Текст книги "Восемь Драконов и Серебряная Змея (СИ)"

Автор книги: Yevhen Chepurnyy

сообщить о нарушении

Текущая страница: 51 (всего у книги 62 страниц)

– Не дым из печной трубы, муж мой, – не дала себя сбить Ваньцин. – Скорее, дым большого костра, или пожарища. Как бы в Доме Камелий не случилось беды.

– Моя старшая – умелая воительница, а ее служанки – многочисленны, – ответил на это Шэчи. Он попытался было разглядеть упомянутый женой дым, но быстро оставил эту бесполезную затею. – Они сумели бы отбиться от случайных разбойников, или даже группы странствующих воинов. Война же никак не дошла бы сюда. Ну да что зря голову ломать, – встряхнулся он. Компас ответил колебанием иглы. – Сейчас пристанем к берегу, и узнаем все наверняка.

Днище лодки скрежетнуло о гладкую береговую гальку совсем скоро, и к этому времени, все успели разглядеть дымок, курящийся над укутанным в туман поместьем, а также, пятна гари на досках стен. Беда явилась в Дом Камелий непрошеным гостем, но что именно принесла она обитателям поместья семьи Ван, оставалось загадкой, скрытой белым покрывалом тумана.

Пока царские телохранители выволакивали лодку на прибрежную траву, все остальные, ведомые Инь Шэчи, осторожно продвигались вглубь поместья, глядя по сторонам, и держа руки близко к оружию.

Услышав позади ойканье и шум столкновения, Шэчи обернулся, и наткнулся взглядом на Дуань Юя, застывшего каменной статуей, и упершуюся в его спину Юйянь. Лицо юного далисца выражало крайнюю степень удивления пополам с жалостью, а глаза неотрывно смотрели под ноги. Проследив за его взглядом, юный воин невольно вздрогнул: из травы, поблескивающей капельками росы, выглядывало женское лицо. Кожа его, полусожженная и оплывшая, выглядела старым свечным огарком, а пустые глазницы – уродливыми язвами. Прическа мертвого тела казалась полностью седой, но приглядевшись, Инь Шэчи понял, что видит не седину, и даже не волосы, но пепел. Неизвестная женщина или девушка словно побывала в адском пламени, изуродовавшем ее лик, прежде чем убить несчастную.

– Цзюйцзянь, – пораженно пробормотал Дуань Юй. – Это Цзюйцзянь. Служанка, которую я спас из озера. Что здесь творится? Почему она брошена без погребения?

Никто не ответил на его слова. Внезапно, Ван Юйянь издала дикий, отчаянный крик, и сорвалась с места, неуклюже протолкавшись мимо растерянного Дуань Юя. Пробежав несколько шагов, она рухнула на колени, и зашлась в громких рыданиях. Ее невнятный вопль звучал бы криком раненого животного, если бы не одно-единственное слово, повторяющееся в нем снова и снова – «мама».

Инь Шэчи с ужасом и сожалением всмотрелся в смутные очертания того, рядом с чем убивалась Юйянь, и поразился, насколько же маленькой выглядит фигура Ли Цинло, лежащей без движения. При жизни, госпожа Ван излучала силу и властность, делавшие ее стройность и невеликий рост совершенно незаметными; сейчас, когда последнее дыхание покинуло ее, она выглядела беззащитным ребенком.

Шэчи сам не помнил, как подошел ближе, и склонился над мертвым телом дочери своего учителя. Не помнил он и того, как рядом оказалась Му Ваньцин, чьи расширившиеся глаза неверяще оглядывали сестру и труп ее матери.

– Горло перерезано, – чужим голосом произнес юноша. – Как ты думаешь, жена, что бы на это сказал наш друг У Юньлун?

– Это не меч, и даже не нож, – ответила та не менее оторопело. – Разрез слишком тонкий. Ее словно убили бритвенным прибором.

– Верно, – тяжело вздохнул Шэчи. – Именно это бы он и сказал. Почему, ну почему мы не выступили в путь раньше? – он сжал зубы, с сожалением глядя на рыдающую свояченицу.

– Кто же мог знать? – вопросом ответила Ваньцин, и тут же добавила:

– Мне нужно побыть с сестрой.

