Текст книги "Марш Обреченных. Финал"

Автор книги: Вадим Климовской

сообщить о нарушении

Текущая страница: 43 (всего у книги 59 страниц)

Гагах!

Эхо погнало за нами рокот камнепада и звуковой волны.

– Темп-темп! – дико заорал Рейван, а Борнас смачно сплюнув под ноги, добавил:

– Стервозины, догоняют нас! Надо поднатужится!..

– Жить хотим?

Мрачная философия, конечно же, хотим!

– Тогда хватит жалеть ноги!

Его уже никто не слушал, сорвались в конский галоп, позавидовал бы любой породистый жеребец. Врезаясь в стенки тоннелей, получая ссадины и ушибы. Догоняя быстроногого Рыжика и взлетающего к сводам Борнаса.

Я потерял счет во времени, но четко запомнил тот момент нашего бешеного старта, момент с которого начались наши блуждания по недрам Золотой Рудни…

– Воды хочешь?

– Давай, – я протянул флягу Сурку, тот жадно напился, словно под солнцем в раскаленной докрасна пустыне.

Откинувшись на скальный выступ, я задремал. А разбудили меня буквально сразу, через секунду, даже не успев толком разобраться и возмутиться, Рейван навис надо мной мрачной громадой, всем своим видом обрывая пререкания.

– Выступаем.

– Долго я проспал?

– Почти два часа, – десятник заученными за долгую службу в Королевской армии движения проверял насколько быстро выскакивает из ножен меч, выхватывал метательные ножи и бережно отправляя их на место на поясе. Вещмешок висел на его плечах, как пришитый, Рейван даже спал на нем, не снимая, изредка давая плечам отдохнуть.

– Эй, Бородавка, ты, что это там возишься? Чего прячешь за спиной? А ну-ка покажи!

Я оглянулся: маленький полузаваленный проходик меж двумя скалами и Бородавка метушной, ползающий на карачках и действительно, что ценного можно было там найти?

– Сурок, душу твою, ты что спишь?

Торопливая возня, приглушенная ругань и копошение в смежном тоннеле, Сурок, прыгая на одной ноге, на ходу застегивал штаны.

– Нужда, господин Рейван, прихватила!..

– Следить за арестантами надо! – срезал десятник.

– Да не беспокойтесь вы, дорогой Рейван, за нас, никуда мы с этих пещер не сбежим. Сплошные стены кругом. Куда не плюнь гоблинские морды!

Рейван зло развернулся, Конек крутился у спальников и вещмешков, завязывая на узелки тесемки. Мда, что же мы упустили из виду?

За моей спиной хихиканье – это Кручень с Рыжиком обсуждали возню Сурка с поясным ремнем. И приспичило так Сурку не вовремя!

– В строй! – приказал десятник, хмуря брови. Ох, как нелегко ему сейчас! Появился запыханный Желудь с пространным выражением на исхудалом лице.

– Тоннель расширяется. Уходит в гору. Дальше придется ползти по карнизу…

– Выход в Рудни, – подытожил командир отряда. – Поторопимся, нужно еще определиться, где лучше выйти, гоблины будут стараться перекрыть все проходы в Позвонок.

– Нам бы в расщелинку, – снова порекомендовал магик.

– Посмотрим, – коротко обронил Рейван, – в путь!..

Мы еще слышали с десяток преследовавших нас обвалов, стены бесчисленных пещер дрожали и осыпались камнепадами, Сурка и меня пару раз ощутимо огрело и Борнасу на ходу пришлось оказывать нам медицинскую помощь. Все чаще попадались обширные галереи и Рейван, перед каждой из них останавливался и производил разведку. Пустые залы и застоявшийся воздух, циркулирующий с узких, в ладонь проходов, задувал от слабых сквозняков. Меня мучили вопросы, если гоблины не жили в недрах гор, тогда где же их обиталища? Где поселки общин? Неужто они гнездятся под морозным холодом? Неужели их шкуры и впрям выдерживают те пресловутые, ужасающие «колючие» морозы? Не понятно…

Как и обещал Желудь, через полчаса они выбрались к отвесной пещерной пропасти, в прошлом, скорее всего здесь произошел колоссальный обвал, и внутренняя часть скалы провалилась в глубь Золотой, сминая на пути тоннели и переходы, оставив за собой узкие карнизные пролеты и дыры смежных путей. Чудесное дельце, карабкаться над бездной, дно которой усеяно острыми гранитными обломками. Мы столпились на краю перешейка и Рейван, в который раз за день смачно выругался, перспектива зависнуть на такой высоте никого не обольщала. Но что поделаешь? Путь дальше – на той стороне, в тех черных провалах в скале. Значит, полезем.

