Текст книги "Талли"

Автор книги: Паулина Симонс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 50 страниц)

– О, я уверена, что он не такой, как Робин, – сказала Джулия.

Талли сделала глубокий вдох и повернулась на бок, чтобы видеть лицо подруги.

– И как это понимать?

– Я хотела сказать, – ответила Джулия, – что на свете очень мало таких мужчин, как Робин. И очень трудно найти хорошего человека.

– Ну, конечно, а хорошим, образованием можно швыряться хоть каждый день.

Джулия вскинула руки.

– Ну кому какое дело? Кому какое дело? Я хочу жить.

– А ты подумала о том, что будет, когда ты уедешь с этого Солнечного Луга? Конечно, это не мое дело, но мне кажется, что ты делаешь шаг вперед и два назад.

– Знаешь, я бы не хотела видеть, как поведешь себя ты, Талли Мейкер, когда в твоей жизни произойдет перелом.

– Ничего такого со мной не случится. Перелом у меня происходит каждое воскресенье. Раз за разом.

– Чушь, – сказала Джулия. – Ты говоришь чушь, Талли. Боже ты мой, а что ты-то делаешь? Все продолжаешь злиться? Ты не сможешь сделать и трех шагов, пока не справишься с этим.

– Благодарю вас, доктор Мартинес. Наше занятие на сегодня окончено.

– Ты когда-нибудь ходишь туда? Хотя бы проходишь мимо Сансет-корт?

– Господи, конечно, нет, – сказала Талли, подумав: «Боже мой, я не хочу говорить о ней».

– Я вчера проходила там, – сказала Джулия. – Просто шла по Уэйн-стрит и заглянула посмотреть, живет ли там кто-нибудь.

– Ага, – отозвалась Талли, глядя на звезды.

– У подъезда стояла машина, а на заднем дворе я видела горку и качели.

– Ну, что ж, это здорово, – сказала Талли. – Ты бросаешь учебу и идешь на Сансет-корт. А у меня средний балл 3,8, и я туда никогда не хожу. Ты считаешь себя исцелившейся?

Джулия слегка отвернулась.

– Да, я называю это исцелением. Ты же не можешь исцелиться, возможно, потому, что ни с кем не разговариваешь.

– О-о, – язвительно протянула Талли, – а тебе для этого нужно говорить, да?

– Нужно делать что-нибудь! – громко сказала Джулия. – Хоть что-нибудь.

– Я делаю что-нибудь, – сказала Талли садясь. – Я работаю, много занимаюсь, у меня по всем предметам твердая пятерка, и я собираюсь ехать в Калифорнию. И слава Богу, у меня есть мужчина, с которым я встречаюсь.

– Фактически их у тебя двое. Да, это явный прогресс, безусловно.

– Иди ты к черту, – рассердилась Талли. – А выращивать в Аризоне помидоры в обществе каких-то хиппующих куриц, это как называется?

– Исцеление, – ответила Джулия. – А как назвать то, что ты спишь с двумя?

Талли вскочила на ноги и стукнула кулаком по каркасу палатки.

– Черт возьми, хватит! – закричала она. – Ты не понимаешь? Она мертва! Мертва! Она умерла не на день и даже не на месяц. Она умерла навсегда! Какая разница, какой парень, или какой штат, или какая коммуна? Когда она была жива, ты была так чертовски занята своим дурацким историческим клубом, что не обращала на нее внимания. Ты что думаешь, теперь, когда она умерла, ты можешь вот так просто бросить учебу и исцелиться? Вот это действительно чушь. Давай отрасти себе волосы подлиннее и не мойся целыми днями. И посмотри, вернет ли это ее обратно!

Джулия тоже встала.

– Господи, Талли, ты жестока. – И начала плакать.

Талли смотрела на нее, пытаясь успокоиться, потом посмотрела на звезды и закатила глаза; а потом подошла к Джулии и обняла ее.

– Она умерла, – повторила Талли сорвавшимся голосом, – ничто не вернет ее, Джул.

Джулия заплакала сильнее, крепко обхватив Талли руками. Она плакала долго, и все всхлипывала и всхлипывала, а Талли стояла и смотрела перед собой, легонько похлопывая Джулию по спине.

– Я скучаю по ней, Талли, – сказала Джулия, высвобождаясь из ее объятий.

