Текст книги "Талли"
Автор книги: Паулина Симонс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 50 страниц)
Когда она очнулась, было уже утро, и лил дождь. У нее ныло все тело, болели шрамы на запястьях. Она вскарабкалась по откосу, села в машину, развернулась и проехала 150 миль в обратном направлении на восток, в Манхэттен, к «Де Марко и сыновьям».
Робин взял на себя все заботы. Сорок восемь часов Талли провела в «Манхэттен Мемориал», где врачи – уже второй раз в ее жизни – срастили ей сломанный нос, наложили шины на сломанные ребра и швы на запястья.
Она оставалась с Робином еще две недели, до середины июня. Ей не слишком хотелось оставаться, но выбор был невелик. Еще хорошо, что большую часть времени Робин проводил на работе. Талли ездила по окрестностям, бродила по магазинам. Иногда сидела в библиотеке. Время от времени ездила в Топику повидать Джулию. Последние месяцы они редко виделись.
По вечерам Талли с Робином ходили поужинать куда-нибудь в бар, или в кино, или в ночной клуб. Однажды Талли участвовала в танцевальном конкурсе. Ее партнером был красивый студент танцевального отделения университета. Они выиграли, и Талли сказала ему, что никогда еще не встречала ирландца, умеющего хорошо танцевать, а он ответил, что вообще никогда не встречал никого, кто умел бы танцевать так, как она. Они выиграли двести долларов. Он отдал ей половину и угостил ее выпивкой. Этим же вечером Талли выдержала грандиозную сцену ревности, устроенную Робином.
На следующий день Талли позвонила новому знакомому и отправилась к нему. Он жил в доме, который находился за территорией университета, – вместе с ним проживало еще трое студентов танцевального отделения. Талли переспала с ним и уехала, сделав вывод, что в танцах он преуспел значительно больше, чем в сексе.
Две недели Талли не знала, куда себя деть. Частенько она просто выезжала на шоссе и колесила где-то вокруг Салины.
Как-то раз она поехала в Лоуренс навестить мистера и миссис Мандолини. Линн так больше ни разу и не переступила порога дома на Сансет-корт и жила у своей матери, пока Тони подыскивал жилье где-то за пределами города. Они переехали в Лоуренс и теперь жили на Массачусетс-стрит в квартире с одной-единственной спальней. Тони каждый день мотался в город, продолжая работать «Пенни». А Линн больше не работала. Талли не повидалась с ней. Тони сказал, что жена не очень хорошо себя чувствует, и дверь спальни осталась закрытой. Талли пробыла у них недолго.
Когда она собралась уходить, Тони положил руку ей на плечо и спросил: «Кто такой Дж. П.?», показав раздел «Заветное желание» в «Ежегоднике Топикской средней школы за 1979 год.
Талли собралась было сказать ему, но выражение его глаз напомнило ей взгляд Джорджа Уилсона из «Великого Гэтсби». Поэтому Талли не рассказала мистеру Мандолини, кто такой Дж. П., и вместо ответа пожала плечами и покачала головой.
Они помолчали с минуту, потом мистер Мандолини сказал:
– Извини, Талли. Нам очень тяжело. Но если тебе когда-нибудь что-нибудь понадобится…
Талли безжизненно улыбнулась.
Вернувшись в дом Робина, она упаковала свои коробки из-под молока и оставила ему записку: «Дорогой Р. Я уехала в Топику, наймусь к Трейси Скотт. Т.»
Трейси страшно обрадовалась. Она усадила Талли в крохотной комнатке в задней части дома и сказала, что станет платить чуть больше, если она будет помогать убираться.
«Чуть больше, – подумала Талли, – Вряд ли она наскребет ребенку на игрушку, не то чтоб платить мне».
– Не беспокойтесь, – сказала Талли.
Лето было знойным. Канзасская погода переменчива: каждый найдет в ней что-нибудь по своему вкусу. Но в это лето, независимо от того, пасмурно было или светило солнце, несмотря на грозы и торнадо, отметка на термометре всегда стояла на 105[17]17
По Цельсию – 40 градусов.
[Закрыть].
Трейси редко бывала дома днем, хотя делать ей было нечего. Как правило, она быстренько завтракала и уходила куда-нибудь «по делу», и задерживалась с каждым днем все дольше и дольше. Музыкант Билли отнимал у нее все силы. Утром Трейси наряжалась и говорила, что вернется к ланчу, но возвращалась не раньше шести, чтобы переодеться, а Билли поджидал ее в своем фургоне. Переодевшись, она улетала, поцеловав на прощание Дэмьена.