Тут же не обошлось и без проблемы, Бородавка категорически отказывался, куда бы то лезть, патологически боялся высоты, Рейван тут же напомнил свой непререкаемый аргумент – если не умеешь карабкаться по камням, значит, научишься махать руками как птица и летать. Арестанту пришлось на силу покориться, нытье и сопли были проглочены, и Бородавка полез на короткий выступ, обрывая в пропасть мелкое крошево.

– Веселее! – подгонял всех сзади Рейван, и я его понимал как никогда, лучшей мишени для гоблинских шаманов и не представлялось. Бери и расстреливай, хоть в упор.

– Желудь, долго ползти? – пролаял над ухом всем не довольный Конек, настырно пялясь в пропасть.

– Лететь быстрее, – обронил сухо магик.

Подбородок Конька резко вздернулся к верху, а глазенки так и опасливо заблестели не добрым огоньком.

– Ты не умничай, толком говори, вызвался в проводники, тяни лямку!

– Конек, ты еще не на скале? – Вмешался командир отряда. Я стоял в сторонке и сощурено подслушивал невеселый диалог, мне было очень интересно, чем бы закончилась вдруг вспыхнувшая между узниками Гранитки перепалка, но тут как тут вмешался Рейван. Одно очевидно, Конек не уживался ни с кем, и меняться уже характером и не старался.

– Слушаюсь, – иронично отсалютовал толстячок и полез вслед за дрожащим осиновым листом на выступе – Бородавкой.

Мы продвигались к спасительным тоннелям медленно, осторожно, поодиночке, вереницей на скале, отставая, каждый друг от друга на пять-шесть шагов, может, кому-то вдруг могла понадобиться помощь, и тогда, дай нам Аллон удачи, кто-то из нас успел бы прийти товарищу на помощь. Мне явственно было понятно к "добровольцам" из Гранитки сия инструкция в неписаном уставе отряда не касалась, но если неожиданно понадобилась бы помощь Борнасу, я б не раздумывая, пришел к нему на выручку. И надеялся, что тот поступил бы в отношении меня так же.

Скалолазание для меня оказалось настоящим испытанием, благо замыкали группу Сурок с Рейваном, которые и подгоняли меня, но все же морально поддерживали. Так мы крались с полчаса, и тоннели медленно приближались к нашим стопам, маяковали черными провалами. Сигналили и манили в спасительную темноту.

Но удача переменчивая дама и хорошее, так же как и плохое, имеет наглую привычку меняться местами в неподходящее время…

Раскатистый лай и стон камня, срывающегося в камнепад, я подсознательно содрогнулся, чудом удерживаясь на карнизе. За нашей спиной творилось нечто ужасное, твари наконец-то добрались по нашим следам и если бы не дорога по выступу, уже рвали в клочья тела.

– Скорее-скорее! – орал взъерошенный Рейван.

Гоблины кричали нам вдогонку лающую брань.

Визг и рычание не прекращались – гады решали, кто полезет за нами вслед.

Я уже задыхался от усталости. Уже не мог переставлять ногами и перебирать руками, искать опор.

Крепкая ручища схватила меня зашкирки и втянула в щель, я не собрался даже для вялого отпора, просто подкосился и рухнул на кого-то из отряда.

– Мессир Черствый, слезьте с меня, вы не настолько легкий, как кажетесь! – без злобы отшутился Конек.

И угораздило меня ж!

Я привстал и отполз в бок, осмотрелся: Кручень, Конек и Бородавка, и я между ними, Желудь каждого затаскивал в узкую и затхлую пещерку. А где же Рыжик? Куда подевался следопыт?

Рейван с Сурком прошмыгнули последними, растянулись в полумраке среди нас. Отдыхали несколько минут. Из непроглядной темени уходящей в глубину пещерки вынырнул Рыжик и зашипел:

– Я кажись, нашел выход к расщелинам!

