Текст книги "Россия и Европа"

Автор книги: Виктор Зайцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 114 страниц)

– Слушай, может, все они сели в баржу и уплыли вниз по течению? – нервничал я, боясь потерять следы угнанных мастеров, и, возможно, друга.

– Невероятно, – кусал ус Иван Палыч, – ниже по течению Сарапул, там наших мастеров все знают и сразу освободят при досмотре. Воры не будут рисковать, вдруг, кто из пленников вырвется или закричит у пристани?

– Они, полагаю, разделились. Башкиры с девушками пошли к себе, в степь. А наших мастеров повезли на лодках вверх по Каме, причём, наверняка, пленники, сами и гребут.

– Так, может, за ними по берегу двинем?

– А если они уже выгрузились, где-нибудь в Елово? Дальше могут вполне пешком или на телегах двинуть, по какому берегу, ты знаешь? Могут и вдаль от берега двинуть, это мы лучше у степняков спросим, башкиры наш единственный способ найти ребят. С пленниками они быстро не пойдут, погони солдат не опасаются. Даже если нас увидят, остановятся, чтобы с безоружными крестьянами расправиться, да новых рабов схватить. Потому и предлагаю Ирину вперёд пустить, пусть увидят с нами девушку, обязательно остановятся.

Так мы и поступили, переправившись на левый берег Камы. До самой темноты мы рысью шли по следу, разбившись на два отряда. Впереди, старательно высматривая следы всадников, рысили мы с Палычем, Ирина и Чебак, остальные семеро парней шли в сотне метров позади, не слишком отставая, чтобы успеть в случае чего. Как ни странно, наибольшая опасность угрожала именно нашему арьергарду, они были вооружены лишь топорами и ножами. Всё огнестрельное оружие было при нас, мирно лежало поперёк сёдел. Впрочем, до темноты мы разбойников не догнали, хотя прошли в общей сложности больше полусотни вёрст за неполный день.

Ужинать пришлось всухомятку, времени на охоту не осталось, двигались по следу, пока могли его рассмотреть. Перекусив тем, что успели прихватить с собой, мы выставили охрану и приготовились к короткому летнему сну. Роса ночью выпала обильная, радуя предстоящим жарким и сухим днём, следы похитителей не смоет дождь. В остальном, предутренняя прохлада вкупе с холодной росой ничего приятного не принесла. Особенно нам с Палычем, давно прошедшим этап юношеского задора и оптимизма. В голову лезли отвратительные мысли, об убитом Вовке, умершем от ран Акинфии, эти кошмары испортили мой, и без того, краткий сон. Однако, коней мы седлали, практически в темноте, направляясь по следу разбойников едва ли не на ощупь. Каждая выигранная минута может стоить жизни нашему другу. С рассветом двигаться стало легче, тем более, что почти все леса остались на правом берегу Камы. Теперь мы ехали по типичной лесостепи, переходящей в предгорья Урала.

Опасаясь попасть в засаду, мы шли на рысях, но, всё же, проворонили нападение степняков.

– Хэй, хэй, хэй, хэй, – с обеих сторон раздались крики выносящихся навстречу нам из оврагов на полном скаку башкир, судя по лукам в руках и занесённым арканам, явно не пытавшихся спросить у нас дорогу к библиотеке.

– Внимание, стреляем стоя, – повинуясь команде, мы спрыгнули на землю, разворачиваясь попарно к противнику, в том, что на нас нападают, не оставалось сомнений. Палыч продолжал командовать, – по лучникам, огонь.

Аккуратно выжимаю спусковой крючок, после выстрела перевожу карабин на ближайшего лучника, ещё раз, ещё. Время остановилось, не слышно ничего, даже моих собственных выстрелов, лишь в прорези прицела почему-то уже спина кочевника. Выстрел, я разворачиваюсь, больше всадников нигде не видно, а Палыч с подоспевшими парнями из второй группы скачет в сторону сбитых выстрелами башкир. Кто-то из разбойников пытается сопротивляться, значит, живые остались, языки будут. Я, не влезая в седло, бегу к своим «крестникам», которых сбил только, что выстрелами с коней. Предпоследний, самый ближний, лежит на груди абсолютно без пульса, ещё бы, с такой дырой в спине. Бегу к следующему, тоже мёртв, дальше лежат сразу двое. Один стонет, держась левой рукой за правое плечо, ещё один «язычок». Быстро связываю ему руки его же поясом, и разворачиваюсь к соседнему разбойнику.

