Текст книги "Талли"
Автор книги: Паулина Симонс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 26 (всего у книги 50 страниц)
В конце января Талли приступила к занятиям, и дни стали казаться ей слишком короткими. Как бы ни прошла ночь – а Бумеранг еще частенько доставлял ей хлопоты, – она поднималась в полвосьмого утра, чтобы в полдевятого быть на занятиях по «социальному обеспечению». Она изучала двадцать один предмет – при такой нагрузке с утра до вечера приходилось быть на ногах. Нередко, набегавшись за день, Талли долго не могла заснуть или просыпалась среди ночи от душивших ее кошмаров. Чтобы хоть как-то снять накопившиеся за день пот и усталость, она начала принимать на ночь холодный душ.
Английская литература, история республиканской партии, лекции по детской психологии… Особые мучения доставляла английская литература – она отнимала неимоверное количество времени, ведь все нужно было читать. И Талли читала, едва разлепляя сонные глаза, поздно ночью, уложив Буми. Она читала вслух сыну Томаса Харди, а «Тэсс из рода дЭрбервиллей» стала одной из ее любимых книг. И Бумеранг засыпал под успокаивающий голос матери, читающей ему очередную книгу.
Помимо лекций, Талли занялась современными танцами. Она давно не двигалась и никак не могла восстановить форму, но в конце концов и здесь наметился прогресс.
В те вечера, когда семья бывала в сборе – Бумеранг играл у ног Талли, а Робин на другом конце дивана смотрел телевизор, она читала им обоим. «Тэсс» не произвела впечатления на Робина, но когда Талли перешла к «Комнате с картиной» Форстера, муж выключил телевизор. В тот вечер, когда Талли дочитала последнюю страницу, Робин отложил газету и сам отправился купать и укладывать Бумеранга. Когда он спустился вниз, то обнаружил, что Талли спит на кухне, уронив голову на стол. Робин ласково разбудил ее и, когда они уже вместе лежали в постели, спросил шепотом:
– Послушай, Талли… Ты могла бы представить меня, как… ну как комнату с картиной?
– Робин, – сказала Талли, поворачиваясь к нему и гладя по щеке, – ты целый чертов дом.
С тех пор телевизор в семье Де Марко включали редко. Робин стал возвращаться домой все раньше и раньше, и Милли готовила обед на все семейство. Включая Хедду. После обеда Талли читала вслух. Шекспир, Данте, Мильтон, Диккенс, Генри Джеймс, иногда Теннисон. Бумеранг по большей части не обращал на все это никакого внимания. А Хедда, сидя с ними в гостиной, иногда спрашивала, можно ли ей включить телевизор.
Робин бросал взгляд на Талли и неизменно отвечал:
– Хедда, мы не будем сейчас смотреть телевизор, потому что Талли хочет почитать вслух всем нам.
Хедда скучала, оглядывалась по сторонам, но когда Талли приступила к «Портрету женщины», стала слушать, не отрывая взгляда от лица дочери. После этого она не участвовала в семейных чтениях до самой весны. Но как-то вечером попросила Талли почитать вслух Агату Кристи. И Талли не отказалась.
* * *
Так за чтением и танцами шло время. Талли закончила первый семестр со средним баллом – 4,0.
Талли нравилось ехать в университет мимо канзасских холмов, поросших высокой травой, но сын оставался дома, и от этого душа весь день была не на месте. За Буми присматривала Милли и замечательно присматривала, но она, конечно, не могла заменить малышу мать. И весной Робин нанял молоденькую няню, в обязанности которой входило возить Бумеранга в Лоуренс, чтобы Талли могла навещать его в перерывах между занятиями. Робин сделал это без всяких просьб со стороны Талли. «Спасибо Господу за то, что послал мне Робина», – думала Талли.
После первого семестра мистер Хиллер опять предложил Талли практику. Узнав об этом, Робин сказал Талли, что мистер Хиллер явно увлечен ею. «Да нет, – откликнулась Талли. – Он ухаживает за мисс К.».
Людей не хватало, и Лилиан Уайт вынуждена была поручить Талли самостоятельно вести два дела. Первым заданием стала беседа с мистером и миссис Бакл: на самом же деле она должна была уговорить их по-человечески отнестись к собственному тринадцатилетнему сыну Джерри – мальчик стал алкоголиком. Только родителям под силу спасти такого ребенка, а муниципалитет мог бы оплатить часть расходов.
