Текст книги "Талли"

Автор книги: Паулина Симонс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 50 страниц)

3

– А больше у тебя ничего нет? – спрашивала Талли у Джулии в начале декабря. Девушки наряжались на банкет для выпускников. Как всегда, платье Талли брала напрокат у Джулии. Джулия носила вещи на два размера больше ее и была полнее в груди. Сегодняшнее платье было из цветастого ситца.

– У тебя нет чего-нибудь черного?

– Нет, Талли у меня нет ничего черного. Не будь такой привередой.

– Хорошо, хорошо, – сказала Талли. – В конце концов я всего лишь попрошайка.

– Ты не попрошайка, Талли. Просто больше у меня ничего нет, понимаешь?

– Ладно, – согласилась Талли, надевая платье. – Господи, ты только взгляни на меня! – воскликнула она, стоя перед зеркалом. – Я выгляжу, как настоящий букет. Надеюсь, никто не вознамерится понюхать меня или приколоть к корсажу.

Джулия закатила глаза, и Талли засмеялась.

– Талли, как тебе удалось уломать свою маму разрешить тебе пойти так поздно на школьный вечер?

– О, ну ты же знаешь. «Джен то, Джен сё. Конечно же, я не собираюсь встречаться ни с каким мальчиком, мам, и не думай! Это – не вечер встречи, это ужин для нас, старшеклассников! Чтобы мы получше узнали друг друга».

– И она это проглотила?

– Ну, у нее были кое-какие подозрения. Она хочет, чтобы Джен зашла за мной и сказала ей «здравствуйте». В полночь! Ну ты ведь знаешь мою мать. Она права в своих подозрениях, только ошибается во времени.

– Как Робин? – спросила Джулия.

– Прекрасно. А как Том?

– Прекрасно. – Джулия прокашлялась. – М-м, слушай, раз уж разговор зашел о Томе. Может, ты расскажешь мне, на что намекала, прохаживаясь на его счет на дне рождения у Дженнифер?

– Господи, Джул, ну и память у тебя. Почему же ты раньше не спросила?

– Было как-то не до того, – ответила Джулия. – Но я думала об этом.

– Поменьше думай, – сказала Талли.

– Ну?

– Что – ну? Джул, я перепутала его с другим парнем.

– Я не верю тебе.

– Тогда зачем ты меня спрашиваешь?

– Пожалуйста, скажи мне, Талли. Я не буду переживать. Это и правда не имеет никакого значения.

– А если это действительно не имеет никакого значения, – передразнила Талли, – на кой черт ты меня об этом спрашиваешь?

– Он был там, да? В каком-то клубе? И он подкатывался к тебе, даже не зная, кто ты, а ты, должно быть, его отшила, да? И это его задело, очень-очень задело, потому что, видишь ли, у него создалось впечатление, что ты никому не отказываешь. Так все произошло, да?

Талли несколько минут молчала, склонив голову, потом посмотрела на нее и тихо сказала:

– Джулия, раз ты думаешь, что все знаешь, какого черта ты меня спрашиваешь?

– Значит, это правда? Я действительно все знаю?

– Да, – сказала Талли, взяв подругу за плечи и подталкивая ее к дверям, – ты все знаешь.

– Действительно все так и произошло? – спросила Джулия уже в машине, когда Джен везла их на своем «камаро» в школу.

– Ну да, – сказала Талли. – Не думай об этом много. Тебя это волнует?

– Да нет. Что делал Том до того, как встретил меня, – его личное дело. Тем не менее я сильно удивилась.

Она обернулась к Талли и увидела, что та несколько смущена.

– Что? – сказала Джулия. – Что это за лицо у тебя… – Она широко раскрыла глаза. – Ах-х-х-х, – пробормотала она. – Подожди. Кажется, я ничего не поняла. Я подумала обо всем, кроме того, когда это было, да? Талли, ты сказала, что это было год назад.

– Я слишком свободно употребила слово «год», – сказала Талли.

Дженнифер подавила смех.

– Тогда скажи мне точно, когда это было, – попросила Джулия. – Постарайся вспомнить.

– В августе, – сказала Талли.

– Что? В этом августе? Который только что прошел?

– Ну да, – сказала Талли, и ее лицо стало непроницаемым.

Джулия смотрела перед собой.

– Так вот оно что… – медленно протянула она. – Да… черт меня побери.

– Забудь об этом, Джулия, – сказала Дженнифер.

