Текст книги "Соколиная охота"

Автор книги: Роберт Линдон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 52 страниц)

XVI

Геро пробирался на нос корабля. Он несколько раз за ночь навещал Валлона, укрывая его шерстяными одеялами, когда ветер становился прохладнее. Теперь он стоял перед бесформенно укутанной фигурой своего господина, деликатно покашливая. Видя, что франк не просыпается, Геро легонько толкнул его.

Валлон приподнялся.

– Не беспокойтесь, сэр, это я. Я принес вам похлебку. Поешьте, пока она теплая.

Простонав, Валлон потер бока.

– Чувствую себя так, будто меня колесовали.

Он принялся хлебать из миски, стреляя глазами по сторонам.

– Который сейчас час?

– Скоро уже рассвет. Мы всю ночь шли на восток.

Валлон одобрительно промычал, не прекращая есть.

– Это намного лучше той бурды, которой нас потчует Радульф.

– Девчонка приготовила. Она, похоже, совершенно поправилась. Странное она существо.

Задержав ложку на полпути ко рту, Валлон пожал плечами, затем продолжил хлебать.

– Всем хватило места для ночлега?

– Еще не приспособились как следует к новым условиям. Днем все организуем получше.

Вернув пустую миску, Валлон откинулся на ахтерштевень и посмотрел на звездное небо.

– Как вы думаете, Дрого теперь оставит нас в покое? – спросил Геро, вертя миску в руках.

Валлон резко хохотнул.

– Мы у него что кость в горле. Он не утихомирится, пока ее не выплюнет. – Он скосил на Геро глаза. – Ты слышал его обвинение в мой адрес?

– Мне нет дела до его клеветы.

– То, что он сказал, истинная правда.

Сдвинувшись в сторону, Валлон освободил место для Геро.

– Присядь. Перед нами долгое путешествие, и ты имеешь право знать, кто тебя в него вовлек.

Геро дрожал. Валлон накинул ему на плечи одеяло. Некоторое время они сидели молча. Судно раскачивалось на волнах, на руле дремал Снорри. Остальные спали вповалку на палубе.

– Не буду утомлять тебя долгими рассказами, – начал Валлон. – Мой род, получивший земельный надел от Гийома, герцога Аквитании и графа Пуатье, принадлежал к мелкому дворянству. Я был пажом при его дворе и в первую свою битву шел под его знаменем в возрасте семнадцати лет. Я хорошо себя зарекомендовал, и мое положение начало расти. Присвоение звания капитана, когда мне еще не исполнилось и двадцати, вызвало возмущение среди некоторых рыцарей более благородных кровей. Воевать в Испании я начал девять лет назад. Тогда мне был двадцать один год.

Геро не смог скрыть удивления.

– Ты думал, я старше, – прочел его мысли Валлон. – Вскоре ты узнаешь, что оставило эти морщины на моем лице. Пока вернемся к испанским событиям. Папа Римский благословил поход против мавров-мусульман Кордовского халифата. Гийом был одним из франкских аристократов, принявших в нем участие. Объединившись с испанскими союзниками, наши войска осадили город Барбастро, что в исламском государстве Ларида. Через сорок дней армия заняла город и частично истребила, частично поработила его жителей. Я не принимал участия в этой резне только по той причине, что был послан отражать контратаку неприятеля у города Сарагоса. Властвовал в этом городе-государстве брат правителя Лариды эмир аль-Муктадир. Запомни это имя.

В Барбастро поход закончился. Принимавшие участие в грабеже вернулись, нагруженные захваченной добычей и невольниками. Я же приехал домой не более богатым, чем был, когда покидал Аквитанию. В следующем году я женился на девушке, которую знал с детства. Будучи на пять лет моложе меня, она была выгодной партией – за невестой дали богатое приданое.

– Она была красива?

Валлон немного отстранился, чтобы заглянуть в лицо Геро.

– Да, красивая.

