Текст книги "Талли"

Автор книги: Паулина Симонс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 42 (всего у книги 50 страниц)

Он сел.

– Понятно. А я думал, вы дружите в память о Дженнифер. Вот оно что…

– Так и было.

– Ясно. А потом стало по-другому. И ты хочешь уйти к нему?

– Да, – ответила она, – я хочу уйти к нему.

Он отодвинулся и встал.

– И чего же ты ждешь, Талли? Разрешения?

– Я хотела поговорить с тобой. Хотела выяснить…

– Что выяснить? Кому достанется телевизор? Забирай все, Талли. Я куплю себе новое барахло.

– Я не про телевизор, Робин, – прошептала она. – Я про Бумеранга.

– Что – про Бумеранга? – Робин в недоумении уставился на нее.

– Ты… Ты позволишь мне забрать Бумеранга?

Робин подлетел к постели, наклонился над ней и занес кулак.

– Будь ты проклята, Талли, чтоб ты сдохла, – выдохнул он. – Почему бы тебе не взять кольт, что лежит у тебя в тумбочке, и не выпустить мне мозги? Тебе сразу станет легче жить! Всего пару лет в тюрьме – и ты сможешь воссоединиться с детьми и с ним тоже. А еще лучше – дай-ка я разобью тебе физиономию да сломаю руку, и тогда ты сможешь настаивать на убийстве в целях самообороны! А я хоть душу отведу!

Он отошел от нее, схватил с пола подушку и швырнул ее на постель.

– Можешь уходить, если хочешь, – произнес он, выходя из комнаты. – Но ты никогда – слышишь? – никогда не получишь моего сына!

8

Талли с Джеком увиделась через неделю. Они встретились вне дома. Талли забрала спеленутую Дженнифер и пошла на свидание к Джеку возле университета Уэшборн. Они отправились на студенческий стадиончик и принялись гулять по кругу.

– Джек, что нам делать? Робин не разрешит мне забрать Бумеранга.

– Конечно же, нет, – сказал Джек. – Этого следовало ожидать. Тебе придется бороться.

Талли покачала головой.

– Ни один суд не присудит мне ребенка. Я же собираюсь забрать его из дома и увезти за полторы тысячи миль в неизвестность. Если даже мне не откажут окончательно, то потребуют, чтобы я жила в Топике. Я присутствовала на таких судах много раз. Я знаю. Суд всегда основывается на интересах ребенка.

– В интересах ребенка оставаться с матерью, – заметил Джек.

– Я тоже так считаю, – согласилась Талли. – Но Робин думает иначе. Он все пустит в ход. Он не хочет потерять мальчика. Он расскажет суду про мои порезанные запястья, и я уже никогда не получу опекунство. Кроме того, – добавила она, – я даже не уверена, что Бумеранг захочет поехать со мной и оставить отца. Нет, глупо об этом и думать. Я не могу судиться за сына. Уж лучше, как Соломон, достать нож и разрезать его надвое. Нет, я должна найти способ уговорить Робина, чтобы он отдал мне Буми, или… – она замолчала.

– Или что? – спросил Джек.

– Или уговорить себя жить без него, – с усилием произнесла Талли.

– Но в любом случае ты уходишь ко мне?

– Да, – сказала Талли, преодолевая ветер. – Я в любом случае ухожу к тебе.

Чуть позже она добавила:

– Есть еще одна проблема – моя мать. Кто-то должен заботиться о ней. Я, конечно, не возьму ее с собой в Калифорнию, но нельзя и бросить ее на Робина.

– А почему бы и нет? – сказал Джек. – Это можно включить в договор о разводе.

Развод. О Господи!

– Все это надо продумать. Я не хочу никому причинять боль. Я не хочу причинить боль Робину.

– Робину ты уже причинила боль, – сказал Джек. – Что ты еще можешь ему сделать?

– Лучше бы ты этого не говорил Джек, – сказала Талли.

Они еще немного погуляли.

– Талли, я знаю место, где тебе понравится. Кармел-Он-Зе-Си. Это городок с белыми крышами, прямо на берегу океана. Даже из названия видно. Я поеду туда и подыщу домик, где мы могли бы поселиться, прямо у воды, если получится. Чтобы у нас уже было жилье, когда мы все отправимся в Калифорнию.