– Отлично, Рыжик, сейчас выдвигаемся! Не спать!

– О боги! – застонал Конек.

– Не ныть! – подстегнул его десятник. – Мессир Черствый, мне кажется, что мы все-таки добрались до Драконьего Позвонка!

Драконий Позвонок!

Более мерзкого места на континенте и не придумаешь! Я, во всяком случае, такого и не встречал. Тяжело и описать, на что похож тот горный хребет. Сам воздух пропитан злобой и ненавистью, а адресованы те чувства были исключительно для наших персон. Словно горы на самом деле являлись окаменевшими, но живыми и живущими своей вечно-чуждой человеку жизнью. Великаны, околдованные страшными заклинаниями, давно забытыми и потерянными в веках. Мы чувствовали себя здесь абсолютно чужими, лишними в крае серости и льда, снега и вечного мороза. Расщелина, что приютила нас и дала возможность выжить и продолжить путь, занимала в ширине не больше полметра, а то и местами меньше, посему продираться меж тесных стенок хребтов мы имели случай либо боком, либо никак, в надежде ища другие маневры. Отдых устраивали в тех моментах, если позволяла местность и хоть какой-то простор в лабиринте хребта. И то, постоянно помня о преследователях, такие остановки у нас происходили редко, когда мы в щент выбивались из сил, не держались на ногах и жаждали минуты покоя и еды. Тогда Рейван милостиво подавал знак рукой, и отряд останавливался, забивался по углам расщелины и подремывал, жуя. Костер разводить мы боялись, потому, как дым мог мгновенно привлечь сверху внимание зорких шакалов или патрулей гоблинов. Ели черствый хлеб и доедали запасы вяленого мяса. Мне не верилось, что преследователи отстали от нас или потеряли след, напротив круг смыкался, и стоило нам выбраться на ровный участок дороги, как нечисть мигом возьмет нас в клещи.

Мелкий снег веером ниспадал на дно расщелины, и я полуприкрыв веки, вяло следил за танцами природы на блеклых отсветах облаков, чудом достигающих на такую глубину.

Первым почувствовал тревогу Желудь, потом встрепенулся Рыжик, их нервозность заметили и мы. Наши взоры обратились к верху. К узкой полоске света, манящей и притягательной. Я запоздало, будто сонно ощутил нарастающую волну дурного предчувствия. В прошлый раз, когда погиб Волчара на меня нахлынуло тоже самое. А что нам ждать теперь?

Ветер гулял сквозняком и трудно разобрать, что творилось на вершинах Драконьих Позвонков, я молил Аллона, что бы, не случилось обвала, тогда нас ждала участь бедняги Волчары. Тревога в груди нарастала и вместе с нею обида, ведь, наверное, до Одноглазой Башни осталась чепуха, может рукой подать? А угроза смерти нависла острой косой. Нечестно по отношению к человеку, нет честного везения и фарта, присутствует грубая сила и инстинкты неугомонного зверья. Работа рефлексов, чтоб им было не ладно!

Длиннющая, клиновидная тень заслонила просвет над головой, на пару секунд и мгновенно исчезла, до пораженного сознания бегло дошло – "не двигайся, Алькир, затаись!" Тихий сип Желудя приказал хранить гробовое молчание, мы засели по углам, как мыши в амбаре, больше не подавая ни звука. Сверху, нам на плечи и головы посыпались мелкие камешки и осколочки льдинок. Какая-то падла замерла на самом краю хребта и размышляла убогим интеллектом: куда дальше податься? Я мысленно молился: нехай созданием окажется не гоблин или шакал, а другая, живущая на Дальнем Севере охотящаяся в горах тварь. В каком-то смысле Аллон услыхал мои задушевные молитвы…

Сперва когтистые лапища, а потом волчья морда засветили в узком провале и нас буквально вдавило страхом в холоднючие стенки хребта, я услышал сбоку сдавленный всхлип Бородавки и приглушенное шипение Сурка. Без паники! Не подаваться страху и держать себя в руках!