Он, казалось, потерял нить повествования.

– В общем, мое первое путешествие в Испанию не сделало меня богаче. Но я теперь знал, что эта страна сулит бедному рыцарю большие возможности. Эта мавританская империя была раздроблена на множество противоборствующих княжеств. Я искал возможность уйти из-под власти Гийома и наняться в Испании в качестве свободного рыцаря. По его собственному предложению я поступил на службу к Фердинанду, королю Кастилии и Леона. Первой моей операцией под началом Фердинанда была карательная экспедиция против аль-Муктадира, эмира Сарагосы. Эмир отвоевал Барбастро и уничтожил стоявший там франко-испанский гарнизон. До этого аль-Муктадир был данником кастильского правителя, но в действительности они с Фердинандом выступали как союзники против соперников Кастилии. Ободренный успехом в Барбастро, эмир разорвал отношения с Кастилией. Наша экспедиция не увенчалась успехом, а Фердинанд умер в том же году. Его владения разделили трое сыновей. Я перешел под руку старшего из них, Санчо II Кастильского.

Спустя два года мы вновь осадили Сарагосу. Эта кампания оказалась успешной, и аль-Муктадир запросил мира, заплатив большой выкуп и поклявшись в верности Санчо. Союз с эмиром был важен для Кастилии, воюющей в это время на три фронта: с королевством Арагон на востоке, с Леоном и Галисией на западе и на севере.

Следующие три года я провел в боях против врагов Санчо. После каждого года сражений я возвращался домой в Аквитанию. Моя семейная жизнь принесла мне счастье и троих детей. Самый младший еще не родился, когда я в последний раз отправился в Испанию. Со мной поехал племянник герцога, юноша по имени Роланд. Гийом поручил его мне, чтобы я обучал его военному делу. Мы с ним были знакомы. Его поместье находилось в дне пути от моего, и он был частым гостем у нас. Роланду тогда исполнилось девятнадцать. Необычайно привлекательный молодой человек, непревзойденный певец и танцор, он до мозга костей был светским вельможей. Короче говоря, природа одарила его всеми теми талантами, которыми обделила меня.

Валлон огляделся кругом.

– Но вместе с тем он был трусливым и вероломным. Мне понадобилось время, чтобы распознать его подлинную натуру. В моем присутствии он был учтив и уважителен, а за спиной насмехался над моим скромным происхождением и возмущался тем, что вынужден мне подчиняться. Поход, который привел к моему краху, не содержал в себе ничего необычного. Санчо получил донесение, что аль-Муктадир готовится нарушить союзническое соглашение с Кастилией. Мне было поручено идти во главе небольшого эскадрона в разведку к границам Сарагосы. Нас было всего двенадцать человек, в том числе Роланд и двое его товарищей. Нашей задачей было обнаружение признаков готовящегося вторжения эмира. Никакие провокации не входили в наши планы.

Ты, наверное, уже догадываешься, что произошло. Ближе к вечеру однообразно-скучного дня, в течение которого нам так никто и не встретился, за исключением нескольких пастухов, мы неожиданно наткнулись на двоих мавров-разведчиков. Они ускакали от нас по руслу высохшей реки. Прежде чем я успел остановить их, Роланд со своими товарищами бросился за маврами в погоню. Я кричал им вслед, чтобы они вернулись. Я предупреждал их, что их заманивают в ловушку, однако они меня не послушали.

Мы последовали за ними, но опоздали. Меньше чем через милю по руслу Роланд наткнулся на конный разъезд мавров. Они уже убили товарищей Роланда, а сам он, стоя на коленях, молил их о пощаде. Силы неприятеля значительно превосходили наши. Мавры уничтожили весь наш отряд, кроме меня и Роланда. Его пощадили в расчете получить богатый выкуп за племянника герцога, а мне повезло только потому, что один из офицеров-мавров меня узнал.