– Поедешь? Один? Что значит – поеду?

– Талли, тебе нужно время, чтобы мирно решить все свои проблемы. Видеться открыто мы не можем. Время притворства кончилось, и, с одной стороны, это хорошо, а с другой стороны – не очень. Кроме того, я же еду, чтобы подыскать нам дом. Мы же не можем жить в фургоне.

– Понимаю, – сказала она сквозь слезы. – А что, если я разведусь, а ты не приедешь?

– Талли, клянусь тебе, я вернусь за вами. Я буду звонить тебе каждую неделю и повторять, что вернусь.

– Джек, я не хочу, чтобы ты уезжал, – Талли изо всех сил пыталась не заплакать.

Джек остановился и прижал их обеих к себе.

– Тебе здесь от меня никакого проку. Я сижу целыми днями и смотрю телевизор. Или читаю газеты. Или брожу миля за милей. Я не переношу зиму. Я жду твоего звонка, жду, когда ты позовешь меня к себе. Я несчастен, и ты тоже несчастна. Я места себе не нахожу, сидя здесь и ожидая, когда же ты решишь нашу судьбу. Я не Джереми, Талли. Я поеду в Кармел и сниму для нас дом. Тебе непременно понравится Кармел. И детям тоже.

– Им-то, конечно, понравится, – пробормотала Талли. – Когда ты вернешься, Джен исполнится уже шесть месяцев!

– Талли, Дженнифер исполнится шесть месяцев независимо от того, уеду я или нет. Я все равно ее не вижу. Я не качаю права и ничего не требую, нет. Но я и тебя совсем не вижу, и ее, и мне надоело жить урывками. Последние три года я видел тебя только урывками. И я устал от этого. Я хочу, чтобы ты вся была моя.

– Давай здесь посидим, Джек, – предложила Талли, показывая на трибуны стадиона.

Они залезли на верхние скамьи. Талли наклонилась к Дженнифер и поправила на ней чепчик.

– Помнишь, как ты играл на этом поле, Джек?

– А как же, – ответил он, – ничто с этим не сравнится. Толпа, шум, мяч. Футбол – великая игра. – Он вдруг почувствовал себя спокойнее. – Я вспоминаю школу.

– А кто не вспоминает? – сказала Талли без всякого выражения.

– Нет, я хочу сказать, что вспоминаю ее хорошо. Даже зимы. Тогда даже это было не так уж плохо.

– Конечно, нет, – сказала Талли. – Ты же был кумиром школы. Капитан футбольной команды. Бессменный, безвременный капитан. Каждый раз, видя это поле, ты вспоминаешь себя на нем. А когда я смотрю на тебя, у меня каждый раз перехватывает горло. Джек Пендел, я не хочу, чтобы ты уезжал. Джек, если ты останешься, – неуверенно добавила Талли, – я перееду к тебе.

– Что?

– Я перееду в дом твоей матери. Я буду с тобой, если ты будешь со мной. И я разведусь, и тогда мы уедем.

– Ты съедешь с Техас-стрит?

Она подумала о комнате Бумеранга. О детской Дженнифер.

– Да, я съеду с Техас-стрит, – теперь уже совсем неуверенно подтвердила она.

– Ты уйдешь от Робина?

У Талли перехватило дыхание так, как никогда раньше.

– Да, я уйду от Робина.

Джек обнял ее.

– У нас вряд ли будет много денег.

– А много и не надо, – ответила она.

– Все, что я имею, я потрачу на дом в Кармеле.

– Ну и хорошо.

– Мне все-таки надо поехать и купить нам дом, Талли. Я бы позвал тебя, взял бы тебя с собой прямо сейчас, Талли, но твоя жизнь здесь еще не завершена. Ты же не хочешь всю жизнь убегать, правда? – Его губы тронула легкая улыбка. – Ты должна оторвать себя от Робина, и от своего дома, и от матери, и от работы. Ты же сама это говорила.

– Без проблем, – сказала Талли.

Джек покачал головой.