– Да, Джул, ничего страшного не произошло, – вторила ей Талли.

– Да, – сказала Джулия. – Совсем незначительное происшествие.

Пока все три поднимались по ступенькам школы, Джулия прижалась к Талли и спросила:

– Слушай, скажи мне, ты отказала ему, потому что я – твоя подруга, или потому, что он тебе не нравится?

Талли обняла ее за талию.

– Я отказала ему, потому что я – твоя подруга. Но даже если бы я не была твоей подругой, я бы все равно отказала ему, потому что он мне не нравится.

Мейкер, Мандолини и Мартинес – или три М – сидели за столиком в украшенном к празднику кафетерии. Угощение было неописуемым, под стать столь же неописуемому музыкальному сопровождению. После ужина все принялись переходить от столика к столику. Талли видела, как Дженнифер прошла мимо столика Джека. Он помахал ей, она помахала в ответ, но не остановилась. Талли было удивилась, но вскоре поняла, что все по-прежнему, так как, Дженнифер после своего подвига добрых полчаса сидела в абсолютном молчании. Талли не вытерпела и вытащила ее на импровизированную танцевальную площадку.

Гейл тоже была там. Талли скрепя сердце признала, что в голубом платье и с новой прической она почти хорошенькая. Талли притормозила у ее столика, чтобы перекинуться парой слов с одноклассником, но Гейл даже не взглянула в ее сторону. Тогда Талли обогнула столик и, низко наклонившись, тихо сказала:

– Я бы пригласила тебя потанцевать, но боюсь, что не смогу пережить твоего отказа.

– Убирайся от меня, ты, шлюха, – процедила сквозь зубы Гейл.

Талли невольно отпрянула, как будто ее ударили. Но лицо ее осталось невозмутимым, она холодно улыбнулась и сказала:

– Гейл, ты – злобствующая неудачница.

– Убирайся, – повторила Гейл, трясясь от злости.

– Вот-вот, это как раз то, о чем я говорю, – сказала Талли. – Гейл, ты – самая обычная неудачница.

Талли и Дженнифер протанцевали еще несколько танцев. Площадка была небольшой, и музыка была не та. Ладно, дождемся выпускного бала, сказали девушки друг другу, и тут Джек, в костюме, но небритый, подошел к ним и, взяв Дженнифер за руку, попросил разрешения разбить их пару. Однако смотрел он на Талли, отчего она густо покраснела. Они танцевали, едва касаясь друг друга, и Талли почувствовала себя еще более неловко, вновь охваченная приступом тревоги, которую впервые ощутила на дне рождения Дженнифер. У Джен были глаза заблудившегося олененка. Талли смотрела на нее и пыталась понять, чем же еще так пугает ее выражение лица подруги. Безумие. Чистое, голое, абсолютное безумие. С таким лицом ей остается только надеть смирительную рубашку. «И ведь никогда не заговорит о нем! – подумала Талли, – Она никогда не говорит о нем, и куда это может ее завести? Куда может завести ее то, что стоит за этим безумным взглядом? Но кто это знает? Не я. А если не я, то кто? Джулия? Нет, ни у меня, ни у Джулии нет ключа к этой тайне. А он знает? Надеюсь, что да, – подумала Талли. – Чертовски надеюсь на это».

А затем случилось невероятное. Когда танец кончился, Джек и Дженнифер подошли к Талли. Началась новая музыка: Ивонн Элиман пела о том, что не хочет никакой другой малышки, кроме тебя, и Джек спросил Талли, не хочет ли она потанцевать.

– Ты такая знаменитость, Талли, – сказал он. – Пойдем потанцуем.

Талли бросила быстрый взгляд на Джен. Казалось, той не было неприятно, а может быть, вообще все равно. И Талли и Джек пошли танцевать. Талли старалась двигаться как можно невыразительней, так, что в конце концов какой-то парень не выдержал и закричал на весь зал:

– Давай, Талли Мейкер! Покажи ему класс!

Но Талли совсем не собиралась показывать Джеку свой класс, тем более Дженнифер стоит у стены и смотрит на них. Талли держалась как можно дальше, от партнера. Он был намного выше, несмотря на ее высоченные каблуки. Талли любила танцевать с закрытыми глазами, если только не была пьяна, но сегодня она глаза не закрывала. Она случайно встретилась с Джеком взглядом. Он улыбнулся ей, и снова Талли почудилось что-то в его глазах. Что-то… чистое.