Талли водила Дэмьена в Блэйсделлский бассейн и научила плавать. После бассейна они шли в «знаменитый на весь мир Топикский зоопарк» или катались на карусели.
Каждое воскресенье Талли вела Дэмьена в церковь Святого Марка. Несколько раз в воскресные дни Талли, Робин и Дэмьен после церкви ездили к озеру Шоуни. Иногда по субботам Талли отправлялась с Дэмьеном в Манхэттен посмотреть, как Робин играет в соккер.
Талли редко виделась с Джулией.
– Талли, почему ты к нам не заходишь? – спросила как-то Анджела Мартинес. – Моя дочь скучает по тебе, – добавила она.
Джулия опустила глаза на хот-дог, который держала в руке.
– Я очень занята, миссис Мартинес, – отвечала Талли, гладя Дэмьена по голове, – не так-то просто присматривать за маленьким ребенком.
– Мне ли не знать! – вздохнула Анджела. – У меня у самой их пятеро.
– Мам, я уже не маленькая, – угрюмо возразила Джулия.
– Ты до самой моей смерти останешься для меня маленькой, – заявила Анджела.
Они с Дэмьеном ушли, но весь день Талли не оставляло ощущение, что она была бы счастлива не видеть Анджелу с Джулией до самой своей смерти.
В июле Талли сказала себе, что порядки в трейлере Трейси Скотт ее не устраивают. Трейси уходила со своим Билли часов в семь вечера и возвращалась на следующий день ближе к полудню.
– Трейси, – сказала наконец Талли. – Мне казалось, мы договаривались на пять-шесть вечеров в неделю.
– И что?
– Да то, что это больше похоже на семь дней в неделю по двадцать четыре часа. Сначала ты уходила по делам рано утром, а теперь шесть часов в сутки ты спишь, а восемнадцать отсутствуешь.
Трейси Скотт попробовала защищаться.
– Я ведь плачу тебе, верно? – грубо возразила она. – Чего же ты хочешь, больше денег?
– Нет, Трейси, я не хочу твоих чертовых денег, – сказала Талли. – Твой мальчик скучает по тебе. Ты никогда не бываешь с ним. К тому же мне ты платишь отнюдь не за круглосуточную работу.
Трейси не сдавалась.
– Ты о нем заботишься, разве не так? У него есть одежда, игрушки, еда. Он любит тебя…
– Нет, – оборвала ее Талли. – Ему нравится проводить время со мной. Но любит он тебя.
– Послушай, Талли, – недовольно сказала Трейси, – я пытаюсь устроить свою жизнь, надеюсь, ты понимаешь? Если мне это удастся, будет хорошо и мне, и Дэмьену. Если Билли переедет к нам жить, – будет хорошо всем нам. Ты спросишь: где отец Дэмьена? Я, черт возьми, этого не знаю. И знать не хочу. И не хочу, чтобы этот подонок вернулся. А Билли мне подходит. Все не так уж страшно. Ведь я же каждый день возвращаюсь. Что ж тут такого, Талли? Да, по-моему, тебе и заняться-то больше нечем.
Талли сидела на ступеньках трейлера и смотрела, как Дэмьен с совочком копается в песке.
«Мне нечем больше заняться, – думала Талли. – Мне больше нечего делать. Совсем. Да, она абсолютно права. Больше нечего делать, как смотреть за ее ребенком, за ее невоспитанным, запущенным ребенком, который грызет ногти, разбрасывает вещи, плюется и ругается. Дэмьена приведут в порядок за десять дней, если я сдам его в государственное учреждение для малолетних. Почему бы и нет? Мне больше нечего делать. Совсем. Ни денег, ни работы, ни дома. Эта женщина платит мне ровно столько, чтобы хватало на еду мне и ее ребенку. Я живу в трейлере с чужим ребенком. И веду в нем хозяйство. Боже мой, что случилось? Что случилось!»
В середине июля Талли и Дэмьен прождали Трейси всю ночь, но она так и не пришла. Ни в этот день, ни на следующий. Маленький Дэмьен без конца плакал. Талли тоже была изрядно на взводе. Жизнь уходила из-под ее контроля. На дворе июль, впереди еще пять недель в этом трейлере, пять недель всевозрастающей ответственности за трехлетнего ребенка, и вот Трейси вообще не является домой. Талли просыпалась вместе с мальчиком, проводила с ним весь день и ложилась спать, когда ложился он. Так повторилось и на следующий день.