Нас отвезли в Альхаферию, летний дворец эмира в Сарагосе. Аль-Муктадир знал, кто я такой, знал, что я был в числе армии, уничтожавшей подданных его брата в Барбастро. Знал меня и как участника двух походов на Сарагосу. У него не было никаких причин проявить милосердие по отношению ко мне, за исключением возможности получить за меня выкуп. Его требования были слишком высоки, и я знал, что Санчо не станет сильно церемониться с наемником, коим я и являлся. К тому же именно я поставил под угрозу важный для него союз в сложной обстановке войн со своими братьями. Но Роланд уверил меня, что его дядя и мой сюзерен, герцог Аквитании, заплатит оба выкупа – за него и за меня.

Он собственноручно написал письмо, которое без задержек было отправлено адресату. Следующий месяц мы провели в удобных апартаментах во дворце эмира. А потом утром одного дня Роланда призвали предстать перед эмиром. Он вернулся в крайне смущенном состоянии. Выкуп за него был получен, но по каким-то неясным причинам мой задержался. Он поклялся, что лично займется моим освобождением или вернется, чтобы разделить со мной участь пленника.

Валлон немного помолчал, а затем продолжил бесстрастным речитативом:

– Прошел месяц, потом еще один. Однажды, когда уже шел четвертый месяц моего пленения, на рассвете за мной пришли стражники. Без объяснений они связали меня и затолкали в повозку. Мы выехали за город и направились к югу, а к полудню добрались до моей новой тюрьмы. Местечко называлось Кадрете – суровая крепость на вершине каменистого холма. Проезжая в ворота, стражники натянули мне на глаза колпак. Пока меня вели в камеру, я старался воссоздать окружающую картину в своем сознании. Сперва они вели меня вглубь крепости по ровной каменной мостовой, и я насчитал девяносто шагов, прежде чем мы остановились перед дверью, запертой замком и тремя засовами. По другую сторону от нее мы спустились по каменной лестнице, состоящей из двенадцати ступеней. Мы опять остановились, и я услышал, как зажгли лампы, а потом открылся люк в полу. Стражники опустили лестницу в лаз. Они толкнули меня к лестнице и приказали спуститься. Я насчитал двадцать восемь ступеней, пока спускался на дно. Охранники сняли с меня колпак. Затем они вылезли назад, вытащили за собой лестницу и закрыли люк, оставив меня в совершенной темноте.

Валлон умолк. Задумчиво глядя перед собой, он спросил:

– Ты знаешь, что такое «каменный мешок»?

Геро сжался от ужаса.

– Яма, в которой узников оставляют умирать.

– Да, двадцать футов от пола до потолка со встроенным люком, который мой тюремщик постоянно держал закрытым, не считая времени приема пищи, и никаких окон. В полу имелось небольшое отверстие, ведущее в яму, служащую отхожим местом и кладбищем. В той могиле валялись кости предыдущих узников, их я увидел вечером, когда мой страж принес еду. В его обязанности входило спустить мне сверху ведро, в котором находились пища и лампа. Как только я заканчивал трапезу, тюремщик вытаскивал ведро с лампой, оставляя меня в кромешной тьме до наступления следующего дня. Однажды я не дал ему забрать лампу, и в наказание надзиратель лишил меня еды и света на несколько дней. На сколько конкретно – я не могу сказать. Без ежедневного приема пищи у меня не осталось способов следить за течением времени.

– Там вы и сдружились к крысой? – спросил Геро.

– Да, я с ней беседовал. Она отличалась постоянством привычек, и, если не появлялась в обычное время, я начинал волноваться. Я беспокоился, что, если она погибнет, я останусь совершенно один.

– Ах, сэр!

Валлон вглядывался в невидимые постороннему глазу картины своего прошлого.

– Мне удалось отколоть кусочек камня от стены, и я выцарапывал им метки, соответствующие проведенным в темнице дням. Недели складывались в месяцы. Мои волосы отросли и доставали до спины, ногти превратились в когти хищной птицы. Меня истязали вши.