– Джек-ки-и-и!.. – взвизгнул кто-то рядом с ними. Талли обернулась. Рядом с ними стояла Шейки Лэмбер. Кто же не знает Шейки. Королева бала.

– Джек-ки-и-и!.. снова взвизгнула Шейки. – Могу я вас разбить?

– С кем ты хочешь танцевать: со мной или с Талли? – спросил Джек.

Шейки одарила Талли небрежной улыбкой.

– С тобой, конечно. Я боюсь померкнуть на фоне Талли.

– Ну, тогда, чтобы разбить нас, ты должна спрашивать разрешения у Талли, разве не так? – спросил Джек..

– Угощайся, – сказала Талли, покидая площадку с огромным облегчением, что на нее больше не будет смотреть Дженнифер.

Вскоре для Дженнифер стало слишком шумно. Она не любила шума, и Талли потащила ее прогуляться по школьным коридорам.

– Сколько шкафчиков на первом этаже? – спросила Талли, когда они проходили мимо главного входа.

– Если считать офис Эдмина и крылья? Пятьсот двадцать.

– А сколько понадобилось кирпичей, чтобы построить нашу школу?

– Девятьсот тысяч, – автоматически ответила Дженнифер.

– А сколько человек сейчас здесь находится?

– Отвяжись.

Талли улыбнулась.

– Хочешь, поднимемся в библиотеку?

– Она закрыта, – сказала Джен.

– Давай попробуем, – предложила Талли и потащила подругу за собой по лестнице.

Библиотека была открыта. Талли и Дженнифер вошли, тихонько прикрыли за собой дверь и уселись с ногами на лавку перед камином.

– Господи, как здесь жутко в темноте, – сказала Дженнифер. – Эти витражи такие красивые при дневном свете, но ночью они выглядят просто жутко.

– Жаль, что камин не горит, – посетовала Талли, прислонясь к витражу. Ей совсем не было страшно.

– Ну-у-у-у, – протянула Джен. – Вы говорили о чем-нибудь?

– Что? Когда танцевали? Нет.

– Ни о чем? – настаивала Дженнифер.

– Ни о чем, Мандолини, – повторила Талли. – Если ты хотела, чтобы я о чем-нибудь с ним поговорила, нужно было предупредить меня. За всю свою жизнь я двух слов с ним не сказала. И ты хочешь, чтобы я завязала беседу на танцплощадке, когда ты стоишь и своим взглядом доводишь меня до отчаяния?

– Прости, – сказала Дженнифер. – Я не собиралась смотреть на вас. Я просто подумала, может, вы говорили о чем-нибудь, вот и все.

– О чем нам говорить?

– Не знаю. О чем-нибудь.

– Ну например? О погоде? О политике? О футболе, Господи ты Боже мой? О тебе?

– Может быть, о тебе? – предположила Дженнифер.

– Какого черта он станет говорить обо мне?

– Ну, тогда обо мне.

– Наконец-то в твоих словах появился смысл. Нет, не говорили, хотя мне уже хочется, чтобы говорили, только бы ты перестала меня допрашивать.

– Ладно, – сказала Дженнифер. – Пошли домой.

Позже, сидя в камаро, Талли сказала:

– Джен, знаешь, ты похудела. Я заметила, когда мы танцевали, у тебя стала такая тонкая талия. Ты села на диету?

– Нет, просто мне что-то не хочется есть в последнее время, – ответила Дженнифер. – Но все равно она не такая тонкая, как у тебя.

– Зато ты у нас вон какая грудастая.

Дженнифер промолчала.

– Люблю твою машину, – сказала Талли.

– Да, она классная, правда?

Талли вздохнула.

– Не то слово. Дженнифер, о чем обычно я тебя спрашиваю? Как там болельщики? Ну, а сегодня я собираюсь спросить тебя о другом. Как у тебя с Джеком?

Молчание.

– Чудесно. Ты танцевала с ним.

– Да, танцевала. И ты тоже. Вы неплохо смотрелись вместе.

– Правда? – Лицо Джен немного просветлело. – Мне всегда хотелось знать, как мы смотримся вместе. Подходим ли мы друг другу, понимаешь?

– Понимаю, – сказала Талли. – Подходите.

По глазам Дженнифер Талли поняла, что та снова замкнулась в себе, и решила перевести разговор на другую тему.