Наконец Трейси Скотт и Билли вернулись. Трейси обнимала сына и без конца извинялась: «Прости, милый, прости, малыш. Маме нужно, было поехать с Билли в Оклахому, ты знаешь, где находится Оклахома? Это очень далеко отсюда». Талли слушала ее излияния, спрашивая себя, знает ли сама Трейси, где Оклахома. Вряд ли. Билли, весь в татуировке, молча курил.
Через неделю Трейси исчезла снова, на этот раз на четыре дня. Маленький Дэмьен обгрыз ногти до крови и начал кидаться на Талли с кулаками. Талли перехватывала его ручонки и старалась не обращать внимания на его ярость. Теперь они редко ходили в бассейн, еще реже ездили в Манхэттен. Талли совсем перестала видеться с Джулией. По воскресеньям Талли с Дэмьеном по-прежнему отправлялись в церковь.
Большую часть времени Талли сидела на стуле, наблюдая, как играет Дэмьен. Они смотрели, как мимо них на расстоянии не больше десяти ярдов проходят поезда и как по Канзас-авеню проезжают машины. Через дорогу – обратной стороной к ним – располагались мексиканское кафе Карлоса О’Келли и магазин подержанных автомобилей.
Вернувшись в очередной раз, Трейси уже не извинялась, она нападала. Талли казалось, что Трейси Скотт чувствовала себя почти обиженной из-за того, что ей приходится возвращаться.
– Послушай, Трейси, – начала Талли, твердо решив больше не полагаться на случай. – В следующий раз, когда ты будешь уезжать больше нем на двадцать четыре часа, лучше бери Дэмьена с собой.
– Вот это мне нравится! – взорвалась Трейси. – И кто же будет заботиться о нем в дороге, а? Кто?
– Не знаю, – сказала Талли. – Давай подумаем. Может быть, м-м… ты?
– Я уже говорила тебе, – зашептала, почти зашипела Трейси, – я бываю в барах, в клубах. Я не могу брать его туда.
– Он твой сын, а не мой, – возразила Талли. – Ты хочешь, чтобы за десять баксов в день я стала ему матерью вместо тебя, но это невозможно. И я не хочу. Я хочу вернуться к условиям нашего соглашения. Ты сама должна найти правильное решение, Трейси.
– Да-а? И что же это, черт возьми, за решение? – воинственно спросила Трейси.
Талли устала спорить.
– Слушай, я больше не собираюсь смотреть за ним целый день, – сказала она.
– Если ты не собираешься смотреть за ним, тебе здесь делать нечего, – отрезала Трейси.
– Прекрасно, – согласилась Талли, – ты все нам очень упростила. Я больше на тебя не работаю.
Трейси поспешила извиниться. Дескать, Талли сама спровоцировала ее разгорячиться и устроить бурю в стакане воды.
– Конечно, ты можешь здесь жить. И присматривать за ним только по вечерам. Прости меня.
Талли была вынуждена остаться. Семь дней подряд она уходила из дома в девять утра и не возвращалась к шести, когда наступало время смотреть за Дэмьеном. Семь дней Трейси Скотт сама заботилась о ребенке, а Билли дремал в спальне, курил, или ходил куда-нибудь один.
Через семь дней, проведенных с Дэмьеном, Трейси Скотт пошла посмотреть на выступление Билли и не пришла ночевать. Ну теперь уже все, – подумала Талли. – Теперь уж, черт возьми, все! Как только она вернется, я уйду отсюда. Прошел день, за ним второй, третий. Прошло четыре, пять, шесть дней.
Через одиннадцать дней Талли начала подозревать, что, возможно, Трейси Скотт уехала так далеко, что уже не сможет найти дорогу назад. И все эти одиннадцать дней Талли в каком-то нервном ступоре ждала ее возвращения. Она думала: «Мне больше нечего делать. Мне. Больше. Нечего. Делать. И смотрела на маленького мальчика и думала: Я больше не могу ничего делать. Так что же я буду делать с ним?»