В одиннадцать утра Талли постучала в квартиру, расположенную над гаражом на восточной окраине. И угодила в самый разгар семейного скандала. Она так и не смогла разобрать ни слова, потому что супруги орали во всю глотку, перебивая друг друга, да еще через закрытую дверь. Поняв, что ничего путного от них не добиться, Талли развернулась и уехала прочь. Когда же Лилиан поинтересовалась результатом, Талли ответила, что мистер и миссис Бакл уверены, что будет гораздо лучше, если о Джерри позаботятся власти.
Вторым заданием Талли было посещение четы Арнауз, чьи дети жаловались на плохое обращение. Обоих ребят забрали из семьи, но супруги с тех пор находились под наблюдением – Лилиан считала нужным дать им испытательный срок, но все это так и осталось словами на бумаге. Талли недоумевала, с чего бы вдруг в семье Арнауз должны прекратиться скандалы.
– Все будет хорошо, Талли, – напутствовала ее Лилиан. – Дети смогут остаться в семье. Этой паре нужен наставник, только и всего.
Итак, Талли отправилась давать наставления.
Повидавшись с мистером и миссис Арнауз, их старшей семилетней дочерью, Шарон, Талли сильно усомнилась в том, что для детей жизнь в родной семье – лучшее решение проблемы. За целый час расспросов Талли не услышала от Шарон ни единого слова, и даже когда они вдвоем вышли побродить вокруг дома, девочка продолжала хранить молчание.
Талли думала о предстоящем разговоре с Лилиан, и никак не могла себе представить, как достучаться до этой женщины. Лилиан с неизменной сигаретой во рту, с тяжелой одышкой, дожив до своих пятидесяти, никогда не была замужем и не имела детей. Единственное, что было у нее в жизни, – это работа, и Талли хорошо понимала, что говорить ей о том, что семейство Арнауз – безнадежный случай, так же бесполезно, как бесполезно описывать очарование кормления грудью.
Итак, Талли продолжала держать рот на замке, абсолютно не представляя, что она могла бы предпринять.
В один из августовских воскресных дней Талли, придя на кладбище Святого Марка, обнаружила там целую россыпь белых роз и, прикоснувшись кончиками пальцев к цветам, неожиданно почувствовала облегчение.
В августе отдохнуть перед сентябрьской страдой приехали Джулия с Лаурой. В глубине души Талли была очень рада видеть подругу.
Талли заскакивала к Джулии несколько раз то в обеденный перерыв, то вместе с Бумерангом. Ей очень хотелось поговорить наедине, но рядом всегда была Лаура. Джулия больше не принадлежала Талли. Наконец, не выдержав, Талли предложила подруге встретиться возле Святого Марка.
– Только приходи одна, ладно, Джул?
И в ответ услышала вздох в телефонной трубке. Наступило воскресенье, и они встретились одни.
– Я не хочу возвращаться в прошлое, Талли, – сказала Джулия.
– Кто, к черту, хочет? – откликнулась Талли. – Давай пройдемся.
Несколько минут они стояли перед маленьким надгробным камнем.
– Смотри-ка, здесь белые розы! – удивленно воскликнула Джулия. – Я думала, что она больше всего любила гвоздики. Или я все забыла?
– Нет, ты не забыла.
– А кто же принес розы?
– Джек, – сказала Талли.
– Джек… – задумчиво повторила Джулия. – Я не знала, что он здесь.
– А, да… Иногда появляется. Каждый раз, когда бывает в Топике, он приходит сюда.
– Проявляет заботу о ней, – голос Джулии звучав резко. – Нашел время…
«Да, нашел», – подумала про себя Талли.
Джулия бросила на подругу быстрый взгляд.
– Ну и как ты к этому относишься?
Талли пожала плечами.
– Могло быть и хуже. Я рада, что он помнит ее, – сказала она.
Джулия склонила голову и перекрестилась.
– Ненавижу приходить сюда. Ненавижу это место. Пожалуйста, давай уйдем, – попросила Джулия.
Но Талли продолжала стоять перед могильным камнем.
– Вот опять нас трое, и мы снова вместе, – промолвила она. – Ты первый раз здесь после ее смерти? Или приходила раньше?
– Я прихожу сюда. Нечасто, но прихожу, честное слово. Пойдем, Талли.
Она взяла ее за руку, но Талли не двинулась с места.