Шэчи рассеянно кивнул, глядя, как его жена присела рядом с безутешной Юйянь, и молча обняла ее за плечи. Та повернулась к сестре, и уткнулась лицом в ее халат, трясясь в безудержных рыданиях. Ваньцин погладила девушку по спине, что-то шепча ей на ухо. Подошедший Дуань Юй также присел рядом с подругой, взяв ее руку в свои.

– Ищем выживших, – глухо бросил Инь Шэчи остальным. – Господин Чжу, господин Гу, осмотрите берег. Господин Ба, господин Фу – на вас северные окраины поместья. Господин Фань и господин Хуа займутся южными, а я осмотрю все прочее.

Далиские воины ответили короткими словами согласия, и, разбившись на пары, двинулись в указанных им направлениях. Шэчи, бросив сочувственный взгляд на Ван Юйянь, двинулся вглубь поместья.

Получасом спустя, Инь Шэчи вернулся на берег озера, и выслушал доклады спутников, которые также закончили осмотр разрушенной усадьбы. Подуспокоившаяся Ван Юйянь вцепилась в Дуань Юя, словно утопающий – в брошенную ему веревку, а юный далисец, оправившийся от своей растерянности, что-то тихо говорил ей. Му Ваньцин также принимала участие в их негромкой беседе, то и дело вставляя в речь сводного брата несколько слов.

– Кто бы ни напал на Дом Камелий, он прибыл по воде, – подытожил выясненное Шэчи. – Берег усеян трупами служанок. Здесь же приняла смерть госпожа Ван. Ее меча нигде не видать – верно, находники украли его. Должно быть, они также унесли своих раненых и мертвых – не может быть, чтобы им удалось уничтожить Дом Камелий без потерь. После, поместье было сожжено – не иначе, злодеи пытались замести следы. Еще, я наткнулся на нечто странное у сарая с удобрениями, – с сомнением добавил он. – Позади него, я заметил дыру в земле, к которой вела утоптанная, но свежая тропа. Внутри, я нашел много пустых полок, и ничего более.

– Нефритовая Пещера Ланхуань, – безжизненным голосом произнесла Ван Юйянь. – Сокровище мамы.

– Значит, неизвестные разбойники унесли тайные знания семьи Ван, – задумался Инь Шэчи. – Они явно знали, где их искать – то место, не будучи потревоженным, ничем не отличалось бы от любого другого клочка земли в поместье. Но это ведь невозможно, так? – засомневался он. – Местоположение Нефритовой Пещеры Ланхуань известно только членам семейства Ван, то есть, моей старшей, и тебе, Юйянь. На теле госпожи Ван не видно следов пыток, – он растерянно наморщил лоб.

– Моя бабушка, Ли Цюшуй, передала тайну Нефритовой Пещеры Ланхуань обеим своим дочерям, – тускло ответила Юйянь. – Моей маме, Ли Цинло. И моей тетушке Ли Цинъе, что покинула семью, выйдя замуж за Мужун Бо.

– Это значит, что… – встрепенулся Дуань Юй, но смолк, увидев поднятую ладонь Инь Шэчи, и отрицательное покачивание его головы. Ван Юйянь, по-прежнему цепляющаяся за руку юного далисца, даже не заметила этого.

– Первым делом, мы позаботимся о павших, – не терпящим прекословия тоном отчеканил Шэчи. – Доблестные воительницы Дома Камелий, отдавшие свои жизни в бою с неведомыми злодеями, нуждаются в погребении. Этот день, и часть следующего, мы проведем в трауре, отдавая последние почести моей старшей, и храбрым защитницам ее дома. Затем, нам придется выступить в путь. Угроза вторжения все еще висит над великой Сун, и мертвым придется подождать праведной мести до конца войны.

Позже, когда царские телохранители двинулись разбирать уцелевшие строения на доски для гробов, троица далиских министров взялась рыть могилы и приводить в порядок покойниц, а Му Ваньцин увела сестру к озеру – смыть с лица слезы, и освежиться, – Дуань Юй отозвал Инь Шэчи в сторону.

– Почему ты остановил меня, брат? – спросил он. – Яснее ясного, что в гибели Дома Камелий как-то замешан Мужун Фу. Юйянь должна узнать об этом.