– Успокойся, Талли, – сказал он. – Ты уходишь ко мне. Это самое главное. Я вернусь через несколько месяцев. У нас уже будет дом. А в Калифорнии у нас будет много денег, потому что я смогу работать целый год.

– И ты не хочешь ни минуты дольше здесь оставаться? Просто чтобы побыть со мной лишнюю минуту?

Джек вздохнул.

– Талли. Я еду, чтобы найти нам дом. И я должен работать. Зарабатывать деньги здесь я не могу. А они нам понадобятся.

– Мне наплевать на деньги, Джек, – сказала Талли. – Я просто хочу, чтобы все было как можно лучше.

Джек притянул ее к себе еще плотнее.

– Талли, если тебе не отдадут Бумеранга, будешь ли ты считать, что все идет хорошо?

– Нет, – ответила она, – но я не хочу сейчас об этом думать. Я вообще об этом думать не хочу.

глава восемнадцатая
МАТЬ
Февраль 1990 года

1

Талли вошла в дом и направилась на кухню.

– Ох, Милли, как холодно! – Она передала ребенка горничной и сняла пальто.

– Можно посильнее включить батареи, – сказала Милли.

Талли покачала головой.

– Что это даст?

Она села у стола и стала смотреть в окно. Ей всегда было интересно смотреть на двор через георгианские с мелким переплетом окна кухни. Через эти недавно покрашенные окна.

– Милли, он уезжает в Калифорнию, – скучным голосом произнесла она.

Милли тоже присела к столу.

– Малышка плачет, – сказала она. – Нужно покормить ее.

Талли встала и подогрела бутылочку. Поднявшись с Дженни на руках наверх, она перепеленала ее. Потом она вернулась на кухню. Милли все так же сидела у стола.

– Миссис Де Марко, это, конечно, не мое дело, но… вы скоро уезжаете от нас?

– Почему вы спрашиваете, Милли?

– Это у всех нас не выходит из головы. Я уверена, что и мистер Де Марко тоже хочет знать.

– Да, я в этом не сомневаюсь. Однако мистер Де Марко не облегчает мне задачу, ведь так?

– Раз он понимает, что вы хотите уйти, он даст вам развод, я уверена.

– О да! Он даст мне развод, – подтвердила Талли.

– Знаете, – начала Милли осторожно, – мне кажется, хорошо, что он хоть на какое-то время уедет отсюда. То, что он живет здесь, сводит мистера Де Марко с ума.

– О да! Это всех сводит с ума. Мистера Де Марко. Меня. Шейки. Мою мать, которая с радостью снова назвала бы меня шлюхой, если бы не боялась, что ее выгонят из дому, – сказала Талли.

Милли робко высказала предположение, что Хедду мало волнует собственное будущее.

– Думай как хочешь, но я так не считаю. Она до сих пор злится на меня.

– Но вы же не хотите сказать, что желаете ее смерти? – спросила Милли.

– Нет, нет, – поспешно ответила Талли, – конечно, нет.

Талли пила чай и смотрела в окно. И вспоминала бесконечные вечера, когда они с Робином сидели в этом дворе за столиком, жевали гамбургеры и смотрели на Бумеранга, который прыгал вокруг них. Ей вспомнились их зимние воскресенья: они лепили снеговиков, снежных баб и снежных детей и, хохоча, валялись в снегу. Она закрыла глаза и спросила:

– Милли, как мне избавиться от всего этого?

– Избавиться, Талли?

– Все так переплелось, – сказала Талли и умолкла. «Что, если Джек не вернется? – думала она. – Что, если он решит не возвращаться? – Она смотрела на свою малышку, с чмоканьем сосавшую бутылочку. – Он вернется. Он вернется к Дженнифер».

– Я умоляю вас поступить разумно, миссис Де Марко, – сказала Милли.

– И что значит, по-твоему, «разумно»?

Милли задумалась:

– Разумно – это значит извлекать уроки из прошлого, – серьезно сказала она.

У Талли стало закрадываться подозрение, что Милли чересчур много беседует с Хеддой.

– Прекратите разговоры с моей матерью, Милли. Это не доведет до добра, – сказала она.

– Хотите верьте, хотите – нет, но ваша мать любит вас.