– Как ты думаешь, скоро мы получим ответ из Стэнфорда и Ю-Си Эс-Си?

– В феврале, – ответила Дженнифер.

Они остановились у дома Талли.

– Ты действительно хочешь, чтобы я поднялась с тобой? – спросила Дженнифер.

– Ты должна подняться, – сказала Талли. – Если не хочешь, чтобы меня убили.

Хедда сидела, уронив голову на грудь, перед телевизором, по которому шли последние новости. Талли разбудила ее.

Хедда поблагодарила Дженнифер за то, что та привезла Талли домой, и спросила, откуда у Талли такое симпатичное платье. В эту минуту Талли была безумно рада, что похожа на витрину цветочного магазина.

– Хочешь переночевать у меня, Джен? – Талли повернулась к матери. – Можно, мам?

– Талли! – воскликнула Дженнифер. – Ты предлагаешь, чтобы я у тебя осталась? Но я не спросила разрешения у мамы.

– Тогда спроси.

Дженнифер оглянулась было на дверь, но все же позвонила матери и получила разрешение переночевать у Талли.

– Дженнифер, разве твои родители могут тебе в чем– то отказать? – сказала Талли, когда они готовились ко сну. – Если ты скажешь им, что едешь в Техас, чтобы сделать себе татуировку и участвовать в родео, они оплатят тебе дорогу.

– Ошибаешься, Талли, – сказала Джен. – Они совсем не обрадовались, когда узнали, что мы собираемся в Пало Альто.

– Но они оплатят тебе дорогу? – спросила Талли и, увидев ее лицо, спросила: – Как ты думаешь?

Девушки улеглись в постель. Когда Дженнифер была маленькой, ее часто преследовали кошмары, и Талли, которая раньше по три-четыре раза в неделю оставалась у Дженнифер, забиралась к ней в постель, чтобы успокоить ее. Об ужасах, которые преследовали по ночам ее саму, она никогда не говорила. С привычками детства трудно расставаться, и когда они стали старше, Талли, оставаясь у Джен, пыталась лечь на полу. И каждый раз Дженнифер заставляла ее подняться с пола, и дело доходило чуть не до драки. В конце концов они снова стали спать рядом. Когда к ним присоединялась и Джулия, все трое укладывались на полу.

Талли натянула одеяло и обняла Джен. Джен любила спать в таком положении. Иногда Талли представляла, что бы она чувствовала, если бы кто-нибудь обнимал ее саму, но представить не могла. Да это было и неважно.

От волос Дженнифер исходил запах «Лошадка, твоя грива пахнет ужасно». Талли потрогала их. Дженнифер не шевельнулась. Может, она устала или ей просто хочется помолчать? Может, ей неудобно?

– Джен, твоя грива пахнет ужасно. Джен?

– М-м?

– Дженнифер? Тебе неудобно?

– Мне? Почему мне должно быть неудобно?

– Ну мало ли почему? С тобой стало трудно общаться.

– Мне хорошо, Талли. И я рада, что осталась у тебя..

– Я так давно здесь не была. Так давно не была с тобой. – Джен помолчала. – Мы скучали по тебе, Талли, когда тебя не было с нами.

Талли сглотнула и крепче обняла ее.

– Я всегда была рядом с вами, постоянно.

– Нет, не всегда, – сказала Дженнифер. – Не так, как раньше. И никогда – наедине со мной. Признайся, Талли, ты хотела от нас отдалиться.

– Нет, это неправда.

– Тогда почему ты так поступила? Почему ты отдалилась от нас?

– Кто знает? Наверное, мне просто хотелось быть с людьми, которые ничего обо мне не знают.

– Да, но почему?

– Думаю, – сказала Талли, – мне хотелось уединения.

– Уединения? Ты хочешь сказать – безвестности?

– Да, именно так.

Джен притихла.

– Безвестность, это – как смерть?

– Да, – медленно ответила Талли, – наверное, как смерть.

Говорить об этом в темноте было так естественно.

– То есть, можно сказать, что на эти годы ты как бы умерла?

– Да, думаю, что можно так сказать.

– А почему тебе была так необходима эта безвестность? Что же случилось с тобой, что ты захотела умереть? Ты полюбила кого-нибудь? Кто-то разбил твое сердце?

Талли покачала головой.

– Нет, Дженни, я не влюбилась. И никто не разбил мое сердце.

– Скажи мне, Талли.