– Я рада, что он навещает ее, – медленно произнесла Талли. – Я бы хотела, чтобы все люди приносили ей цветы. Он приносит.
– Он ханжа, – сказала Джулия, глядя подруге в лицо.
Талли лишь скрипнула зубами.
– Ты все еще страдаешь из-за нее, Талли?
Талли пнула ногой надгробие. Будь оно проклято! Безысходное, отчаянное одиночество.
На обратном пути к Уэйн-стрит Джулия спросила:
– А Шейки знает, что он в городе?
– Не думаю, – ответила Талли, вспомнив, как однажды ей хотелось поблагодарить Джека. – Кажется, он навсегда порвал с ней. Шейки вышла замуж, и он оставил ее в покое.
– А как она отнеслась к этому?
– С дрожью восторга, – отрезала Талли, и Джулия улыбнулась.
Они остановились перед домом Джулии, и та, уже взявшись за ручку двери, спросила:
– Ты все еще ездишь на этой штуке? Ведь ей уже сто лет.
Талли лишь кивнула, похлопывая руль.
Это был единственный раз, когда подруги встретились наедине. Спустя неделю Джулия и Лаура уехали в Айову.
В следующее воскресенье Талли пошла к мессе и села в последнем ряду, так, чтобы видеть всю церковь. Джек стоял почти у самого алтаря и внимательно слушал священника. Анджела тоже была здесь и, как всегда, молилась, стоя на коленях.
После службы Талли первой выскользнула из церкви. Ей не хотелось тратить время на разговоры с Анджелой. Положив цветы, она присела на покосившийся ржавый стул и стала ждать. Ждать ей пришлось недолго.
– Ну вот, мы и встретились, – сказал он, подходя ближе. Она заглянула ему в лицо – он улыбался. Талли вежливо кивнула и отвела глаза. Джек пристроил свои цветы рядом с ее цветами.
– Как дела? – спросил он.
Джек выглядел очень загорелым и ухоженным.
– Спасибо, хорошо. Что ты делаешь здесь в августе?:
– Моя мама живет здесь круглый год. Я что, не могу приехать в свой отчий дом в августе? – спросил он, поднимаясь.
Талли скрестила руки.
– Почему же? Можешь, если тебе так хочется, – сказал она.
– Спасибо.
– По-моему, – продолжала Талли, – у тебя вообще нет дома. Ты ведь живешь где придется.
– Да. Но в этом месяце мне пришлось жить здесь. Я приехал повидать мать, – сказал Джек.
– Ты и здесь такой же бездомный, как везде.
– И здесь тоже, – согласился он.
Талли поднялась и, стараясь не встречаться с ним взглядом, бросила:
– Ну ладно, пока.
– Извини меня за тот разговор, – быстро, отозвался Джек. – Я понимаю, ты не ожидала меня здесь увидеть…
– Ничего-ничего, – остановила его Талли, отворачиваясь и делая шаг в сторону тропинки. – Это я была не в себе и действительно была удивлена.
Джек пошел за ней по тропе.
– Не понимаю почему. Она ведь была и моим другом.
Услышав эти слова, Талли обернулась и пристально взглянула на своего спутника.
– Как сказать, – она снова двинулась к воротам. – Лично мне трудно в это поверить.
– Да, она говорила мне, что ты большой скептик, – сказал Джек.
– А в это поверить еще труднее, – бросила Талли, не оборачиваясь.
Джек обогнал ее и распахнул чугунную калитку. Талли; увидела, что он улыбается.
– Во что? – спросил он. – В то, что ты большой скептик?
Талли кашлянула.
– Сомневаюсь, чтобы она с тобой обо мне говорила.
– Точно говорила. Я много знаю о тебе, Талли Мейкер.
Она взглянула ему прямо в глаза. Ей казалось, что он нарочно дразнит ее.
– Ничего ты не знаешь!
Джек опять улыбнулся. Талли не могла не понимать, что весь этот разговор о том, что говорила когда-то Дженнифер, бессмыслен и попросту смешон. Они говорят о Дженнифер! От одной этой мысли у нее захватило дух.
Она влезла в машину и открыла окошко. Джек наклонился к ней.
– Как Шейки? – спросил он.
– Хорошо, просто великолепно. Гораздо лучше с тех пор, как ничего не слышит о тебе, – ответила Талли.
Джек улыбнулся.
– Я не даю ей о себе знать, – откликнулся он.