– Ну и что с того, Милли? И потом, за что меня любить? Я стала такой неприятной. И как только Робин до сих пор терпит? Чего это ему стоит?

– Ему, конечно, приходится нелегко, миссис Де Марко.

Талли бросила на нее пристальный взгляд: «Что она имела в виду? Она согласна, что я действительно стала неприятной?» Но трудные вопросы быстро улетучились из ее головы. Она думала о Бумеранге.

Прижимая маленькую Дженнифер к груди, она тихо сказала:

– Милли, я боюсь, он не позволит мне забрать Бумеранга.

– Миссис Де Марко. Талли, – опустив глаза, Милли поглаживала полированное дерево столешницы. – Его жизнь и так сломана. Зачем вам добивать его?

– А я? Ты думаешь, я смогу жить без Буми? – спросила Талли громким и резким голосом. – Ты думаешь, я смогу уйти без моего мальчика? Разве смогу я жить с кем бы то ни было, где бы то ни было, пожертвовав своим сыном?

Милли стала собирать со стола чашки.

– Миссис Де Марко, я знаю, что это тяжело. Мать нельзя разлучать с ее ребенком. Но тогда вы должны остаться здесь. Остаться ради Бумеранга.

Талли вздрогнула.

– Милли я не могу остаться, – сказала она испуганно. – Я не могу бросить Джека.

Милли вздохнула.

– Миссис де Марко. Авраам был готов принести в жертву своего единственного сына ради любви к Господу.

Талли вскочила.

– Я не хочу жертвовать никем. Точка. Никем.

– Попробуйте, – буркнула Милли себе под нос.

Талли услышала ее слова, но решила не реагировать. В сущности, и решать-то не пришлось – она попросту была не в. силах продолжать этот разговор.

Это не было решением.

Она отнесла Дженнифер наверх, уложила ее и сама вытянулась рядом. «Мой жертвенный агнец, – подумала Талли. – Мой ягненочек».

– Все хорошо, мое сокровище, все хорошо, моя маленькая, – шептала она, прижимая к себе дочь. – Может быть, хоть тебя мне не придется приносить в жертву.

Талли лежала долго – до тех пор, пока не пробило три и из школы не вернулся Робин-младший. Талли накормила сына и помогла ему сделать уроки. В четыре все вместе – Талли, Дженни и Бумеранг – отправились гулять. Бумеранг долго возился в своей хижине, а потом, пока Дженнифер спокойно спала в коляске, они с Талли гоняли футбольный мяч.

– Мам, папа сказал, когда мне будет восемь лет, он научит меня играть в регби.

– Он так сказал? Только через мой труп.

– Мам! Он предупреждал меня, что ты так скажешь Это мужская игра, мам.

– Да, тупая мужская игра.

– Мама! Папа говорит, что ты просто не понимаешь.

– Все я понимаю. Ты видел, каким твой папа приходит домой после матча? Хорошо он выглядит?

– Нет, но он выглядит как мужчина, мам. И он же играет полузащитником. А им всегда достается. А я хочу быть защитником. Я буду звездой.

– Иди поиграй в мяч, Бумеранг. Я поговорю с отцом, когда он придет домой.

– Робин, мам. Я хочу, чтобы меня называли Робин.

– Робин, сынок. Робин.

Бумеранг побежал за мячом, а Талли, тихонько качая коляску Дженни, смотрела на своего восьмилетнего сына, и сердце ее становилось все меньше и меньше, а тяжесть вокруг него – все больше и больше.

Робин пришел домой около шести. Они еще гуляли. Он вышел во двор через кухню. Услышав, как хлопнула дверь, Талли обернулась. Бумеранг подбежал к отцу.

– Папа, ты все угадал, ты все угадал! Мама не хочет, чтобы ты учил меня играть в регби! – закричал он.

– Конечно, не хочет, Буми, – сказал Робин, ероша сыну волосы и глядя на Талли. – Она твоя мама. Она не хочет, чтобы тебе делали больно.