Тварь не похожа на "серую" бестию, я с панической ясностью заключил – нас поймала в силки другая гоблинская нечисть: оборотень. Горбатая бестия, что попадалась нам по пути в Гранитную Балку, и с которой мы имели случай столкнуться в хуторе Диком, на окраине людских поселений. А мы уже и думать забыли, что кроме шакалов и рядового сброда, у шаманов в служебном запасе больше нет никого? Ага, рано радовались! Оборотень срывал нам на головы снежные пласты и камешки. С приглушенным хрустом и стуком все это добро летело в нас, слетало вихрями в лицо и рикошетом попадало от параллельной стены. Кручень не выдержал и вскинул на прицел арбалет, собираясь выпустить в монстра болта, но Борнас резким взмахом руки разрядил обстановку. Без удачи, тварь все одно учуяла нас, поставила для разведчиков-гоблинов метку и с минуты на минуту сюда слетится все гоблинское полчище. Сказано просто, но дрожь пробежала по спине, и испугались не на шутку, но, взглянув на Борнаса, я понял, у ушлого чародея опять была припасена спасительная идейка, которую он незамедлительно пустил в расход. Так получалось, что я и весь отряд, не прекращая, ждали, когда магик выпутает нас из очередной безвыходной ситуации. Прям закономерность – не иначе!..

Желудь в ладонь поймал один из отскочивших от противоположной скалы камешков и, закрыв глаза, сконцентрировавшись, занялся колдовством. И снова без зрелищных фейерверков. Без мерцающих огней и вспышек. Сугубо действия. В моем сознании невольно закралось осторожное подозрение, навязчивое, но имеющие право на существование. Мне померещилось, но в тот роковой, судьбоносный миг, меня посетила догадка, за что могли упрятать Борнаса в Гранитку? Но предположения я пока решил не развивать, а оставить на потом…

Камешек в его руке слабо заискрился бежево-изумрудными прожилками и в полумраке он отчетливо начал мерцать. Чародей швырнул породу в проход расщелины на тропу, которой мы дошли сюда, и я готов поклясться, что артефакт с размером в среднее яблоко поскакал меж двух хребтов обратно к Золотой Рудне. В противоположную нашего пути сторону. Борнас не переставая, шептал заклинание, и приманка, оставляя за собой слабый свет, укатила от нас подальше, увлекая разгоряченного злобой оборотня. Снег и камни перестали сыпаться нам на головы и рев чудовища, эхом удалялся к Рудням. Я чувствовал магическую вибрацию ловушки, она манила тупую нечисть похлеще куска окровавленной плоти. Но факт оставался фактом: нас выследили. Такой дешевкой не купишь гоблинских шаманов, они будут выслеживать нас до самой Одноглазой Башни, будь на то воля Аллона, нам к ней добраться!..

Утром четвертого дня в расщелинах Драконьего Позвонка Рыжик скомандовал привал, и я по его физиономии понял, в нашей миссии подходит рубеж. А следом – новое испытание. И естественно, угадал. Мы заночевали в расколотом надвое хребте, больше смахивающем на дно мелкого каньона, превращенного в сплошной ледяной каток. На ровном месте Сурок умудрился даже подвернуть руку, а Рыжик едва не расквасить носа, Бородавку с Коньком полчаса ловили за пируэтами по мелким горкам, и съездам. За столько дней увидели хоть какое-то развлечение. Нашли выдолбанную диким зверем нору, проверили ее на безопасность и уже, потом приватизировали. Наелись холодной стряпни, надоевшей на всю оставшуюся жизнь, расставили караул и улеглись до самого утра. На утро сделали бросок на три оставшиеся мили, пока ноги не задубели от холода. И когда уперлись в горный шип, с далека отчего-то показавшийся мне пиком Одноглазки, вновь организовали передых. Рыжик, не расслабляясь, ушел на разведку и возвратился меньше чем за пять минут, взволнованный и довольный. Нас он порадовал как никогда за все проведенные с ним деньки.

– Башня! Одноглазая Башня!

Я чуть не захлебнулся остатками воды из фляги, настолько желанными и неожиданными всерьез выявились для всех его возгласы. Сердце забилось, бешено и сумасшедше. Наконец-то! Неужели мы сделали нашу миссию и жертвы не напрасными?

Адреналин забил в жилах, и кровь застучала в висках, мы едва не орали от восторга, от счастья и удачи. Пробудилось третье дыхание, и усталость отступила в тень бодрости и решимости. Мне хотелось бежать к Башне в припрыжку и увидеть ее своими глазами, обхватить в объятия непокорные и грозные стены и прокричать слова злости мертвому камню, излить угрозы неведомым и забытым хозяевам Свергилля.