– Она знает, – со вздохом ответил юноша. – Твоя возлюбленная – умная девушка, и догадалась обо всем первой. Но дело в том, что с участием Мужун Фу в нападении на Дом Камелий не все ясно. Может статься, знание о Нефритовой Пещере Ланхуань было украдено у него, либо утрачено им каким-нибудь иным способом. Нам придется подождать с обвинениями, пока мы не выясним больше, а это станет возможным только после войны.

– Что ж, – с неожиданной твердостью промолвил Дуань Юй. – Когда мы прогоним киданей, я со всем тщанием расспрошу уважаемого Главу Вольных Странников, кому он доверил тайны семьи Ван.

* * *

Из всех своих посещений Срединной Равнины, как для войны, так и для мирных переговоров, Елюй Нелугу, принц Чу, вынес стойкое убеждение в ничтожности и ущербности ханьского народа. Он презирал жителей империи Сун – слабых духом и телом, изнеженных многими благами их богатой земли, которую они заполонили, словно саранча, и, что раздражало принца Чу пуще всего иного, совершенно неспособных защитить себя. Не будь тех немногих сильных ханьцев, что раз за разом вставали на пути ляоских войск, Елюй Нелугу давно уже прошелся бы по Срединной Равнине огнем и мечом, безжалостно истребляя заселивших ее бесполезных ничтожеств, и освобождая ее плодородные земли для более достойных – верных сынов Ляо. Принц Чу подумывал даже, что имей он возможность принять корону повелителя ханьских земель, то с радостью оставил бы бесплодные степи Ляо своему недостойному двоюродному братцу. Пусть бы он и дальше увязал в бесконечных дрязгах между вассальными кочевыми племенами, и тонул в придворных интригах, в то время, как Елюй Нелугу будет повелевать миллионами ханьских рабов, и владеющей ими киданьской знатью. В конце концов, несмотря на всю убогость и никчемность ханьцев, чуский принц не мог не признать, что некоторые их придумки имеют право на жизнь.

Он с довольным видом погладил подлокотники деревянного кресла-паланкина, для пущего удобства застеленного мехами. Сидя в этой ханьское поделке, несомой четырьмя дюжими рабами, Елюй Нелугу ощущал себя именно так, как, по его мнению, должен ощущать себя государь: выше всех прочих. Выше простолюдинов и вельмож, каждый из которых, несмотря на богатство и происхождение, был низшим рядом с ним. Определенно, ханьцы выдумали немало нужных и полезных вещей.

По окончанию своего успешного похода в Сун, принц Чу собирался обзавестись множеством рабов из числа подданных покоренного государства. Мастеровые, механики, звездочеты, счетоводы, и прочий ученый и ремесленный люд – все они должны были сделать жизнь Елюй Нелугу проще и интереснее. Конечно, он не стал бы слишком уж полагаться на их придумки, но и отказывать себе в маленьких удобствах он не собирался. Как не собирался пренебрегать приятным развлечением, ради которого принц Чу и выбрался сегодня в открытую степь. Он поднялся с кресла, и принял из рук телохранителя короткий костяной лук двойного изгиба, с уже надетой на рога тетивой из воловьих жил. Попробовав ее натяжение пальцами, чуский принц довольно улыбнулся, и повесил за спину полный стрел колчан, прилежно поданный ему все тем же воином.

– Смилуйся, великодушный господин наш! – внезапно раздался жалобный вопль. – Милосердия! Просим о милосердии! Клянусь Отцом-Небом и Матерью-Землей, мы ни в чем не провинились перед тобой!

Раздраженно поморщившись, Елюй Нелугу вынул из колчана одну из стрел, и тщательно проверил ее прямоту, даже и не думая поворачиваться к кричащему. Тот не прекращал своих мольб, и вскоре, к нему присоединились остальные пленники – все до одного оборванные, грязные, и лохматые. Причиной их жалкого вида не было долгое пребывание в темнице – каждого из них, люди принца Чу схватили сегодня, по совету союзника.

– Молчать! – наконец, соизволил ответить чуский принц на неумолчные мольбы. – Вы еще смеете просить меня о снисхождении, ханьские шпионы⁈ Десяти смертей недостаточно для вас, подлецов, но я, в великодушии своем, подарю вам всего одну – от доброй охотничьей стрелы! Вот вам мое милосердие, возрадуйтесь ему!

