Текст книги "Талли"

Автор книги: Паулина Симонс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 50 страниц)

Он замолчал, страдая от ее холодности.

– Давайте поговорим об этом еще? – предложил он.

– Не о чем разговаривать, – ответила она. – Вы хотите знать, чего я хочу? Я хочу как можно скорей уехать из Топики.

Видя, что он заинтересован, она продолжила:

– И это все. Хочу уехать в Калифорнию. В университету в Санта Круз.

– Талли, может быть, стоит сначала съездить туда, прежде чем решиться там жить?

– Нет, только смотреть – скучно. Жить там – вот что действительно важно.

– Давайте поговорим об этом?

Талли провела рукой по своим коротким волосам.

– Слушайте, возможно, так любят проводить время нью-йоркские преподаватели – сидеть себе и разговаривать о прошлом, о том, что они чувствуют, когда думают о своем прошлом, и какими людьми они были бы, будь у них другое прошлое. Но это не для меня. В Топике это не принято. Я хочу уехать в Калифорнию. Я хочу не говорит об этом, я хочу уехать.

Джереми наклонился и поцеловал ее в щеку.

– Хорошо, Талли, – сказал он, – хорошо.

Они подошли к трейлеру. Джереми спросил, можно ли ему войти, и она сказала: нет!

Оставшись одна, Талли пожалела об этом разговоре. Что-то в Джереми ее привлекало. Он был милый, он хорошо говорил, и Талли никогда еще не была знакома ни с одним нью-йоркцем. К тому же он был старше. Но лучшее, что в нем было, как и в мистере Хиллере, как и там, в Калифорнии; – это то, что Джереми Мэйси совсем не знал ее.

Талли и Джереми вместе выходили еще пару раз и ежедневно встречались за ланчем до самого Дня Благодарения, когда Джереми улетел в Нью-Йорк, чтобы провести праздник с семьей. Он полусерьезно пригласил ее с собой, а она полушутя отклонила его приглашение.

День Благодарения Талли провела с Робином, с его братьями и их подругами. Весь уик-энд она думала о Джереми.

На занятиях в понедельник утром Талли думала только о том, что больше не в силах ждать, когда останется с ним наедине. Вечером они отправились развлекаться, а когда он отвез ее домой, Талли пригласила его зайти.

Она приготовила кофе, села рядом с ним на диван и рассказала, как скучала по нему. Джереми отставил кофе, привлек ее к себе и поцеловал.

Они занимались любовью на диване, потом перешли на кровать и снова занимались любовью.

Потом они легли рядом, и Талли положила голову ему на грудь. Джереми гладил ее волосы.

– Почему ты так коротко стрижешься, Талли? – шепотом спросил он.

Она чуть напряглась и пожала плечами.

– А почему бы и нет, – ответила она.

– Это твой стандартный ответ мне? Я не знаю, почему нет. Наверное, потому, что у тебя будут красивые волосы, если ты отрастишь их, – сказал он,

– А вот и нет. Они у меня тонкие и тусклые. – Она улыбнулась, прикоснувшись к его бородке. – Совсем не такие красивые, как у тебя.

Они полежали еще немного. Она подумала о подарках Робина и о фотографиях, на которых они были сняты вместе и которые она предусмотрительно спрятала в ящик. Джереми оглядел спальню.

– Какая голая у тебя спальня, Талли. Совсем нет фотографий – ни на стенах, ни на ночном столике. Ты что, прячешь их?

– Нет, не говори глупостей, – сказала она.

Он набрал в грудь побольше воздуха.

– Ты чувствуешь себя виноватой? – спросил он.

– Виноватой? – переспросила Талли. – А-а… а что означает это слово? Я никогда им не пользуюсь, это какая-то разновидность эмоций или что-то в этом роде, да?

Он улыбнулся, но не отступил.

– Ты чувствуешь вину перед Робином?

– Нет, Джереми, – ответила Талли. – Не чувствую.

«Но я предательница, – подумала она. – От Робина я видела только хорошее, а я предала его. Я чувствую себя предательницей».