Геро вздрогнул.

– Я бы сошел с ума. Я бы не выдержал таких мучений.

– Несколько раз я был близок к совершению самоубийства. Я задавался вопросом, задаюсь им и сейчас: сколько среди тех, кто лежал в той яме, сами себя лишили жизни?

Валлон снова немного помолчал, потом продолжил более твердо:

– Поскольку уже стало ясно, что ждать помощи из Аквитании бессмысленно, я просил эмира передать королю Санчо мольбу, чтобы он, принимая во внимание мою службу ему и его отцу, посодействовал моему освобождению. Примерно через семь месяцев с начала моего заключения посыльный эмира принес мне ответ Санчо. Король более не считает меня своим подопечным и не питает ко мне никакого расположения. Он, дескать, получил доказательства того, что я вторгся во владения эмира. Роланд успел нашептать ему.

– Какая подлость! Но почему они больше поверили его слову, а не вашему?

– Из-за происхождения. Роланд – племянник герцога. Его слово всегда значит больше, чем свидетельства командира среднего звена со скромной родословной. Возможно, со временем Роланд и сам поверил в правдивость своей версии случившегося. Я уже знал, что человек, стремящийся обмануть других, сначала должен обмануть самого себя. До сих пор я не знаю правды. У меня не было времени выяснить ее после того, как я сбежал.

– Но вы все-таки сбежали. Слава Богу!

Валлон помассировал себе ребра.

– Прошел еще один месяц, и ко мне приставили другого охранника. Мой новый тюремщик был старше и питал слабость к вину. Он небрежно выполнял свои обязанности, принося мне еду в удобное для него время. Однажды он не закрыл после себя крышку люка, и с того дня уже никогда себя этим не утруждал. Зачем делать ненужную работу? Все равно мне до лаза так же далеко, как до небес. Это снижение бдительности вселило в меня надежду. В комнате сверху было окно, через которое проникало достаточно света, чтобы лаз был различим в окружающей тьме. Также мне было известно, что из комнаты ведет лестница вверх к запертой двери. Стражник часто оставлял эту дверь открытой, когда приносил мою пайку. В такие минуты мне иногда было слышно, как двигают и грузят в повозки мешки и бочки. Было ясно, что то помещение являлось складом или чем-то подобным, сообщающимся с двором замка.

Но как туда попасть? Единственным средством выбраться наверх была лестница, и мои тюремщики опустили ее только однажды, когда помещали меня в камеру. Я решил проверить, до какой степени доходит халатность моего охранника. Когда он в очередной раз принес мне пищу, я притворился, будто мне плохо. Но он только усмехнулся и ушел. На следующий день я сделал вид, что нахожусь без сознания, возможно, мертв. Он был безалаберным стражем, но не настолько, чтобы самому спуститься по лестнице. Он призвал двоих солдат охранять лаз, а сам решил осмотреть меня. После почти уже годичного заключения в этой яме я был настолько изможден, что надзиратель легко поверил в то, что я скоро присоединюсь к тем костям, которые покоились в склепе под моей камерой. По правде говоря, я опасался, что он прикончит меня и спихнет в яму. Наконец он вылез из камеры.

Краем глаза я наблюдал, как он поднимался. Он вытащил лестницу. Я думал, что в присутствии солдат он закроет крышку лаза, но он этого не сделал. Стражник оставил лестницу так, что ее край торчал над лазом, а потом чуть отодвинул ее в сторону ногой. Ясно было, что ее край находится не далее одного-двух футов от люка.

Теперь нужно рассказать, как лестница была устроена. Длиной около двадцати пяти футов, она представляла собой брус толщиной в шесть или семь дюймов, с отверстиями, в которые были вставлены перекладины-ступеньки. Как только я услышал, что затворы двери с грохотом стали на свои места, я принялся резать свою подстилку на полосы осколком камня. Только далеко за полдень я связал из них веревку достаточно длинную, чтобы она выходила за край лаза. К одному концу я привязал камень.