Помолчав немного, Талли мягко сказала:

– Да нечего рассказывать, Мандолини.

– Мейкер, ты даже перестала играть в софтбол. Давай рассказывай.

– Да нет, правда, – сказала Талли, снова вдохнув запах волос Дженнифер, – поверь мне.

– Мейкер, ты врешь. Ты правда не хочешь говорить об этом?

– Да, Джен, не хочу.

– Ну ладно, как бы там ни было, я рада, что ты вернулась, Талли. Мы скучали по тебе, когда ты ушла.

«И я скучала по вам, девчонки», – подумала Талли, но ничего не сказала.

– Расскажи мне, Талли, – попросила Дженнифер. – Расскажи про свои запястья, как это было в первый раз.

Талли немного отодвинулась. Дженнифер снова притянула ее к себе.

– Давай.

– Да нечего особенно рассказывать, – мялась Талли.

– Расскажи, почему ты это делаешь.

– Дженнифер, на кой черт тебе знать? Зачем ты расспрашиваешь обо всем этом дерьме?

– Просто расскажи, Талли, – прошептала Джен. – Ты делаешь это, чтобы умереть?

Талли вздохнула.

– Нет, – медленно сказала она. – Не могу сказать, что я хочу умереть. Я делаю это потому, что мне хочется испытать, какая она – смерть. Окунуться в бессознательное состояние, а отчасти потому же, почему это делали в старину – чтобы очиститься и исцелиться. И после, когда из меня уходит все плохое, я возвращаюсь и живу дальше.

Талли умолкла, вспоминая, как она в первый раз сидела в наполненной водой ванне с опасной бритвой в руке. Она вспоминала, как расслабилось ее юное неоформившееся тело. Но когда она поднесла лезвие к запястью, руки у нее так страшно задрожали, что ей пришлось снова опустить их в воду, чтобы успокоиться. «Я хочу умереть? – спрашивала себя Талли. – Вот это сейчас со мной произойдет? Я и правда собираюсь умереть? Я разрежу себе запястья и позволю сознанию покинуть меня, и буду истекать кровью до тех пор, пока не придет смерть. Так поступали римляне – с той только разницей, что никто меня не хватится, и я долго пролежу уже мертвая. Я собираюсь умереть? Я не могу рассчитывать, что кто-нибудь придет и спасет меня, уж в этом-то я уверена. Поэтому, прежде чем я возьму в руку стальное лезвие и увижу, как лопнут мои вены и кровь начнет выплескиваться из них, как каша из горшка в детской сказке, я хочу быть уверена, что не хочу умирать. – Талли оглядела ванную, посмотрела на полотенца, на марлевый бинт, на йод и подумала: – Я готова. К чему бы то ни было. Что бы, черт возьми, это ни было». И она вытащила из горячей воды лезвие и сделала тонкий горизонтальный надрез на левом запястье длиною в дюйм, подумав: ох, Боже мой, как спокойно я это сделала, о Боже мой, подумать только, сколько крови! Она опустила руку и смотрела, как вода рядом с ней постепенно становится розовой. Она подняла руку и, как зачарованная, смотрела, как ее чистая детская кровь стекает к локтю. Она потрогала кровь пальцами, попробовала на вкус. Она была липкая и соленая. И тогда Талли сделала надрез на втором запястье. Она опустила обе руки в воду и закрыла глаза, но это было уже не так приятно, как когда она смотрела на вытекающую из нее кровь. Она открыла глаза и высоко подняла руки, лежа по шею в окровавленной воде и удивленно глядя на ярко-красную кровь, струящуюся по предплечьям. И потом, когда она уже закрыла глаза, и начала слышать странные шумы, и увидела перед глазами воду, и волны, и скалы, когда почувствовала соленый запах моря, тогда Талли подумала: «Сейчас пора, или я умру. Если я сейчас не встану, я умру». Она чувствовала какой-то замедленный темп своих движений, неторопливых, как движение нефтеналивного танкера на морском горизонте – неслышное и незаметное, – когда, наконец, подняла свое тело из воды и наклонилась за полотенцем. И опять на нее нахлынули скалы и вода – вода, с шумом разбивающаяся о скалы. Бурливые пенящиеся волны перекатывались, вставали перед ней и с громким шелестом падали – у-у-у-ух-хх… у-у-у-у-ух-хх… у-у-у-у^-ухх… у-у-у-у-ух-ххх… «Дайте мне полежать еще минутку, – подумала Талли, – только одну минутку». Но нет. Вместо этого она вытащила себя из воды и, схватив полотенце, прижала его к одному запястью, потом – к другому. Она удержалась на ногах и, подняв руки вверх, встала из ванны, достала еще одно полотенце и, замотав им другую руку, плотно прижала запястья друг к другу и сидела, голая, на холодном кафельном полу, со сложенными, поднятыми вверх руками, закрыв глаза, пытаясь усилием воли остановить кровь. Через какое-то время кровь остановилась. Полотенца были испорчены. Талли даже не пришлось вытираться, так долго она просидела на полу. Когда она развернула полотенца, порезы почернели и распухли, но уже не кровоточили. Это было хорошо. Но заливать раны йодом было ужасно. Талли взвыла, стиснула зубы и, наконец, до крови прокусила губу, только бы не закричать.