Жалобные крики пленных нищих не прекращались, и Елюй Нелугу сделал знак телохранителям – ему предстояло проверить оставшиеся стрелы, и он не желал делать это под истошные вопли всяких ничтожеств. Охранники взялись за плетки, и мольбы нищих сменились криками боли, вскоре утихшими. Принц Чу, удовлетворенно улыбнувшись, вернулся к колчану. Вдруг, осмотр стрел был прерван снова – на этот раз, спокойным и уверенным голосом одного из пленников.

– Ты совершаешь ошибку, чуский злодей, – громко и бестрепетно промолвил ничем не примечательный нищий. – Среди несчастных, плененных твоими прихвостнями, к Клану Нищих принадлежу один лишь я, Цзоу Чжаолун. Казнив нас всех, ты убьешь великое множество своих соотечественников. Они, хоть и кидани, но люди мирные, и не виноваты ни в чем. Судьба уже обошлась с ними жестоко, заставив встать на путь бездомного бродяги. К чему творить бессмысленные злодейства, убивая невиновных? – Елюй Нелугу, удивленно обернувшись к нему, громко рассмеялся.

– Ты, верно, хочешь, чтобы я отпустил всех этих грязных бродяжек, ханьский подлец, – глумливо скалясь, ответил принц. – Неужто ты думаешь, что я настолько глуп? Я не стану тратить свое время, выясняя, кто здесь – шпион Цяо Фэна, а кто – просто бесполезный мусор. Я очищу Ляо от всех вас, – безразлично отвернувшись от нищего, он обратился к телохранителям:

– Выпускайте троих. Вот этого болтуна – первым.

Охранники разрезали веревки, стягивающие руки и ноги нищих. Двое из отпущенных сорвались с места вспугнутыми зайцами, бросившись прочь. Только Цзоу Чжаолун остался на месте, без страха глядя в глаза Елюй Нелугу. Тот криво усмехнулся, и вскинул лук. Трижды пропела тетива, и три фигуры в лохмотьях повалились навзничь. Первым рухнул нищий-ханец, так и не опустивший взгляда. Следом, упали те бродяги, что пытались сбежать – оперенные вестницы смерти, посланные недрогнувшей рукой чуского принца, безошибочно нашли их спины, и оба несчастных покатились по земле, ломая своими телами колышущийся степной ковыль.

Глава 52

Южный дракон и серебряная змея строят планы, каждый – свои

Проходя по огромному войсковому лагерю, в который превратилась деревня Шицзяхэ и прилегающая к ней горная долина, Инь Шэчи ясно видел признаки надвигающейся войны. Она звучала в нервозных разговорах часовых, как мрачных, так и нарочито веселых, скрежетала во вращении точильных камней, стремящихся прибавить лезвиям побольше столь нужной остроты, колыхала воздух тревожным ржанием коней и отрывистыми командами военачальников. Война ощущалась вокруг, словно спертый воздух близкой грозы, словно звук лавины, сходящей с горного склона, и остановить ее было так же невозможно. Оставалось лишь без страха встретить ее, либо же бежать без оглядки.

Далиский отряд немного запоздал из-за остановки на похороны и траур, но Шэчи не мог оставить свою старшую и ее храбрых подчиненных без хотя бы одной ночи положенных бдений. Он не очень-то верил в духов – особенно, после своего несчастного случая в горах Лэйгу, – но считал, что оставлять мертвых совсем без положенных знаков уважения совершенно не годится, ведь они, эти знаки, прежде всего нужны живым. Ван Юйянь, вернувшая толику былого спокойствия, и бестрепетно следующая за Дуань Юем, была живым подтверждением этому мнению.

Инь Шэчи с сопровождающими отыскали шатер военачальника без труда – он возвышался над прочими палатками, словно великан над детьми. Внутри, обсуждение военных планов шло уже какое-то время: над знакомой Шэчи картой перевала Яньмыньгуань, сработанной из глины и песка, склонились множество его знакомых.