В него, судя по разнесённому вдребезги черепу, попала Ирина из ружья, не ожидал я такого результата наших самодельных пуль, видимо, сказалась меньшая скорость полёта пули от кустарного заряда. Когда я подошёл к последнему подстреленному мной бандиту, тот пытался встать на ноги, припадая в правую сторону, пуля прошила ему ягодицу именно с той стороны. Конь у него оказался не пугливый, спокойно пасся в нескольких шагах рядом. На него я и взвалил худосочного степняка, взял жеребца под уздцы и повернул назад, подбирать остальных раненых. Пока я собирал свои и Ирины жертвы, отвозил их к нашим коням, девушка спокойно подобрала все стреляные гильзы и ожидала на месте. Собственно, как привыкла поступать на тренировках, учения – великая вещь.

Слева раздались крики, я мельком взглянул туда, Палыч занимался допросами своих пленников. Судя по резко затихшим воплям, допросы продвигались успешно. Возле него собрались шестеро наших парней, с испуганным любопытством наблюдая за действиями ветерана. Ещё двое выловили, наконец, последнего трофейного коня, бегом отвели его к Ирине и побежали смотреть на допрос. Дети, чисто дети, не дай бог им в руки попасть при подобных обстоятельствах, обязательно попробуют всё, что им покажет сегодня дядя Иван Палыч, просто из любопытства. Уложив пленников возле Ирины, я направился к убитым, обыскать их необходимо, вдруг, какую вещицу найду знакомую. В карманах разбойников ничего не оказалось, как и самих карманов, впрочем. Я стянул с убитых всю относительно чистую одежду, ожерелья и сапоги, не скальпы же снимать. Из оружия были только луки со стрелами и ножи, даже захудалой сабли не нашёл.

Палыч со своими ребятами зашевелился, бодро вскакивая на коней. Видимо, установили место, где спрятаны пленники.

– Помощь нужна, Палыч? – Кричу на всякий случай, он в этих вещах грамотнее меня, нужно было бы, позвал.

– Нет, там всего двое, управимся быстро, – пятеро парней спешат за Иваном, остальные понуро идут к нам, собирать трофеи.

Правильно, мы не воевать сюда приехали, надо наших мужиков выручать. Не успели мы стащить всех убитых в одно место и упаковать трофеи, как Палыч вернулся. Все пять похищенных девушек, избитые, судя по всему изнасилованные, но живые, бежали рядом с лошадьми своих спасителей.

– Где башкиры? – удивился я, не услышав выстрелов, – неужели в рукопашную взяли?

– Нет, я их отослал в стойбище, за выкупом, твой пленник, оказывается, сын хана, – Палыч показал на молодого парня с простреленной задницей, – правда, у того ещё пятеро сыновей, не знаю, может сразу этого прирезать.

– Не надо меня резать, я любимый сын у отца, – практически без акцента отозвался молчавший до этого башкир, молодой парень, действительно одетый богаче остальных, – он обязательно меня выкупит или приведёт орду на вашу деревню, и всех убьёт. Лучше отпустите нас сейчас, тогда мы орду собирать не будем, и пленниц наших отдайте.

– Чёрт с ним, с выкупом, – наигранно рассердился я, – давай, сразу зарежем этого любимого сына, с такой раной он всё равно в седле не усидит. Денег у меня хватает, отрубленная голова врага доставит мне больше уважения у соседей.

– Не убивайте меня, не надо, – задёргался связанный наследник хана.

– Почему, – подошёл я к нему, вынимая свой нож, – что ты можешь выменять на свою жизнь? Куда увезли всех мужчин-пленников?

– Их увезли на завод к Пантелею, в Оханск, так мы договорились. Им ничего не будет, только в заводе у него работать заставят.

