Текст книги "Талли"

Автор книги: Паулина Симонс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 50 страниц)

Горячая волна захлестнула глаза Талли, и она почувствовала, как у нее перехватило дыхание.

– … потому что я видел, как ты танцевала в Тортилле Джека, – закончил он, и Талли захотелось закрыть лицо ладонями.

Когда, закончив обед, они вышли на улицу, их ослепило яркое солнце. Талли заморгала – весь мир показался ей размытым и нереальным, а Джек уже махал рукой какому-то своему знакомому и шагнул к нему, чтобы поздороваться. Глядя ему в спину, Талли обратила внимание, что он одет в свитер из джерси.

На Джеке был свитер из джерси и «левисы». Джинсы были выцветшими, а свитер – ярко-красного цвета – ослепительно переливался огненными полосами. Она словно впервые увидела его и поразилась тому, какое впечатление произвел на нее этот высокий широкоплечий мужчина в броском свитере. Талли почудилось, будто у нее внутри лопнула какая-то струнка, и она ощутила, как теплое, незнакомое чувство охватило ее.

Когда Джек снова подошел к ней, Талли испугалась, что ее лицо станет такого же цвета, как его свитер.

– В чем дело? – спросил Джек.

– Пойдем, – ответила Талли, стараясь не встречаться с ним взглядом. – Я тороплюсь.

Талли старалась больше не смотреть на Джека, и, пока они ехали в машине, это было не так уж трудно. Она не отрываясь смотрела на дорогу, мечтая побыстрее доехать.

Джек остановил машину у входа и, повернувшись к своей спутнице, спросил:

– Как насчет завтра? Пообедаем опять вместе?

– Я не могу, – запинаясь, ответила она. – У меня срочное собеседование, я обязательно должна съездить поговорить с одной семьей. Нет, я правда не могу.

– Да верю, верю. Но ты не против как-нибудь еще раз пообедать со мной?

Она бросила на Джека быстрый взгляд. Он что, поддразнивает ее? Забавляется?

– Можно, – произнесла Талли. – Почему бы нет?

– Действительно, почему бы и нет? В четверг? – предложил он.

– Джек!

– Я так и думал.

Талли сжала губы, стараясь скрыть свое волнение, и открыла дверцу машины.

– А что, если мы снова съездим на озеро Вакеро? Тебе ведь оно понравилось? – продолжал он настойчиво.

«О Боже!» – сказала она про себя, все еще сдерживая дыхание.

– Можно. Почему бы нет?

7

Неделю спустя, в начале июля, когда Джек и Талли сидели на песке в тени развесистых ив, наблюдая за игрой солнечных бликов в листве деревьев, а Бумеранг возился возле их ног, Талли, не глядя на Джека, спросила:

– Так ты с ней приходил тогда на Техас-стрит?

Он, так же не глядя в ее сторону, ответил:

– С ней.

Чуть позже они сидели у самой воды на стволе поваленного дерева. Талли разулась и опустила ноги в воду.

– Позволь мне спросить тебя, – начала она не совсем уверенно. – Вы недолго были друзьями?

– Не слишком. Мы несколько лет играли вместе в софтбол, – ответил Джек.

– И что же случилось потом?

– Ничего не случилось, – сказал Джек, – Потом я увлекся футболом.

– И перестал играть в софтбол?

– Да. Я тогда собирался стать футболистом. Мне нужно было тренироваться.

– Конечно, – кивнула Талли.

И немного погодя спросила:

– Так вы перестали дружить?

– Нет, просто мы стали встречаться реже. Не каждое воскресенье, как это было раньше. И после школы мы уже не виделись. Я общался с людьми, которые Дженнифер не нравились. Нам было… Ну да, шестнадцать. – Джеку казалось, что он все объяснил.

Но Талли считала, что еще не получила ответа на большинство своих вопросов. Она перестала болтать ногами в воде, слезла с дерева и зашла в воду, чтобы побродить вдоль берега.

– Скажи, пожалуйста, – спросила она, – тебе никогда не приходило в голову, что она помешалась на тебе?

– Нет, по крайней мере, до последнего времени. Я, как и ты, ничего не знал.

– Лично я не имела понятия о твоем существовании до того самого сентября, нашего последнего школьного года.

Джек как-то странно посмотрел на нее. Талли не могла подобрать слово – как-то… как-то… печально?

– Мы можем сделать вывод, что она не испытывала слишком сильных чувств, раз не пыталась поговорить об этом с тобой или Джулией, – сказал он.