– Все мы скучаем по ней, – сказала Талли, снова садясь на землю и нашарив в траве пачку сигарет. Она закурила; Джулия, постепенно успокаиваясь, тоже села на траву. Докурив сигарету до конца, Талли взяла следующую. Глаза ее были сухими.

– Ты никогда не плачешь, да, Талли? Даже по ней.

– Я нечасто плачу, – сказала Талли, глубоко затягиваясь и закрыв глаза.

Они полежали на земле.

– Когда-то я любила учиться, – услышала Талли голос Джулии. – Очень любила, помнишь?

– Помню, – с непонятной интонацией сказала Талли, не зная, куда пристроить свои руки.

– Помнишь все эти клубы, в которые я ходила: дискуссионный, шахматный – она меня туда привела, а сама сбежала – международное общество друзей по переписке, исторический клуб, – перечисляла Джулия. – Помнишь, как мы учились? Хотя ты вряд ли помнишь, как мы занимались. Это было так смешно. Она помогала мне с математикой, и мы сидели втроем у нее на кухне и пытались заниматься. Ты не занималась, ты приходила просто так, за компанию, правда? Ты притворялась, что пришла заниматься, а сама хрустела чипсами и все время болтала, и мы не успевали оглянуться, как уже поедали чипсы и болтали, а там уж и наступало время обеда. Наконец мы решили заниматься вдвоем, потому что когда мы собирались втроем, то ни разу не смогли ничего сделать. Помнишь?

– Конечно, помню, – сказала Талли, чувствуя желание встать, закурить еще сигарету… уйти, может быть.

– Я надеюсь, что ты не разочаровалась во мне, Талли. Я не хочу, чтобы ты разочаровалась во мне.

– Я не разочаровалась в тебе, Джулия Мария Мартинес, – сказала Талли и подумала: «Я разочаровалась в ней. Будь она проклята».

– Мне понадобилось два года, чтобы потерять интерес к учебе, – продолжала Джулия. – Когда-то это было для меня все, а теперь – ничто. Я больше не могла делать вид, что мне это нужно. Потому и бросила университет. И еще… Мне только двадцать. Я ведь еще смогу вернуться к учебе, ты так не думаешь?

«Нет, – подумала Талли. – Раз уж ты ее бросила, ты никогда к этому не вернешься. Против тебя статистика, друг мой». Но вместо этого она сказала:

– Конечно, ты сможешь вернуться. Если захочешь.

– Это так, будто… – Джулия умолкла и высморкалась. – Для нее это было все, помнишь? Вся ее жизнь была посвящена учебе. Она брала частные уроки, занималась с репетиторами, она училась музыке и балету, ее всегда окружали книги, книги, книги. Она собиралась стать врачом. Она хотела стать врачом всегда, сколько я ее знала, а ведь я узнала ее раньше, чем тебя. Когда нам было пять лет, она, как врач, осмотрела меня и сказала, что когда вырастет, будет врачом и хочет этим заняться как можно раньше.

У Талли взлетели брови, и она повернулась в темноте к Джулии. Это уже любопытно. У нее даже немного улучшилось настроение, но тут Джулия снова заплакала, и момент был упущен.

– Она была самой умной и самой прилежной из нас, – всхлипывала Джулия. – У нее была цель, и она шла к ней. И все же, все же… когда ей пришлось столкнуться с этим, ее призвание, ум, устремления, ее жизнь – все пошло к черту! Все оказалось недостаточно важным! Вот я сижу здесь и никак не могу понять, что всех ее достоинств оказалось недостаточно, чтобы перевесить его.

Джулия замолчала, и Талли была этому рада. Она устремила взгляд в небо и попробовала найти Большую Медведицу. Вон Полярная звезда… «Разница между ею и нами, Джул, в том, что мы хотим жить, – подумала Талли. – Вот Малая Медведица…»

– Талли, как ты думаешь, она хотела жить? Думаешь, хотела? Она была готова упасть и надеялась, что кто-нибудь подхватит ее, а мы… мы не подхватили. Ты так думаешь, Талл?

– Нет, Джулия, – уверенно сказала Талли. – Она не ждала, что кто-нибудь подхватит ее. Она ни к кому не взывала и не собиралась с этим играть. В том то и дело, что она не хотела, чтобы кто-нибудь пришел и вернул ее к жизни. Я не встречала никого, кто так хотел бы покончить с жизнью, как этого хотела она. Она хотела мира своей душе. Она выстрелила себе в голову из пистолета сорок пятого калибра и ничего не ждала – она хотела упасть.

