Текст книги "Талли"

Автор книги: Паулина Симонс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 44 (всего у книги 50 страниц)

4

После той ночи Талли ни разу не спала в своей кровати. По ночам она переходила из спальни Бумеранга в спальню Дженнифер и обратно и засыпала на ковре у кроватки Дженни, не захватив подушки, не укрывшись одеялом. Март перешел в апрель, но Талли не ходила на футбольные матчи, несмотря на все просьбы Бумеранга. Потом ради сына об этом стал просить ее Робин.

Они вдвоем долго уговаривали ее, и Талли наконец сдалась.

Девушка была там. Талли наблюдала за ней с противоположной стороны стадиона. К Робину она не приближалась, но когда его команда забила гол, принялась радостно прыгать, кричать и смеяться. Талли не сомневалась, что все это адресовано Робину Де Марко. Этого Талли уже не могла вынести. Внимательно глядя под ноги, чтобы не ступать в комья земли, вывороченные шипами футбольных бутс, в обход большого футбольного поля она направилась к девушке.

Хорошо, что в нагрудной сумке сидела Дженни: она выглядела так солидно.

Талли подошла к девушке, и та сразу насторожилась.

– Послушай, – сказала Талли, – я тебе скажу кое-что. Если ты хочешь получить его, тебе придется взвалить на себя его детей. Ты понимаешь меня?

Девушка молча попятилась.

– Я не знаю, кто ты такая, – сказала Талли, – но он пока мой муж.

Тут девушка заговорила.

– Может быть, если бы вы лучше заботились о нем… – начала она.

– О нем и его двух детях, – перебила ее Талли. – Тебе придется взять весь комплект, будь он неладен. Понятно? Держись от него подальше. Он пока мой муж.

– Ненадолго, Талли Мейкер, – сказала девушка.

Это было больно, Талли вздрогнула.

– Талли Де Марко, ты, невежественная шлюха, – поправила она.

– Девочки, девочки! – К ним подбежал Робин. Он гневно посмотрел на девушку и, обняв Талли за плечи, увел ее.

– Талли, ты меня удивляешь, – сказал он. – Устроить такую сцену на людях! Это на тебя не похоже.

– Держись от нее подальше, Робин, – предупредила Талли. – Ты пока мой муж.

Карие глаза Робина потемнели.

– Ненадолго, Талли Де Марко.

Через неделю, словно решив продолжить прерванный разговор, Талли спросила:

– Чем она занимается, эта твоя девчонка?

Робин вздохнул.

– Она не моя девчонка, Талли. Перестань. Просто мы с ней болтаем по субботам. Правда. Иногда она ходит в бассейн, где бываем мы со Стивом, вот и все.

Талли закатила глаза.

– Да, конечно. Чем она занимается? – повторила вопрос Талли.

– Работает в парикмахерской.

Талли рассмеялась деланным смехом.

– Так, значит, она парикмахерша, Робин? Ты трахаешься с парикмахершей?

– А ты трахаешься с маляром, Талли? – спокойно спросил Робин.

Где-то в глубине своего сознания Талли ужаснулась этим его словам, она поняла, что из всей их бессмысленной ссоры она запомнит только это, но ужас был в глубине. На поверхности Талли пришла в ярость.

– Робин! Ты хочешь сказать, ты у нее стригся? Да? Она тебя стригла?

– Иногда, – ответил он.

Талли выругалась и вцепилась ему в волосы. Он больно ударил ее по руке.

– Не смей ко мне прикасаться, Талли, – сказал он, вставая с кровати. – Не провоцируй меня.

– Твои волосы, – Талли чувствовала бессилие и бессмысленность своих слов, но остановиться не могла. – Я люблю твои волосы. Я запускаю в них руки, когда мы занимаемся любовью. Как ты мог позволить ей стричь себя?

Робин наклонился к ней. Талли было подумала, что он хочет обнять или поцеловать ее, но он только сказал:

– Занимаемся любовью? Ты хотела сказать – трахаемся, Талли. Трахаемся.

Она сделала вялое движение, пытаясь оттолкнуть его.