– Это ничего не значит, она всегда была очень скрытной. Три года она была первой по классу гребли, а я ничего не знала.

– Да, в те годы ты была слишком занята, чтобы интересоваться такими вещами.

Талли бултыхнула ногой в воде.

А через несколько минут заговорила снова:

– Но когда же ты стал догадываться, что она не совсем равнодушна к тебе?

– На первом курсе, наверное, – ответил Джек после минутного размышления. – Когда она стала задерживаться после занятий, чтобы дождаться меня с тренировки.

– Нам она говорила, что ходит в шахматный клуб!

– Да, это действительно напоминало шахматную игру, – иронично сказал Джек. – Передвижение пешек по клеткам поля.

– Да, но без королей, – откликнулась Талли, и улыбка Джека погасла.

– Мне было шестнадцать лет, Талли, – сказал он. – Может быть, не слишком хорошо было вот так ставить точку. Но если бы ты знала, сколько разных девушек в самое разное время приходили смотреть на наши… на мои тренировки.

– Она была твоим другом;

– Да. И тем больше у меня было причин расстаться с ней. Ведь сначала я думал, что она приходит просто потому, что хочет дружить.

– А когда она примкнула к отряду твоих восторженных почитательниц, ты тоже думал, что она поступила так исключительно из дружеского расположения?

– Прости. Тогда я вообще мало задумывался над такими вещами.

Талли остановилась у кромки воды, наблюдая за игрой Бумеранга.

– Она нравилась тебе? – продолжала спрашивать Талли.

– Она очень мне нравилась. Наверное, даже слишком.

– То есть ты тоже был к ней неравнодушен, так?

Джек кивнул.

– Я старался не обращать на нее внимания. Но я действительно очень хорошо к ней относился.

– Тогда позволь мне спросить тебя, – сказала Талли, подходя и останавливаясь напротив него. – Если ты считал, что она увлечена тобой, и знал, что не можешь ответить на ее чувства, но хорошо к ней относился, то почему ты не сделал единственно разумную вещь: не стал держаться от нее как можно дальше?

«Почему ты в тот Новый год не оставил ее в покое?» – вот что хотелось спросить Талли.

– Потому что я чувствовал себя виноватым перед ней. За свою холодность, за невнимание. Ведь мы были друзьями. Я старался держаться от нее как можно дальше, ну насколько получалось. Но она принимала это так близко к сердцу. Мне постоянно хотелось как-то загладить свою вину.

– Так ты и правда уверен, что делал это ради нее? – спросила Талли, сжав его руку и чувствуя искреннее раскаяние. – Прости меня, Джек.

Она почувствовала себя ужасно, когда увидела его искаженное, будто от сильной боли, лицо.

ЕЯ Прости меня, – снова повторила она, гладя его руку и легонько потянув ее вниз, чтобы он снова сел рядом.

– Это не моя вина, – словно подводя итог их разговору, сказал он и снова опустился на поваленное бревно.

– Я понимаю, – сказала Талли печально. – Теперь я все понимаю. Но я долгое время была уверена в обратном.

– Это тоже не твоя вина.

Она молча смотрела на озеро, все еще стоя в воде. Наконец произнесла:

– Разве можно кого-то обвинять? Этого вообще не могло… не должно было произойти.

Талли заглянула Джеку в лицо.

Джек смотрел на нее растерянно и серьезно. Немая скорбь читалась в его глазах. Он взял ее руки в свои и повернул ладонями кверху. Какое-то время он разглядывал ее запястья, а потом посмотрел прямо в глаза и произнес:

– Ты всегда считала, что это невозможно, поэтому для тебя она все еще здесь. Но это произошло, и произошло бы, даже если бы ты оставалась рядом с ней.

Талли попыталась вырваться, но Джек оказался сильней.

– Ты счастливая, Талли. Я знаю, ты так не думаешь, но это правда. Ты сильный человек. А она не была сильной. И счастливой тоже не была.

Талли снова попыталась освободиться от цепкой хватки Джека.

– Послушай, Джек. Счастливая? Сильная? Что за дурацкие слова? Если я разряжу себе в висок кольт сорок пятого калибра, не думаю, что это прибавит мне счастья. Разве это выход?

– Нет, – ответил Джек, – пряча лицо в ее ладонях. Но ты никогда не станешь стрелять себе в висок из кольта. И в этом твое счастье. В этом твоя сила.