Джулия всхлипнула. Талли нашла глазами Большую Медведицу и зажмурилась.

Шли минуты.

– Я не рассказывала тебе о последнем экземпляре в моей коллекции снов? – притворно весело спросила Талли.

Джулия вытерла лицо.

– Нет. Расскажи.

– Первый раз он приснился мне два Рождества назад, после того, как ко мне явилась Шейки – вся в слезах оттого, что Джек уезжает. Так вот. Как будто бы я живу в студенческом общежитии, и моя мать приходит проведать меня. Я веду ее в мою комнату, чтобы познакомить с соседкой, которой там не оказалось. Мы стоим посреди моей комнаты, и вдруг у меня начинают трястись колени, я понимаю, что вся в поту. Я чувствую запах крови. Резкий, отталкивающий запах крови. Я не могу произнести ни слова и боюсь пошевелиться. Тогда я медленно осматриваю комнату и понимаю, что воздух в комнате непрозрачный, в нем повис густой туман, и туман этот розовый – розовый от частичек крови, плавающих в воздухе. Я, как в замедленном кадре, поворачиваюсь к матери и беззвучно спрашиваю ее: «Ма, ты чувствуешь запах?» И она говорит: «Нет». Я говорю: «Ма, ты видишь это?» И она говорит: «Нет». И уходит из комнаты. Я остаюсь одна, и мне так страшно, что я боюсь смотреть, но чувствую, что запах откуда-то исходит, от чего-то в моей комнате. И я как будто знаю, что в комнате лежит тело, окровавленное тело у меня под кроватью. Я набираюсь храбрости, потому что думаю: это всего лишь сон, это нелепо. Я опускаюсь на колени перед своей кроватью, приподнимаю покрывало, заглядываю туда и кричу. Потому что у меня под кроватью лежит голова Дженнифер и истекает кровью.

Джулия дважды перекрестилась.

– О Боже, – сказала она, – помоги тебе Господь!

– Аминь, – сказала Талли.

– У тебя еще что-нибудь такое же ужасное, что ты хотела бы мне рассказать? Или это все?

– Нет, это все.

– Как же ты засыпаешь по ночам, зная, что тебе может присниться такое? Как ты спишь?

– Плохо, – призналась Талли. Она закашлялась. – Однажды, проснувшись после очередного сна, я стала так отвратительна себе самой, что оделась и поехала к Святому Марку. И остаток ночи спала там.

Джулия перекрестилась, прежде чем спросить:

– Талли Мейкер, пожалуйста, только не говори мне, что ты смогла заснуть на… на…

– Гм-м, – сказала Талли. – Церковь-то была закрыта.

– Талли!

– Джулия, я заснула. Прямо на земле. И мне было хорошо. Когда я проснулась, надо мной стоял отец Маджет и читал молитву. Почему-то это меня огорчило даже больше, чем сон.

– Талли, извини, – сказала Джулия, – но это болезнь. Правда. Я еду на Солнечный Луг. И в конце концов о нем можно рассказывать людям. Но я готова поклясться, что ты немногим рассказывала эту историю.

– Немногим, – согласилась Талли. Но, по-моему, ехать на Солнечный Луг – все равно что топтаться на месте. Понимаешь?

– Знаю. Но ехать в Калифорнию – то же самое.

– Нет. Два года назад я целое лето просидела на заднем дворе у Трейси Скотт, и единственное, что я видела, – . это задний двор Трейси Скотт. Вот тогда я действительно топталась на месте.

– И ты вырвалась оттуда.

– Конечно, вырвалась. Когда поняла, что могу оказаться привязанной к ребенку навсегда. А я не хотела никого растить, даже цыпленка, не то что маленького мальчика. Нигде, но меньше всего – на заднем дворе у Трейси Скотт.

– Поэтому ты пошла учиться, и это решило все.

– Все. Учеба – это мой билет отсюда. На свою стипендию я поеду в Калифорнийский университет. Учеба – это мой пропуск для того, чтобы выбраться с заднего двора Трейси Скотт.

Джулия молчала. И Талли не хотелось спрашивать ее, о чем она думает, поэтому она просто смотрела в небо – такое глубокое и яркое, что у нее заболели глаза. «Звезды, – запела она, – иногда они появляются и исчезают быстро, иногда они появляются медленно… они исчезают, как последний отблеск солнца на клинке…»

– Талли, ты одинока? Ты одинока с тех самых пор, как она умерла?