Талли знала, что это правда.
– Знаешь, она сейчас в положении, – сказала Талли. Ей хотелось рассказать подробности, но она сдержалась. Не стоит говорить с Джеком о Шейки.
– Правда? – Казалось, он был очень доволен. – Не знал. Рад за нее. Хотя, послушай… – Джек помолчал и добавил: – Не говори ей, что я здесь.
– Не беспокойся, – язвительно заметила Талли, заводя машину. – Это никоим образом не входит в мои намерения.
Джек отодвинулся от машины.
– Натали Анна Мейкер, ты вернулась к учебе?
– Да. В следующем мае заканчиваю Канзасский университет.
– Удачи тебе, – сказал Джек искренне. – Удачи тебе.
Талли хотела сказать что-то в ответ, но, кроме «спасибо», ничего не приходило в голову. Поэтому она лишь прищелкнула языком и заметила:
– Кстати, Джек, я теперь Талли Де Марко.
– Значит, пока, Талли Де Марко, – он широко улыбнулся.
В следующее воскресенье Джека в церкви не было, не было и свежих цветов – лишь те, увядшие с прошлой недели. Букеты завяли и высохли, но Талли не стала убирать их – пусть сгниют и станут пищей новым цветам и травам.
5Лето кончилось, и перед Талли встал вопрос, как быть с Бумерангом. Ему уже исполнилось семнадцать месяцев, и она могла перестать кормить его грудью, но все же он был не настолько большим, чтобы подолгу обходиться без материнского внимания. Милли, несмотря на все ее кулинарные таланты, не годилась на роль няни. И Талли очень осторожно предложила Анджеле Мартинес присматривать за ее малышом за 60 долларов в неделю.
– Деньги? На кой черт сдались мне твои дурацкие деньги! Талли, я буду присматривать за твоим сыном просто ради того, чтобы ты могла распоряжаться своим временем, – рассердилась Анджела.
– Дело не в свободе, – сказала Талли, радуясь, что Анджела согласна помочь.
– Дело не в деньгах, – ответила Анджела. – Когда тебе было пять лет, я водила тебя за ручку, кормила обедами, купала по вечерам, почти каждую ночь укладывала тебя спать, а ты предлагаешь мне деньги за то, чтобы я сидела с твоим ребенком, – возмутилась она и добавила: – Но вот что я тебе скажу. Не могу же я звать бедное дитя этим дурацким прозвищем – Бумеранг. У него что, нет приличного имени?
– Буми, – ответила Талли. – Но я не хочу, чтобы вы просто так тратили на него свое время. Вы должны позволить мне платить вам. Вам пригодятся эти деньги, и я не хочу слышать возражений.
– Нет, – отрезала Анджела.
Они препирались и препирались. Робин дожидался в машине. Наконец соглашение было достигнуто. Оплачивай труд Анджелы будет Робин, так как, к счастью, Анджела не нянчила его в пятилетнем возрасте, а Талли не имеет права переступать порог с деньгами в руках. И Талли вернулась домой, великодушно предоставив Робину решать финансовые вопросы. «А ведь и правда, она подбирала меня на улице и кормила бурритос», – вспоминала она.
Все проблемы замечательно разрешились, и малыш целыми днями торчал на Уэйн-стрит, играя с восьмилетним Винни. Жизнь складывалась прекрасно. Когда Талли приходила, чтобы забрать сына, он едва смотрел на нее поверх игрушек, но страшно волновался, когда приходило время идти домой. Робин говорил, что когда ему случается забирать сына, тот реагирует точно так же.
У Талли вот-вот должны были начаться занятия, но мистер Хиллер спросил ее, не хочет ли она довести до конца дела порученных ей двух семей.
– Зачем? – удивилась Талли.
– Вы нравитесь детям, да и родители семей неплохо к вам относятся.
Талли лишь покачала головой.
– И Шарон Маск любит вас, – добавил мистер Хиллер.
Талли кивнула. «Да, – подумала она. – Так же, как и Дэмьен».
– Она любит вас, – повторил мистер Хиллер. – Она о вас спрашивала. Звонил мистер Арнауз и сказал, что Шарон спрашивает о вас. Ваши визиты помогли ей. И нам. Только эти две семьи. Мы это оплатим. Я посмотрю, что тут можно сделать, возможно, мы сумеем платить десять долларов в час. Как вы отнесетесь к такому предложению?