Он склонился к ее запястьям и поцеловал еще видневшиеся на них рубцы. Раз, потом еще, и еще…

– Остановись, – попросила Талли, мягко высвобождаясь из его рук. – Твоя щетина колет мне кожу.

– Я побреюсь, – ответил он, выпуская ее кисти и не сводя с нее мрачного взгляда.

– Пора бы, – запинаясь, сказала Талли, – ты ведь уже не школьник.

Талли и Бумеранг вернулись не поздно, но Робин уже поджидал их,

– Куда вы подевались? – спросил он, подхватывая на руки сына и целуя его в щеку. – Я приехал домой, а тут никого нет.

Бумеранг запустил свои ручонки в волосы отца.

– Мы были на озере.

Талли стояла рядом и смотрела на них. «Если он спросит, – думала она, – я все ему расскажу. Ведь я не делала ничего предосудительного. Я все ему расскажу».

Однако Робин, видимо, решил, что речь идет об озере Шоуни, потому что сказал:

– На озере. Как славно. Ты купался?

– Да, – ответил ему Бумеранг и ясно дал понять, что желает снова оказаться на полу.

– Бумеранг! – вскричал Робин и бросился вслед за ним, так как неугомонный мальчишка со всех ног помчался на задний дворик. – Расскажи же мне, как ты провел день!

Но Бумеранг уже не обращал на отца никакого внимания. Робин повернулся к Талли, которая стояла посреди кухни, обхватив руками себя за плечи.

– Тебя он любит, – сказал Робин, подходя к жене и обнимая ее, – а со мной даже не хочет толком поговорить.

Талли обняла его в ответ и почувствовала, как что-то дрогнуло в ее груди. Когда Робин ушел во двор вслед за Бумерангом, она подошла к своей сумке, вытащила оттуда две почти полные пачки «Кента», три зажигалки и выбросила все это в мусорное ведро.

В то лето Джек так и не покрасил дом Талли.

Но теперь она так составила свое рабочее расписание, что могла обедать с ним каждый день. В глубине души Талли надеялась, что Джек снова как-нибудь наденет свой красный свитер из джерси, но ее ожиданиям, не суждено было сбыться… Чаще всего он носил свой рабочий наряд. Шорты. Легкая рубашка. Тем более что лето выдалось достаточно жарким:

Эти обеды очень скрашивали ее дни, заполненные рабочими хлопотами.

По субботам, когда Робин вместе с Буми отправлялся в Манхэттен, а они с Шейки ходили по магазинам, Талли ловила себя на том, что на улицах ищет глаза Джека.

По воскресеньям Джек и Талли встречались на церковной службе, оба с уже привычными букетами. Талли осталась верна белым гвоздикам, а Джек бережно срезал самые красивые цветы с розового куста, растущего у могильного камня. Талли сидела на железном стуле и смотрела на него.

– Скажи мне, Джек, – как-то спросила Талли, – где ты целый год умудряешься доставать такие замечательные белые розы?

Он обернулся к ней.

– Ты ведь совсем не хочешь этого знать.

– Ошибаешься, очень хочу, – сказала Талли.

– Джек подошел к кустам и встал рядом с ней.

– Ну, Натали Мейкер, раз так, я не скажу тебе. Ты знаешь, что я очень простой, открытый человек. Но хоть один секрет у меня быть должен

– Если ты простой человека, – фыркнула Талли, – то я – царица Савская.

– Но, Талли, – возразил Джек, – ведь ты и есть царица Савская.

А потом, потом было озеро Вакеро! Июнь, июль август. Девять воскресений. Девять воскресений на озере Вакеро.

– Джек, ты теперь все время чисто выбрит, – заметила Талли в одно из воскресений.

– А как же. Ведь никогда не знаешь, когда случится снова приложиться к твоим запястьям.

– Надеюсь, никогда, – сказала Талли, слегка краснея.

В то воскресенье Джек спросил Талли про ее отца.

– Мой отец был славный, – ответила она. – Я помню, как мы вместе с ним смотрели телевизор. Или он смотрел телевизор, а я просто была в комнате.

^;– Сколько тебе было лет, когда он ушел?

Талли бросила на него сердитый взгляд, выдававший ее раздражение.

– Это Дженнифер сказала тебе, что он ушел?

Джек кивнул.

– И что? Неужели она забыла сообщить тебе, сколько мне тогда было лет?

– Хватит злиться на нее, Талли, – сказал Джек.

«Злиться? Да я вне себя от ярости, – думала Талли. – Просто вне себя».