Взгляд Талли затуманился, слова Джулии едва доходили до нее. И звезды она почти не видела;

– Прости ее, Талли. Господи, прости ее. Она поступила так не для того, чтобы сделать нам больно.

– Да, да. Она поступила так, чтобы сделать больно мне. Она знала, что у меня больше никого нет. Никого и ничего. Она знала, но это ее не волновало.

– Талли, не злись так. Какой в этом смысл? Живи своей жизнью.

– Какой жизнью? И это говоришь ты? – поразилась Талли и, усмехнувшись, отвернулась. – Как мне жить? – прошептала она. – Знаешь, я все еще не могу поверить в это.

– О, понимаю. Малодушие, боязнь смотреть фактам в лицо, – сказала Джулия. – Но ведь прошло два года.

– Для меня они прошли, как два дня, – возразила Талли. – Два дня, на которые я замерла.

– Ну, так давай поговорим о ней, об этом. Я разговариваю об этом с доктором Кингэллис. И мне становится лучше.

– Я не хочу говорить об этом, – сказала Талли. – И о ней…

– Талли.

– Что «Талли»… Я смотрю на это небо, я смотрю на холмистую прерию вокруг Топики и чувствую такую опустошенность, что, мне кажется, она пожирает меня целиком. Я чувствую себя больной. Я хочу, чтобы все это кончилось. Лучше бы она никогда не была моей подругой. И ты тоже, потому что это через тебя я познакомилась с ней. Лучше бы я никогда не знала ее. Нет ничего хуже этого. Ничего. С этим не сравнятся даже те несчастные годы, которые я провела в молчании рядом с моей матерью, после того как от нас ушел отец.

– Но, Талли, ты и сейчас чувствуешь себя одинокой? Даже со мной?

Талли повернулась на бок и свернулась клубком.

– Больше чем когда-либо, – сказала она, крепко зажмурив глаза.

Потом Талли и Джулия заснули. Джулия на одеяле, а Талли, полуобнаженная, на сырой земле.

Талли приснилась Дженнифер. Они бесцельно, не зная куда, шли по перекатывающимся пескам Мексики, и у них не было с собой воды. Дженнифер спросила Талли: «Куда ты меня ведешь?» – И Талли ответила: «А куда идешь ты?» – «Я иду за тобой», – сказала Дженнифер. – «Я понятия не имею, где я», – ответила Талли. Они ссорились, но продолжали идти. Было жарко, обеим хотелось пить. Постепенно они стали замедлять шаг и уже подумывали остановиться, но они были посреди пустыни.

Поэтому они продолжали идти и иногда разговаривали. Талли видела лицо Дженнифер, круглое и загорелое. Ее голубые глаза и потрескавшиеся губы.

Талли была рада снова увидеть лицо Дженнифер.

Казалось, они идут уже многие мили или годы – солнце не переставая иссушало губы и сжигало кожу до черноты. Они шли, почти не разговаривая, но потом, когда прошло уже много времени, они увидели вдруг знакомый кактус и с ужасом осознали, что топтались на одном месте. Дженнифер расстроилась. Она остановилась, оглянулась назад и увидела мужчину. Это был мексиканец, проводник. Она пошла к нему, а он протянул ей флягу с водой. Ох, как же Талли хотела пить! Но она не оглянулась. Не могла оглянуться.

Поэтому Талли пошла дальше без Дженнифер. Она шла многие мили или годы. Талли думала, что движется вперед, но пейзаж вокруг был тем же самым, и она не могла определить, так ли это на самом деле.

И потом, впереди, перед Талли возник тот же мексиканец. С ним больше не было Дженнифер, но в руках он держал все ту же флягу с водой. Он простирал руки к Талли.

Талли проснулась в голубой предрассветной дымке и первое, что она увидела справа от себя, – это палатка. Та самая палатка. Серая палатка, в которой они спали, когда были детьми, и в эти первые мгновения утра, еще не совсем очнувшись от сна, Талли повернулась налево и прошептала: «Джен…?»

Она увидела Джулию. Талли быстро отвернулась. Она лежала на животе и тихо дышала, уткнувшись лицом в росистую траву.

Через несколько минут она тихо поднялась, оделась и ушла.