Через тринадцать дней она вспомнила, как ее мать лет десять назад взяла на воспитание ребенка, чтобы легче было оплатить счета. Ребенка семи лет. Штат Канзас выплачивал Хедде деньги, в том числе на питание и одежду, и семилетний воспитанник жил с ними около восьми месяцев. Через восемь месяцев родители ребенка заявили, что берут его обратно, и Хедда, которой теперь материально стало легче благодаря приезду тети Лены и дяди Чарли, больше никого брать не стала.
Программа штата Канзас «Воспитание неблагополучных детей в семьях»[18]18
В Америке, не распространена система детских домов. Детей из неблагополучных семей или брошенных родителями отдают на воспитание в семьи, которым государство оказывает материальную поддержку.
[Закрыть]. Талли вспомнила о ее существовании как раз вовремя.
И вот она оставила Дэмьена на несколько часов у Анджелы Мартинес и поехала в суд – он находился напротив здания законодательного собрания штата. На четвертом этаже она разыскала социально-реабилитационную службу. В приемной ей указали на дверь, табличка на которой гласила: «Агентство по набору семей, желающих взять детей на воспитание», и посоветовали поговорить с Лилиан Уайт.
Сидя за огромным столом, скрестив на груди большие руки, Лилиан Уайт выслушала рассказ Талли и спросила:
– Ну и чего вы от меня хотите? Чтобы я вернула его мать?
– Нет, – сказала Талли, обеспокоенная таким вопросом. – Я бы хотела, чтобы вы подыскали ему подходящую семью.
– Мисс, это учреждение, где занимаются набором семей и их лицензированием. Мы не занимаемся поиском подходящих семей, просто определяем детей в семью. Если вы хотите найти какую-то особенно подходящую, вам следует обратиться в агентство по усыновлению. И кроме того, – добавила Лилиан, – его мать скорей всего вернется. Они почти всегда возвращаются и требуют своих детей обратно.
Талли была ошеломлена.
– Но о нем некому позаботиться, пока его мать не вернется!
– Ах, но это же неправда, – возразила Лилиан Уайт. – У него есть вы.
– Я? Мне восемнадцать лет. Я гожусь для этого еще меньше, чем она. И кроме того, я не могу, – беспомощно сказала Талли, чувствуя, как эта огромная недружелюбная женщина вынуждает ее принять решение, которое может перевернуть всю ее жизнь. – В этом месяце я поступаю в Уэшборн.
Лилиан подняла брови.
– Да? И что вы будете изучать?
– Детскую психологию, – сказала Талли, вдруг вспомнив кое-что из своей прошлой жизни, той, что была до двадцать шестого марта.
Лилиан пристально смотрела на Талли.
– Так, значит, вы едете в Уэшборн?
– Да, – сказала Талли уже спокойнее, – я поступала в Стэнфорд, но меня не приняли. Поэтому я собираюсь в Уэшборн. Восемнадцать зачетов. К тому же я нашла работу, – без остановки говорила Талли, – у Карлоса О’Келли. Это мексиканское…
– Я знаю, кто такой Карлос О’Келли, – оборвала ее Лилиан. – И я знаю, где находится Стэнфорд. Ладно, давайте посмотрим, что мы можем для мальчика сделать. Вы можете побыть с ним хотя бы до тех пор, пока мы найдем ему семью?
Талли кивнула.
– Сколько лет должны отсутствовать родители ребенка, чтобы его можно было отдать на усыновление? – спросила она.
– Восемнадцать, – отозвалась Лилиан, и Талли, поднимаясь, чтобы уйти, подумала, что она вовсе не шутит.
«О Господи! – мысленно вскричала она, выйдя на улицу. Кошмар. И этой доверили программу воспитания в семьях!»
Сказав Лилиан Уайт про Уэшборн, Талли и для самой себя сделала эту мысль реальнее. Раз она сказала этой женщине, что поступает, – значит, должна держать свое слово.
Ей понадобилось меньше часа, чтобы съездить в Морган Холл – приемную комиссию университета и заполнить бланк заявления о приеме, завернуть в Топику, отыскать в школе свои экзаменационные результаты и снова вернуться в Уэшборн. Покончив с этим, она поехала к Карлосу О’Келли, солгав, что уже работала официанткой, и получила работу. Через четыре дня ее приняли на первый курс при условии, что за позднюю регистрацию она внесет дополнительную плату. Ей потребовалось всего две минуты, чтобы откопать припрятанные в сумке деньги, и еще две, чтобы выбрать по каталогу предметы по обязательной программе. Английская история, религия, средства коммуникации.
– Вы уже подумали об основной специальности? – спросил ее секретарь-регистратор.
