Текст книги "Россия и Европа"

Автор книги: Виктор Зайцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 75 (всего у книги 114 страниц)

Раздумья оперативника прервал топот обуви по ступенькам крыльца. Похоже, бандиты спешили во двор. Так и оказалось, голос атамана скомандовал снять мешки с голов пленников. Сильные руки тут же стащили Никиту с телеги, буквально воткнули ногами в землю и сорвали мешковину с головы. Капитан деланно моргал глазами и мотал головой, демонстрируя своё испуганное состояние. Одновременно он успел увидеть слева от себя внешне невредимого друга и быстро рассмотреть стоящих во дворе бандитов. Один справа сзади за телегой поправлял сено, скорее всего Ермолай.

Перед пленниками стояли пять мужчин среднего возраста, одетые в стиле реконструкторов. Какие-то бесформенные, явно дешёвые штаны серого цвета были заправлены в кожаные сапоги, но не хромовые и не яловые. Подобные сапоги Никита встречал у стариков в Средней Азии. Рубашки у бандитов были разноцветные, как у артистов сельской самодеятельности, косоворотки, поверх которых также были надеты серые же подобия пиджаков или курток. Почему-то в голове оперативника всплыло давно забытое слово «кафтан». И все бандиты были в головных уборах. Пятеро, включая возчика в бесформенных шляпах-шапках с полями, напоминающих панамы. А последний, похоже самый главный, блестел картузом с лакированным козырьком. Он и начал разговор, главарь, а не козырёк.

– Кто такие? – Хорошо поставленный голос, в отличие от ублюдочной рожи, показал наличие интеллекта и опыт руководства.

– Испанцы мы, по контракту работаем на Воткинском заводе, два года уже, – якобы недоумённо ответил Никита и повернул голову к другу. Юра в такт ответу кивнул головой.

– Какие испанцы? – удивился главнюк, – почему по-русски говоришь хорошо?

– Так у меня кормилица была русская, Катерина. С детства знаю язык, да здесь уже навострился, – пожал плечами капитан, не забывая сутулиться и держать на лице напуганную маску. Он решил держаться как можно тише, пока не разберётся в этом карнавале.

– Как звать? – Судя по всему, бандит растерялся от такой новости и взял паузу на обдумывание, занявшись привычным допросом пленников.

– Меня – Ник, коллегу зовут Георг, но он по-русски плохо говорит, хотя всё понимает, – продолжал отыгрывать роль капитан. Юра не подвёл, буркнул что-то неразборчивое с испанским акцентом.

Главнюк помолчал, переваривая услышанное и внимательно рассматривая пленников, затем не выдержал, решил идти по проторенной дорожке:

– Деньги у вас есть на выкуп?

– Неужели вы – разбойники, – сыграл удивление идиота оперативник, но скоро исправился, – деньги есть, квартирная хозяйка отдаст их по моей записке. Хотя по-русски пишу плохо, но разберёт. А сколько надо денег?

– Все надо деньги, вам они уже ни к чему, а мне пригодятся. – Атаман принял для себя решение и прекратил осторожничать. – Пошли в дом писать записку, сколько там денег у тебя?

Теперь задумался Никита, что-то во всём этом торге неправильное. Сказать «миллион» – может не поверить, все знают привычку иностранцев хранить деньги на карточке. Надо говорить немного, если что, сослаться на остаток на карте. Хотя о карте никто не заикнулся. Неужели эти дебилы не слыхали о банковских картах? Всё может быть в наших лесах, сектанты поди какие? Какую сумму назвать? Наконец, оперативник решился.

– Дома лежат у нас обоих двенадцать тысяч сто тридцать рублей. Копейки не считаю, сказать не могу.

– Вот на эти двенадцать тысяч сто тридцать рублей и напиши записку, – неожиданно согласился главнюк. Причём капитану показалось, что тот чему-то улыбнулся. Неужели для этих ряженых такая сумма стоит хлопот? Тут оперативник вспомнил зарплаты в деревнях и одёрнул себя, за день-другой для них это месячный заработок. Как там в анекдоте про Раскольникова? «Одна старушка рубль, другая старушка рубль, а за день червонец выйдет». Никита медленно пошёл в дом, пытаясь понять этот сюрреализм. «Посмотрю на жильё и обстановку, не могли даже реконструкторы всё сделать правильно. Они в большинстве своём горожане, сельский быт совсем не знают, будут косяки всё равно».