Но хладнокровие Рейвана и Борнаса отрезвляет нас на крутом пятаке у островерхого шпиля. Снова остановка. Снова командир с мрачной решимостью выдвигается к скальному перекату и взбирается на горный холм, с опаской выглядывает на раскинувшийся за горой пейзаж. Исследуя и прицениваясь. Я не выдерживаю, смахиваю с плеча руку Крученя и ползу вслед за десятником, замираю возле его ног, он холодно озирается и переводит внимание на открытую местность снегов и шпилей, а посреди ровная открытая площадка. И я застываю на холодных камнях. Замечаю, как Драконий Позвонок, состоящий из лабиринта горных хребтов и расщелин, уходит в низину и тянется по ней до горизонта… Степь? Где она там степь? Степь до Льдистого океана. Сколько до него еще чесать? Но не вид ровного края меня содрогает и вздергивает изнутри. Ни это! Серебристо-бронзового оттенка высоченный за все и всех шпиль, уходящий к самим небесам, приковывал и парализовал, бросал в холодный пот и в эти страшные морозы. И там, под низкими тучами, кроваво-алый свет из одинокого оконца цитадели. Одинокий и пламенеющий. Так вот почему ее назвали Одноглазой Башней? Кровавый глаз, глядящий на бесконечные массивы льда и снега Свергилля. Утопия! Иного определения не найти.

– День пути, – зашептал мне на ухо Рейван, – если будет сопутствовать нам удача и везение.

Будет! Я точно верил, что будет. Теперь, когда я воочию увидел цель нашей миссии, я нисколечко не отступлю перед нею. Буду крошить когтями гранит, но дойду… до ползу до одноглазого шпиля.

– Надо Рыжика сюда с Борнасом, необходима разведка. Не нравится мне это открытое поле. Надо пронюхать округу.

Я был вполне с ним согласен. Сейчас терять бдительность хуже всего, Рейван уполз раздавать команды, а я безмолвно, с жадностью буравил древний реликт пожирающим взором. Меня больше всего волновало, кто построил такой монумент? И с какой, Аллон побери, целью?

– Вот, господин Алькир, вашими молитвами таки добрались, вы не жалеете ведь, что взяли нас собой? Видите даже такие пропащие люди, как мы, на что-то годимся.

Ласково-холуйский голосок, который невозможно было спутать ни с чьим другим. Его милость Конек отважился высунуть своего носа из тыла и подать о себе знать. И что этой мрази привиделось? Его шкура ничего давно не стоит, пускай радуется, что до сих пор жив.

Я проигнорировал его присутствие, да и что недоноску было отвечать, когда носом чуял неизведанное. Самое интересное – впереди!..

– Спокойно?

– Спокойно, Рейван, спокойно… – с напряжением подтвердил Желудь, его явно нечто тревожило и тяготило, и сказать по правде меня тоже.

Непередаваемое ощущение настороженности отягощало, чуть ли каждого из нас. Цель так близка, но она почему-то пыталась стать для нас недосягаемой? Мне мерещились за каждым поворотом, ложбиной и расщелине западни. Эшелоны гоблинских солдат, шаманов и их исчадий. Твари окружают нас и рубают огнем, а довершают схватку клыки и когти. Ведь нам до сих пор точно неизвестно насколько хитры и коварны властители Свергилля. Вряд ли монстры просто так сдадут нам Одноглазую Башню или даже позволят в нее войти. Неизвестно чем служила дикарям эта громада. Идолом преклонения? Священностью?

Крадучись мы к концу дня приблизились к Одноглазке, она стала единственным пятном на небе и ориентиром нам. Путеводной звездой с гору величиной. Облака серые и низкие, пропускающие бледный и блеклый солнечный свет. Холодный и неестественный. Здесь на Дальнем Свергилле день обрывался очень быстро, и начиналась кромешная ночь. К вечеру пошел снег и Рейван стал переживать, что наша группа может достаточно наследить, а нечисть этим инстинктивно воспользоваться. Но применять магию Желудь не рекомендовал, ссылаясь, что силы нужно беречь до последнего, ведь не знаешь, что тебя могло дожидаться завтра, под стенами башни?