– Вы рассчитывали захлестнуть веревку на лестнице и стащить ее вниз, – догадался Геро.

– Не совсем так. Лестница была достаточно тяжелая, а лаз слишком мал, чтобы стащить ее вниз. Я надеялся, что мне удастся подтянуть ее к люку и использовать в качестве перекладины. Что ж, я предпринял, наверное, сотню попыток. Большая часть бросков вообще не пришлась на люк. Несколько раз камень падал мне на голову. Не забывай, каким ослабленным я был тогда и что мне нужно было попасть в квадрат со стороной не более двух футов, – и это при слабом освещении. Только несколько раз камень, стукнувшись о лестницу, отскакивал в сторону. И всего раз мне удалось закинуть камень за нее, но как только я потянул, веревка соскочила. Шею и спину ломило от бесконечных усилий. Я почти обрадовался, когда наступившая темнота положила им конец. Совершенно вымотанный, я сел на пол, прислонившись спиной к стене. Я уже два дня ничего не ел, и меня трясло от холода. И зимой, и летом в моей яме было холодно, как в могиле. Всю эту ночь я не спал, понимая, что она последняя в моей жизни, и на меня снизошел какой-то покой. Конец был уже близко, и я был даже рад ему. В этом смиренном настроении меня застало утро, очертившее тусклым светом квадрат выхода.

Пожав плечами, Валлон продолжил:

– Даже не помню своего последнего броска. Только потянув однажды за веревку, я выяснил, что она крепко держится. Я подергал за нее, все еще не доверяясь рождающейся надежде. Веревка не освободилась. Я повис на ней всем своим весом. Лестница немного проползла и остановилась неподвижно, застопорившись над лазом. Вновь убедившись в прочности зацепления, я уселся под стеной камеры, глядя на веревку. Теперь, когда у меня появился шанс, я не решался им воспользоваться.

Было уже позднее утро, когда я заставил себя встать и взяться за веревку. Первая попытка привела лишь к тому, что я едва смог оторваться от земли. Я пробовал еще и еще, но каждый раз терпел неудачу. Я начал злиться на себя. Каждая потраченная впустую секунда приближала приход моего надзирателя. Я твердил себе, что другой возможности у меня уже не будет, что если я не сбегу сейчас, то жить мне осталось всего несколько дней. Опять схватившись за веревку, я смог подняться на два или три фута, прежде чем меня покинули силы. Я висел, ухватившись за узел, пока не почувствовал, что могу продолжать. Таким образом, дюйм за дюймом, фут за футом я добрался до верха.

Геро радостно хлопнул в ладони.

– Я вылез в помещение над моей камерой. Его освещало маленькое узкое оконце, находившееся высоко под потолком. Затем я поднялся по ступеням, ведущим к двери. Она была заперта. Я приложил к ней ухо, но ничего не смог услышать. Я ждал на верхней ступени и едва не уснул, как вдруг в замке повернулся ключ. Я сжался сбоку от двери. Загремели засовы, и тюремщик вошел.

– И вы убили его.

– Его смерть была быстрой. Намного быстрее той, что он принял бы в наказание от эмира. Я взял его меч и нож, столкнул его в камеру и закрыл крышку люка. Потом я вышел и запер за собой дверь. Помещение, в котором я очутился, представляло собой склад, полный вина, зерна и масла. В дальней его стене были массивные ворота, в одной из створок которых я увидел приоткрытую калитку. Я не видел солнца почти год, и яркий свет тут же меня ослепил. Когда мои глаза привыкли к свету, я увидел перед собой довольно оживленный внутренний двор. День выдался безоблачным. По моим подсчетам, было начало сентября, но, как оказалось позже, это были первые числа октября.