Глава 2

Сказать, что внутреннее убранство дома поразило пленников – ничего не сказать. Оба мужчины были просто шокированы обстановкой в комнате. Сначала кислый запах буквально ударил в ноздри при открытии двери. Затем шёл классический низкий дверной проём, в котором приходилось нагибаться всем входящим. Едва распрямившись во весь рост внутри помещения, Никита моментально охватил взглядом обстановку: деревянные вёдра с чистой водой у русской печи, кадушка с помоями в тёмном углу, деревянная и глиняная посуда на столе, явно свежего происхождения. Три небольших окна, застеклённые небольшими осколками непонятно чего, то ли мутным стеклом, то ли слюдой, добывавшейся на Урале в изобилии, завершали своеобразный натюрморт.

Полати из доски-пятидесятки, не меньше, изрядно закопчённые, откровенно лишали всякого шанса на новодел. «Похоже, настоящие сектанты, если даже стёкол оконных и фаянсовой посуды не держат. Точно, живыми нас не выпустят», – оперативник молча посмотрел в глаза другу и слегка кивнул. В серых глазах Юрия мелькнуло аналогичное понимание, ответный кивок подтвердил его готовность к бескомпромиссному бою насмерть. В этот момент один из бандитов толкнул Никиту к столу, с которого главнюк небрежно смахнул крошки хлеба. Другой разбойник уже нёс из угла классическую чернильницу с парой гусиных перьев, также в стиле восемнадцатого-девятнадцатого веков.

Даже чернильница оказалась не классической непроливайкой, а обычным небольшим кувшинчиком с узким горлом. Бандит качнул этим кувшинчиком, не почувствовал движения жидкости и хмыкнул. Зачерпнул деревянной (!) кружкой из ведра чистой воды и немного отлил в чернильный кувшинчик, замахнул остаток воды в свою глотку. Так же небрежно одним из гусиных перьев размешал воду в чернильнице и аккуратно поставил на стол, оставив перо торчать из кувшинчика. Главнюк лично полез в небольшой сундук у стены между окнами, откуда выцарапал небольшой рулон бумаги желтоватого оттенка. Рулон с писчими принадлежностями явно не мог появиться у реконструкторов, те бы привычно хранили бумагу в плоской пачке, а чернила были бы разведены заранее.

С каждой секундой оперативник убеждался, что спектаклем тут не пахнет, они влипли во что-то страшное и надо принимать решительные меры. Лучше живым параноиком скрываться от полиции, чем мёртвым идиотом кормить червей. Главнюк осторожно расправил один лист небольшого формата, почти блокнотного, прижал его рукой к столу и приглашающе кивнул пленнику. Тут же кто-то позади чиркнул ножом по лыковой вязке рук. Капитан медленно опустил руки и непроизвольно стал растирать их, делая вид, что они затекли. При этом окончательно убедился, что кроме пяти бандитов никого в комнате нет. Занавеска, отгораживающая деревянную лежанку за печкой, никого за собой не скрывала, Ермолай остался на улице. Трое бандитов, включая атамана, оружия в руках не имели, чего не скажешь о двоих позади. Как минимум, у одного из них в руке должен быть нож, которым разрезали лыко на руках капитана.

– Пиши своей хозяйке.

Присесть никто не предложил. В памяти оперативника всплыли знания о том, что в те времена писали стоя, но за конторками, а не на обеденном же столе? Что ж, выбирать не приходится, Никита осторожно вытащил гусиное перо из чернильницы. Стряхнул излишки чернил на пол и посмотрел на заточку своего письменного прибора. Вернее, сделал вид, что осматривает перо, немного развернулся к свету, чтобы увидеть оставшихся двух разбойников. Один всё ещё держал нож, которым разрезал руки пленника, второй жадно пил воду из деревянной кружки.