Она туго перебинтовала запястья, прошла в свою комнату и молилась там, клянясь Господу, что больше никогда, никогда не сделает этого.

Но время шло, раны зажили, остались только неровные, зазубренные шрамы. Талли забыла ощущение близости смерти и вспоминала только перекатывающиеся волны и скалы. Поэтому через некоторое время она снова вскрыла себе вены, потом еще и еще, не в силах устоять перед желанием ощутить, что ее омывает соленая морская вода.

Дженнифер лежала спиной к Талли. Толкнув ее и не получив ответа, Талли вздохнула и, чувствуя какое-то стеснение в груди, спросила:

– Джен, что с тобой? У тебя все нормально?

– Конечно. А почему ты спрашиваешь?

Талли похлопала ее по плечу.

– Дженнифер, ты больше не играешь в мяч. Не хочешь поговорить?

– Талли, здесь не о чем разговаривать.

– Так я и думала, – сказала Талли. – И ты всегда так. Ты забыла, с кем разговариваешь. И все-таки, – продолжала она, используя одно из выражений Робина, – может, есть что-нибудь, что ты хотела бы мне рассказать?

– Нечего рассказывать, Талли, – печально повторила Дженнифер. – К сожалению.

Набрав в грудь побольше воздуха, Талли спросила:

– Дженнифер, ты спала с ним?

Дженнифер не ответила и вдруг начала плакать. Талли онемела. Плачет! Она дотронулась до волос Дженнифер, приговаривая:

– Пожалуйста, пожалуйста…

«Плачет, Господи, из-за чего? Я не могу поверить, просто не могу поверить, неужели она плачет из-за…»

– О Талли… – Дженнифер всхлипнула, села на кровати и прислонилась к стене. Талли села рядом.

О Талли? Что это еще за «О Талли?» Дженнифер размазывала ладошкой слезы по лицу, как она делала, когда была совсем маленькая. Но, Господи, им было лет по десять, когда Дженнифер в последний раз плакала перед Талли.

– Ты не понимаешь…

– Ну тогда объясни мне, – мягко сказала Талли.

– Это совсем не то, что ты думаешь.

Талли подумала, что тут Джен ошибается. Она опасалась, что это как раз то, о чем она думает.

– Боже мой, Дженнифер, ты плачешь из-за него!

Талли покачала головой, встала, принесла пачку салфеток, села на край кровати и осторожно вытерла Дженнифер лицо. Прошло несколько минут, прежде чем Дженнифер немного успокоилась.

– Дженнифер, – проговорила Талли. – Ты совсем ненормальная. Ты спала с ним?

– Нет, Талли, нет, – сказала Дженнифер. – Но знаешь почему? Знаешь почему? Потому что он не просил меня об этом. Он не просил меня! – крикнула она. – А если бы он меня попросил, я бы сказала: когда? сейчас? И если бы он попросил меня сначала попрыгать, я бы сказала: как высоко, Джек Пендел, как высоко? И я, сама невинность, как ты всегда говоришь, я отдала бы ему эту невинность быстрее, чем ты успеешь сказать «Джек».

Талли утратила дар речи. Онемевшая и беспомощная, только молча утирала слезы Дженнифер. Тем более беспомощная, что не понимала ее. Талли Мейкер не понимала, в чем тут проблема.

– Ну так пойди к нему, Джен, пойди к нему. Ты хочешь его. Скажи ему, что ты хочешь его. Дай ему это понять. И он клюнет в конце концов, как и все, поверь мне.

– О, Талли, ты и правда не понимаешь. Ведь дело не в том, чтобы пойти к нему, неужели тебе непонятно?

