, примите нашу благодарность, мою и моей жены.

– Не стоит, Шэчи, – благодушно ответил правитель. – А сейчас, я вынужден вернуться к делам. Чжэнчунь, – строго обратился он к брату. Тот вздрогнул, застигнутый врасплох. – Юй-эр и Лин-эр сейчас в своих комнатах. Познакомь их с сестрой и зятем, и передай мое распоряжение о прогулке в городе. После, можешь оставить их: Юй-эр сможет о них позаботиться. Уже сейчас, он серьезнее иных взрослых.

– Хорошо, брат, – принц благополучно пропустил мимо ушей прозрачный намек государя. – Пойдемте, Шэчи, Цин-эр. Баобао, покажешь Хунмянь мои комнаты? Я скоро вернусь к вам.

* * *

– Юй-эр, я с гостями, – громко предупредил Дуань Чжэнчунь, открывая дверь в одну из дворцовых комнат, и входя внутрь. Инь Шэчи и Му Ваньцин последовали за ним.

– Здравствуй, папа, – кивнул ему юноша, устроившийся на лежанке с книгой и рюмкой вина. Он бережно отложил оба своих развлечения, и поднялся на ноги. – Кто это? Странники из Поднебесной?

Инь Шэчи с интересом осмотрел как новоявленного шурина, так и обстановку его жилища. Дуань Юй напоминал чертами лица своих отца и дядю, но вместо лукавой хитрецы первого и сурового достоинства второго, на лице юного принца господствовала добродушная открытость. Длинноволосый, в белом шелковом халате, украшенном узорчатой вышивкой, стройный и осанистый, он смотрелся бы на своем месте бок о бок с Дуань Чжэнмином в его тронной зале. Шэчи также подметил характерные мозоли и темные пятна на руках юноши – сын Дуань Чжэнчуня был явно не чужд каллиграфии и изобразительных искусств.

Об этом говорило и убранство его комнаты – оно выглядело простовато на фоне прочей дворцовой роскоши с ее золочением, фигурной резьбой, и роскошными заморскими коврами, но только не там, где дело касалось предметов искусств. На письменном столе расположился отличный набор кистей в специальных держателях, стопка качественной бумаги рядом с набором плиток туши, и изящной работы тушечница, рядом с лежанкой стояли два игровых столика – для шахмат и облавных шашек, а стены комнаты юного принца были украшены картинами знаменитых художников. Шэчи немедленно заинтересовался одной из них – пейзажем с фазанами и цветущим деревом.