Капитан демонстративно черкнул пару строк на бумаге по-испански, возможно неграмотно и непонятно, но бандиты явно не ориентировались в испанской письменности. Затем демонстративно расписался, и, зажав перо в кулаке правой руки, левой рукой подал письмо главнюку. Тот машинально перехватил лист и тупо уставился на писанину, отвлёкшись от пленника. Почти сразу Никита физически ощутил опасность сзади себя и решил действовать жёстко, чтоб наверняка вывести из строя бандитов с одного удара. Несколько подобных приёмов показывал тренер – только офицерам – для применения в условиях боевых действий, когда некогда размениваться ударами и рискованно применять связки. Ощущение смертельной опасности только ускорило и усилило движения оперативника.

– Бей!! – громко крикнул капитан Юре, шагнул вперёд, втыкая зажатое в правой руке гусиное перо прямо в глазницу ближайшему разбойнику, стараясь, чтобы острие такого оружия вонзилось поверх глазного яблока и прошло прямо в мозг, а не соскользнуло книзу в челюстные мышцы. Толстая часть пера практически полностью погрузилась в череп бандита, когда офицер разжал правую руку, чтобы с разворота в скользящем быстром шаге ударить второго противника ребром ладони со всей возможной силой и скоростью в адамово яблоко, ломая гортань врага. Почти одновременно с ударом, уже чувствуя горло бандита ребром ладони, Никита взглянул назад, опасаясь удара ножом со спины.

И, как оказалось, вовремя – увидел замахивающегося ножом крепкого бородача, обладавшего необычайно быстрой реакцией. Драться без возможности манёвра в комнате с вооружённым и сильным противником лицом к лицу – не лучший способ умереть. Оставался рискованный и редкий приём, но именно его применил оперативник, чтобы подобраться на расстояние удара к бандиту с ножом, стоявшему в четырёх шагах. Никита неожиданно кувыркнулся вперёд, приседая и поджимая ноги к телу. Чтобы через долю секунды при выходе из кувырка ударить распрямившимися ногами в своего противника примерно в район солнечного сплетения. Удар редко применяется в спаррингах и соревнованиях, не потому, что такой трудный, а именно в силу его опасности и невозможности блокировать.

От такого удара можно попытаться уйти, а останавливать руками бесполезно. Ноги гораздо сильнее и длиннее любых рук. Можно получить переломы при блокировании удара ног руками. Да и ноги длиннее даже вытянутой руки с ножом, потому и рискнул на такой приём Русанов, опасаясь затягивать схватку. У стола оставался невредимый главнюк, вполне способный на любую пакость. Краем глаза сыщик успел заметил, что Юра услышал его крик и усиленно месит ногами пятого бандита, сбил его с ног, чему не помешали связанные руки. Ещё бы при росте под сто девяносто сантиметров и весе сто десять килограммов друг мог просто упасть на своего противника, этого вполне хватило бы для его нейтрализации.

Всё это уложилось в доли секунды, противник капитана не успел даже понять, куда делся взбесившийся пленник, когда получил сильнейший удар в область солнечного сплетения ногами офицера. Этот удар отбросил бандита метра на три, прямо на бревенчатую стену, по которой разбойник начал медленно сползать на пол, закатив глаза и выронив нож из руки. Никита рванул вперёд практически на четвереньках, не теряя времени и не вставая на ноги, хватая левой рукой нож с пола и добивая противника мощным апперкотом правого кулака в челюсть. Та даже хрустнула, а офицер болезненно встряхнул рукой. «Хорошо, что рука цела, лишь костяшки рассадил до крови», – машинально подумал мужчина.

Вставая, капитан уже внимательно осмотрелся в комнате, быстро шагнул к Юре и разрезал связку на его руках. Четверо бандитов лежали на полу без особых признаков сопротивления, ими можно заняться позднее. А главнюк повёл себя нехорошо, успел засунуть руку за пазуху своего кафтана (или армяка?) и судорожно что-то пытался оттуда достать. Уж явно не кошель с деньгами, решил капитан, прыгая в сторону последнего стоявшего на ногах бандита, ударив ладонью правой руки по груди атамана, а то разбитые костяшки уже начали саднить, хотелось поберечь кулаки. Удар пришёлся аккурат в область сердца, откуда злодей пытался что-то достать. Как ни странно, ладонью Никита ощутил что-то железно-твёрдое под кафтаном бандита.