В целом я был с ним согласен, правда, опасался, как бы под цитаделью нас не сомняли в плотный круг и не растрощили поодиночке. Чтобы не поднимать смуту, опасения пришлось оставить при себе.

Но как днем, так и ночью нас поджидало спокойствие и глубокий сон. В последние дни я не мог вспомнить, что мне снилось каждую ночь, чаще просто проваливаясь в бездонные колодцы без сновидений. И поэтому много не досыпал, просыпаясь разбитым и уставшим. Мне чудились в темноте крадущиеся тени и оскаленные пасти монстров. Но с неминуемой поступью смерти я давно свыкся и ждал ее невозмутимо, даже с хладнокровием.

И вот тот день, когда мы оказались на жалком хребте, косточке от Драконьего Позвонка, за ним действительно полностью открытая степь. Открытая низина в полкилометра расстоянием, а в самом центре Башня, за реликтовым возвышением загнутый горный аппендикс – это хвост Драконьего Позвонка. Место, где обрывается и заканчивается хребетный край. Концовка нашего безумного марша. Слева и справа высятся жиденькие расщелины сланцевых нагромождений. Последний рывок и мы у цели. Я вгляделся в башню. Одни, единственные внизу створки ворот, трудно определить для кого предназначенные. Выложенный пьедестал входа и – все. Выше к небесам – сплошной серебристо-бронзовый монолит и под тучами горящее кровью окно-амбразура. Вот и все гостеприимство. Рассчитывать явно лишь на эти воротца и более не на что. Мы сгруппировались за камнями и, собравшись с духом, той же вереницей скользнули к сладкому кренделю.

Подул настырный ветер, я мог поклясться, что секундой раньше его и в помине не было. Плевать! Ворота маячат сладко и приветливо. И мы ускоряем шаг, чуть не срываемся на бег.

– Конек, ты чего?

Я с замиранием оборачиваюсь, затормозил и Кручень, затем Рейван.

Толстячок, моргая, пялился на расщелину слева от нас.

– Ч-чего?..

– Да привиделось, – буркнул арестант.

Мы уже снова спешили вперед, когда Желудь на ходу замотал головой, приостановился и зашептал колдовское плетение. И тогда я окончательно уверился, как на нас лавиной надвигалась большущая проблема, перерастающая в опасность…

– А-а-а-а! – завизжал сзади Бородавка и я, не сдержавшись, выхватил из ножен меч, левая рука потянулась к серебряным ножам.

– Не стойте! Бегите! – Сурок догнал обомлевшего на месте Бородавку, но тоже вдруг застыл, когда проследил за перепуганным взором бывшего узника. И мне ничего лучшего не пришло на ум, как поступить также…

На гребне шестиметрового хребта, плосковатого в вершине, застыла вздыбленная яростью тварь. Шакал! Морда оскаленная и опущенная вниз, глазища горят адским огнем. Тварюга скалилась, затем в миг задрала головешку и пронзительно, по-собачьи завыла. Посылая сигнал по Драконьему Позвонку и степи. У меня душа ушла в пятки. А кто-то из нас стопроцентно успел, даже обгадится.

Желудь, рыкнув, размахнулся и пульнул в зверюгу яркой молнией, нечисть слетела с гребня, но удар успел полоснуть ее по шерсти, оставив дымящую проплешину.

– Бегом! Бего-ом! – сумасшедше заорал Рейван, переходя на быстрый бег.

Не помня себя, мы рванули за ними следом.

Подвывающий вой летел нам вдогонку.

Защекотало по затылку ледяным морозцем, сквозняк закрутился смерчем, и окружающий пейзаж смазался туманной дымкой. Блеклой рябью. Колдовство?! Магия?! Я почувствовал чуждую мне волшбу. Со всех хребтовых вершин закатился лающий всхлип. Шаманы! Нас окружили в кольцо!

А башня приближалась…

Створки ворот надвигались финишным флажком, я задыхался, а бестии в округе бесновались и завинчивали смертоносные вихри…

– Колю… колючи-и… – на ходу ревел Рейван.

Я его понял и пропустил крик мимо ушей.

– Бород-д… Боро… Боро-о-о… – Сурок мычал позади.