– Убирайся отсюда. Я не знаю, что ты здесь до сих пор делаешь. Почему ты не с ней? А? Почему не идешь к ней сейчас – она бы тебе член пососала?

– Ох, Талли, прекрати. – Робин взял подушку и одеяло. – Это просто скучно.

Она повернулась к окну.

– Уверена – они все знают. И Брюс, и Стив, – все. Ведь Карен и Линде приходилось присматривать за Бумерангом, пока ты был с ней. Как ты мог пойти на такое? Как ты мог? Я не могу теперь смотреть на тебя и не выкрикнуть этого вопроса. Как ты мог пойти на такое?

Робин поморщился.

– Талли, по-моему, тебе было абсолютно все равно.

– Ты не ответил на мой вопрос. Я хочу знать, как ты мог пойти на такое?

– Как могла ты?

– Я никогда не говорила, что люблю тебя! – закричала она. – Я никогда не изливала тебе на голову свои чувства, как ты мне. Так сказать: «Вот они, на, все тебе». За все время нашего брака я ни с кем не спала…

Робин поднял брови.

– … пока не появился Джек, – закончила Талли.

– Это должно мне льстить? – спросил Робин мрачно.

– Я влюбилась! – закричала Талли. – Вот мое оправдание! А у тебя какие оправдания?

– Я не оправдываюсь перед тобой и не собираюсь. Ты не любила меня.

– О Боже! – яростно прошипела Талли. – Значит, ты и правда такой лицемер? Значит, правда, что в тебе нет ни крупицы верности? Нет, не отвечай! С меня хватит.

Отношения супругов Де Марко окончательно зашли в тупик. Талли еще глубже погрузилась в депрессию. Она не садилась с Робином за стол, не смотрела с ним телевизор, не ложилась в одну кровать. Любой разговор неизменно кончался ссорой. Талли по-прежнему почти не спала по ночам и ложилась то в комнате Дженни, то рядом с сыном. Любовью Талли с Робином не занимались с той ночи, когда он ее ударил. Однажды вечером Робин по привычке зашел в детскую спросить, идет ли Талли спать. Ока, как всегда, отказалась, но у самой двери остановила его.

– Робин, мы никогда прежде так не ругались, мы слишком много ссоримся, – сказала она с горечью.

– У нас хватает причин, – сказал Робин.

– Мы больше десяти лет так хорошо ладили, – мягко сказала она.

– Все эти десять лет мы почти не разговаривали.

– Теперь мы совсем перестали ладить.

– Для этого также хватает причин.

Талли потерлась щекой о ковер.

– Ты уже не любишь меня, Робин, как раньше, – прошептала она.

– Есть за что, – с горечью отозвался Робин.

И все равно Робин каждый вечер заходил в детскую и по привычке спрашивал Талли, идет ли она спать, и каждый раз Талли отказывалась. Утром, проснувшись, она часто обнаруживала, что кто-то укрыл ее одеялом.

Однажды поздним вечером Талли предложила Робину нанять адвоката. Днем ей звонил Джек, и она соврала ему, что бракоразводный процесс начался. И вот теперь, стараясь держаться как можно свободней, она завела этот разговор.

– Адвоката? – переспросил Робин, словно слышал это слово впервые в жизни. – Адвоката… – повторил он и замолчал.

Талли не смотрела на него, стараясь сосредоточиться на «Одинокой голубке».

– Конечно, – сказал он наконец. – Хорошо, давай сходим к адвокату. Я и то удивился, почему ты этого не предлагаешь, – добавил он.

Талли стало так жаль его, и она чуть не сказала, что пошутила. Ей хотелось подойти к нему, приласкать. Но тут Талли вспомнила Джека, Калифорнию, Кармел, море, и она сдержала себя, упорно глядя на экран телевизора, хотя видела одно большое светлое пятно. «Он не отнимет у меня моего мальчика, – думала она. – Не сможет».

В адвокатской конторе пришлось отвечать на вопросы о продолжительности их брака, количестве детей, общей собственности. Робин сказал, что они женаты восемь лет, имеют двоих детей, что собственность разногласий не вызовет. Талли может забрать все, что захочет. Нет, сказал он, каждому свой адвокат не нужен: им, кроме детей, делить нечего. Нет, сказала Талли, оформлять предварительное соглашение о разводе не стоит, они хотят закончить все как можно скорее. Нет, сказала Талли, соглашение о нанесении взаимных визитов тоже не требуется, – они пока живут вместе.