– А сколько вам заплатили за мастеров, – тихо спросил присевший рядом с пленником Палыч, – где деньги?

– Сто рублей у меня в поясе зашиты, отпусти нас, – едва не плакал ханский сынок.

– Остальные деньги где? Чем обещал Пантелей расплатиться? – хором спросили мы с Палычем, поражённые такой мизерной суммой за пятнадцать мастеров, чья общая зарплата в месяц больше будет.

– По ружью обещал за каждого мастера, за немца сразу три ружья, – пленник, казалось, не мог остановиться, – этого немца нам Пишка указал, приказчик Пантелея, он и деньги нам привёз. Когда мы Каму переплыли, Пишка немца с остальными мужиками на лодки посадил, три лодки на вёслах. Они шибко-шибко вверх по Каме поплыли, нам велели сказать, что немца и мужиков мы другим башкирам продали. Мы не будем на соседние роды наговаривать, пусть Пишка за всё отвечает.

– Давай, Викторович, собирай всех в дорогу, я ещё побалакаю с нашими друзьями, надо спешить обратно, пока мужиков Демидовым не продали или Турчаниновым, в гору. Оттуда нам их не вытащить, там придётся войсковую операцию планировать.

Мы быстро перевязали раненых пленников, уложили их на трофейных коней по двое. Девушки тоже уселись на коней, которых оказалось больше, чем всадников. Три кобылы шли поводу, гружёные трофейной амуницией. Хоть и грязная одежонка, для тех же пленников сгодится, не покупать им новую одежду. Будет за них выкуп, не будет, ещё вилами на воде писано, а кормить дармоедов придётся мне. Впрочем, сто рублей серебром отчасти компенсировали наши затраты, лишь бы освободить мужиков. Разобравшись по коням, наш караван бодро двинулся в путь, дорога была известна, до Камы мы надеялись добраться засветло. Так оно и вышло, мы даже успели перебраться на свой берег и развести костёр. С продуктами оказалось совсем худо, но, ребята были в эйфории победы, а пленники угрюмо молчали.

Переночевали мы относительно спокойно, однако утро несколько поменяло наши планы. Во-первых, моросящий унылый дождик затянул всё небо тучами, не оставляя перспектив быстрого передвижения по лесным дорогам. К тому же, две девушки не смогли не только сесть в седло, даже встали они с большим трудом, накануне эти молчуньи натёрли себе кровавые мозоли, так спешили вернуться домой. Пришлось нам разделиться, отправив девушек, всех пленников и Ирину с тремя парнями домой, в Таракановку. На этот раз я остался непреклонным и пресёк все её попытки напроситься в Оханск, освобождать мастеров и Володю. Моё ружьё осталось у девушки, на всякий случай, после чего мы разделились на две группы. Девушки с пленниками и пешком доберутся за день в Таракановку, а мы всемером на лучших конях порысили вдоль берега Камы вверх по течению.

Ещё вечером, туда мы собирались взять кого-либо из пленных башкир, выспрашивая, кто бывал у Пантелея в заводе или на дворе. Эти допросы услыхал тот самый парень, что на пожарище обозвал меня холуем господским, звали его Андреем, Андреем Хомяковым. За время погони, он, видимо, изменил своё отношение к нам и мне лично, потому, как смотрел немного странно. Так вот, Андрюха Хомяков признался, что несколько раз бывал в Оханске, отлично знает Пантелея-заводчика, его завод и даже Пишку-приказчика, имя у того оказалось вполне нормальное – Епифан. Хомяков обещал, что приведёт нас в самое, так сказать, логово зверя. Моросящий дождь, преследовавший нас весь день, не очень способствовал общению, однако, мы с моим тёзкой разговорились.

Тот был настолько поражён нашим оружием и поведением, что выложил всю свою жизнь, как на блюдце. Парню исполнилось двадцать пять лет, он был из крепостных крестьян помещиков Дубровских, как ни странно. Видимо, Пушкин использовал для своей повести настоящую помещичью фамилию. Чтобы не попасть в рекруты, ещё в шестнадцать лет Андрей отпросился у барина на оброк, ежегодно исправно привозил в имение под Муромом уговорённую сумму. Последний раз, в Рождество, он не дал взятку новому управляющему, тот и оболгал Хомякова перед барином. Задал барин ему совсем несусветный оброк, двадцать рублей ежегодно. Учитывая заработок крестьян в центральной России, таких денег там Андрюха вовек бы не заработал, даже, перестав питаться и покупать одежду.