– Ваша секта Фуню, господин Кэ, усилит полк левого крыла – у них как раз не хватает тяжелой пехоты, – говорил наследник семьи Мужун, двигая по карте красно-золотой флажок с иероглифом «фу». – Вы и ваши младшие устраните этот недостаток своими мечами.

– Повинуюсь, Глава Вольных Странников! – четко ответил один из присутствующих, сурового вида седой мужчина в черных одеждах.

– Что до середины нашего построения – туда, как на самый важный участок, я направлю побольше сил, – продолжал Мужун Фу, совершенно не обращая внимания на вошедшего Шэчи с сопровождающими. – Семейство Ю, семейство Шань, секта Цинчэн, и ваши, господин Яо, младшие, будут оборонять это направление. Еще, туда отправятся… – целая горсть флажков усеяла середину карты, отображая замысел наследника Мужунов, продолжавшего перечислять воинские сообщества.

– На этом, мы можем закончить с основными силами, и поддерживающими их вольными странниками, – завершил свою речь он. – Перейдем к Клану Нищих, которому поручается задача первостепенной важности. Мои знакомые на реках и озерах донесли мне, что Западное Ся, узнав о готовящейся войне, собирается вмешаться. Известно ли вам об этом что-нибудь, господин Сун, господин Чэнь?

– Хорошо, что ты упомянул об этом, Мужун Фу – я и сам собирался рассказать уважаемым собратьям об этой угрозе, – Сун, один из четырех великих старейшин Клана Нищих, с озабоченным видом почесал голову под плоской деревянной заколкой. – Мои младшие из Западного Ся сообщили, что войска тангутов полным ходом движутся к границе.

– Что ж, именно силам Клана Нищих и предстоит отразить эту угрозу, – спокойно кивнул наследник Мужунов. – Я не смогу отправить вам в помощь кого-либо еще – слишком важно для нас яньмыньгуаньское направление. Но я надеюсь, что ваш клан с честью выполнит свой долг перед Сун, и прогонит тангутских разбойников.

– То есть, на важном яньмыньгуаньском направлении ты оставляешь мелкие секты и кланы, а многие тысячи моих братьев отправляешь на северо-западную границу? – сварливо бросил Чэнь Гуянь. Из-под драного плаща великого старейшины, на самом его плече, показалась большая, лаково-черная клешня, блестящая хитином, и старейшина Чэнь, недовольно скривившись, небрежным щелчком отправил скорпиона обратно в складки одежды.

– Не очень-то разумным выглядит такой приказ, – раздраженно продолжил он. – Все выглядит так, будто ты хочешь убрать Клан Нищих подальше от большого сражения. Ты что, боишься, как бы мы не забрали себе всю воинскую славу? – пренебрежение все сильнее слышалось в голосе великого старейшины, чья речь и без того не отличалась почтительностью.

– Сдается мне, нынешний Глава Вольных Странников не справляется со своими обязанностями, ставя тщеславие вперед необходимости, – протянул он, остро глянув на Мужун Фу. – Я предлагаю последовать давней традиции, и выявить того, кто по-настоящему достоин этой высокой должности, в состязании. Благо, наш глава полностью здоров, – великий старейшина насмешливо фыркнул, прищурив глаза в сторону Мужун Фу.

– Брат Чэнь, – голос Цяо Фэна прозвучал со спокойным дружелюбием. – Негоже войску менять командира после выступления в поход. Разве солдату пристало оспаривать не нравящиеся ему приказы, и требовать заменить неугодного военачальника? Господин Мужун был избран всеобщим согласием вольных странников. Настаивать на его смене потому, что один его наказ не по нраву части верхушки Клана Нищих будет, все же, несколько неуместным, – великий старейшина, сердито нахмурившись, пробормотал себе под нос что-то нелицеприятное, но не стал спорить.

– Но кто же тогда будет сноситься с нашими соглядатаями в стане врага? – удивленно спросил Инь Шэчи. – Именно Клан Нищих снабжает нас сведениями из сердца Ляо. Если все нищие отправятся на границу с Западным Ся, как мы будем держать связь с храбрецами, что шпионят сейчас за киданями?