Талли, отвернувшись, глядела в опускавшуюся темноту. Через несколько минут все пошли в дом. Талли села за стол и смотрела, как Робин роется в холодильнике. Она и раньше любовалась мужем, когда тот приходил с работы, – он всегда был так безупречно одет. А сегодня в двубортном синем костюме от Пьера Кардена он выглядел особенно хорошо.

– Тебе нравится мой костюм, Талли? – спросил Робин, заметив ее взгляд.

– Очень.

– Хочешь, чтоб я продал такой для него? За сходную цену?

Талли встала из-за стола и, не сказав ни слова, вышла из комнаты.

Позже, когда Бумеранга уложили спать, Талли спустилась якобы к телевизору. На самом деле ей хотелось поговорить с Робином. Но он сказал:

– Я устал. Я ложусь спать.

– Но сейчас только девять часов! – воскликнула Талли.

– Я хочу спать, – сказал Робин, смотря на нее в упор.

Она прилегла на диван и включила телевизор.

– Хорошо, только не кури в постели.

Через несколько часов Талли поднялась в спальню. Услышав ее, Робин проснулся.

– Робин, – позвала она, присев на его части постели и теребя в руке одеяло. Он сонно посмотрел на нее. – Робин, – продолжала Талли, – он уехал. Он вернулся в Калифорнию.

– Хорошо. Изумительно. Хочешь, чтобы я захлопал в ладоши.

– Ты думаешь о том нашем разговоре?

– О чем ты? Каком разговоре? У нас с тобой было так много разговоров, – раздраженно сказал он.

Талли оказалась в трудном положении – она не привыкла просить, тем более умолять.

– Робин, ты думал… – Она не в силах была продолжать.

– О чем?

– Ты думал о Бумеранге?

Взгляд Робина стал холодным, он оттолкнул ее.

– Я думаю о Бумеранге каждый день.

– И что ты решил?

– Талли, я тебе уже дал ответ. Я не изменю своего решения. Это невозможно.

Она сползла с постели и встала на колени.

– Робин, пожалуйста, – прошептала она. – Ты знаешь, что я не могу уехать без него.

– Я не знал, что ты скоро уезжаешь.

– Совсем нескоро. Но я не могу уехать без него.

– Так не уезжай.

– Послушай, Робин. У тебя много денег. Ты сможешь приезжать к нему каждую неделю, если хочешь… Ты будешь приезжать на выходные.

– Талли! – закричал он, вскакивая, будто ошпаренный. Талли отскочила. Он шагнул к ней и заглянул в лицо: – Талли, мне кажется, ты меня не понимаешь.

– Этот разговор закончен. Бумеранг – это все, что у меня есть. Я повторяю, что никогда, слышишь, никогда не отдам его.

– Для меня Бумеранг тоже все, что у меня есть, – пролепетала Талли, пряча лицо в ладонях.

– Но это же неправда, Талли. У тебя много чего есть. У тебя есть Джек. У тебя есть Дженнифер. У тебя будет Калифорния. Вы с Джеком и Дженнифер будете жить в Калифорнии. Видишь, сколько у тебя всего.

– Без Бумеранга у меня ничего нет.

– Хорошо. Тогда оставь Калифорнию Джеку. А сама оставайся здесь с Бумерангом, Дженни и со мной.

– Робин, пожалуйста, не надо, – жалобно попросила она.

– А, понимаю, тогда у Джека ничего не будет. Бедный Джек.

«Нет, – подумала Талли, бессильно сидя на полу, тогда у меня не будет Джека».

Робин присел на край кровати.

– Только подумай, Талли, что ты мне предлагаешь. Ты хочешь забрать у меня все. Что я тебе сделал? За что ты так жестока ко мне?

– Прости меня, – произнесла Талли убитым голосом.

– Так, значит, ты приняла решение. Ты уезжаешь. Когда?

– Я не приняла никакого решения, – сказала Талли. Это была неправда. Но что было делать. Она не видела выхода.

– Нам еще многое нужно обговорить.

– Например, как быть с твоей матерью.

– Например, как быть с моей матерью, – повторила она. – Робин, – снова начала Талли, – мы можем обратиться в суд.

– Да, можем. Ты этого хочешь?

– Нет.