Глухой выстрел из-под одежды снял все вопросы, уж выстрел пистолета опытный оперативник отличит всегда, даже в таких нестандартных условиях. Лёжа на упавшем бандите, капитан бесцеремонно разорвал его верхнюю одежду и вырвал судорожно зажатый в руке атамана револьвер, сломав при этом указательный палец разбойнику, которым тот повторно пытался пошевелить. Бандит не понял, что стреляет сам в себя, револьверная пуля разодрала рукав на левой руке и, судя по крови, самой руке тоже досталось. Изъяв револьвер, офицер сунул оружие в карман своей ветровки, на которую разбойники не позарились и с пленника не сняли. Быстро проверил наличие у главнюка другого оружия, изъял из кармана в кафтане кожаный кошель с чем-то тяжёлым, снял тяжёлый кожаный пояс, явно с зашитыми ценностями. Не забыл сдёрнуть сапоги, из который ожидаемо выпали два засапожных ножа. Лишь затем перевернул бандита лицом в пол и стянул какой-то тряпицей руки тому за спиной.

– Однако, – поднимаясь на ноги, вздохнул Никита. – Неплохо размялись. Ты не ранен?

– Нет, – мотнул головой Юрий, проверяя пульс на своём противнике. – Похоже я его убил.

– Да и хрен с ним, они всё равно нас живыми оставлять не собирались. Ты же сам понял.

– Так оно, да как-то стрёмно, – грустно отозвался друг, щупая пульс уже на горле других разбойников. Никита тоже проверил ближайших разбойников, с пером в глазу и с разбитый горлом. Оба не подавали признаков жизни.

– Однако, все четверо убиты, – медленно поднялся на ноги Юра и вытирая руки носовым платком, вынутым из кармана джинсов.

– Может и к лучшему, не придётся этих душегубов самим казнить. В драке это одно, а повесить – это другое, – отозвался капитан, после чего невозмутимо занялся привычным делом – обыском убитых. Характерно, что у всех пятерых бандитов были в сапогах ножи, у двоих за пазухой небольшие кошели, у одного в рукаве оказался настоящий свинцовый кистень на тонкой стальной цепочке. У всех добротные кожаные ремни, слишком тяжёлые, чтобы быть пустыми. Выложив добычу на стол, офицер проверил содержимое кошелей. Там оказались серебряные и медные монеты со странными датами «1801», «1805», вплоть до «1810». Номиналом от полкопейки до рубля, с ятями и ерами.

– Какой-то сюрреализм, на эту мелочь они у нумизматов больше сотни тысяч выручат, состояние отличное, на кой чёрт грабить туристов? – удивился кандидат наук, разглядывая добычу.

– Сейчас мы узнаем всё подробно, главнюк явно оклемался, пора допрашивать, – повернулся в сторону мирно пыхтевшего носом в пол единственного живого разбойника оперативник.

Юра в это время закрыл дверь в жилое помещение на имевшийся кованный крючок на косяке и внимательно обыскивал комнату. Сыщик уволок связанного главнюка за печь, чтобы не было слышно разговор во дворе и принялся негромко, но жёстко допрашивать, догадываясь, что прокурору «подследственный» жаловаться не будет. Да и статья тому уже светила вполне достаточная, чтобы не встретиться никогда после отправки в колонию. Стараясь отвлечь бандита от главного вопроса – что происходит и где они находятся, оперативник принялся выпытывать обстоятельства предыдущих убийств: кто убивал, куда дели трупы, кто в городе прикрывает банду и подобные неконкретные вопросы.