– Думаете ли вы продавать дом?

Робин и Талли переглянулись.

– Мы еще не думали об этом, – сказал Робин. – Возможно. Со временем.

– Бумеранг очень любит этот дом, – тихо сказала Талли. – Может быть, ты оставишь его себе?

Робин не ответил.

– Вы сказали, что у вас двое детей. Вы согласны на совместную опеку?

Робин кивнул.

– С кем будут жить дети?

– Девочка с матерью, – ответил Робин, – мальчик со мной.

Адвокат, приятный человек по имени Эндрю Хофман, бросил на Талли пристальный взгляд. Она не знала, что именно он увидел, но, судя по выражению его лица, поняла, что притвориться бесстрастной ей не удалось. Талли почувствовала вкус соли. Она потрогала губы дрожащей рукой. Слезы? Нет. Кровь.

– Понимаю, – наконец сказал адвокат. – Детям иногда бывает тяжело, когда их разлучают. Какого они возраста?

Талли не могла говорить.

– Мальчику восемь, – сказал Робин. – Девочке два месяца.

– Понимаю, – повторил мистер Хофман. – Его голубые глаза блуждали по комнате, словно избегая смотреть на своих клиентов. – Причина для развода? – спросил он.

Уклонение от супружеских обязанностей? Жестокое обращение? Измена? Что там еще? Калифорния?

– Без взаимных обвинений, – сказал Робин.

Мистер Хофман покачал головой.

– Так нельзя – у вас есть дети.

– Тогда уклонение от супружеских обязанностей.

– Хорошо, – сказал мистер Хофман. Достав из ящика стола пакетик салфеток, он протянул его Талли. – Посмотрим теперь, что мы имеем. Никакого раздела имущества, вы говорите?

– Никакого, – ответил Робин. Талли вытерла рот.

5

Дженни подросла. Она начала поднимать головку и оглядываться по сторонам. Особенной печалью Талли, причиной ее постоянных сожалений была невозможность кормить грудью свою девочку. Девочку Джека. Дженнифер, дочку Джека.

Тоска по Джеку была частью огромного лоскутного одеяла боли – многоцветного рукоделия Талли. Тоска по Джеку причиняла ей такую же боль, как измена Робина, а то и другое вместе равнялось страху потерять Бумеранга.

Талли не заметила, как наступил апрель. Она совершенно забыла про тот мартовский понедельник – одиннадцатую годовщину ее взросления. Входя в этот день в церковь Святого Марка с двумя букетами цветов, Талли попыталась отыскать в себе то горе, что когда-то заполняло все ее существо. И нашла, но теперь и оно было лишь одним из лоскутов ее одеяла и соседствовало со многими другими, и эти другие были намного больнее, чем то горе одиннадцатилетней давности. Другие непереносимы. О них невозможно было думать..

«Как тебе там, Джен? – спрашивала Талли. – Спокойно?»

Тем же вечером Талли залезла на чердак, включила свет и принялась обстоятельно разбирать ящики с вещами Дженнифер, к которым все эти годы не притрагивалась. Семь ящиков. Книги. Пластинки. «Пластинки нужно выбросить, – подумала Талли. – Теперь их больше не слушают. При Джен еще не было компакт-дисков».

…Форма болельщицы. Школьные ежегодники. Рисунки. Альбомы фотографий. Дневники. Просматривая фотоальбомы, Талли нашла свою детскую фотографию. «Талли, 1962» – было написано на обратной стороне. Она нашла и фотографию Джека примерно в том же возрасте. Она его не узнала, но на обратной стороне детским почерком Дженнифер было написано: «Джек, июль 1963». Совсем беленький четырехлетний Джек, в красных купальных трусиках, улыбался, держа под мышкой футбольный мяч. Талли взяла фотографию себе. Малышка Дженнифер была похожа на своего отца.