Начал Хомяков пробираться в Сибирь, понимая, что обратного пути не будет, да в Оханске узнал, что Пантелей набирает рабочих и мастеров на свой ружейный завод, подряжает рабочим по три рубля платить.

– Я и подумал, чего искать лучшей доли, если удача сама в руки идёт, – грустно улыбнулся Андрей при этих словах, – нанялся в феврале к Пантелею, да так и прожил в бараке рабочем, до самого лета. Харч был казённый, от хозяина, работа привычная, одежда пока не истрепалась, я и терпел, ждал обещанной платы. Тот нас всё завтраками кормил, мол, продам ружья и расплачусь с долгами. Поначалу мы верили, ждали обещанного, до самой Троицы.

– В праздник как раз узнали от подпивших приказчиков, что наши ружья Пантелей каждый месяц с большим наваром в Казани и Нижнем Новгороде сбывает, там и дом себе за полгода выстроил. Не выдержал я, набил морду Пантелею, да рванул вниз по Каме, сгоряча, не подумал, что Сибирь в другой стороне. В Сарапуле и узнал, что ты с Лушниковым мастеров набираешь, потому и в Таракановке оказался. Так, что к Пантелею этому у меня свой счёт имеется, – Хомяков взглянул на меня и спросил, – а твои ружья, где сделаны?

– Не скажу, не спрашивай, – я привычно покачал головой, – но делать мы их будем здесь, в Таракановке, сами. Это точно.

– Мне бы такое ружьецо, как у вас, – задумался Андрей.

– Ну, как у меня, не обещаю. Курковку, как та, из какой Ирина стреляла, купить сможешь, – я взглянул на «Сайгу» в руках Чебака, – мы их недорого будем продавать. Лишь бы мастеров выручить, да моего друга, Володю. Без них завянет наш заводик.

– Всех выручим, не беспокойся, барин, – Хомяков подал своего мерина вперёд, разбрызгивая лужи, поскакал проверить дорогу.

В первом же селе Степанове, мы прикупили продуктов и расспросили местных жителей насчёт трёх лодок, плывших вверх по Каме. Башкиры не соврали, такие лодки действительно проходили два дня назад, рано утром. Новости воодушевили нас, перекусывали ребята недолго. Повеселели все, казалось, даже наши кони стали бежать резвее, да и нудный дождь закончился. Полуденное солнце жарко светило нам в правую щёку, согревая нас и подсушивая промокшую одежду. Чтобы не плутать по всем извилистым изгибам реки, мы свернули на указанную жителями просёлочную дорогу, шедшую напрямик в Оханск.

– Завтрева, к обеду в городе будете, – провожали нас селяне, – коли, вёдро10 продержится пару дней.

Ребята оживали буквально на глазах, к вечеру мы все высохли и подкрепились, остановившись днём на полчаса, не больше. Такая продолжительная скачка на мерине довела меня до полуобморочного состояния, теперь в моей голове осталась лишь одна мысль, – Не опозориться, не упасть с коня. Видимо, такие мысли посетили не меня одного, потому, как, после команды Палыча на привал, кони наши остановились, как вкопанные. Уже привычно мы разбивали лагерь и устраивались на ночлег, выставляли на ночь дежурных. Места в этих краях довольно глухие, если даже спустя два века, как мне рассказывал дядя, дезертиры спокойно жили в лесах у нас до тысяча девятьсот сорок седьмого года. Только спустя два года после окончания войны их смогли выловить. Это в середине двадцатого века, при сталинском режиме. Чего же ожидать от середины восемнадцатого века, когда здешние деревни отстоят друг от друга на тридцать-сорок вёрст. А знаменитый Сибирский тракт, по которому гонят каторжников в Сибирь, проходит практически рядом, немного севернее.