– Я практикую это раз в месяц, хочу убедиться, что меня не будет мучить чувство вины.

– Почему?

– Что почему?

– Почему ты делаешь это раз в месяц?

– А почему бы и нет?

– Тебе это что-то дает? – спросил Джереми.

– Это дает мне то, что раз в месяц кто-то смотрит на меня, как ты.

– А Робин не смотрит на тебя, как я?

– Да, но что из этого? – Она не хотела говорить с ним о Робине. Джереми и так уже знает слишком много. «Калифорния. Полная анонимность – вот что мне надо», – думала Талли.

– Значит, вот что я такое, – горько подытожил Джереми. – Одноразовое использование для улучшения самочувствия?

– Джереми, – сказала Талли, – что тебя оскорбляет? Раз в месяц? Или хорошее самочувствие?

– Меня ничто не оскорбляет. – Джереми решил сменить тему. – Вы с Робином много разговариваете?

– Не много, а что?

– Ты говорила, что неразговорчива. Мне было интересно, как обстоит дело с ним.

– Дело обстоит по-другому с тобой, – сказала Талли. – С ним нет особой нужды говорить, – объяснила она. – Мы просто вместе, и больше нам ничего не нужно.

– Робин знает о тебе все?

– Нет, слава Богу, – сказала Талли. Она перекатилась через Джереми, и они занялись сексом в третий раз.

* * *

Несколько дней спустя за ужином с Робином Талли была молчаливей обычного.

– Что-то случилось? – спросил он.

– Нет, ничего, – ответила она. В этот вечер она сказала, что слишком устала и ему не стоит к ней заходить.

– Ага, – сказал Робин. – Теперь я уверен, что-то случилось. Я ведь всегда к тебе захожу. Ну, так что же?

И Талли позволила ему зайти, и легла с ним в постель, и позволила ему целовать и гладить себя, с нежностью смотреть и говорить, что он ее любит.

В начале недели она позвонила Робину и сказала, что простудилась и не сможет встретиться с ним в субботу вечером.

– Ты будешь больная ходить на работу? Щ спросил он ее.

– Если я не пойду на работу, я окажусь на улице, – ответила Талли.

– Нет, не окажешься, – сказал Робин. – Ты всегда можешь переехать ко мне.

– Я окажусь на улице, – повторила она.

Почти месяц перед Рождеством Джереми оставался у Талли по три раза в неделю. Уик-энды принадлежали Робину. В субботу вечером они после работы шли развлекаться, а в воскресенье Талли отправлялась на кладбище Святого Марка.

Как-то вечером, оставшись у Талли, Джереми увидел письмо, забытое ею на кофейном столике.

– Ты что, получаешь письма? От подруг? А мне пишут только родители.

– Это потому, что у тебя нет друзей, – шутливо заметила она и забрала у него письмо.

– А у тебя? У тебя много друзей?

Талли указала на Джереми.

– Ты, – сказала она. – У меня есть ты.

– Но, как оказалось, не только я, да, Талли? – пытался разговорить ее Джереми.

Талли не ответила, и немного погодя, когда она вышла на кухню, он крикнул из спальни:

– Так от кого было письмо, Талл?

– От моей подруги, Джулии, – ответила Талли из-за двери. – Она сейчас в Нортвестерне.

– Я понял это по штампу. Это твоя школьная подруга?

Молчание в кухне.

– Нет, подруга детства.

– Ого, – поразился Джереми, – я ни с кем из своего детства связи не поддерживаю. Только разве что из колледжа. Вы наверное, были очень близки с ней?

Талли вышла из кухни, вытирая руки посудным полотенцем.

– Да, вроде того, – сказала она, скрестив средний палец с указательным. – А теперь пойдем, поможешь мне вытереть посуду.

– Ты часто ей пишешь? – спросил Джереми, вытирая тарелки.

Талли кусала губу.

– Не так часто, как должна бы, – ответила она. – Пойдем сядем.

– Но мы только начали…

– Пойдем, – предложила она. Ее тон не оставлял сомнений относительно ее намерений. – Давай сядем.