– Детская психология, – бесстрастно ответила Талли.
Это имело мало значения. С тем же успехом она могла бы сказать «внутренняя экономика».
Штат Канзас очень быстро подыскал Дэмьену место – некую семью Бакстеров на Индиан Хиллз Роуд. Биллу и Розе Бакстер было за пятьдесят, их собственные дети уже выросли, создали свои семьи и уехали из дома. Бакстеры сказали, что хотели вырастить счастливым еще одного ребенка, прежде чем у них появятся внуки. Но что-то в них настораживало Талли. «Их дом слишком мал для четверых, – подумала она. – И никаких фотографий. Никаких фото с бегающими по двору или плескающимися в бассейне детишками. Ничего».
– Дэмьен, – сказала Талли мальчику в этот вечер. – Пока не вернется твоя мама, ты будешь жить с тетей Розой и дядей Билли, хорошо?
Дэмьен нахмурился.
– А где моя мама?
Талли мысленно поблагодарила Бога, что ему всего три года.
На следующее утро она отвезла Дэмьена, всю его одежду, игрушки и машинки на Индиан Хиллз Роуд. Талли попыталась рассказать Бакстерам, что он любит и как с ним нужно обращаться, но столкнулась с почти полным безразличием. «Интересно, сколько им будут платить за Дэмьена?» – с болью думала Талли, обнимая мальчика и обещая часто-часто навещать его. Включив зажигание и помахав ему в окно, Талли увидела в зеркальце заднего вида свое отражение. Ее лицо было таким же маленьким и исстрадавшимся, как у Дэмьена.
3Сильвия Васкез работала у Карлоса О’Келли администратором. Это была невысокая миловидная женщина родом из Гватемалы. Для начала она решила послать Талли в безалкогольный зал. Здесь было меньше чаевых, зато не требовалось особой быстроты обслуживания, что было на руку Талли, никогда в жизни не работавшей официанткой.
Сильвия выдала Талли форму – закрытую голубую блузку и короткую цветастую хлопчатобумажную юбку. В первую неделю Талли отработала три вечера. При тарифе доллар в час вместе с чаевыми у нее получилось 60 долларов. Это были первые по-настоящему заработанное деньги – она никогда не считала настоящей работой танцы в клубах, разовые поручения Линн Мандолини и присмотр за ребенком. На следующей неделе она заработала 80 долларов, а на третьей Сильвия добавила ей еще десять часов, и ей удалось получить 20 долларов.
Талли осталась в трейлере, передвинув большую часть скарба Трейси в освободившуюся комнатку Дэмьена.
Впервые увидев трейлер, Робин не смог скрыть своего ужаса.
– Силы небесные, Талли, почему ты живешь на этой помойке? – спросил он.
– Это не помойка, – обиделась Талли. – Я вымыла и покрасила здесь все. И уже не воняет. К тому же он стоит всего сто долларов в месяц. И в настоящий момент он полностью мой. Ты можешь назвать другое жилье, которое я могла бы считать своим?
– Талли, в твоем распоряжении весь мой дом. Пять спален, бассейн, горничная, и все только что отремонтировано. Почему ты предпочла этот трейлер?
– Потому, – сказала Талли, – что он грязный, дешевый, рядом с железной дорогой и полностью мой. Ты можешь указать еще какое-нибудь место с такими параметрами?
– Да на кой черт тебе сдалась железная дорога? – Робин скривился. – И когда же наступит момент, когда тебе, наконец, захочется расстаться с нею?
– Даже не знаю… – засомневалась Талли. – В конце концов ведь я родилась у железной дороги.
Робин только вздохнул.
Август был уже на исходе, когда в кафе к Карлосу О’Келли зашла Джулия навестить Талли. Заказав чимичангу и коку, она сказала:
– Мы давно не виделись.
– Да, – отозвалась Талли, перелистывая блокнотик заказов. – Я была очень занята, правда. Тебе обычную или диетическую коку?
– Обычную, – сказала Джулия. – Том неделю назад уехал в Браун.
– О-о, – протянула Талли и начала убирать посуду с соседнего столика. – И как ты в связи с этим себя чувствуешь?
– Не знаю. Мы не общались с тех пор, как он уехал.
– Вот это и в самом деле удивительно.
– Это тебе удивительно, – возразила Джулия. – Я даже не скучаю по нему.
– Да о чем скучать-то?