Любой грамотный опер учится так допрашивать с молодости, когда начальство суёт в кабинет незнакомого человека со словами: «Поговори, разберись». И приходится «колоть вслепую», как иногда говорят. Причём пару раз на памяти Русанова таким методом удавалось раскалывать даже вызванных в другие кабинеты левых свидетелей на пару мелких краж, чему удивлялись сами начальники, удовлетворённо записывая галочки раскрытых преступления на свой счёт. Классический слепой допрос через десять минут дал свои результаты: банда Демьяна Худина, как назвался главнюк, разбойничала второй год. Они вылавливали людей в соседнем регионе, Сарапульском уезде, ближе к Воткинску на лесных дорогах, которых продавали управляющему заводчиков Демидовых. Тот отправлял всех «в гору», где пленники работали в шахтах, прикованные кандалами к тачкам.

Постепенно охреневавшему от таких показаний Никите главнюк невозмутимо сказал сегодняшнюю дату – восьмое июня тысяча восемьсот двенадцатого года. Даже правителя страны назвал – император Александр, внук Екатерины Второй и сын Павла Первого. Деньги из тайника, торопливо выданного Демьяном, на первый взгляд соответствовали его рассказу. Профили императрицы и обоих императоров вполне напоминали что-то из памяти. Денег набралось из двух загашников немного, семьсот сорок рублей «на ассигнации», двести тридцать шесть серебром и меди около двух рублей. Наверняка главнюк не все тайники выдал, да оперативник спешил.

Выяснив, что Ермолай никого сам не убивал, ему доверяли лишь закапывать трупы, Никита испытал определённое облегчение. Действительно не хотелось казнить безоружного человека, но работать с ним надо поспешно. Сыщик оставил связанного главнюка под присмотром своего друга, методично обыскивавшего дом. Сам вышел из горницы, вот, вспомнилось слово к месту, сначала в сени, затем на крыльцо. Кто-то шуршал в конюшне, во дворе Ермолая не было. Сыщик вынул из кармана трофейный револьвер, убрал стреляную гильзу и повернул барабан пустым гнездом к стволу, чтобы случайно не выстрелить. Вернул револьвер в карман ветровки и спустился во двор.

Судя по шагам, возчик работал в конюшне, куда капитан осторожно зашёл и стал подходить к Ермолаю, сгребавшему деревянными вилами навоз в угол. В сумерках помещения абориген не заметил сыщика, пока тот не подошёл почти вплотную.

– Бог в помощь, Ермолай, – негромко произнёс капитан. Возчик резко развернулся и выставил вилы перед собой.

– Не подходи, порешу! – срывающимся голосом прохрипел мужик, испуганно прижавшись к стене конюшни.

– Рискни, – сыщик демонстративно вынул револьвер из кармана и навёл его на Ермолая со словами: – Ты тоже душегуб? Признавайся, куда убитых закопал?

– Не губи барин, – неожиданно упал на колени мужик, отбрасывая вилы в сторону, – нет на мне крови, я только хоронил покойников, да на телеге ездил, куда прикажут.

– Бери лопату, пойдём раскапывать твоё кладбище, – капитан решил проверить, что ему наболтал Демьян. Встречались в его работе пара идиотов, с наслаждением рассказывавших во всех подробностях о совершённых ими убийствах, но так и не смогли показать ни одного спрятанного или закопанного трупа. То есть, кроме глупых рассказов не было иных доказательств. Настоящих убийц, как и трупы убитых, находили несколько позже. Поэтому любые рассказы убийцы могут подтвердить исключительно трупы, как бы ни казался правдивым рассказ преступника. Да и убитых разбойников надо закапывать, пока не сильно пахнут.

Возчик проворно вытащил железную штыковую лопату и шустро направился за ворота ограды. Идти, по рассказу главаря, выходило недалеко. Так и шли – впереди Ермолай, за ним Никита. Шли по наезженной дороге минут пять, затем свернули на узкую тропку в сторону оврага. Туда и скидывали убитых бандой людей, а возчику оставалось только обрушить землю с крутого склона, чтобы засыпать их от диких зверей да бросить сверху толстые валежины, запасенные заранее и сложенные возле оврага.

– Всё раскапывать или как? – совершенно равнодушно уточнил возчик, явно не страдавший повышенной рефлексией.