В ящиках было много чего. Письма, открытки, сувениры, маленькие безделушки с полок комнаты на Сансет-корт. Но не от этих вещей и не от памяти Дженнифер, что жила и дышала в каждом предмете, – у Талли закружилась голова от горя. Она закружилась, когда Талли вспомнила, как сидела в спальне Дженнифер и паковала эти ящики, как пустела комната Дженнифер, комната на Сансет-корт, как будто сама Дженнифер, вся Дженнифер была упакована в семь ящиков. Талли наконец отняла руку ото рта и поспешно сложила все обратно – даже старые пластинки. Она взяла только две фотографии – свою и Джека. Талли хотела было взять еще одну, на которой круглолицая, светловолосая, улыбающаяся, счастливая тринадцатилетняя Дженнифер стояла между Талли и Джул, но не взяла – она тоже осталась на чердаке.

6

В конце апреля Талли позвонил мистер Хиллер и попросил ее прийти. Костюм, в котором Талли ходила на работу, стал ей мал, пришлось купить новый – одиннадцатого размера. Одиннадцатого! Из двенадцати возможных! В школе она носила пятый. После рождения Бумеранга она располнела до девятого, но потом снова похудела до седьмого. Но одиннадцатый! А всего женских размеров – двенадцать. Если верить весам, я похудела на двадцать фунтов с тех пор, как родилась Дженни. О Боже, каким же чудовищем я была в январе!»

Талли показалось, что мистер Хиллер нервничал. Она сидела, сложив руки на коленях, неподвижная, словно ива в безветренный день, склонившаяся над озером Вакеро.

– Как ваши дела, Талли? – спросил он. – Надеюсь, хорошо?

– Великолепно, – ответила Талли.

– Как ваша маленькая дочка?

– Все еще маленькая. Ей всего лишь три с половиной месяца.

– Да, конечно, – он кашлянул. – Гм, Талли, я хотел кое о чем с вами поговорить. Вы собираетесь вернуться к нам на работу?

…у моря, у прекрасного моря…

– Непременно, – ответила Талли. – Нельзя же пропадать специалисту.

– Абсолютно верно, – сказал он и высморкался. – Тем более такому, как вы. Вы прошли такой долгий путь…

Талли посмотрела на него. Почти совсем седой, к тому же растолстел.

– Талли, – снова начал мистер Хиллер. – У меня есть к вам предложение. Я надеюсь, что вы его обдумаете.

– Конечно. И в чем оно состоит?

– Лилиан ушла из агентства, – через силу выговорил он.

Талли удивилась.

– Правда? – вырвалось у нее, но она постаралась сдержаться. – Вот как? Это очень странно. Я думала, что она никогда не уйдет.

– Ну, она не совсем ушла, – сказал мистер Хиллер. – Ей предложили уйти.

– Правда? – Талли удивилась еще больше. – Что же случилось?

Он снова кашлянул, стараясь не смотреть ей в глаза.

– Я, как президент Социальной и Реабилитационной службы штата Канзас, от имени своей организации и от себя лично хочу просить вас возглавить Агентство по набору семей. – Он прочистил горло.

Талли тупо посмотрела на него и затем огляделась по сторонам.

– Вы это серьезно? – спросила она.

– Серьезнее быть не может. Мне известна позиция, которую вы занимали в прошлом. Но теперь все изменилось. Лилиан больше нет. У вас есть прекрасная возможность перестроить всю работу агентства.

– Мистер Хиллер, – медленно произнесла Талли, стараясь выиграть время, чтобы собраться с мыслями. – Почему я? Я так молода. Я уверена, что у вас есть люди более квалифицированные, чем я.

– Более квалифицированные, чем Лилиан, конечно, есть, – улыбнулся мистер Хиллер, – но более квалифицированные, чем вы, – ни одного. Вы это сами знаете. Я предвидел, что вы будете колебаться. Вы всегда уклоняетесь от ответа. Но вы подумаете о моем предложении?

– Конечно… – сказала Талли, сознательно оттягивая время. – Но вы понимаете, это так неожиданно. – Талли покачала головой, борясь с подступающим к горлу комком боли. – Мне сейчас много о чем придется думать.

– Деньги, Талли?