– Мы много разговаривали, – сказала Джулия и добавила: – Больше, чем с тобой.
«Да кто угодно больше разговаривает, чем мы с тобой, Джулия», – хотела сказать Талли.
– Но я не поэтому по нему не скучаю, – заметила Джулия.
«Я знаю, почему ты по нему не скучаешь», – подумала Талли, но ничего не сказала.
Джулия поела, расплатилась и дождалась, пока Талли выйдет из кухни. Девушки постояли в дверях, обеим было неловко.
– Талли, я пришла попрощаться. Завтра я уезжаю в Нортвестерн.
Талли попыталась улыбнуться.
– О, ну что ж, это здорово, Джул. Это здорово. Слушай, я уверена, тебе там будет хорошо. Пиши обязательно, ладно?
Джулия с горечью смотрела на Талли.
– Да, конечно, Талли. Ты тоже, ладно?
Они быстро обнялись и отпрянули друг от друга,
– Куда ты сейчас, Талли? – спросила Джулия. – Ты вернулась домой?
Талли закатила глаза.
– Никуда. Я живу прямо через дорогу, – сказала она. – В трейлере.
Джулия уставилась на Талли.
– А, – сказала она, – ну, это хорошо. Слушай, мне надо идти. Береги себя, ладно?
Талли посмотрела ей вслед и вернулась к своим столикам.
– Талли! Талли Мейкер, правильно?
Талли, не узнавая, смотрела на сияющее жизнерадостное лицо.
– Помнишь меня? Я Шейки. Шейки Лэмбер.
– Ну как я могла забыть тебя, Шейки Лэмбер? – ответила Талли. – Ты была королевой на вечере встречи выпускников.
– Точно! И на выпускном балу тоже, только я тебя там не видела.
– Я не ходила, – сказала Талли.
– Ты не ходила на выпускной вечер? Ну и ну! – удивилась Шейки. И потом: – А на экскурсию для выпускников ты ездила?
– Не-е-ет, – протянула Талли, уже устав от этой беседы. – И как Денвер?
– О, какой город! – воскликнула Шейки.
– Да уж, я думаю, – сказала Талли. Ей нравилось работать у Карлоса О’Келли, но сюда заходило слишком много бывших однокашников. Слишком много.
– Ну и как тебе здесь, Талли? Не слишком трудно?
– Нет, что ты. Мне повезло, – ответила Талли.
– Здорово, – сказала Шейки. – Я тоже думаю попроситься сюда на работу. Пока буду учиться в школе красоты, – добавила она.
– Но, с другой стороны, Шёйки, – заметила Талли, – здесь бывает ужасно. Иногда приходится без конца убирать столики, а посетители почти не дают чаевых, и…
– Но ведь ты поможешь мне, правда? – сказала. Шейки. – Я еще никогда нигде не работала. – Она наклонилась к Талли. – Даже с детьми не сидела.
– Хорошо, – пробормотала Талли, у которой перехватило дыхание.
Шейки приняли на работу, и первые несколько недель она была у Талли на подхвате, так что та никак не могла избежать разговоров с ней. Как ни старалась.
– Шейки, – учила ее Талли, – грязные тарелки надо составлять в стопку, а не переносить их по одной. Столики остаются неубранными слишком долго, а ты впустую тратишь время.
– Я еще не научилась, Талли. Ведь я новичок. Я все буду делать правильно, – говорила Шейки и откидывала назад свою светлую челку. Не так давно, после того как один посетитель оставил ей пятидолларовую банкноту на чай, но заметил, что предпочел бы видеть поменьше волос в своем буррито, Сильвия попросила Шейки делать хвост.
У Шейки не было своей машины, и обычно она ждала, когда за ней заедет мать. Как-то в октябре, в субботу вечером, Талли предложила отвезти ее домой.
Девушки пересекли Канзас-авеню и подошли к трейлеру Талли.
– Ты здесь живешь? – спросила Шейки.
– Да, – сказала Талли. – А что?
– В самом деле, неплохо, – сказала Шейки. – И он совсем твой? Тут, должно быть, здорово.
– Шейки… что это за имя? – спросила ее Талли, когда они выехали на дорогу.
– Шакира, – ответила Шейки. – Мама, верно, ждала, что у нее родится индианка. А что за имя – Талли?
– Натали, – выдала Талли стандартный ответ. – Мой брат не умел произносить мое имя правильно.
«Забавно, – подумала Талли. – Ее зовут Шакира. Ну, не одной же мне смешить народ своим именем».