Двое крестьян, ведущих мулов, подошли к воротам. Перед воротами, внутри склада, стояла телега, нагруженная винными боч-ками. Постучав по клепке, я обнаружил, что они порожние. Прежде чем крестьяне вошли, я успел влезть в одну из них и закрыть себя сверху крышкой.

Они не спешили отправляться. Когда наконец я услышал, что они начали запрягать мулов, к ним подошел солдат.

– Ясин у франка? – спросил он их, очевидно имея в виду моего стражника.

Я не услышал ответа, но, видимо, он последовал, поскольку далее солдат сказал:

– Странно, я видел, как он шел сюда после утреннего намаза.

Затем я услышал, как солдат пошел вглубь склада. Его шаги стихли, и воцарилась ужасная тишина, которая, как я ожидал, вот-вот прервется криками тревоги. Но вместо этого я услышал, как он, вернувшись быстрым шагом, произнес:

– Когда Ясин появится, передайте ему, что его хочет видеть начальник охраны.

– Мы сейчас отправляемся, – ответил ему один из погонщиков. – Мы бы уже уехали, если бы не задерживался сопровождающий.

Мне пришлось пережить еще одно мучительное ожидание, пока не появился этот человек. Он был верхом. Погонщики взлезли на телегу и выехали во двор. У ворот они остановились, и караульный спросил, куда они направляются.

– В Пеньяфлор за вином, – ответил ему сопровождающий.

Я знал это место. Деревушка Пеньяфлор располагалась в десяти милях к северу от Сарагосы. Телега тронулась и покатилась вниз по дороге от крепости. Когда мы прилично отъехали, я чуть приподнял крышку, чтобы выглянуть. У меня не было возможности бежать: дорога была достаточно оживленной, а я был настолько слаб, что не сделал бы и десятка шагов, прежде чем меня настиг бы сопровождающий. Мы проехали Сарагосу и продолжили путь на север. К этому времени я уже не сомневался, что мавры обнаружили мое исчезновение. Стража скоро выяснит, каким образом я покинул замок, и всадники, не жалея лошадей, помчатся за мной в погоню. С каждой милей неизбежность поимки возрастала, но, несмотря на то что дорога была безлюдна, я не решался на побег, ибо был слишком обессилен тюремным заключением.

Наконец мы остановились. Я услышал, как погонщики кого-то позвали и слезли с телеги. Чуть позже пришел мальчик и принес мулам воды и корма. А потом стало совсем тихо. Я поднял крышку своей бочки. Было уже далеко за полдень, и первое, что я увидел, – это склон холма, покрытый виноградниками. С другой стороны находился крестьянский дом, возле него стояла привязанная лошадь сопровождающего. Двое малышей возились в пыли. Их окликнул женский голос, и они убежали в дом. Я вылез из бочки. Ноги затекли от долгого неудобного сидения, и я мешком свалился с телеги. С трудом я дотащился до виноградника. Когда ноги вновь обрели способность держать меня, я пошел вверх по склону.

Геро заметил, что голова Валлона опустилась. Казалось, что он уснул. Геро коснулся его руки. Валлон поднял голову. Он выглядел стариком.

– Мой рассказ уже подходит к концу. Я определил по солнцу северное направление и шел до наступления ночи. Не было никаких признаков погони. Обуви у меня не было, и земля ранила мои ступни. Я был смертельно голоден. Пришлось залезть в курятник и украсть несколько яиц. Даже войдя на территорию Арагона и встретив испанский разъезд, я не был еще в безопасности. Арагон пребывал в состоянии войны с Кастилией, поэтому я притворился умалишенным. Я выглядел совершенно опустившимся и был таким завшивленным, что солдаты почли за благо не иметь со мной дела; они отослали меня на все четыре стороны, сунув корку хлеба и несколько монет. Как-то мне удалось перейти Пиренеи.

Геро бросил на Валлона быстрый взгляд и тут же отвел глаза в сторону.