2

Джулия проснулась в своей палатке, потянулась и посмотрела на спящую рядом Лауру. Они неплохо устроились здесь – посреди пустыни, но вставать на рассвете было убийственно. Сегодня была ее очередь идти за водой на колодец. Она выбралась из палатки так; чтобы не разбудить Лауру, сходила в туалет (примитивное деревянное сооружение), почистила зубы, взяла два больших ведра и пошла к колодцу. Наносив воды, подошла к молодым кустикам помидоров и откинула пленку, которой их укрывали от ночного холода. Если вовремя не снять пленку, как только встанет солнце, помидоры превратятся в томатную пасту.

Потом она пошла в общую палатку и приготовила кофе в большом чайнике – столько, чтобы хватило двадцати заспанным капризным кофеманам. Наконец Джулия присела и, пока кофе настаивался, пролистала охапку газет, журналов и писем, которые два раза в неделю доставлял им местный почтальон. Джулия увидела открытку с изображением Топики, вид сверху. Равнины, холмы, и в самой середине – городок. Она узнала бы его где угодно. Улыбаясь, она перевернула открытку. Открытка была от Талли, датирована пятым августа 1981 года, и на ней было только несколько слов, нет – взволнованный вскрик: «Я выбрала своего учителя!»

III
ДОМ НА ТЕХАС-СТРИТ

Так был посвящен я,

проливающий слезы,

Когда таинственный Призрак возник позади.

И схватил меня за волосы;

И властный голос спросил,

пока я боролся:

«Угадай, кто держит тебя?» —

«Смерть», – сказал я,

Но, словно серебряный колокольчик,

Прозвенел ответ: Не Смерть, а Любовь.

Элизабет Барет Браунинг

глава одиннадцатая
СНОВА ДОМА
Сентябрь 1982 года

1

Не выпуская руля, Джулия открыла окно.

– Лаура! – взволнованно воскликнула она. – Вдохни! Какой воздух! Это Топика. Тут невозможно ошибиться.

Лаура покачала головой.

– Замечательно.

Джулия оставила Лауру в покое. Она по собственной воле покинула Топику и путешествовала, потому что ей это нравилось. Так продолжалось уже больше года. Но так будет не всегда, убеждала себя Джулия. Пока они молоды, и это здорово, и… почему бы нет?

Джулии не было пятнадцать месяцев, и все это время она вспоминала заросли хлопчатника, склоняющиеся к плодородной земле, плавные очертания холмов, покрытых высокой травой. Боль, которую она при этом испытывала, могла сравниться только с другой болью ее жизни.

Джулия ненавидела возвращаться домой. Ненавидела постоянно, с тех пор как уехала на северо-запад. И ненавидела свою ненависть. Ей хотелось полюбить дорогу домой, как она любила это раньше. Топика все еще оставалась безусловным, вечным, трогательным домом.

Она натянуто улыбнулась.

– Нет, правда, я скучала. Скучала по дому. Мои родители готовы убить меня за то, что я столько времени пропадаю.

«И Талли тоже, – подумала Джулия, и ее улыбка погасла. – Талли тоже убьет меня за то, что я не писала все эти пятнадцать месяцев. Я даже не знаю, где она сейчас». Запоздалое чувство вины снова охватило ее как всегда, когда она думала о Талли.

Джулия съехала с южной автострады-70. Остались позади Рамада, потом Холидэй Инн. Лаура ждала ее сразу за Капитол-Плаза; она забралась в машину и теперь рассеянно смотрела в окно. Они проехали проспект Топики и двинулись вниз по Тенс-стрит.

– Ну, как тебе? – спросила Джулия у спутницы, стараясь казаться общительной, но все ее мысли были заняты Талли.

– Хм, типичный город Среднего Запада. И никого на улицах. Ни души. Куда все подевались, а?

Джулия притормозила, глядя направо.

– А вот потрясающее место! – воскликнула Лаура. – Что это, католическая школа?

Джулия бросила взгляд на цветные витражи, тюдоровскую башню.

– Это Высшая школа Топики.

Мгновение Лаура внимательно смотрела на Джулию, потом пожала плечами.

– Ха. Вот оно как. Всего лишь Высшая школа, да? Ну, мы живем… – Она почесала затылок и стала смотреть на дорогу. – Я даже не помню, где училась. Помню только когда.

Джулия медленно вела машину, наблюдая за дорогой и думая о том, что она вот слишком хорошо помнит, где училась. Помнит год окончания Высшей школы. Раньше все это очень много значило для нее.