Оханск открылся нам раньше, чем мы ожидали, поначалу засомневались, туда ли прибыли. Однако, Хомяков сразу рассмотрел знакомые здания, показал завод Пантелея Коркина и его же причалы на берегу Камы. Ещё по дороге мы обговорили план поиска и спасения наших людей с Палычем, он единственный имел маломальский опыт боевых и диверсионных действий. Ему и предстояло сыграть основную роль в поиске и спасении пленников. Палыч с Чебаком и Андреем Хомяковым отправились пешком, обмотав карабины тряпьём, внимательно осмотрят причалы, да людей расспросят. Мы с Николаем Шадриным открыто поедем к Пантелею Коркину, я не упускал возможности договориться миром. Возможно, мне удастся припугнуть похитителей или как иначе, будем действовать по обстановке. Двое оставшихся парней стерегут коней недалеко от города, на поляне в лесу. По общей договорённости, в случае стрельбы, идём на выручку друг друга, а коноводы седлают лошадей к отступлению.

Городок встретил нас пустынными улицами, с непросохшими от дождя лужами, грязными мокрыми курами, выклёвывавшими что-то в траве у заборов. Кроме детей, азартно пускавших кораблики, никого на улицах мы не видели, медленно пробираясь к заводу Коркина. Дети вели себя немного иначе, чем в нашем посёлке, не бежали с вопросами за незнакомыми всадниками, а прятались, выглядывая из-за плетней. Я с интересом рассматривал город, где бывал лет двадцать назад, вернее, побываю через двести лет. Ничего узнаваемого не было, кирпичных строений, составлявших почти весь исторический центр Оханска в двадцатом веке, не было совсем. Даже двухэтажные бревенчатые дома составляли скорее исключение, чем правило. Город был низким, одноэтажным, без привычных деревянных тротуаров по краям улиц, без деревьев и палисадников под окнами. Собственно, даже дома стояли втрое реже, создавая впечатление городской окраины. Над заводскими воротами висела вырезанная из дерева кокетливая надпись «Коркин и сыновья», чуть ниже, уже небольшими отлитыми из чугуна буквами было выделено «Ружъйный заводЪ».

Заводик оказался довольно грязным скоплением шести больших строений, среди которых выделялась кирпичная кузница, с закопченными стенами. Остальные бревенчатые сараи отличались от складов лишь большими окнами, непривычными для местных жителей. Сидевший на лавочке у ворот старичок и спящая собака на привязи просто вызывали слёзы умиления, совсем, как в моём детстве. Ничего не меняется в наших краях, разве, что кобуры с наганом у старичка нет, вместо неё любовно вырезанная дубинка, видавшая виды. Взглянув на заросшего пегой с проседью бородой дедулю, я насторожился, заметив его резкие и уверенные, отнюдь не старческие движения. Мужичок, опираясь на дубинку, направился к нам, внимательно наблюдая, как мы привязываем меринов на коновязи.

– Чего желаете, господа хорошие?

– Желаем Пантелея Коркина повидать, да побыстрее, – я поправил карабин, висевший у меня на правом плече со снятым предохранителем стволом вниз, и направился мимо охранника в контору.

– Кто такие будете и по какому делу приехали? – неугомонный мужичок ловко переместился в сторону, оказавшись на крылечке конторы, у меня на пути, – Пантелей Прокопьич отдыхают и пущать никого не велено.

– Заводчик из Воткинска, Андрей Быстров, по ружейному делу, – я продолжал идти прямо на сторожа, пользуясь своим превосходством в росте и весе, стремясь скорее закончить этот спектакль и повстречаться с Коркиным.

– Сию минуту доложу, – угодливо поклонился мужичок и рысью помчался вверх по ступеням крыльца в конторскую дверь.