– Только самых свежих. Напомни, кто там был? – уточнил офицер, привычно проверяя клиента на правдивость, чтобы сравнить с показаниями Демьяна.

– Какой-то приказчик с грузчиком, везли из Воткинска в Пермь полную телегу медного провода, – пропыхтел Ермолай, усердно раскапывая глинистую почву.

– А куда дели проволоку и лошадь с телегой? – уточнил сыщик интересную информацию, что забыл спросить в ходе торопливого допроса главаря.

– Так никуда пока, телега в задах стоит, а лошадь в конюшне. Думали, завтра приедет управляющий из Перми, укажет, что делать. – Мужик начал раскидывать землю, показывая голые ноги трупов, одежду разбойники всю снимали на продажу.

– Всё, хватит, пошли обратно. – Капитан убедился в правдивости рассказа убийцы, трупы на банде имеются, совесть мучить не будет.

– Сейчас, забросаю землёй обратно. – Ермолай не спешил выбираться из оврага.

– Не надо, тебе ещё сюда своих дружков отвезти до ночи надо. Давай быстрее, пока не стемнело.

Оба скорым шагом вернулись во двор, где возчик остался запрягать коня в телегу для погрузки трупов, а капитан поднялся в дом. Там Юрий закончил с обыском в комнате и занялся подполом, откуда вытаскивал удивительные вещи, мало стыкующиеся с началом девятнадцатого века. Классическая двустволка, пара одноствольных ружей и второй револьвер, возможно, не привлекли бы особого внимания, если бы не одно – всё оружие было патронным, чему служили подтверждением три патронташа. Два – с классическими картонными охотничьими патронами, третий – с латунными патронами. Оба друга в недоумении разглядывали необычные трофеи.

– Юра, ты же учёный. Были в наполеоновские времена патронные револьверы и ружья? – Оперативник внимательно перебирал ружья и патронташи, прикидывая, что их придётся забирать с собой. Благо кожаные чехлы под всё оружие уже лежали возле люка в голбец, включая две поясные кобуры под револьверы. Не услышав ответа, Никита взглянул на онемевшего товарища и процитировал Лермонтова: «Забил заряд я в пушку туго…» Мне одному кажется, что в эти времена не было патронов и снарядов или как?

– Если считать практику проверкой теории, надо подробно допросить Ермолая, уточнив, откуда такое оружие и давно ли оно появилось? – Невозмутимо пожал плечами преподаватель, отправляясь за новыми трофеями в подпол.

– Точно, присмотрю я за ним, пока не сбежал. Как там рассказал наш Дёма – до ближайшей деревеньки тридцать вёрст? Вот и уточню все его сказки заодно.

Капитан прихватил одно ружьё с патронташем, подходящим по калибру, и поспешил во двор. Там невозмутимый возчик уже запряг лошадку в телегу и открывал ворота к лесной дороге.

– Не спеши, Ермолай, пойдём трупы грузить, – тормознул его сыщик.

Мужичок послушно поднялся в горницу, откуда за четверть часа при помощи капитана вытащил всех убитых бандитов и сложил их на телегу. Юра за это время достал целую гору трофеев из подпола и перешёл к чулану, не забывая о довольно просторной подклети. Пока Никита с возчиком похоронили бандитов в том же многострадальном овраге, правда, не раздевая убитых, на улице заметно стемнело. Ермолай вёл себя спокойно и поразился серебряному рублю, полученному от капитана при возвращении во двор. Оперативник дождался, пока возчик разберётся с лошадьми, и повёл того в дом. Там сунул в руки ошеломлённому мужику полкаравая хлеба с ломтём сала и запер в проверенном на опасные предметы чулане с маленьким окошком, в которое мог пролезть лишь голубь или курица, не больше.

Раненого Демьяна Юрий давно перевязал, напоил водой и уложил в углу комнаты, не забыв связать руки и ноги. Ещё обоих пленников сводили на оправку, чтобы ночью не гадили под себя. Только затем друзья решили перекусить и попить чайку, из найденной у бандитов обычной заварки чёрного душистого чая. Допрос возчика Никита отложил на потом, очень уж хотелось жрать, после раннего завтрака маковой росинки во рту не было у обоих туристов. Да, именно туристов, поскольку ранним утром Юра с Никитой успели доехать из Воткинска, где оба жили, на машине оперативника к местной достопримечательности.