– Нет, мистер Хиллер, – отмахнулась она, – деньги здесь ни при чем. У меня столько денег, что я не знаю, куда их деть.

– Что же тогда?

– Я сама не знаю, – ответила Талли. Что она могла сказать? – Иногда, – неторопливо продолжила она, – мне кажется, что я бегаю как белка в колесе с девяти до пяти, и все это совершенно бесполезно. «Бегаю как белка в колесе круглые сутки», – подумала она. – Мы вмешиваемся в жизнь этих малышей, забираем их от родителей и думаем, что помогаем им, а они хотят одного – чтобы их любили мамы и папы. Можем мы помочь им в этом? По-настоящему нет. Раньше я думала, что если как следует постараться, я сумею им помочь, но потом начала понимать, что я даже подступиться к их проблемам не в состоянии. Совсем. Раньше я думала, что если я приложу много сил, внимания, если найду для них хорошую семью, хорошего адвоката, хороший дом, кому-то из них станет лучше.

– Это действительно так, – сказал мистер Хиллер. – За вас просят дети. И семьи, которым вы нашли детей.

Талли покачала головой.

– У нас сейчас самое лучшее агентство во всем Канзасе, самая эффективная программа. И все-таки дети не стали счастливее.

– Некоторые из них стали. Верно, конечно, что многим это ничего не дало. Многие прогуливают школу, есть наркоманы, малолетние преступники. Но некоторые оказались в хорошей любящей семье. Некоторым стало лучше. И все благодаря вам. Это вы нашли для них хорошие семьи, вы как следует эти семьи подготовили. В этом году испытательный срок увеличился до десяти недель. Десяти! Это потрясающе, Талли. И кое-кто из этих детей, когда вырастет, поблагодарит вас.

«Кто – хотела бы я знать? – думала Талли. – Кто поблагодарит меня? Мой сын?»

– У них грустные лица, – сказала Талли, – у них безжизненные глаза. Они оживляются, только тогда, когда за ними приезжают их мамы и папы:

– Не у всех Талли. Сжальтесь.

Она не могла. И над кем, собственно?

– Я думала пойти работать в агентство по усыновлению.

– Вы думаете об этом уже много лет. Но почему? Почему вы хотите туда?

– Потому, – медленно произнесла Талли, – что я несчастна.

– А разве наша работа имеет отношение к счастью? – сказал мистер Хиллер. – Вы знаете свое дело. У вас доброе сердце. Мы обеспечим вас всем необходимым. Мы будем теснее сотрудничать с Агентством по усыновлению. Я знаю, вы добивались этого.

– Мистер Хиллер, знаете, что мне не нравится в нашей организации? Это похоже на анальгин.» Разовый прием дает временное облегчение. Усыновление мне кажется естественным. Это навсегда.

Мистер Хиллер покачал головой.

– Люди, подобные вам, не должны работать в Агентстве по усыновлению. Там должны работать счастливые люди. А несчастливые – их место рядом с несчастьем.

– Превосходно, – Талли слабо улыбнулась. – Мистер Хиллер, всего год назад вы собирались уволить меня за то, что я была груба с одной несчастной мамашей. Теперь же вы хотите, чтобы я стала директором целого агентства. Вы думаете, став директором, я сделаюсь мягче?

– У вас доброе сердце, – повторил мистер Хиллер. – Вы знаете свое дело. Я очень ценю вас.

– Вы собирались выгнать меня.

– Нет, Талли. Это было просто двадцать второе последнее предупреждение. Я бы делал вам такие предложения бесконечно. Я всегда очень ценил вас. Я буду счастлив, если вы займете этот пост. Это я порекомендовал вас.

– Спасибо, мистер Хиллер, – тихо сказала Талли. – Спасибо. Обещаю, что подумаю об этом, хорошо?

Он кивнул.

– Хорошо, Талли. Наверное, от такого уклончивого человека, как вы, большего ожидать было нельзя.

Они пожали друг другу руки.

– Если не вы, то кто же? – спросил мистер Хиллер, задержав ее руку в своей. – Вот о чем подумайте.

Рука была теплая, и пожимать ее было приятно. У Талли вдруг полегчало на душе – хорошо, что пришла.