Я через страх на ходу оглянулся и поразился: Конек догонял меня, – ох же, как скотина, хотел жить! А Бородавка наоборот отставал от бегущего впереди него и за Коньком Сурка.

Первым влетел на пьедестал Рыжик, с маху протаранил створку и, с криком приотворив ее, исчез внутри Одноглазой Башни. Наверное, никто из нас не ожидал такого, вот так просто оказаться внутри цитадели. Следом за Рыжиком: Борнас и Рейван, Кручень…

Душащий легкие и сердце мороз волной несся на отставших и мне перед ликом смерти, наконец, дошло, что же кричал Рейван: "колючие"… "колючие"… "Колючие" морозы! – вот о чем он нас пытался предупредить!

Живое становилось льдом – замерзая навеки!

Я припустил сильнее, мне в спину уже дышал Конек. Прыткий Конек!

Сурок визжал от ужаса и страха.

До сознания докатился полувопль Бородавки и дребезг осколков льда…

Волосы на затылке моем стали дыбом, я представил, какая участь ждет нас. Мы с Коньком влетели в Башню одновременно. Глубокий мрак, я оступился на лету о чье-то тело, услыхал громкий вопль, с размаху полетел кувырком по полированному, гладкому граниту. Вдохнул застоявшего за многие века воздуха и пузом прокатился к противоположной стенке, разминаясь по пути с выбитой из камня кольцевой лестницей. С маху въехал в хрупкие и рассыпающиеся подо мной предметы… Жадно глотая воздух и кашляя успокоился. Мышцы гудели. Мне трудно пошевелиться. Я парализовано лежал без движения. Так продолжалось до тех пор, пока тусклый свет Борнаса не навис надо мной.

– Живы?

– Вроде бы…

Я мигом вскрикнул и шарахнулся.

На моей груди и возле меня – кости. Лучевая, берцовая, часть позвоночника и реберные… Аллон пресвятой, похоже, человеческие кости?!

Борнас распалил пламя посильней и нагнулся.

Мы вместе с ним одновременно разглядели оскаленный череп, пустые глазницы.

О Аллон, совсем нечеловеческий!..

Эльфийский!

* * *

– Роб, ну чаго тебе вечно мярещется? Вчера перевертыши всю дорогу перед глазами маячили, а сегодня что?.. Чаво мраки наводишь? Дурья башка, угомонись! Не нервируй сержантика, он у нас и так того… – старичок боязливо тыкнул указательным пальцем в темные тучи, – какой-то заводной.

А напарник и не думал униматься, то сперва прощупывал дорогу, занесенную снегом чуть ли не на ощупь, а когда и вовсе потемнело и дело дошло до ночлега под луной, соскочил с седла и, полусогнувшись, блуждал вдоль главной дороги. В двух десятках миль от хутора Радужного арестантский конвой Хлебчика был вынужден съехать с тропы, прямо не в кювет, и если бы не старичок Форм, сидеть бы им до утра в той яме. Хлебчик с сержантом Гранитной Балки Арондом плевались и матерились, поминая богов и демонов, пинали рядовых и щерились на узников. И благо, что к ночи, когда полностью потемнело, успокоились. В эскорте со смотрителем Хлебчиком и сержантом Арондом в нагрузку присутствовали солдаты-караульные: Верен, Кривой Локк, Рябой Куст, Клоп, Роб и, конечно же, старый Форм. Форм жил в хуторе Диком и по блату с капитаном Рогвиком каждый сезон нанимался на халтурку, метался в Мейдрин с Хлебчиком и дежурным конвоем, то есть туда и обратно, в целях доставки новоиспеченных штрафников в Гранитку. Такие походы и выезды даже вошли в местный обычай и со временем к дедушке Форму помаленьку начали привыкать и привечали в свою военную команду. Как бывший служака Форм был этому рад, ведь и деньжата в кармане звенели, и дома в лачуге старой не нужно сутками торчать, да на псов своих гарчать. Хозяйства нет. В каморе и мыши от голодухи померли. А так, за ходку Форм хоть каких-то имел два-три золотых. На прокормку до следующего похода вполне хватало. На молоко, сыр, мясо и хлеб – правда, по заоблачным ценам. Одежду шил своими руками из вареной и вычиненной кожи. Охотился на пушного и пернатого зверя. Тайком трамбовал в мешок и тем же не хитрым способом сбывал товар в столице по знакомым торгашам. В итоге – и на этом брал денежный плюс. Бизнес мелкий, но давал возможность заработать до десяти золотых, а в редких случаях и больше.