Дженнифер снова начала плакать.

– Неужели ты не понимаешь, что если бы он хотел меня, он бы понял то, что так ясно мне и всем остальным? Он бы сам понял. Но он ничего не замечает, потому что не чувствует ко мне того, что чувствую к нему я.

Талли была не согласна.

– Джен, он помешался на своем футболе и поэтому ничего не замечает вокруг.

– Нет, Талли, он не замечает, потому что он не любит меня. Когда ты кого-нибудь не любишь, тебе нет дела до того, что у него на душе. Ты и внимания на него не обращаешь.

– Хмм, – сказала Талли. – Я знаю очень многих людей, которые любят друг друга, но им совершенно нет дела до переживаний другого.

Дженнифер отмахнулась от нее.

– Кого, например, Мейкер?

Талли колебалась.

– Ну, твоих родителей. Или родителей Джулии.

Дженнифер продолжала плакать. Талли прокашлялась и сменила тактику.

– Хорошо, Дженни, он не замечает этого. Не важно, по какой причине. Тогда просто скажи: «Черт с тобой», и живи дальше. И все. Забудь о нем. – Талли подкрепила свои слова отметающим жестом. – И поезжай в Пало Альто, – добавила она. – Там столько Джеков Пенделов, там будет столько этих Джеков Пенделов, которые будут готовы умереть за счастье владеть твоим сердцем, а если ты к тому же еще наденешь бикини… Да тебе придется купить их штук двадцать, чтобы хватило на всех. Я имею в виду бикини.

– Талли, ты все еще не понимаешь, да?

– Честно, Джен? – извиняющимся голосом сказала Талли. – Не понимаю. Веришь? Я не понимаю этого, но ведь мы любим друг друга.

Талли пыталась объяснить, но Дженнифер нетерпеливо перебила ее.

– Это не одно и то же, пойми.

– Нет?

– Ну конечно, нет! – воскликнула Дженнифер. – Мейкер, именно поэтому мне и не хочется иногда с тобой разговаривать. Иногда ты бываешь абсолютной тупицей.

Талли увидела на лице Дженнифер это выражение, сумасшедшее, сумасшедшее выражение. «Она так далеко, что мне даже не дотянуться».

– Неужели ты не понимаешь, Талли? – повторила Дженнифер. – Я люблю его. Я люблю его.

– Любишь? – сказала Талли без всякого выражения. – Ну хорошо. Тогда – раз-лю-би.

– Талли, это невозможно, это просто невозможно – взять и разлюбить человека, которого любишь.

– Ты не можешь? Но, черт побери, почему?

– Не знаю. Не могу, – убитым голосом сказала Дженнифер. – Он – моя первая любовь. Самая первая. И я никогда не перестану любить его.

Талли вздохнула и попыталась ее образумить.

– Джен, но ведь все так говорят. Все так чувствуют. Всем нам кажется, что мы никогда не перестанем любить, что мы никогда не сможем полюбить никого другого, что мы никогда не испытаем таких сильных чувств, но… как-то так случается, что мы перестаем любить. И как-то переживаем это. Разве не так? Нам ничего другого не остается. И это правильно. Иначе как же жить?

– Талли, я знаю, как скептически ты к этому относишься. Я и не ждала, что ты меня поймешь. Но я-то знаю что чувствую к нему очень давно. Я никогда в жизни не полюблю никого другого.

Талли погладила ее по голове.

– Твоя жизнь может оказаться очень короткой, Мандолини, потому что, если ты не перестанешь сейчас плакать, мне придется тебя убить.

Дженнифер, всхлипнув, засмеялась и вытерла рукой слезы.

– Люблю, когда ты смеешься, – сказала Талли, сунув, ей в руку салфетку. – Ты сразу становишься така-а-ая хорошенькая.

Девушки снова улеглись в кровать. Дженнифер повернулась к стене, а Талли примостилась рядом с ней.

– Мне жарко, Талли, очень жарко. Ты не можешь подуть мне на лоб? – попросила Джен, оборачиваясь.

Талли подула ей на лоб, а Дженнифер лежала с закрытыми глазами, и слезы текли у нее по лицу, и она шептала:

– И почему я люблю его, Талли? Почему? За какие такие достоинства или недостатки я так люблю его?

– Потому что он красив и хорошо владеет своим телом? – предположила Талли.