Откашлявшись, Джулия сказала:

– А знаешь ли ты, что видела самое дорогостоящее здание Высшей школы в Соединенных Штатах?

– А, к черту, поехали дальше, – отмахнулась Лаура.

– Нет, правда, – настаивала Джулия. – На его строительство потратили более полутора миллионов…

– Джулия, Джулия… Я совсем не имела в виду: К черту, я тебе не верю, поехали. Я хотела сказать: «К черту, кому это интересно, поехали». Забудь свое прошлое, будь оно неладно. Мы живем сейчас.

Джулия притихла. «Живем. Ха, – думала она, подражая стилю Лауры. – Еще как живем. У нас есть фургон и тент. Мы ездим по стране и вкалываем, как батраки. По семь месяцев не бреем ноги и не знаем, когда в следующий раз сможем принять душ. Захватывающе».

Проехав полквартала, они свернули направо на Вайн, где стоял дом Джулии, как всегда свежевыкрашенный. «Но теперь-то уж я уверена, что скоро приму душ, – сказала себе Джулия. – Всего через тридцать минут я буду лежать в моей горячо любимой ванне».

– Джулия!

– Мама!

Анджела Мартинес так страстно обняла свою дочь, что у той перехватило дыхание.

– Мама, мама… – смущенно рассмеялась Джулия, мягко отстраняясь. – Мам, это Лаура.

И она решительно подтолкнула подругу вперед. Анджела оглядела девушку и улыбнулась.

– Рада познакомиться. Мы много слышали о вас, Лаура. – Она повернулась к Джулии: – Я ждала тебя не раньше следующей недели.

Джулия быстро взглянула на Лауру.

– Знаю, но в Линкольне мы освободились быстрее, чем ожидали. Думаю, у нас скоро будет другая работа. Сбор урожая Возле Дес Майнес. Боюсь, мы недолго здесь пробудем, хотя мне бы очень этого хотелось. Сентябрь у нас всегда очень загружен.

Анджела кивнула.

– Да, я знаю… Твой дедушка – мой отец, упокой Господи его душу, был сезонным рабочим. Он переехал из Мексики и работал, как раб, в сентябре и круглый год, лишь бы его семья могла вести нормальную жизнь. Был бы от этого хотя бы какой-то толк.

– Ладно тебе, мам…

Анджела лишь всплеснула руками.

– Ты только что приехала и уже говоришь мне, что долго не пробудешь. Вы хотите сесть? Обед будет не раньше шести. Ты же знаешь своего отца. Приготовить вам сандвичи?

Девушки согласно кивнули и пошли за Анджелой на кухню.

– Мама, а Талли появлялась?

– Спросила бы лучше вначале про своих братьев, Джулия Мартинес! А то сразу про Талли!

– Ма, про братьев я все знаю, а вот что с Талли – нет.

– Ну конечно, – сказала Анджела, неодобрительно глядя на свою дочь и Лауру. – Я полагаю, тяжело найти ручку и бумагу посреди поля.

– Да, мама, – ответила Джулия, думая про себя: «Я заслужила ее недовольство, знаю, но неужели так необходимо портить нашу первую встречу?» – Так ты видела ее?

– Я давно не видела Талли, Джулия. Может быть, десять месяцев или год? Я столкнулась с ней у «Дилана». Она сердится на тебя.

– Понимаю. Честно говоря, я потеряла с ней связь.

– «Честно говоря, я потеряла с ней связь», – передразнила Анджела.

После затянувшейся неловкой паузы Джулия наконец смущенно спросила:

– Ну и как она?

– Ты же знаешь Талли. От нее слова лишнего не добьешься. Но выглядела не слишком хорошо. И волосы, и лицо явно требовали тщательного ухода, понимаешь?

– Ты не спросила ее о Калифорнии? – поинтересовалась Джулия, кусая пальцы. – Кажется, она собиралась туда.

Анджела вздрогнула.

– В сущности, наш разговор выглядел так. Я спросила о ее делах, и она в ответ пробормотала что-то не слишком вразумительное. Потом спросила о тебе. Я сказала, что ты ездишь по стране и у тебя нет точного адреса, пригласила ее заходить и прочитать твои письма. Но она так и не появилась.

– Где она сейчас живет?

– Джулия, я что, телепатка? Я не знаю. Талли твоя подруга.

Она выложила на стол жареные индюшачьи ножки.

– Давайте ешьте.