– О-о, у тебя есть брат? – спросила Шейки, но прежде, чем Талли успела ответить, продолжила: – У меня тоже есть братья, трое. И все старшие. Я самая младшая. Дитя всей семьи.
– Важная персона, – заметила Талли.
– Хорошая машина, – Шейки потрогала сиденья и приборную панель. – Тебе так хорошо платят у Карлоса, что ты можешь позволить себе такую машину?
Талли молчала, набрала побольше воздуха и сосчитала до пяти. Потом заговорила.
– Нет, это подарок.
– Что, твои предки? Замечательные родители. У нас в семье слишком много детей, поэтому ни у кого нет ничего новее 1975 года. А у меня пока совсем нет машины.
Девушки поболтали еще немного.
– Большое спасибо, Талл, – сказала Шейки, открывая дверцу, и Талли вздрогнула.
– Ничего, что я тебя так назвала?
Талли медленно кивнула.
– Рифмуется с чайкой[19]19
По-английски чайка «gull», что рифмуется с именем Tull.
[Закрыть], да? – сказала она. – Почему бы и нет? Я люблю птиц. Моего друга зовут Робин[20]20
«Robin» в переводе с английского – малиновка
[Закрыть].
– Здорово, – сказала Шейки. – Слушай, что ты делаешь завтра? Если будет хорошая погода, мы устроим барбекью. Приходи, если сможешь.
Талли поблагодарила за приглашение и обещала, если не будет ничего важного, прийти. К счастью, в воскресенье пошел дождь и освободил ее от данного слова.
– Шейки, – спросила Талли как-то в субботу, когда подвозила Шейки домой и они остановились рядом с «Зеленым попугаем», – с кем ты сейчас гуляешь?
– Да то с одним, то с другим… – рассеянно отозвалась Шейки и вдруг наклонилась к Талли: – Только не говори моей маме и вообще никому – вообще-то я жду, когда вернется Джек.
– О-о! А где он сейчас?
– Джек… – Шейки покачала головой. Где-нибудь. Нигде. И везде.
– Как это понимать?
– Не знаю. Разве он не собирался всерьез заняться футболом и уехать куда-нибудь? – спросила Шейки.
– Почему ты спрашиваешь об этом меня? – удивилась Талли. – Ведь ты ходила на выпускной и видела его. Откуда мне знать?
– Ах да, никто ничего не знает точно. Я думала, он поедет учиться в Калифорнию. Пало Альто или что-то в этом роде. Но, по-моему, он туда не поехал.
– Ах-х, – выдохнула Талли. У нее вдруг занемели губы. Она пыталась прикусить их. Пало Альто! Пало Альто. Боже мой, Боже мой.
– Разве ты не поддерживаешь с ним связь? – спросила Талли после долгих минут молчания. Как хорошо, что в «Зеленом попугае» было почти темно.
Шейки засмеялась.
– Поддерживаю связь? Не-ет. Он уехал, чтобы найти себя. С людьми, которые ищут себя, очень трудно поддерживать связь. Слушай, а почему все-таки тебя не было на выпускном? – спросила вдруг Шейки.
«Ищет себя?» – думала Талли.
Шейки повторила вопрос. Талли пожала плечами.
– Да так, не захотелось.
– Не захотелось пойти на собственный выпускной вечер? Ну, ты даешь!.. – воскликнула Шейки. – Ох, и побесились же мы там. Все просто с ума посходили. Нас с Джеком выбрали Королем и Королевой.
«О, не сомневаюсь! – подумала Талли. – Я ничуть, не сомневаюсь, что так и было, Шейки Лэмбер, ты стала и капитаном команды болельщиков, и Королевой бала.
Шейки отпила из бокала свой «Миллер лайт».
– Я кое-что скажу тебе, Талли – ты ведь моя подруга. Я была совершенно без ума от этого Джека.
– Не валяй дурака, – упавшим голосом сказала Талли.
Шейки улыбнулась.
– Нет, правда, что-то в нем такое есть, от чего можно сойти с ума, да, я тебе точно говорю. – Она заказала себе еще один «Лайт». – Но он уехал. Видимо, у нас был всего лишь школьный роман. Но… Я продолжаю надеяться, разве это запрещено? О, только не думай, что я ничего не делаю, Талли. Я собираюсь поступить в Топикскую школу косметологов. Хочу работать у Мэйси в отделе дорогой косметики. «Шанель» или что-нибудь в этом роде.