Чёрный Палец или Чёртов Палец – так называли одинокую скалу, неведомым геологическим промыслом оказавшуюся в трёхстах километрах от ближайших отрогов Урала. Как водится, редкий геологический феномен оброс многочисленными легендами и небылицами: начиная от пугачёвских кладов и золота Колчака, заканчивая инопланетной базой и святилищем белоглазой чуди, жившей здесь по легендам в незапамятные времена. Одним из последних достоверных слухов было исчезновение четверых охотников двенадцать лет назад, от которых осталась машина и следы на снегу, ведущие к Чёртову пальцу. В силу того, что жители города Воткинска пропали на территории другого региона – Пермского края, розыском охотников никто не занимался. Провели формальные мероприятия и отослали розыскное дело в Пермь, по территориальности. Там, наверняка, тоже сунули дело под сукно.

Никита Русанов впервые услышал эту историю ещё в студенческие годы, а когда начал работать в полиции, то решил проверить слухи и натолкнулся на стену молчания. Узнать удалось лишь фамилии и адреса без вести пропавших охотников. Пермяки на его запросы по розыскному делу ни разу не ответили, в федеральной базе без вести пропавших охотники не числились. Семьи двух охотников через месяц внезапно уехали в Питер, где жила семья третьего потеряшки, егерь был холостяком. Но все четверо пропавших лично выписались из города. Что интересно, на два запроса любопытный Никита ответов из бывшего Ленинграда не получил. Зато за самодеятельное расследование был показательно выруган начальством, запретившим даже вспоминать этих потеряшек.

Судя по напуганному виду полковника, начальника полиции, это указание пришло сверху. Никита не был упёртым дураком даже в молодости, понял, что вписался во что-то секретное и ни словом, ни делом не нарушил за эти годы указание руководства. А нынче, получив возможность отдохнуть аж три дня подряд во время празднования дня России, позвал ближайшего друга Юрия в турпоход к тому самому Чёртову Пальцу. Кандидат наук был не прочь развеяться, благо, в отличие от оперативника, ни разу там не был. Подъехать вплотную к скале не получилось, за последние годы просёлок сильно зарос, пришлось оставить машину в километре от цели пути. Полдня ушло на обследование чёрного каменного феномена, отвлекаясь на поедание рано созревшей земляники из-за жаркого лета. А на обратном пути к машине расслабленных туристов бандиты и словили.

Сейчас, за поздним ужином, друзья обсуждать случившееся не стали, главарь банды был в одной комнате с ними. Решили подробно поговорить утром, благо сотовые телефоны и прочее содержимое карманов оказалось в обнаруженных рюкзаках, наверняка приготовленных для продажи управляющему заводчиков Демидовых, если это правда. После ужина Юра устроился спать на единственной кровати за печкой, лежанке из деревянных досок, но с кое-каким матрасом и бельём. Хотя брезгливый кандидат наук только снял обувь и носки, спать отправился в джинсах и футболке, надеясь на отсутствие клопов, потому что тараканы по дому носились вовсю. Говорят, что там, где есть тараканы, клопов не бывает, сейчас туристам предстояло проверить эту поговорку.

Оперативник выпил вторую кружку крепкого чифира, вздрогнул от приятной горечи напитка и направился допрашивать Ермолая. «Ничего не меняется, что на дежурстве ночью бандитов колю, что на отдыхе тем же самым занимаюсь. Надо было идти в нотариусы, предлагали в своё время, и место было. Там спокойно работал бы с девяти до шести с молодой секретаршей и горя бы не знал. Хотя нет, их тоже поднимают богатые буратины и старые бабушки на выезд. Да и криминальная смертность нотариусов не меньше, чем у оперов уголовного розыска. Так что правильно я пошёл в уголовку, правильно», – размышлял капитан, усаживаясь перед напуганным ночным визитом Ермолаем.