Эти места Форм знал, как свои пять пальцев, но в ту злополучную ночь лес ему показался особенно чужим и притаившимся. Ни где, ни зверь не подкрадется, ни птица не ухнет. Замерло и затихло по дебрям и хащам. Чудеса! Чудачества Роба начали казаться и не такими смешными и глупыми, а что вдруг и вправду, какая тварь завелась в местных лесах, всю округу всполошила? С подступающей дрожью Форм заозирался на занесенные снегом сугробы и заиндевевшие сучья елей. Сколько лет по этой дороге колесили, а такое в первый раз случается.

Чуть в стороне чиркнули трутом, и через парочку ударов загорелся сухой, припасенный в дорогу хворост. Потянуло дымком. Заурчало в животе. Захотелось хлебнуть чего-то горяченького.

– Форм чего там застрял? Давай сюда! – окликнул, разминающий колени Хлебчик.

Старичок повел плечами, оглянулся на сгущающий над леском мрак и подошел к костру, поближе к кругу караульных, травивших анекдоты. Карету завели, спрятали у деревьев, а коней привязали у молодых, разлапистых кленов. Обитая железом, колымага зияла единственным на боку провалом, зарешеченным оконцем, из него час от часу вырывались клубы пара. Это кто-то из арестантов приценивал местность и жадно вдыхал порцию свежего воздуха. Их жизни и медного гроша не стоили! Форм сплюнул в снег и нахлобучил на лоба ушанку. Придурок Роб – он виноват в смуте, разводит, понимаешь ли, страхотряску, кол ему в зад!

– А мож таго, выпустить их на воздух?

– Чего, совсем сдурел? Разбегутся как клопы по всем хащам, ты их потом ловить будешь?

– Мое дело предложить…

– Лучше глупостей не предлагай. Налить нет ничего?

– Налить? – возня. – Есть.

– Эт другое дело! Эт по-нашему. Наливай! – обрадовался смотритель. – Не хлопочи по ним, их позиция давно ясна: клетка – стена – карцер. И снова: клетка – стена – карцер. И так до упора. Ясно тебе?

– Да ясно. Чего уж тут не ясно.

– Эй, голубчики дармоеды, вам все ясно?

С оконца в ответ.

– Вашими молитвами да вашей милостью! Переночевать бы под открытым небом, господин Хлебчик… – лилейным голоском из кареты.

– Хе, – Хлебчик беззлобно скосил на черный провал. Это кто там такой у них умный? – Болта в зад, а не свободы, хапужники хреновы!

За спинами легонько хрустнуло снегом и треснуло сучьями, в круг тускловатого света маячнула длиннющая фигура сержанта Аронда, вояка промерзшими пальцами застегивал ширинку. Справившись, наконец, натянул на руки кожаные перчатки. Челюсть постоянно двигалась, из губ слетали скорлупки прожаренных семечек. Стыренных еще у старосты Руфа в поселке Вольном, когда эскорт проходил населенным пунктом проездом. Время от времени Аронд закидывал в рот по одной или две, и после сплевывал в темноту половинки, сгрызая обжаренные сердцевинки.

– Не понял? Опять буянят? Сейчас успокоим самых языкатых! Мы это сможем в два счета! Кривой, доставай нагайку! Клоп, подай ключи от замков!

– Да утихомирься ты Аронд! Дай жизнью нарадоваться, воздухом подышать. На костерок поглазеть. На кой ляд мне твоя музыка? Приедешь в Гранитку и там с Шевелем, будете на пару воспитывать новое "поколение"!

– Ага, там Шевель с Рогвиком точно дадут разойтись, – процедил сержантик.

Хлебчик опасливо скосил. Маньячина!

Некоторое время над лагерем стояла тишина.

– А что, правда, будто в "коровнике" бабенку везем? – вкрадчиво и с азартом неожиданно поинтересовался Верен.

Форм, напрягаясь, вздрогнул – начинается! Сто раз просили, уговаривали да карали – и все дышлом по воде!