Уже была глубокая ночь, а Талли никак не могла уснуть. Она осторожно сняла с себя руку Джереми, вышла в гостиную, нашла письмо Джулии и перечитала его.

1 декабря 1980 года

Дорогая Талли!

Я приезжала в Топику на День Благодарения и была очень, очень удивлена. Ты мне даже не позвонила. Я не знаю, что с тобой происходит, Талли, я не имею об этом ни малейшего представления. Но я постараюсь упростить тебе жизнь, хорошо? Я больше не буду тебе писать. И звонить не буду! Это мое четвертое письмо к тебе в этом семестре. Ты ни разу не ответила, и я поняла, что ты просто не хочешь отвечать. И хотя меня очень огорчает это, Талли, я больше не собираюсь тебе надоедать. Когда тебе самой захочется, можешь написать мне. Я всегда буду счастлива получить от тебя весточку, хотя совершенно ясно, что про тебя нельзя сказать того же Я только хочу, чтобы ты знала, Талли, – мне очень грустно от всего того, что с тобой происходит, и я хочу тебе как-нибудь помочь. Я считаю, мы обе должны поддерживать связь, но вижу, что ты решила избавиться от старых друзей и стать другим человеком, и мне очень жаль, что это так, Талли, потому что я очень любила тебя – такую, какой ты была раньше.

Ну, вот и все. Пока.

С любовью, Джулия.

Талли перечла письмо трижды, отложила его в сторону и закинула голову на спинку дивана. «Не от старых друзей, Джул, – думала Талли. – Не от всех старых друзей. Только от тебя».

В середине декабря в «Каса» зашла сияющая Шейки. При первом же взгляде на ее лицо Талли уже знала все. Она закатила глаза.

– Ну давай, кто из семьи Джека заболел на этот раз?

– Дядя, – счастливым голосом сказала Шейки. – Смертельно болен.

– Шейк, только, пожалуйста, не начинай петь, ведь через две недели ты опять будешь плакать.

– О, Талли, перестань! – вскричала Шейки. – Вечно ты отравишь все удовольствие.

В эти дни Джереми пригласил Талли поехать с ним на Рождество в Нью-Йорк. Талли долго не могла поверить, что это всерьез, а когда поверила, то первая ее мысль была не о Нью-Йорке, а о том, что она сможет убраться подальше от необходимости наблюдать радость Шейки.

Но уехать – значило сказать Робину. Эго значило объяснить ему, если только он захочет выслушать: то, что дает ей Джереми Мэйси, не смогут дать даже три Робина.

Джек Пэндел и Шейки пришли в «Каса Дель Сол» за неделю до Рождества. Талли подавала им. Шейки липла к нему как банный лист, но Талли показалось, что тот всего лишь развлекается. «Боже, надо уносить отсюда ноги, – подумала Талли, подавая им мексиканский суп с фрикадельками. – Мне надо уехать в Нью-Йорк, я должна уехать, если я не уеду, мне придется бежать от ее воплей и стенаний, потому что очень скоро она познакомится с этим его взглядом «в чем дело?».

Когда она принесла суп, Джек обратил внимание, что Талли совершенно сознательно уклоняется от его взгляда.

– Как поживаешь? – спросил он.

– Великолепно, – ответила Талли как могла бодро и достала из кармашка фартука блокнот. – Что-нибудь еще?

– Да! – обрадовалась Шейки. – Я умираю от голода. Я закажу энчиладас[21]21
  Энчиладас – блинчики с острой мясной начинкой.


[Закрыть] с сыром. Джек, а ты?

Джек все еще смотрел на Талли.

– Чем ты сейчас занимаешься? Учишься где-нибудь?

– Конечно, – ответила Талли. – Больше ничего?

Джек вручил Талли меню.

– Я съем копченой вырезки. Принеси три, пожалуйста: порции очень маленькие.

– Джек! Ты настоящий поросенок! – воскликнула Шейки. – Хрю-хрю! Ты так растолстеешь.

Талли, схватила меню и быстро ушла. Джек смотрел вслед.

Расплачиваясь, Джек оставил ей двадцатку на чай, хотя счет был всего на тридцать долларов.