– Правильно, нет. А знаешь почему? – спросил Робин. – Потому что ты никогда ни за что в своей жизни не боролась, Талли. Ни за что. И за это ты тоже не станешь бороться. Ты будешь ждать, что все устроится само собой. Ты и пальцем не пошевелишь. А летом ты уедешь с ним, бросив все на произвол судьбы, и потом будешь жалеть об этом, как ты жалеешь сейчас о всей своей несчастной жизни. Но бороться ты не будешь.

Талли захотелось спрятаться, заползти в какой-нибудь укромный уголок – открытое пространство причиняло ей боль.

– Робин, – сказала она, глядя в пол, чтобы он не видел ее слезы. – Ты не понимаешь. Я не могу оставить его. Я знаю, ты скажешь, что у меня будет все, о чем только можно мечтать, если я его оставлю, но если я его оставлю, все теряет смысл. Это ты понимаешь?

– Нет! – Робин встал с постели и взял подушку и одеяло… – Подавай в суд. Я буду судиться с тобой за сына, Талли, и ты сама знаешь, что выиграю я. Так что подавай в суд. – Он вышел из спальни, оглушительно хлопнув дверью.

Через несколько часов, блуждая без сна по дому, Талли обнаружила Робина спящим в кресле-качалке в комнате Бумеранга.

– Иди в постель, Робин, – устало сказала она. – Иди в постель.

2

Прошло несколько тягостных, удручающих недель. Талли и Робин почти не разговаривали. Талли жадно ловила каждое слово, сказанное Бумерангом, и не отходила от него ни на шаг. Она очень похудела. После обеда она часто сидела в «калифорнийской» комнате в окружении своих любимых пальм. Чтобы пальмы хорошо росли, здесь всегда поддерживали тепло и высокую влажность. И вот в разгар зимы Талли, сбросив там с себя почти все, воображала, что она на пляже в Кармеле-Он-Зе-Си.

Иногда Талли сидела и во дворе. Она хотела написать Джулии в Новый Орлеан, но писать было нечего, и она просто послала несколько фотографий Бумеранга с Дженни на руках. «Эти фотографии похожи на мои с маленьким Хэнком» – написала Талли на открытке.

Бумеранг увидел эту открытку на кухонном столе и вечером, когда его укладывали спать – Талли сидела у него на кровати, а позади нее в кресле-качалке покачивался Робин., – Бумеранг спросил:

– Мам, кто такой маленький Хэнк?

– Ты прочитал открытку? Хэнк – это мой младший братик.

– А-а… А где он сейчас?

– Надеюсь, в хорошем месте. Он живет с нашим папой.

– А-а… А где же твой папа?

Талли оглянулась на Робина.

– Надеюсь, с Хэнком.

– А-а… – протянул Бумеранг в третий раз и отвернулся к стенке. – Ты, наверное, скучаешь по ним, мама.

* * *

В день святого Валентина Робин пришел домой с двумя дюжинами красных роз на длинных стеблях. И что же? Талли сидела на кухне с большим букетом таких же роз в руках, – только белых. Постояв в недоумении несколько секунд, Робин повернулся, пошел в гараж, бросил розы на кучу мусора и поехал обедать в «Каса Дель Сол» в одиночестве. Там ему повезло: ждать пришлось не более двадцати минут и свои любимые фаджитос он съел среди моря улыбающихся лиц. Он сидел там, потягивая через трубочку испанский коктейль, пока ресторан не закрылся. Пора было ехать домой. Домой не хотелось, но больше идти было некуда. Войдя в темный дом, Робин увидел, что на кухне стоит не белый, а красный букет. Его розы. Талли вытащила их из мусора, расправила и поставила в вазу посреди кухонного стола. Белые розы он обнаружил в жаркой и влажной «Калифорнии». Талли была на втором этаже, в комнате Дженнифер.

– Пойдем спать, Талли, – позвал он.

Она покачала головой.

– Как хочешь, – сухо бросил он, берясь за дверную ручку.

– Робин, сказала она спокойно. – Почему ты никогда не зайдешь к ней? Не берешь на руки, даже не посмотришь на нее? Она ведь просто маленькая девочка, разве можно ее ненавидеть?

Он опустил голову. Его рука по-прежнему лежала на дверной ручке.