Лаура ела, но у Джулии полностью пропал аппетит, что еще больше расстроило мать. Девушка отправилась принимать душ, но даже упругие струи горячей воды не могли отвлечь ее от нерадостных мыслей. Что делала Талли в Топике в День Благодарения? Ведь не собиралась задерживаться здесь так долго.

«Как раз год назад, в сентябре, должен был начаться последний учебный год Талли в Санта-Круз. Почему же в ноябре она была в Топике? Где она? Может быть, она приезжала на каникулы? – думала Джулия вытираясь. – А, ладно. Может, навестить ее маму? Или сходить к Робину, а может, к Джереми?»

Джулия и Лаура отправились в «Каса Дель Сол», где хозяйка встретила их не слишком дружелюбно, – она сказала, что Талли давно уже не появлялась и не давала о себе знать. Правда, после долгих расспросов она припомнила, что в магазине Шанель работает старая подруга Талли – Шейки. И Джулия с Лаурой решили пойти к ней.

Шейки была очень занята, и девушкам пришлось ждать около получаса, прежде чем они смогли поговорить. Шейки замечательно выглядела: свежая, сияющая и ухоженная.

Джулия наклонилась к Лауре и сказала:

– Она была нашей королевой, но осталась дома.

Лаура слегка отстранилась, не отрывая глаз от Шейки.

– Хорошенькая.

– Джулия! – воскликнула Шейки, наконец-то выйдя к ним. – Талли просто убьет тебя.

– Знаю, знаю. Так где же она?

Шейки улыбнулась.

– Талли замечательный друг. Ты так долго отсутствовала…

Тут она заметила спутницу Джулии и спросила:

– Это твоя подруга Лаура?

Джулия, слегка смутившись, извинилась и представила их друг другу:

– Это Лаура. Лаура, это Шейки Лэмбер. Так где же Талли, Шейки?

– Где Талли, где Талли… – передразнила та.

– Думаю, она не в Калифорнии, – сказала Джулия.

– Полагаю, нет. Но в ее зимнем саду куча пальм. Она называет свой сад калифорнийской комнатой.

– Где она? – тихо повторила Джулия.

– Пятнадцать ноль один, Техас-стрит, – сообщила Шейки.

Воцарилась тишина. Джулия просто онемела. Она отодвинулась от прилавка и вытерла покрывшийся испариной лоб, хотя в магазине работал кондиционер.

Шейки вопросительно взглянула на Джулию, потом на Лауру, которая смотрела на себя в зеркало, и сказала:

– Талли в порядке, Джулия. Сходи навести ее.

Джулия повернулась и пошла прочь, но, внезапно спохватившись, обернулась.

– Шейки, а как твои дела? – спросила она с деланным интересом.

– Хорошо, очень хорошо. Ты разве не знаешь? Я уже две недели замужем.

– Две недели? Правда? Но это же здорово, Шейки, просто здорово. – И, спохватившись, добавила: – Поздравляю. Кто он?

Улыбка Шейки стала чуть менее дружелюбной.

– Мой муж Фрэнк, конечно. Кто же еще?

– Фрэнк! Конечно! Кто же еще? – Джулия была в замешательстве.

– Талли, наверное, писала тебе про Фрэнка. Когда вы еще переписывались.

– Ах, да! Она писала, что у вас по-настоящему серьезные отношения. – Джулия почувствовала, что краснеет.

Шейки холодно взглянула на Джулию.

– Уже две недели… – повторила она. – Мы очень счастливы.

– Конечно, конечно, – Джулия чувствовала себя крайне неловко. – Мы давно не писали друг другу.

– Давно, – примирительно сказала Шейки, бросив, как показалось Джулии, насмешливый взгляд на Лауру. – Сходи повидайся с ней.

В машине Лаура сказала:

– Очень красивая.

– Да, она очень красивая, – кивнула Джулия.

Всю дорогу они молчали, пока ехали по Двадцать девятой до Техас-стрит, которая заканчивалась тупиком на самой южной и солнечной стороне Шанга Парк. Номер 1501. Лаура даже присвистнула, когда перед ними возник дом с красной крышей, четырьмя колоннами и продолговатой верандой. Джулия тоже свистнула и задержала дыхание. Она так старалась забыть… разрумянившиеся лица Дженнифер и Талли, когда однажды, десять лет назад, они привели Джулию, чтобы показать ей этот случайно обнаруженный ими дом, трехъярусный, с балконами, подпирающими мансарду, с фонарями на верхнем и нижнем этажах, свежепокрашенный, окруженный огромным садом. Казалось, он возник из волшебного сна.