– Скоро Рождество, – сказал он, пожимая плечами. Талли вздрогнула – этот жест она помнила еще по школе.

– Я не могу принять такие чаевые, – мямлила она. – Нет, правда.

– Счастливого Рождества, Талли, – сказал он. – Надеюсь, ты повеселишься на славу.

«Черт бы тебя побрал, – бессильно подумала Талли. – Черт бы тебя побрал».

После их ухода, убирая столик, Талли обнаружила, что Джек забыл бумажник. Она выбежала на автомобильную стоянку, но их уже не было.

– Он вернется за ним, – вслух сказала Талли, все еще стоя на улице. «Ничего страшного, – подумала она, и ее зубы начали стучать. – Я могла бы заглянуть в его бумажник!» Она сунула бумажник в карман фартука и обхватила себя руками. «Нет, Талли Мейкер, это будет неправильно», – подумала она, а зубы ее продолжали стучать.

Талли заперлась в ванной, села на унитаз, несколько секунд потратив на то, чтобы унять дыхание, а потом полезла в карман фартука. Она поднесла бумажник к носу, понюхала его – от него пахло кожей, немного кокосом и поло. Перед ней вдруг возник образ Джека: высокий, сильный, волосы, как белый песок, и очень серьезный. В бумажнике она нашла пару кредитных карточек, 60 долларов, фотографию, сделанную на выпускном вечере, где он был снят с Шейки. Она просмотрела все отделения бумажника и нашла дюжину визиток и квитанций. Там было множество сложенных в несколько раз клочков бумаги с нацарапанными на них телефонами.

Одна бумажка показалась ей особенно затертой. Талли развернула ее, и прочла: «За Дж. П. я оставляю первую партию в софтбол и первое место в своем сердце».

Именно эти слова Тони Мандолини показал тогда Талли в «Ежегоднике Топикской школы 1979 года», когда спросил ее: «Кто такой Дж. П.?»

Талли аккуратно свернула клочок бумаги. Она знала, что он был вырван из раздела Прощальное слово старшеклассников, хотя никогда не открывала журнал и тем более не читала этот раздел. Она думала сейчас о том же, о чем подумала, когда мистер Мандолини показал ей эту запись: «Почему за ним? Почему она оставляет первую игру в софтбол за ним? Ведь только со мной она играла в софтбол в Шанга-парке».

Талли закрыла бумажник, подошла к раковине, ополоснула лицо ледяной водой и вышла из ванной. Она поторопилась отдать бумажник Донне, старшей официантке, и та убрала его в стол. Джек пришел часом позже. Она видела, как он забрал бумажник, поблагодарил Донну, и потом его взгляд пересек весь зал и нашел Талли. Она быстро опустила голову, но он стоял до тех пор, пока она не подняла глаза. Перехватив ее взгляд, он приветственно поднял руку.

В следующую пятницу Джереми зашел за Талли к концу рабочего дня. В «Каса Дель Сол» опять сидели Джек и Шейки и уже доедали свои фаджитас. Талли представила всех друг другу, и Джек поинтересовался, не пойдут ли Джереми с Талли с ними вместе куда-нибудь выпить.

– Да нет, мы не можем, – пробормотала Талли.

– С удовольствием, – сказал Джереми.

Они пошли в «Ма Гу». Шейки без остановки болтала, снимая напряжение с Талли и забавляя Джереми. После второй порции выпивки они прислушались к музыке. Заиграли «Би Джиз» – «Оставайся живым».

– О, это как привет из прошлого. Привкус последних школьных лет, – сказала Шейки. – Тебе нравятся «Би Джиз», Джек?

– Не очень, – сказал Джек. – Я люблю «Пинк Флойд».

Шейки запела из «Как удобно быть глухим» – «Уже нет боли, ты утопаешь в прошлом…»

– Моя любимая песня, – сказал Джек.

«И моя тоже», – подумала Талли и быстро-быстро опустила глаза к стакану с пивом.

– Эта и еще «Как жаль, что тебя здесь нет», – продолжал Джек.