– Не один Клан Нищих имеет своих подсылов в империи Ляо, – нарочито ровным тоном ответил ему Мужун Фу. – Друзья моей семьи, чьи имена я оставлю в тайне, каждый день шлют мне вести из расположения вражеских войск. Одна из таких вестей – повсеместные казни нищих палачами Елюй Нелугу. Гибель наших доблестных собратьев прискорбна, но мы не останемся без лазутчиков.

– Я верю вам, Глава Вольных Странников, но все-таки оставлю в шицзяхэском лагере нескольких младших, на случай, если ваши друзья ошиблись, – высказался Цяо Фэн. – Здравствуйте, Шэчи, братец Юй. Рад видеть вас и ваших спутников, – далиский отряд обменялся с главой нищих приветственными словами и поклонами.

– Что ж, если с этим покончено, на сегодня всё, – бесстрастно промолвил Мужун Фу, глядя мимо новоприбывших. – Вы все знаете свои задачи. Подготовьтесь как следует к завтрашней битве, и не посрамите великую Сун пред лицом врага.

– Силы семейства Дуань также прибыли в помощь сунским войскам, Глава Вольных Странников, – не выдержал Дуань Юй этого нарочитого безразличия. – Мы ждем ваших указаний.

– Силы? Девятеро бойцов? – с притворным удивлением обратил на него взгляд наследник Мужунов. – Ладно. Всяк важен в предстоящей битве, но лично раздавать приказы каждому солдату я не собираюсь. Найдите себе дело по собственному разумению, – договорив, он двинулся к выходу, и, пройдя мимо далисцев, покинул шатер. Следом за Мужун Фу, потянулись прочие главы сект и кланов. Многие из них дружески приветствовали Инь Шэчи со спутниками.

– Рад вас видеть, Шэчи, госпожа Инь, – обратился к молодой паре генерал Хань, также присутствующий на военном совете, но не спешащий покидать его. Верный халат-поддоспешник генерала обзавелся новыми потертостями, а под глазами мужчины пролегли темные круги – заботы никак не желали отпускать Хань Гочжуна. – Представите мне своих товарищей? – юноша, также поздоровавшись, познакомил далисцев и сунского полководца.

– Раз уж вы запоздали, останьтесь ненадолго, – предложил генерал. – Я введу вас в курс дел, а после, мы можем побеседовать за чашей вина. Мы не виделись несколько месяцев, и найдем, о чем поговорить.

– С радостью, господин генерал, – воодушевленно улыбнулся Инь Шэчи. – Но сначала, скажите мне вот что: вам не кажется странной расстановка войск, задуманная Мужун Фу?

– Я не очень-то разбираюсь в силах и возможностях вольных странников, – признался полководец, – и оставляю их на откуп вашему главе. К тому же, отрядов на самом важном направлении он поставил немало, – Хань Гочжун кивнул на расставленные по карте флажки.

– Все выглядит именно так, – покивал Шэчи. – Но если присмотреться к этим силам, можно увидеть нечто иное. В семействах Ю и Шань – трое и четверо бойцов соответственно, и, при всем моем уважении к Шань Чжэну и хозяевам Места Встречи Героев, воины они довольно посредственные. Я слыхал также о юньчжоуском Яо Бодане и его младших, и слухи эти далеки от восторженных, – с сомнением осмотрев карту, он обратился к Му Ваньцин:

– Можешь ли ты рассказать что-нибудь о других кланах, семьях, и сектах, чьи имена мы видим здесь, жена моя?

– Секта Цинчэн переживает не лучшие времена, – подумав, ответила девушка. – Из стоящих бойцов у нее есть разве что глава, Сыма Вэй, и его сын, Линь, но второй не примет участия в битве – недавно, он перенес тяжелую рану. Численность цинчэнских даосов также невелика – они не могли привести в Шицзяхэ больше десятка младших. А это значит, десяток средних мечников, и один неплохой. Остальные пять имен на этих флажках принадлежат мелким семействам, в каждом из которых, самое большее, двое-трое бойцов.

– Это что же, численность вольных странников в середине построения – не больше сорока, а умения – ненамного лучше, чем у обычных опытных солдат? – возмутился Хань Гочжун. – Сдается мне, Чэнь Гуянь был прав – такого бездарного командующего, как Мужун Фу, можно и скинуть!