Мы с Николаем вошли в здание вслед за ним, привычно нагибаясь в низком дверном проёме при входе из сеней в дом. В первом небольшом закутке вставали с лавки два кряжистых мужика, явные охранники, но без особой агрессии, осматривали нас, постукивая зажатыми в руках плётками о голенища сапог. Не подавая вида, что замечаю их, я прошёл дальше, в единственную дверь, чтобы оказаться в кабинете владельца завода, Пантелея Коркина. Сомнений в этом не было, внешность точно описал Хомяков, от конторки возле окна ко мне разворачивался плотный невысокий рыжебородый, с залысинами в рыжей шевелюре, мужчина. Резко очерченный римский нос и утонувшие под густыми бровями глаза создавали весьма зловещее впечатление. Одежда заводчика вся тёмного цвета, без излишеств, дополняла ощущение тревоги. Вдоль окон в кабинете стояли трое мужчин, судя по одежде, приказчики.

– Чего тебе надобно, немец? – Губы Коркина сложились в некое подобие улыбки, – дело пытаешь, али от дела лытаешь?

– Отдай моего друга и рабочих, – я интуитивно понял, что надо решать всё сразу, за время долгих разговоров пленников могут просто уничтожить, так ярко чувствовался злобный настрой хозяина кабинета, – прикажи вывести их во двор, и мы уедем.

– Накося, выкуси, – неожиданно вывернул мне в лицо кукиш Пантелей, видимо, решив не церемониться с двумя дуралеями, попавшими в руки, – вяжи их, робяты!

Стоявшие у стен трое помощников заводчика бросились на нас, сзади послышались шаги вваливающихся в кабинет охранников. Пятеро на двоих, неплохой расклад для обычных работяг, но не для нас с Колей.

– Берегись плётки, – с этим криком я рванул к окнам, ударами в горло с обеих рук опрокидывая двух драчунов на пол. Громко брякнулись их головы о крашеный пол, я бы от такого удара не смог подняться полчаса. Эти же сразу пытаются встать, но пара секунд у меня есть, чтобы сломать руку одному из охранников, ударившего меня плетью по голове. Классический блок с перехватом руки рычагом наружу и знакомый хруст в локте, боец пока не кричит, но рукой уже не сможет ничего сделать. Оставив оседать его на пол, я возвращаюсь к обоим твёрдоголовым соперникам, не давая им подняться с четверенек, бью коленями в лицо и добавляю пяткой. Некрасиво и неспортивно, крови много, согласен, но резулятивно. Ослеплённые болью и кровью, эти драчуны уже не могут подняться с пола.

Коля тоже успел уложить обоих соперников, в своей любимой ударной технике, оба в нокауте. На лице Коркина предвкушение азарта драки и удачного захвата ротозеев медленно переходит в недоумение и удивление неправильным окончанием действа. Я не удержался и фиксировано воткнул ему кулак в солнечное сплетение, чтобы больше не кричал и не позвал подмогу, мы не в боевике, чтобы драться полчаса. Тех нескольких минут, что рыжебородый пытался вздохнуть и прийти в себя, нам хватило для прочной фиксации поверженных охранников и помощников, не забыли мы и про кляпы. Я осторожно запер наружную дверь, надеюсь, в окна охрана не полезет, придётся тогда стрелять. Предстояла самая неприятная процедура, но, жизнь друга мне важнее любых моральных устоев. Усадив Пантелея на пол у стены, подальше от окон, я затянул поясом ему рот, чтобы не мог крикнуть и приступил к пыткам. До этого момента, к счастью, такого опыта не было, но мой тренер часто показывал наиболее удобные способы причинить человеку максимальное болевое ощущение. Да и в литературе встречаются разные советы.

Коркин был нам нужен внешне невредимый, потому пришлось классически начать допрос переломом мизинца в нескольких местах. Коля пока обыскивал кабинет, после побоища кража денег и документов вряд ли усугубят нашу вину. Боюсь, что нас в любом случае объявят разбойниками и ворами. Владелец завода «Коркин и сыновья» сопротивлялся недолго, после трёх сломанных пальцев я решил перейти к переломам в кисти и локте, напомнив жертве, что переломы в суставах не срастаются. Значит, после нашего разговора он до смерти останется сухоруким, даже портки в уборной снять не сможет. Именно эта бытовая деталь сломала его, соловей запел, выкладывая всё. Начиная от того, где спрятаны наши мастера и Володя, заканчивая никому не нужными подробностями его отношений с Епифаном и «контрабандной» продажей башкирам огнестрельного оружия. После четверти часа его исповеди я решил перевести дело в практическую плоскость и предложил прогуляться до подвала с пленниками.