Талли вздохнула. Надо было бы ответить, что не стоит платить ей десять долларов в час, ведь она давно уже куплена. Но неожиданно для самой себя она приняла предложение. Талли стала гораздо добрее к миру с тех пор, как узнала, что Джек носит Дженнифер белые розы.
Всю осень Талли аккуратно приходила к мистеру Хиллеру.
– Вы осуждаете Лилиан, Талли? – спросил он ее как-то.
– Нет, нет, – ответила она быстро. – А впрочем, да, немного. Она – настоящий профессионал.
– Да, Лилиан знает свое дело. Беда в том, что слишком много детей нуждается в опеке. В большинстве случаев наша программа просто не работает. Лилиан знает это.
– Большинству семей, с которыми работает Лилиан, программа приносит больше вреда, чем пользы, – заметила Талли.
– Что же вы предлагаете, Талли? – спросил мистер Хиллер.
– Я считаю, что семьи, берущие детей, должны проходить настоящее обучение. Шесть часов инструктажа просто издевательство. Даже водить автомобиль человек учится дольше, а здесь речь идет о судьбе и жизни и детей, и тех взрослых, которые берут на себя ответственность за них. А если дети через нас попадают в плохие руки, то не лучше ли им было оставаться в родных семьях?
– Обучение стоит денег. На сколько вы предлагаете его увеличить?
– Два месяца. Восемь недель. Пять дней в неделю. Четыре часа в день. Прежде чем они наложат лапу на детей, прежде чем они наложат лапу на государственную субсидию. За это время надо платить. Совсем крохи. Но зато вы убедитесь, что они и в самом деле хотят помочь этим детям. Уверяю вас, мистер Хиллер, что к вам прибежит масса людей, стоит только помахать у них перед носом чеком. Но, обнаружив, что на это нужно больше времени, чем на приготовление индейки, останутся только стоящие.
Мистер Хиллер улыбнулся и покачал головой.
– Вы честный человек, Талли. Но в наши намерения совсем не входит отказать как можно большему количеству людей, желающих взять на воспитание ребенка. Скорее наоборот, мы испытываем в них острый недостаток.
– Нет, мистер Хиллер, у вас будет достаточно желающих. Надо только дать рекламу.
– Рекламу… – скептически переспросил мистер Хиллер.
Талли оживилась.
– Да, рекламу, сказала она. – Расклейте объявления во всех скверах вокруг Топики. Опубликуйте их в местных газетах. Призовите людей сделать что-то для своей страны. Что угодно, только действуйте, ради Бога.
В октябре Талли вынуждена была напомнить об обещанных ей деньгах. Тем более что мистер Хиллер поручил ей подготовить доклад в Комиссию по ассигнованиям с запросом на гораздо более крупную сумму, чем обычно. А вот Лилиан перестала с Талли разговаривать.
«Она, верно, надеется избавиться от меня с помощью двадцати недружелюбно настроенных членов комиссии, думала Талли. – Только меня такими пустяками не испугать».
– Я посещала мистера и миссис Арнауз все лето, – сказала Талли в заключение своего долгого выступления. – Я спросила их, почему их воспитанница Шарон всегда молчит. «Она не слишком разговорчива», – ответил мне мистер Арнауз. Ладно, допустим. Да и кто бы на ее месте был разговорчив? Шарон живет посреди прерии в обществе яков да коров. Ее родители умерли, а дядя и тетя решили забрать ее из школы. Учили дома. Но в свои семь лет Шарон еще не умеет ни читать, ни писать, зато знает, как доить корову. Она знает, как полоть грядки и мыть полы. Я поинтересовалась у мистера Арнауз, зачем они взяли воспитанницу, и мистер Арнауз, глядя мне в лицо и зная, что я представляю администрацию штата Канзас, вызывающе заявил: «Нам нужны деньги». Им нужны эти семь долларов в день. Семь долларов в день!
Леди и джентльмены, не деньгами мы должны завлекать жителей Топики. Мы должны показать им этих детей. Хотя бы Шарон, – продолжала она. – Показать им Шарон и сказать: деньги – это ужас. Ужас. Семи долларов в день едва хватает на еду для ребенка. Но кого это волнует? Шарон нужна ваша помощь, ваша забота. Все эти дети – несчастные дети. Это дети пьющих родителей, часто они сами пьют, употребляют наркотики и воруют, чтобы раздобыть на это денег. Они не ходят в школу, потому что некому их туда отправить. А когда они вырастут, один из них вполне способен изнасиловать вашу сестру, ограбить вашего брата. И такие примеры есть.