– Я забыл, – упрямо произнес Джек.

– Невероятно. Вся моя жизнь теперь – достояние общественности.

– Ну не вся жизнь. И не общественности.

– Нет, Джек, именно общественности. Пойми, я-то о твоем существовании не имела понятия. Значит, ты представитель общественности.

– Ну сколько тебе было, Талли?

– Семь, – вздохнула она. – Мне было семь.

Она почувствовала легкое прикосновение его пальцев к своей руке.

– Почему тебя так расстраивают такие разговоры? Тебе не нравится, когда мы говорим о тебе?

– Ничего меня не расстраивает. Кто сказал, что мне что-то не нравится?

– Ты так мило смутилась в тот день за обедом, когда я сказал, что мы с тобой были знакомы.

«Смутилась? – думала Талли. – Единственное, что смутило меня в тот день, был твой красный свитер, Джек Пендел».

Талли не отвечала, и Джек сказал:

– А мне было около восьми, когда ушел мой.

– Около восьми?! – воскликнула Талли. – Как это?: А Шейки говорила, что твой отец умер несколько месяцев назад.

– Несколько месяцев назад умер мой отчим, – пояснил Джек.

– А… – протянула Талли, снова усаживаясь рядом с Джеком. Их руки опять соприкоснулись. – Ну у тебя хотя бы был отчим.

– Д– Да, – сухо сказал Джек, – хотя бы.

Вопрос вертелся у Талли на кончике языка, готов был сорваться с губ. «Почему он ушел, Джек? Как это произошло? Расскажи мне о твоем отце, Джек Пендел».

Но она только покрепче сжала зубы. Не хватало только, чтобы в ответ он снова принялся расспрашивать ее об отце.

– Ты знаешь, Талли, – произнес Джек, словно прочитав ее мысли. Его голос звучал мягче, чем раньше, – кажется, ты думаешь, что никто, кроме тебя, не испытывает никаких чувств. Но ведь это глупо.

– О чем ты говоришь? Я совсем так не думаю, – пыталась оправдаться Талли.

– Ты считаешь, что только тебе есть что скрывать от окружающих.

Талли поднялась на ноги. Джек продолжал сидеть, подтянув колени к самой груди и обхватив их руками.

– Джек, ну что ты говоришь? Ничего я такого не думаю, – возмутилась Талли.

– Тогда к чему такая секретность? Ты никогда ничем не делишься.

Талли оглянулась, увидела ведерко и лопатку Бумеранга, подняла их с песка и, протягивая Джеку, сказала:

– Нам что, по пять лет? Ну вот, я делюсь с тобой; Пошли делать куличики из грязи.

Он насмешливо взглянул на нее и не взял из ее рук игрушки. Талли бросила их на землю и наклонилась к нему.

– Делиться чем? А чем хочешь поделиться ты? Можно подумать, ты чем-то со мной делишься. Ты даже отказался сказать, где берешь свои дурацкие розы.

– Ну вот, теперь уже и розы виноваты, – отозвался Джек.

На какое-то время повисла хрупкая тишина, нарушаемая лишь пением птиц.

– Джек, что все это значит? – спросила Талли.

– Почему ты такая замкнутая, Талли? Думаю, я встречал ситуации и посложнее. Похуже, чем то, что произошло с нами. Ну что еще?

– Ничего,_: – ответила она. – Ничего.

– Так почему ты постоянно сжимаешь губы, чтобы, не дай Бог, не проронить лишнего слова?

– Потому что я просто хочу быть собой. Я хочу быть обычной, простой Талли. Это все, что я хочу. Нормальный ребенок из нормальной семьи и с нормальной жизнью. Вот и все. Я простой человек, у меня простое лицо, и чем меньше меня слышно, тем проще я кажусь.

– Талли, ты какой угодно человек, но только не простой, – сказал Джек. – Кстати, почти никто не может назвать себя нормальным ребенком из нормальной семьи.

– Нет, это не так, – возразила Талли. – Посмотри на Шейки.

– Да, посмотри на Шейки, – отозвался Джек. – Вот уж кто действительно царица Савская – ее мать, братья, отец всю жизнь создавали Шейки все удобства, а теперь вокруг нее суетится муж. Все окружающие старались сделать ее жизнь комфортной, как завтрак в постели, а теперь ей кажется, что у нее все плохо, потому что завтрак мог быть и повкуснее.

– Шейки кажется, что у нее все плохо, потому что она завтракает в постели не с тобой, – прервала его Талли.