Вспыхнувшая в глазах Пантелея надежды быстро утихла после того, как я взял его под руку болевым фиксирующим хватом. Когда меня так держали на тренировках, я вздохнуть не мог полной грудью, его взял гораздо жёстче, как он вообще шёл, непонятно. Николай к этому времени собрал все интересующие нас документы и абсолютно все найденные деньги в «сидор», перекинул его на плечо и взял у меня карабин. Хозяин любезно показал, где лежит навесной замок с ключом от конторы, и мы вышли к проходной. Пока Николай закрывал дверь на замок, я внимательно смотрел на сторожа, тот моментально сориентировался и деланно удивлялся.

– Пантелей Прокопьич, куда изволите проводить, – пел он, пытаясь разглядеть мельчайший намёк на команду в глазах своего хозяина, которого я нежно держал одной рукой под локоток.

Наша комедия была настолько явной, что я не выдержал,

– Веди в холодную и быстро! – повинуясь лёгкому нажатию моей руки, Коркин кивнул.

Видимо боль настолько сильно отразилась в его глазах, что пегий мужичок молнией пролетел вперёд, показывая дорогу. Мы быстро прошли до неприметного сарайчика, внутри которого оказался вход в яму. В лицо пахнуло вонью немытых тел, испражнениями и кровью. На глубине трёх метров в грязи сидели и лежали три десятка избитых оборванных мужчин.

– Вовка, ты жив? – не выдержал я, испугавшись ауры боли и ощущения безнадёжности.

– Жив, братка, жив, – поднялся мой друг, – спускай лесенку.

Пока все затворники поднимались, помогая друг другу, мы с Колей присмотрели три телеги, в них перебрались избитые обессиленные мастера и остальные незнакомые сидельцы.

– Я так и думал, что вы справитесь сами, – уверенный голос Палыча, появившегося за моей спиной, внёс спокойствие в мою душу.

Иван уже распоряжался во дворе, организовал нескольких рабочих, случайно выглянувших из цехов. Они выводили коней из заводской конюшни, впрягая их в выбранные телеги.

– Православные, кто с нами? – это Хомяков занялся пролетарской агитацией, обещая свободу всем должникам и рассказывая, как хорошо работать в других заводах, не у Коркина.

– Пошли с нами, мужики, – своим внешним видом и уверенным поведением он буквально очаровал рабочих, подтягивавшихся полюбоваться на безмолвного хозяина, – я за месяц получил денег больше, чем вы тут за полгода видели.

Мы спешили покинуть негостеприимный завод, не обращая на его рассказы внимания, к счастью, городок недалеко ушёл от своих окраин. Через полчаса три телеги с бывшими пленниками в окружении процессии оборванных мастеров, рискнувших уйти с нами, уже достигли опушки леса, где нас ожидали коноводы. Слуги Пантелея остались у завода, не рискуя нарушить молчаливый приказ хозяина, кивком подтверждавшего каждое моё слово. Я велел им сидеть и ждать, пока Пантелей Прокопьич проводит нас до пристани, свернули мы, естественно, в другую сторону. Однако, расставаться с рыжебородым я не торопился, он будет нашей защитой от преследователей. Хомяков сагитировал уйти с нами нескольких освобождённых из ямы рабочих, как он выразился, самых добрых мастеров ружейного завода. Убедившись в отсутствии серьёзных ранений бывших пленников, мы резво рванули домой, торопясь отъехать от Оханска как можно дальше. Погода не мешала нам, даже лужи на дороге успели просохнуть, дав нашему каравану возможность гнать изо всех сил. Отправив Чебака с Николаем Шадриным в арьергард, прикрывать отступление, мы гнали до темноты, пока не остановились в отдалении от тракта, на удобной полянке.

Наступила релаксация, раненые, избитые пленники отмывались в ручье, перевязывая раны. Мои ребята охраняли, помогая устраивать шалаши и разводя костры. Вовка, сполоснувшись, уселся рядом, рассказывая свои приключения.