– Вы пришли домой.

Валлон провел ладонью по лицу, будто стряхивая с него невидимую пелену.

– Каждый шаг этого долгого пути я делал, мечтая о возвращении. Виноград нальется спелостью, пчелы будут сновать в зарослях лаванды. Я распахну ворота, пройду через двор, войду в дверь и услышу доносящиеся из глубины дома голоса жены и детей. Я предстану перед ними, и жена поднимет взгляд, отрываясь от рукоделия. Я уже видел ее лицо, освещенное огнем очага. Сперва она не узнает меня, потом тревога сменится робкой надеждой. Она встанет, расправляя платье, и шагнет мне навстречу, так, будто к ней явился призрак.

Валлон тихо засмеялся.

– Я добрался до дому поздней ночью, приближалась гроза. Зарницы выхватывали из темноты очертания здания. Подкрадываясь, словно вор, я подошел к дому. Двери и окна были заперты и закрыты ставнями, все спали. Я открыл окно и влез внутрь. Гроза надвигалась. Я вошел в холл. Вспышка молнии осветила лежащий на сундуке меч. Это был моймеч, который у меня забрал эмир Сарагосы. Я взял его в руку и пошел по лестнице вверх, в спальню моей леди.

Я открыл дверь. К этому моменту буря готова была разбушеваться в полную силу. Очередной сполох на небе осветил мою супругу, лежащую рядом с мужчиной. На крышу упали крупные капли дождя. Я открыл ставни и вдохнул пыльный запах пересушенной земли, омытой наконец дождем. Я знал, что больше никогда не увижу свой дом.

На лице Валлона появилась печальная улыбка.

– Я стоял и ждал. Вместе с дождем налетел ветер, и капли забарабанили по ставням. Рональд проснулся. Грянул гром, и комната осветилась голубым сиянием. Роланд в испуге сел на постели.

– Кто здесь? – закричал он.

Геро в волнении закрыл рот ладонью.

– Я ничего не ответил. Моя жена проснулась и теперь жалась к своему любовнику. Я дождался следующей вспышки молнии, и это было последнее, что они увидели. Я не стал продлевать их мучение и отнял их жизни двумя ударами.

Некоторое время Геро не решался нарушить молчание.

– А что же стало с детьми?

– Я собирался убить и их тоже, – ответил Валлон, повернувшись к Геро. – Потеряв честь, будущее, все потеряв, что бы ты сделал на моем месте?

Геро покачал головой.

– Я прошел в детскую. Гроза их разбудила, и старая нянька пыталась их успокоить, качая на руках малыша, того, что еще не родился, когда я уезжал в Испанию. Даже старший меня не узнал и завизжал от страха. Эта нянька вырастила в свое время и меня, потому, наверное, она смогла разглядеть в этом окровавленном вурдалаке своего господина. Она прижала к себе детей и взмолилась о пощаде. Она клялась, что моя жена считала меня погибшим. Роланд соврал ей, что я был ранен в бою и умер в тюрьме. И что он предал мои останки земле. Я подозреваю, что он подкупил эмира, чтобы тот убил меня, но старый лис сохранил мне жизнь на тот случай, если я понадоблюсь ему в каких-то его интригах. Пожилая служанка рассказала мне, что Роланд начал посещать мой дом, чтобы утешать жену в ее скорби. Их отношения становились глубже и… Впрочем, какое это все имеет значение? Я не тронул детей, взял коня и доспехи и уехал. Я направился на восток, намереваясь попасть в Италию. Через три недели я встретил тебя и твоего одноглазого господина.

Геро вцепился пальцами в колени.

– Если бы вы знали, что Роланд обманул вашу супругу, вы бы сохранили ей жизнь?

– Нет, конечно нет.

– Вы что же, ее не любили?

– Ну а это тут при чем?

Приближалось утро.

– Как ее звали?

Валлон покачал головой.

– Это не имеет значения.