Он вздохнул.

– Пусть так. И ты будешь утверждать, что это нормально?

Талли не знала, что ответить.

А Джек продолжал:

– Сейчас у Шейки есть муж, который делает все по дому, и четверо братьев, тоже старающихся обеспечить ей комфорт и счастье. К тому же у ее мужа прекрасная работа. Ну неужели ты считаешь, что это нормально?

Талли молчала. Она бы привела в пример семью Джулии, но вряд ли кто-нибудь сочтет нормальным ее кочевую жизнь и любовь с женщиной. Когда-то семья Дженнифер казалась ей воплощением благополучия, но кто бы после того, что произошло, осмелился утверждать это? Ей нечего было возразить Джеку.

– Ну а ты, – сказала она наконец. – Ведь у тебя все нормально.

– Ты имеешь в виду среднестатистическую норму, да?

– Ага, – улыбнулась Талли. – Нормальный среднестатистический Джек.

– Джек – представитель общественности, Джек – среднестатистический. А существую ли я на самом деле?

«Еще как существуешь», подумала Талли, но ответила:

– Только среднестатистически.

– Мой отец оставил нас, когда мне было восемь лет. После этого я ничего не рассматриваю в среднестатистическом аспекте.

– Оставил вас? Разве ты не единственный ребенок в семье?

– А я произвожу впечатление единственного ребенка, да, Талли?

– Да, – ответила она ласково.

– Я и есть единственный ребенок. Я имел в виду меня и мою маму.

Собираясь ехать домой и уже сидя в машине, Талли, чтобы побороть смущение, откашлялась и сказала:

– Знаешь…. гм, в общем-то и щетина тебя не особенно портит.

Джек широко улыбнулся.

– Правда?

– Угу, – подтвердила Талли. – Я помню, когда мы танцевали на вечере встречи выпускников. Тогда ты тоже^: был небрит. Конечно, это неаккуратно, но нельзя сказать/ чтобы тебе совсем не шло.

Он кивнул:

– Ты поймала меня с поличным. Понимаешь, я хотел отпустить бороду, но у меня ничего не вышло. А вот у отца была борода.

В следующее воскресенье на Вакеро Джек поинтересовался у Талли:

– Она, должно быть, много рассказывала обо мне?

Талли закатила глаза.

– Ого как много!

– Например? – он улыбнулся серьезно и в то же время насмешливо.

– Ну, – Талли покачала головой, – ты откроешь мне секрет белых роз, а я, так и быть, поведаю, что она мне рассказывала.

– Талли, ведь это мой единственный секрет. Неужели я не могу даже это себе позволить? Я как Волшебник из страны Оз, показывающий трюки Дороти и ее друзьям. Все его фокусы теряли всю притягательность, как только их объясняли.

– Но ты не Волшебник из страны Оз, – возразила Талли

– Волшебник из страны Оз? – переспросил Бумеранг, подбираясь поближе. – Хочу Волшебника!

– Видишь, Буми, вот он – перед тобой, – сказала Талли

Бумеранг забрался к Джеку на колени.

– Мы видим Волшебника, – запел он. – Прекрасного Волшебника из страны Оз, он пришел, пришел, пришел, пришел к нам, чтобы творить чудеса! – Бумеранг еще не совсем правильно выговаривал слова, но пел с большим воодушевлением. Талли и Джек не могли сдержать смех, слушая его.

Когда малыш снова убежал играть поближе к воде, Талли спросила.

– Ну и о каких же магических трюках ты говоришь?

– О розах, – ответил Джек.

– А что еще? Ты можешь отправить Дороти домой? Или прибавить мозгов Страшиле? Или хотя бы раздобыть себе, сердце?

– Нет, этого всего я не могу. Но, думаю, смог бы подарить сердце тебе.

Через некоторое время Джек осторожно поинтересовался:

– И что же ты посоветовала, когда она рассказала тебе все то, что ты не хочешь мне говорить?

– Я сказала, что ты не стоишь ее волнений, – отрезала Талли, чувствуя острое раскаяние оттого, что говорила о невыносимых чувствах Дженнифер вслух и таким бесцветным голосом.

– Но она всегда тебя защищала, – продолжала Талли, понизив голо. – Она говорила, что ты стоишь их.

Джек заставил себя улыбнуться.

– Это звучит, как тот старый анекдот. Ты сказала, что я и со свиньями жить недостоин. Но она заступилась за меня. Она сказала, что достоин.