– Ты думаешь, он – красивый! – воскликнула Дженнифер.

– Нет, – быстро сказала Талли. – Это ты думаешь, будто он – красивый.

Дженнифер снова закрыла глаза.

– Я закрывав глаза и вижу его лицо, – прошептала она. – Вижу, как он говорит и смеется, я вижу только его лицо, и ничего больше. Даже тебя, Мейкер, даже тебя я не вижу. Ты веришь? Я даже не вижу больше Пало Альто. Только его. Боже мой, Талли, что это со мной?

– Ну ты совсем расстроилась, – тихо сказала Талли.

Дженнифер продолжала плакать, но уже тише и не так горько, а Талли все вытирала ей лицо. Наконец Дженнифер заснула. Но Талли не спала.

Она лежала, приподнявшись на локте, и нежно дула Дженнифер на лоб, вспоминая, как увидела ее в первый раз. Их познакомила Джулия. А Джулия познакомилась с Талли, когда та брела по улице неподалеку от школы Лоумэна, там был и детский сад, в который она ходила. Талли тогда в очередной раз потерялась – случайно ли, нарочно ли, и Анджела Мартинес привела пятилетнюю девочку к себе домой. Талли играла с Джулией, пока Анджела звонила в полицию. «Опять ребенок Мейкеров, – сказал полицейский, когда они прибыли, – она все время теряется, каждую неделю. Когда-нибудь она выйдет на магистраль, и больше мы о ней не услышим. Без конца убегает. Храбрая малышка. Мы отвезем ее домой».

Джулия и ее мать возражали. Пусть поиграет. Мы сами отведем ее домой. Они накормили Талли ужином: буррито и тако[9]9
  Буррито – лепешки с начинкой из мяса, сыра или бобов; тако – горячие свернутые маисовые лепешки с такой же начинкой и острой подливой.


[Закрыть]. Талли никогда еще не ела так вкусно.

Анджела боялась, что родители Талли сходят с ума, разыскивая дочь. Талли объяснила этой доброй женщине, что не о чем беспокоиться. И Анджела вынуждена была убедиться в этом, когда привела Талли домой и Хедда небрежно бросила:

– Снова ушла? Что я тебе говорила? Играй во дворе.

С тех пор миссис Мартинес частенько забирала Талли из детского сада и приводила к себе. Талли вспомнила, как в то же лето, через несколько недель после знакомства с Джулией, Линн Мандолини привела Дженнифер. Дженнифер! Такая толстенькая и такая командирша! Она пришла к Джулии и тут же потребовала, чтобы ей дали велосипед. Все лето они играли вместе, так и пошло. Когда Дженнифер была маленькая, она выходила из себя, чуть только у нее что-нибудь не получалось. Она вопила, швыряла игрушки, бросалась песком, потом валилась на землю и плевалась и брыкалась. Талли тогда считала, что с Джулией легче ладить – вспышки Дженнифер расстраивали ее.

Дженнифер стала старше, характер ее улучшился, но только став уже достаточно взрослой, Талли узнала, что в возрасте двух-трех лет Дженнифер страдала аутизмом[10]10
  Аутизм (психол., психиатрический термин) – оторванность от людей, от жизни; погруженность в свой собственный мир.


[Закрыть] средней степени, и все эти годы боролась с последствиями этой болезни. Незначительные следы так и остались – маниакальная чистоплотность и желание избегать, по возможности, физического контакта с другими людьми – были самыми заметными из них. Но были и другие симптомы. Каждый день Дженнифер пересчитывала количество трещин на тротуаре от своего дома на Сансет-корт до угла Семнадцатой улицы и Уэйн-стрит. И всегда вслух сообщала о каждой новой обнаруженной ею трещине, показывая ее Талли и Джулии. Она пересчитала все шкафчики в школьных раздевалках. Она в любую минуту могла назвать объем валового национального продукта двадцати пяти стран, а также количество разбитых фонарей от Семнадцатой улицы до Гейдж Парк. На тестировании по математике в октябре прошлого года она набрала 800 очков. Талли прижалась губами к влажному лбу Дженнифер.

До того, как Талли узнала, что Джен больна, она считала Дженнифер самой счастливой девочкой на земле. Из них троих она казалась Талли единственной, кому было предназначено счастливое будущее – естественное продолжение ее счастливого детства. Ведь что ни говори, а ей выпало счастье родиться у людей, для которых главной целью в жизни было счастье Дженнифер.