– Я не ненавижу ее, Талли. Я просто не хочу привыкать к ней, вот и все.

Когда спустя какое-то время Талли пришла в спальню, она спросила Робина:

– Поэтому ты и ко мне больше не прикасаешься в постели? Боишься и ко мне привыкнуть?

– Этого уже поздно бояться, – сказал он. – Я пытаюсь отвыкнуть от тебя.

Раза два приезжала Шейки со своими малышами. Говорить было не о чем. И они болтали только о детях. А ведь раньше, до декабря, они говорили и о своих мужьях. А еще раньше – о чем угодно, кроме Джека.

Изредка из своей комнаты выходила Хедда, и они с Талли сидели вместе на кухне и смотрели телевизор. Один раз она попросила Талли почитать ей, но Талли покачала головой.

– Нет, мама, я слишком устала, – сказала она.

Талли звонила на работу сначала каждый день, потом через день, потом только по понедельникам и четвергам, потом только по пятницам, но даже это давалось с трудом. Телефонные разговоры были мучительны. Алан, к которому перешли все дела и обязанности Талли, каждый раз спрашивал ее, когда она собирается вернуться на работу, но Талли нечего было ему сказать.

И в самом деле, когда? Она скучала по своей работе. Не столько по самой работе, конечно, сколько по малышам. Алан говорил, что дети все время спрашивают про нее. Но как же она вернется к ним, если собирается жить в Кармел-Он-Зе-Си?

В начале марта с Хеддой Мейкер случился еще один удар. Она почти не могла двигаться, и снова пришлось нанять круглосуточную сиделку. В доме опять появился неприятный запах. Но теперь Талли почти не замечала этого – она считала дни, кидалась на каждый телефонный звонок и каждый день с нетерпением ждала почту.

Джек писал часто. Правда, в основном это были открытки. Приходили и коротенькие письма. «Милая Талли, я работаю и скучаю по тебе. Как дела у тебя? Страшно соскучился по вам обеим. Не сиди все время дома и не мучай себя. Как Бумеранг? Возможно, удастся снять потрясающий дом. Стучу по дереву. Как продвигаются дела с разводом? Как я хочу, чтобы ты приехала! Джек».

Талли хранила его письма в «Калифорнии» под одной из кадок с пальмами. За три года там скопилось их немало.

Между тем «дела с разводом» не продвигались совсем. Талли даже не пыталась заговаривать об этом с Робином. Одна мысль о таком разговоре приводила ее в ужас.

Одной-единственной думой, заботой и печалью Талли был теперь Бумеранг. Она чувствовала, как что-то тяжелое, как пресс-папье, давит на нее, не позволяя двинуться с места.

И тогда Талли переходила из спальни Дженни в спальню с Бумерангом и ложилась рядом с ним. Она убирала с его сонного лица волосы и целовала его, целовала его ступни и ладони, целовала его, пока, он не просыпался и не бормотал:

– Мам, я же хочу спать.

Утром Талли вставала вместе с ним и, несмотря на возражения Милли, сама гладила ему одежду, одевала его, кормила завтраком. Когда он возвращался из школы, Талли встречала его на автобусной остановке, пока он не сказал ей в конце концов, что второклассников мамы уже не встречают и что ему стыдно. После этого Талли не ходила его встречать на остановку, но всякий раз выходила в сад и издали смотрела, как он идет по улице.

Она смотрела на него и думала: «Вот во что превратилась моя жизнь. Зима. Я одна. Муж на меня не смотрит. Любовник оставил меня, и я не знаю, вернется ли он. Моя дочь спит наверху. Сейчас зима. Только мой мальчик и я на улице. Я выгляжу старой, усталой и толстой. Я выброшена жизнью. – Она посмотрела на свои запястья и подумала о Дженнифер. – Больше у меня никогда не будет детей. До конца жизни мне придется принимать гормональные препараты. Каждый день я сижу здесь в саду, отмораживая себе зад, и смотрю на восьмилетнего мальчика, которому скорее всего нет до меня дела. Я сижу здесь и стараюсь представить себе, будет ли тосковать этот мальчик по своей маме, если она вдруг возьмет и уедет?»