– Возможно, мы не понимаем всего замысла господина Мужуна, – задумчиво проговорил Шэчи. – Наша слабость в середине может быть ловушкой. Самые сильные и многочисленные секты – Шаолинь, Пэнлай, Цюаньчжэнь, и прочие, – поставлены в левое и правое крылья построения, а также позади основной линии войск. Что, если Мужун Фу рассчитывает взять киданей в клещи?

– Чепуха! – решительно отверг его домыслы генерал Хань. – Мы уже обговорили с Мужун Фу общий план на битву, и в нем нет никаких ловушек с взятием врага в клещи. Давайте я и вам все обскажу поподробнее, для понимания, что к чему, – он обратил внимание на карту.

– Мои войска были вынуждены оставить крепость Яньмыньгуань. Елюй Нелугу учел свои прошлые ошибки, и привез с собой немало осадных машин, которые понемногу срыли стены моей старой крепости до основания. Мы оборонялись, сколько могли, и сумели положить под стенами Яньмыньгуаня с тысячу киданей, но в конце концов, нам пришлось отступить. Я оставил позади некоторое количество лучников, – генерал указал на изображающую крепость глиняно-песчаную башенку, и воткнутый в нее сиротливый флажок с иероглифом «хань». – Они немного потреплют врага, заставят его провозиться с таранами и катапультами ещё какое-то время, и отступят к основным силам. Мы же встретим киданей вот здесь, – он указал на карту, в горловину перевала Яньмыньгуань.

– Биться с пятидесятитысячной армией Ляо в узости горного перевала кажется заманчивой идеей, – продолжил он, и тон его приобрел отстраненную задумчивость. – Казалось бы, так мы сможем долго сдерживать врага малыми силами. Но это – опасное заблуждение. Стоит получше ознакомиться с местностью и силами врага, как станет ясно: встречать киданей на перевале – верная смерть. Местность Яньмыньгуаня необычна для горных перевалов, и из-за этой необычности кидани вторгаются в Сун именно здесь. Главная сила армии Ляо – тяжелая кавалерия. Ляоские лошади сильнее, крупнее, и выносливее сунских, и могут нести как доспехи, так и бронированных всадников. Прямой удар их конницы страшен, и мало какая пехота может его остановить. Но, как и всякой кавалерии, им нужна ровная местность для разгона. В горной долине Яньмыньгуаня ее, как ни странно, в достатке, – Хань Гочжун недовольно прикрыл глаза.

– Любой заслон, что мы можем поставить в долине Яньмыньгуаня, будет сметен тяжелой конницей киданей, как подгнившая плотина в половодье, – продолжил он. – Поэтому, мы вынуждены дать врагу бой на выходе с перевала. Местность там – чуть получше для нас: неровная и холмистая. Вражеская кавалерия сможет сражаться на ней, но не в полную силу. Отсюда, мой общий замысел на бой: построение наших войск должно выдержать первый удар врага, измотать его, и заставить отступить. Лучших путей к победе я не вижу, – генерал умолк, оглядывая карту с отрешенным видом.

– На нас идет армия провинции Наньцзин, вместе с сицзинской конницей, что составляет около тридцати тысяч солдат, из которых где-то треть – кавалерия, – голос полководца звучал с ровной отстраненностью, словно он повторял накрепко заученный и многократно обдуманный текст. – Сицзинская пехота отстала от передовых отрядов, и прибудет позже – завтра, или послезавтра. Елюй Нелугу желает как можно скорее пробиться сквозь защитников Яньмыньгуаня, и вырваться на просторы Срединной Равнины, из-за чего не станет ждать подхода всех своих сил. Он ударит по нам тем, что есть, таким образом разделяя свои войска. Это несильно нам поможет: одни только имеющиеся силы киданей втрое превосходят числом воинов под моим началом. Мы не можем уклониться от боя при Яньмыньгуане – отступи мы, и дай врагам сколько-нибудь простора, вражеская конница вцепится в нас, точно волки в стадо овец, и разорвет с той же легкостью. Какие-то сложные передвижения и построения войск также бессмысленны – враг попросту быстрее нас, и без труда сможет ударить в уязвимое место любого нашего строя. Таким образом, я не вижу ничего лучше, чем встретить войска Ляо в самом устье перевала, что является для наших врагов «местностью неустойчивости», а для нас – всего лишь «оспариваемой местностью»[1]. Преимущество невеликое, но лучше, чем никакого, – генерал Хань поднял взгляд от карты, и Инь Шэчи с невольной жалостью отметил всепоглощающую усталость, что наполняла черные глаза полководца. Впрочем, тот быстро взял себя в руки, оправившись от мгновения слабости.