– Да? – спросила Талли и двумя глотками прикончила пиво. – Слушай, уже поздно. Мне пора спать. Пойдем отсюда.
Шейки пригласила Робина и Талли к себе домой отпраздновать День Благодарения. Робин не пошел – он всегда проводил этот праздник с братьями.
Талли пошла одна и познакомилась с тремя братьями Шейки, с ее огромным, как дровосек, ростом не меньше шести футов, отцом и с маленькой, не выше пяти футов, матерью, которая, несмотря на свой рост, подрядила всю мужскую часть семьи помогать на кухне, покрикивая на них во всю силу своих легких. Шейки к хлопотам не привлекали, они с Талли беседовали в гостиной.
– Я – самая младшая и к тому же единственная дочь, – объяснила Шейки. – Меня никогда ничего не заставляют делать.
– Марта! Обедать! – закричала мать.
– Марта? А кто это – Марта? – спросила Талли. Шейки смущенно засмеялась.
– Это я, – сказала она. – Марта Луиза Лэмбер.
И когда все сели за стол, Шейки яростно зашептала матери:
– Шейки, ма, Шейки!
Еще через несколько дней Робин спросил у Талли:
– Итак, на замену ты выбрала Шейки?
– Замену кому? – жестко спросила Талли.
Робин отвернулся.
– Джулии, – сказал он. – Или, может быть, мне.
– Уж конечно, не тебе, Робин, – ответила Талли. – Но Джулия далеко. И что я могу поделать, если нравлюсь Шейки. Мы, кстати, не особенно близки.
– Ты ни с кем особенно не близка, – заметил Робин.
– Нет, – сказала Талли. – Думаю, ты прав. И все-таки, это очень смело с твоей стороны говорить мне об этом, Робин Де Марко.
– Тебе нравится Шейки? – спросил Робин.
– Что значит нравится? – сказала Талли. Можно подумать, у меня есть выбор. Ты что, хотел бы, чтобы я вообще ни с кем не дружила, кроме тебя?
Робин вздохнул и подвинулся, освобождая для нее место, а после натянул на обоих лоскутное одеяло.
– Можно подумать, Талли, что мои желания имеют какое-то значение, – грустно сказал он.
– Джек вернулся! – сияя от счастья, сообщила Шейки, когда они заступили в вечернюю смену.
Приближалось Рождество.
– Да? – удивилась Талли. – С чет это вдруг?
– О-о, – сказала Шейки, расчесывая волосы прямо посреди зала, – у него умер отец. И поэтому он вернулся! Это звучит как песня, правда?
Я ждала, когда Джек возвратится домой,
Джек вернулся, и снова буду ждать и мечтать,
чтоб забыл он покой и ходил сам не свой.
Распевая, она кружилась между пустыми столиками, ее светлая челка развевалась.
Талли некоторое время наблюдала за ней и, наконец, рассмеялась.
– Шейки, какая же ты врушка!
– Он правда вернулся, Талли, – серьезно сказала Шейки.
– Да нет, я не об этом. Чего же стоят все басни о том, будто это был всего лишь школьный роман?
Шейки пожала плечами и улыбнулась.
– Ты права. Это было чистейшее вранье.
– И потом, у него ведь умер отец, как ты можешь так радоваться? – укорила ее Талли.
– Ну и что? Кто-то же должен его подбодрить, верно? – ответила Шейки, сияя. – А уж взбодрить его я сумею! – Она хихикнула и подпрыгнула.
Глядя на нее, Талли не могла удержаться от смеха.
Она увидела Джека несколько дней спустя, когда он заехал за Шейки. У Шейки все столики были заняты, и Сильвия усадила его за столик Талли. Талли, подошла к нему, странно спокойная и холодная, и спросила:
– Что ты закажешь?
Он выглядел так же, как всегда. Даже лучше. Весь пропитанный солнцем, светловолосый и сильный. Но Талли трудно было на него смотреть, ее глаза вдруг стали как запотевшее стекло.
– Как поживаешь? – спросил он у Талли.
– Хорошо, прекрасно, лучше не бывает.
Она старалась не смотреть на него, а сердце разрывалось на части.
– Что ты закажешь? – повторила она, все так же холодно.
Он протянул руку и легонько дотронулся до ее пальцев.
– Мне очень жаль, Талли, – произнес он. – Правда. Очень жаль.