Впервые приходилось разговаривать с преступником при свете керосиновой лампы, три штуки которых нашёл Юра в горнице. Мимолётно офицер подумал, что вроде керосинки появились позднее, но когда? Затем занялся привычным допросом, рисуя по его рассказу при колеблющемся свете кроки окружающей местности, подложив под лист бумаги ровную плашку. Хорошо, что в родном рюкзаке нашлась шариковая ручка, которую сыщик всегда держал при себе, мало ли кого надо допросить под протокол и подпись, тут сотовым не отделаешься. Мобильники, как ожидалось, ни сети, ни интернета не ловили, что всё больше склоняло к реальности девятнадцатого века.

Только каким-то неправильным получался девятнадцатый век. По словам Ермолая, пытавшегося угодить доброму барину после полученного серебряного рубля, царь-император в России был Александр Первый. Вроде всё верно, но его папеньку Павла похоронили пять лет назад. И умер тот своей смертью, ну это могли при любом перевороте озвучить. Но в реальной истории Павла похоронили в 1801 году, Никита твёрдо это помнил. Да патронные ружья и револьверы со слов возчика появились в России лет тридцать назад. Хотя Суворов так же воевал против наполеоновских маршалов, как и в прошлом сыщика. А Пермь оказалась не только городом заводов, но и крупным торговым центром.

Со слов аборигена, через Пермь проходила чугунка из Петербурга в Сибирь и дальше к ханьцам в Китай, откуда везли недорогие хлопковые ткани, чай, солёную и копчёную морскую рыбу, пряности и рыбные консервы (?). Ездили по чугунке самоходные телеги под названием паровозы, тянувшие за собой дома на колёсах под названием вагоны, естественно. Хотя при этом крепостное право никуда не делось. Все работники Демидовых и Строгановых были крепостными. А крестьяне из деревень вокруг Воткинска, как и в реальной истории, – приписными. Они жили гораздо свободнее и богаче демидовских крепостных, за что те их ненавидели.

– Надо же, никакой классовой солидарности, – хмыкнул сыщик и решил уточнить подробности жизни своих дальних предков. И едва не упал от удивления со своего чурбачка. Оказывается, приписные крестьяне должны были отработать на заводе со своей лошадью и повозкой всего сто восемьдесят дней в году. Причём, при выполнении урока (как понял оперативник – нормы выработки) перевозки угля и руды в день, получали полторы копейки за этот рабочий день. Остальное время приписные крестьяне занимались своим хозяйством. Приписные рабочие с Воткинского завода имели свои посевы и покосы по две десятины каждого участка. Капитан сразу пересчитал размеры в гектары, которые почти равны десятине – на память он не жаловался, а историю любил.

Двенадцатичасовой рабочий день на Воткинском заводе, которым любят пугать историки, действительно начинался с шести утра. Однако в полдень все рабочие уходили на трёхчасовой обед, во время которого можно было поработать дома или вздремнуть, чтобы вернуться в завод к трём часам и доработать смену до девяти вечера. Действительно, двенадцать рабочих часов, спорить не станешь. Но, с учётом дневного сна, получалась обычная смена вахтовика или военных моряков, у которых сохранился адмиральский час и почти постоянный ненормированный рабочий день. За работу приписные рабочие получали огромные деньги – десять-двадцать рублей в месяц, чему страшно завидовали даже приписные крестьяне.

Не упустил случая оперативник уточнить цены на одежду, еду и прочие услуги, включая страшно дорогие билеты на чугунку, по десять рублей от Перми до Екатеринбурга, например. Об управляющем возчик отозвался с явной неприязнью, что вполне понятно. Этот Маккей мог велеть запороть насмерть или приказать убить любого из окрестных мужиков, даже баб, несмотря на официальный запрет таких наказаний для крепостных. Но, как всегда в России, до бога высоко, до царя далеко, в провинции главной силой остаются даже не графы и прочие владельцы заводов и деревень, а их управляющие-прохиндеи, которые и наводят свои порядки при помощи бандитских группировок, вроде шайки того же Демьяна.