– Какой вообще смысл сражаться, если мы настолько уступаем противнику? – сосредоточенно спросил Хуа Хэгэнь. – Понятно, что конница Ляо не даст нашим войскам отступить, но к чему без толку губить людей на вражеских мечах и копьях? Можно пожертвовать частью, чтобы спасти целое. Заслон из храбрых добровольцев сдержит киданей, пока основные силы уйдут. Отступив, сунские войска смогут навязать ляосцам бой на своих условиях – не думаю, что здешние горы знакомы врагу лучше, чем жителям Шэньси.

– Господин… Хуа, верно? – перевел на него взгляд полуприкрытых глаз Хань Гочжун. – Я думал и о таком плане. Он вполне разумен, но все же уступает генеральному сражению. Сначала, мы потеряем храбрейших из бойцов, поставив их в заслон. После, мы истощим свои силы в мелких стычках с опытными воинами Ляо. Киданям знакома тактика партизанской войны, как и защита от нее – конные и пешие дозоры неизменно сопровождают их армию на марше, а временные лагеря охраняются бдительными часовыми. Нападая исподтишка и под покровом ночи, мы сумели бы славно потрепать их войска, разменивая одного нашего бойца на двух-трех ихних, но даже такой обмен невыгоден нам. Под моим началом – восемь тысяч пехоты, и тысяча триста конников. Даже положив их всех, мы лишь обескровим одну из армий врага, открыв путь на Срединную Равнину десяткам тысяч воинов второй. Нет, пусть уж лучше враг истекает кровью, – он отрешенно покачал головой.

– Я расскажу вам нечто смешное, Шэчи, госпожа Инь, – промолвил он, криво ухмыляясь. – Помните нашу беседу перед прошлой битвой за Яньмыньгуань? Имеющиеся у меня силы – подкрепления, присланные правительством в ответ на мои тогдашние мольбы о помощи. Столичные чиновники собирали войска около месяца, и двигали их к границе примерно столько же. Забавно, правда? – он невесело хмыкнул. – Мы будем сражаться тем, что подготовлено к уже минувшей войне. Утешает одно – в Бяньцзине, конечно, сидят скряги и взяточники, но совсем не дураки. Мое послание о двадцатитысячном войске, идущем на Сун, было воспринято всерьез, и силы, высланные мне в помощь, более чем достаточны для отражения такого врага.

– Но… как это возможно? – озадаченно нахмурил брови Чжу Даньчэнь. – Все книги о военном искусстве ясно говорят – для верной победы в поле нужно не менее, чем троекратное преимущество.

– Это если стороны равны, – впервые за всю беседу, Хань Гочжун улыбнулся с искренним довольством. – В бою с дикарями, что вооружены палками и одеты в шкуры, и сотня тяжелой пехоты легко разгонит тысячу. Для нас, обученные ляоские воины, все эти щитоносцы, бронированная кавалерия, конные лучники, и даже гордость Елюй Нелугу, отряд стрелков с сычуаньскими арбалетами – не более, чем глупые дикари. Варвары, задумавшие палками и камнями угрожать крепостным стенам.

– Ничего не понимаю, – признался Дуань Юй. – Описанные вами силы врага совсем не кажутся ничтожными, господин генерал. Сычуаньские арбалеты же и вовсе грозное оружие.

– Не такое грозное, как то, что было прислано мне из столицы, – довольно ответил генерал Хань. – Пятьдесят тысяч огненных копий для пехоты, и пять тысяч – для всадников. Восемь сотен отличных огненных стрел. И, вдобавок, малые ручные бомбы – где-то пара тысяч цзиней. Со всем этим богатством, я готов сойтись в бою даже с тридцатитысячным вражеским войском, – дослушав его, Инь Шэчи радостно засмеялся, и захлопал в ладоши.