– Ну что ты о нем скажешь? – спросила Талли, подтолкнув ее, и Дженнифер, повернувшись, сказала:

– Что она может сказать? Что может испытывать здесь человек, кроме благоговения?

– Дом стоило бы покрасить, – услышала Джулия голос Лауры. – Но мне не верится, что она живет здесь.

Джулия перевела дыхание и медленно вылезла из машины.

Белый деревянный забор, который помнила Джулия, был заменен на железный со скрипучими коваными воротами.

Газон выжгло солнце, и нескошенная трава лежала на: земле. Сорняки вытянулись в высоту забора – примерно четыре фута. Было и несколько аккуратных клумб, но ежевика, оставленная без присмотра, доставала до балконов второго этажа. Джулия и Лаура прошли по сухой песчаной дорожке и поднялись на веранду.

На веранде стояло кресло-качалка, на нем лежало одеяло. Джулия неуверенно постучала. Немедленного ответа не последовало, и она быстро повернулась, чтобы уйти.

– Подожди! – окликнула ее Лаура. – Постучи еще. Погромче.

Джулия вернулась, качая головой.

– Я должна была прийти одна, – пробормотала она.

– В чем дело, Джули? – поинтересовалась Лаура. – Ты стесняешься меня?

– Я не стесняюсь тебя, Лаура, – сказала Джулия, смутившись. – Ради Талли мне стоило прийти одной. Пойдем.

Но тут послышались шаги, огромная дверь распахнулась, и на пороге появилась Талли.

Джулия замерла.

– Талли?.. – еле слышно сказала она.

В своей подруге она с трудом узнавала прежнюю Талли. На руках та держала голого младенца.

– Джулия… – голос Талли сорвался. Она не улыбнулась и не удивилась.

Джулия заметила, что на ее бледном лице не было ни грамма косметики. Прямые, пепельно-серые волосы свисали до плеч.

– Входите, – пригласила Талли, и Джулия окончательно убедилась, что это она.

– Входите же, – повторила хозяйка без всякого выражения, но глубоким, идущим откуда-то изнутри голосом. Да, это была Талли.

– Вы, должно быть, Лаура. Рада вас видеть. Это Бумеранг, – сказала она, показывая извивающегося в ее руках ребенка.

– Подержи его, пожалуйста, Джулия. И ради Бога, что бы он ни делал, не пускай его на пол – его энергия безгранична.

Она взглянула на малыша и добавила:

– Я быстро. Оставила наверху его одежки. Мы принимали солнечные ванны.

Талли ушла, а Джулия осталась стоять, напряженно держа ребенка. Он был совсем голый и, не переставая, вертелся. Не успела она подумать, что он может ее намочить, как младенец не преминул это сделать. Теперь Джулия старалась не прижимать его к себе. Лаура смеялась. Минута-другая прошли спокойно, потом ребенок заплакал.

– Хорошо, все хорошо, – непринужденным тоном сказала Талли, вернувшаяся с одеждой, кувшином с охлажденным чаем и крекерами. – Мама здесь, – со вздохом обратилась она к ребенку.

Талли забрала сына у Джулии, и все уселись.

Последовала продолжительная тишина, пока Талли разливала чай, вытирала пол и одевала мальчика в матросский комбинезончик.

Джулия смотрела на Талли, и ей хотелось плакать.

– Ну наконец, – нарушила молчание Талли, – и как вы?

– Хорошо, – нетерпеливо откликнулась Джули. – А ты?

– Замечательно, как видишь.

– Сколько вашему малышу? – поинтересовалась Лаура.

– Малышу? Да он великан. Весит двадцать фунтов. Он в пять раз толще соседского кота.

– Так сколько же ему?

– Шесть месяцев. Родился двенадцатого марта.

– И его зовут Бумеранг? – спросила Джулия.

– Да. Тебе нравится? Это я выбрала это имя.

– Здорово. Но почему ты назвала его Бумерангом?

– По-моему, звучно. Как имя футболиста или еще что– то в этом роде. Ни с кем не спутаешь. Сокращенно – Бум. Как тебе?

Джулия пропустила вопрос мимо ушей.

– Бумеранг, а дальше?

– А дальше, – повторила задумчиво Талли. – Полагаю, Бумеранг Де Марко.