«Она сказала, что ты стоишь ее переживаний, – думала Талли, – Это все, что она мне сказала. Что ты стоишь всего на свете. Но я не поверила ей».

Талли все трудней и трудней становилось встречаться с Шейки. Они продолжали видеться, но задушевных разговоров больше не вели. Теперь они дружили семьями и, когда Робин мог оставить магазин, вместе устраивали барбекью, обедали, отправлялись на озеро Шоуни. Талли очень хотелось поговорить с кем-нибудь о Джеке, с какой-нибудь близкой подругой, но с Шейки это было невозможно. И Талли начинала раздражаться.

Когда по субботам подруги отправлялись в свой традиционный поход по магазинам, Шейки приходилось тащить с собой детей, которые, к сожалению, были уже достаточно большими, чтобы натворить бед, но еще не настолько большими, чтобы контролировать свои поступки. (Джек долго смеялся, когда Талли поведала ему об этом. «Да и кто способен контролировать свои поступки?» – сказал он.) Эти двойняшки, двух лет от роду, страшно раздражали Талли, которая, выходя за покупками, предпочитала даже собственного ребенка оставлять дома. Правда, возня с малышами избавляла от слишком откровенных разговоров.

Несколько раз Робин и Талли отменяли заранее назначенный визит к Шейки и Фрэнку из-за того, что Талли в своих безрассудных вылазках на озеро Вакеро, сидя на песке и кормя уток, совсем теряла представление о времени. Каждый раз, когда Талли и Джек сидели на песке, Талли казалось, что они вот-вот исчерпают темы разговоров, но чем дольше они так сидели, тем больше им было что сказать друг другу. И чем ближе они узнавали друг друга, тем легче им становилось разговаривать, и даже сидя рядом в полном молчании, они уже не испытывали неловкости. У них было чем наполнить минуты молчания: песок, вода, лодка, Бумеранг, наконец. То, о чем они молчали, наполняло их и волновало даже больше, чем то, о чем они говорили. Это было теперь так же неотделимо от них, как воды озера Вакеро, наполняющие его глубины.

Невероятно, но Талли рассказала Джеку о своем детстве. Она сама не могла понять, как это случилось. Может быть, в тот день было слишком жаркое солнце. А Джек рассказал о своем. Она рассказывала о своей маме, он – о своей. Потом они заговорили о Шейки. Когда же они устали от слов, то отправились кататься на лодке и кормить уток. Джек как-то нашел в зарослях старую лодку, подремонтировал ее и купил к ней весла. Они гребли по очереди. Сначала Джек катал Талли, потом Талли катала Джека. Так они проводили время. Однажды воскресным августовским полднем, когда Джек сидел на веслах, он сочинил для нее детский стишок:

 
Жила-была девочка Талли,
Ее очень храброй считали,
Но мало кто знал.
Вся храбрость Талл —
Принести цветов на могилу.
Она сердилась на весь белый свет
И никогда не видела океан, нет.
Потому-то и была такой унылой.
 

Когда пришла очередь Талли браться за весла, она тоже ответила ему стишком:

 
Жила-была девочка Талли.
Дружка ее звали Джек.
И Джеку она сказала:
«Не буду грустить целый век.
И плакать я не стану.
Отправлюсь к океану».
 

– Держу пари, что так оно и будет, – сказал Джек, стягивая с себя рубашку.

– Прошу прощения, что ты делаешь? – У Талли округлились глаза. Белые шорты, загорелая грудь. Загорелые руки.

Он крикнул: «Э-эх!» – и с размаху бросился в воду. Бумеранг заверещал от восторга:

– Мама, мама, прыгай, давай тоже прыгнем!

– Я не собираюсь снимать рубашку, – торжественно объявила Талли и, как была в шортах и футболке, нырнула вслед за Джеком.

– Иди же, Бумеранг, – позвала она сына, выныривая и протягивая к нему руки. И трехлетний малыш прыгнул тоже. Талли не помнила, как они снова забрались в лодку. Но вот стишок, который они все вместе сочинили, пока гребли к берегу, прочно засел у нее в памяти.

 
Джек Пендел и Талли Мейкер
В озеро вместе прыгнули,
Джек Пендел и Талли Мейкер
Буми туда же кинули.
Они сказали:
Смотри!
Они сказали:
Нырни!
Они сказали…
 

Нужна была последняя строчка. Джек предложил:

 
«Пора уходить».
 

А Талли закончила:

 
«Так тому и быть».
 

Но думала она совсем о другом.