– Расскажите мне, что случилось? – спросила она. Если стало возможным выгнать Лилиан, значит произошло что-то ужасное?

Мистер Хиллер кашлянул в ладонь.

– Погибли Ким и Джейсон Слэттери.

У Талли подкосились ноги, и она буквально упала на стул.

– Теперь я понимаю, – прошептала она.

– Слэттери поругался с женой и пристрелил обоих.

– А она осталась жива? – спросила Талли.

– О да. Обоих арестовали. Ее – как соучастницу в непредумышленном убийстве. Но почему он не застрелил ее? Вот что меня удивляет.

– Непредумышленное убийство, – повторила Талли, – непредумышленное убийство… Этот человек многие годы пытался убить своих детей, а жена ему потворствовала, и вот, значит, как это назвали? Непредумышленным убийством?

– Слэттери говорил, что потерял голову. Он не хотел убивать детей. Прямо так и сказал: не имел в виду убивать детей.

– А что с младшим, с Робби? – спросила Талли.

– Он, слава Богу, спал. Это и спасло его. Те двое пытались разнять родителей.

– Какой ужас!

– Теперь вы понимаете, почему Лилиан не могла больше оставаться директором? Суд запросил все наши отчеты по Слэттери. Там было и о том, как Слэттери поступил с вами. Окружной прокурор спрашивал, как мы могли вернуть детей таким людям. Мы с трудом уберегли саму Лилиан от обвинения в соучастии.

– Да, – мрачно сказала Талли. – Ее следовало бы арестовать. Этот тип всю жизнь был законченный преступник. Его к детям и подпускать было нельзя. – Она перекрестилась. – Господь да упокоит их души.

– Вы возьметесь за эту работу, Талли?

– Забавно, да? Мой жизненный успех будет построен на трагедии.

– Если бы директором были вы, трагедии бы не случилось. Подумайте об этом.

Талли ехала в машине. Ехала с определенной целью. Путь ее лежал в Манхэттен. В ушах звенело, все слышался голос Джека. Она зашла в «Де Марко и сыновья» и, прихватив Робина и Стива, отправилась с ними обедать. Стив теперь с головой был погружен в семейный, бизнес. Талли смотрела на братьев и думала, как, должно быть, рад Робин, что Стив наконец образумился и занялся делом… Делом, которое их всех кормит.

Талли собралась было рассказать Робину о разговоре с мистером Хиллером, но в ресторане было так уютно, так приятно, что рассказывать расхотелось. И только сев в машину, она поняла, что хотела от этой поездки одного-единственного – побыть рядом с Робином.

Чуть только новость о том, что Талли предложили должность директора, стала известна, все в один голос принялись уговаривать ее. Такая удача. Глупо не воспользоваться таким шансом. Все, за исключением Робина. Они с Талли только что подписали бумаги, которые голубоглазый, доброжелательный мистер Хофман должен был передать в суд.

– Наверное, я соглашусь, – сказала Талли Робину как-то вечером.

Стоял апрель. Окна были открыты. С каждым днем становилось теплее. Пришла весна.

– Это меня ничуть не удивляет, – ответил он. – Ты всегда любила свою дурацкую работу. Но скажи мне, зачем тебе это сейчас?

Талли потерла руки.

– Я не знаю, – сказала она.

– Разумеется, – Робин развернул газету и повернулся к Талли спиной. – Теперь тебе будет казаться, что все, как раньше. Что ничего не происходит. Жалкий самообман.

– Они предложили мне, большие деньги, – сказала Талли так, словно это что-то объясняло.

– Зачем тебе деньги, Талли? – спросил он. – Не беспокойся, – добавил он с иронией, я не дам вам с Джеком умереть с голоду на вашем пляже. Кроме того, деньги никогда ничего для тебя не значили. Иначе ты бы давно меня полюбила. – Он повернулся к ней – его лицо было мрачным и спокойным. Он встал перед ней, сложил на груди руки и спросил; – Талли, наша с тобой жизнь и правда была так плоха?

– Нет, – подумав, ответила Талли, – она не была так плоха.

В конце апреля Талли удвоила Милли жалованье, оставила Дженни на ее попечение и вышла на работу, согласившись стать директором.