И я уверяю вас: люди, которые хотят взять на себя заботу об этих детях, не станут думать о деньгах. Те, кто думает только о деньгах, немногого добьются. Но некоторыми людьми движут и светлые устремления. Такие берут детей с улицы. Они берут их из мест заключения и из наркологических центров. Они заботятся о том, чтобы эти дети не обчищали ваши карманы. А деньги, которые вы выделите, мы потратим на рекламу и на необходимую в таких случаях подготовку, и пойдут они в конечном счете на нечто, что не измеряется деньгами. На будущее несчастных детей. И на наше с вами.
А сейчас наше агентство само забыло, для чего оно существует. А раз так, то как оно может напомнить об этом людям? Однако напоминать необходимо. И дело не в том, чтоб дать бедным семьям дополнительный доход, эти жалкие семь долларов в день. Мы здесь не для того, чтобы, просмотрев кучу бумаг, спокойно разойтись по домам. И не для того, чтоб не вылететь с работы, если нас исключат из бюджета штата Канзас.
Мы собрались здесь в первую очередь для того, чтобы напомнить, что есть на свете несчастные детишки. Детишки, которым не повезло родиться на…
Талли запнулась. Она хотела привести красочный и убедительный пример, но в голову пришел только Сансет-корт.
… родиться под теплым крылышком, – выкрутилась она. – Шарон тихая девочка и потому тетя и дядя забывали кормить ее, ведь Шарон не просила есть. Но было бы куда лучше, если бы Шарон кормили завтраком, обедом и ужином без ее просьб. И это наша вина, что мы подобрали ей таких опекунов, которые смотрят в глаза и говорят: «Нам нужны деньги».
В настоящее время двести детей от трех месяцев до шестнадцати лет живут в семьях опекунов или ожидают своей очереди. Причем некоторые ждут в местах заключения, других мы вынуждены пока оставить у родителей, и только пятьдесят из каждых семидесяти пяти находят своих опекунов. В течение двух месяцев мы уговариваем настоящих родителей одуматься и взять детей обратно в семью. Потом приходим к возможным опекунам и говорим им: «Семь долларов в день. Ну как, вы согласны?» И мы забываем, для чего работаем. Когда впервые – да и не впервые – видишь безмолвную Шарон или пьющего Джерри Бакла, хочется плакать. Но потом мы начинаем привыкать. В третий раз мы уже можем курить, после четвертого начинаем есть. Но все равно сжимаем кулаки и скрежещем зубами, – иногда кажется, что мы можем сойти с ума, но к тридцатому разу наши сердца стираются в пыль, в песок. Мы перестаем чувствовать. Запираем сердце на замок.
Так вот о чем я твержу: сердца нужно отпереть. Нужно настоящее обучение. Больше денег, открытое обсуждение всех проблем с родителями, опекунами и детьми. Рекламная кампания, которая покажет всем, чем мы занимаемся. «Приходите! – скажем мы жителям Топики. – Вылезайте из своих машин и своих уютных домов, помогите этим детям. Вытащите их! Вытащите их прежде, чем они станут достоянием улиц, не дайте им умереть или пропасть. Они ждут вашей помощи, с выбитыми зубами и искалеченной психикой, с черными кругами под глазами и чернотой в душах, от этого вы ни на какой машине не уедете ни за одним замком не спрячетесь».
И пока мы не поймем этого, Шарон будет молчать, Джерри Бакл – пить, а мистер и миссис Арнауз требовать свои семь долларов в день.
Спустя две недели комиссия двенадцатью голосами против восьми проголосовала за увеличение бюджета агентства на следующий год. Им выделили около трех миллионов долларов. Но восемнадцатью голосами против двух отклонили еще два миллиона на увеличение периода подготовки от шести часов до восьми недель, как того добивалась Талли.
– Вы добились потрясающих результатов, Талли, – сказал ей мистер Хиллер один на один.
– Вы проделали громадную работу, – . сказала ей Лилиан уже публично, но Талли что-то сомневалась в ее искренности.
– Ты проделала потрясающую работу, Талли, – сказал ей Робин, выслушав ее рассказ обо всем, что произошло, и Талли почувствовала, что он понимает ее стремления.