Талли углубилась в изучение стакана.

– Ну правильно! – воскликнула Шейки и взъерошила ему волосы. – Ты ведь считаешь, что «Пинк Флойд» были; есть и будут всегда.

– Уверен в этом. – Джек улыбнулся, поймав быстрый взгляд Талли.

– Вы все учились в одной школе? – спросил Джереми. Все трое уставились на него – двадцатилетние дети смотрели на тридцатипятилетнего мужчину.

– Да, учились, – ответил Джек.

– Класс, – сказал Джереми. – Ну и как вам было в школе?

– Классно, – ответила Талли, и все засмеялись.

– Вы все были друзьями? – продолжал давить ей на психику Джереми.

Шейки хихикнула.

– Ну, дружили слишком сильно сказано для наших отношений.

Она завлекательно улыбнулась и положила руку Джеку на колено. Потом посмотрела на Талли.

– Наверное, Джек знал немного Талли, разве нет, Талл?

– Конечно, Шейки. – Талли внимательно разглядывала кромку стакана.

Джек смотрел на Талли. Талли смотрела на пиво. Джереми смотрел на Талли и Джека, и Шейки тоже.

Джереми повернулся к Джеку.

– И какой же Талли была в школе?

Джек следил, как Талли ногтями соскребает пятна со стола.

– Я думаю, она была очень способной, – сказал он неохотно. – Очень способной. Способней, чем кто бы то ни было.

– Правда? – Джереми засиял.

– Она! – воскликнула Шейки.

– Я? – переспросила Талли не без удовольствия.

– Ты, – подтвердил Джек.

– Откуда ты знаешь? – потребовала ответа Шейки.

– Она что, хорошо училась? – спросил Джереми.

– Да нет, – ответил Джек, игнорируя вопрос Шейки. – В школе она училась ужасно. Вечно прогуливала уроки. Она училась танцевать и совсем забыла про школу, правда, Талли?

Талли, обескураженная поворотом беседы, рылась в сумочке, ища сигареты и забыв, что с лета не курит.

Джереми сменил тему.

– Ну, расскажите мне, ребята, про свой выпускной год в школе.

Талли встала так резко, что уронила стул. Она извинилась перед Шейки и Джеком за то, что вынуждена покинуть их.

– Джереми, я не могу поехать с тобой в Нью-Йорк, – сказала она ему той же ночью. Он страшно огорчился, некоторое время не хотел даже смотреть на нее. Но Талли не думала о нем в эту минуту. И зачем она пошла в бар с Шейки и Джеком?

Наконец Джереми заговорил.

– Почему, Талли?

– Потому что я не могу сказать Робину.

– Почему?

– Потому что не хочу сделать ему больно.

– Но, Талли, я же знаю, – сказал он. – Я знаю, и мне больно.

– Ну так зачем делать больно двоим? – угрюмо сказала она.

– Талли, мне казалось, что ты не любишь его.

Она вздохнула.

– Джереми, я не хочу, чтобы ему было плохо.

Она попробовала отвлечь его ласками, но он встал из постели, надел трусы и джинсы и стал ходить по комнате.

– Талли, я слишком стар для этого, – сказал он, – правда.

Она надела футболку и села в постели.

– Слишком стар для чего?

Он повысил голос.

– Для этого!

Она широко раскрыла глаза. Он чуть сбавил тон.

– Для того, чтобы ты морочила мне голову.

– Джереми, успокойся. И не кричи на меня в моем собственном доме.

– Извини, – сказал он еще тише.

– Джереми, я ничего от тебя не скрывала. Ты все знаешь о Робине, а он не знает о тебе ничего. Так кому же морочат голову? А?

Джереми продолжал мерить шагами комнату. Потом встал перед ней.

– Талли, как ты относишься ко мне?

– Джереми, ты мне очень нравишься.

– Ты могла бы порвать с Робином и встречаться только со мной?

Талли изучала простыню, которой была укрыта.

– Талли?

– Джереми! – взмолилась она. – Подожди! Я знаю тебя всего каких-то два месяца. Ты начал у меня оставаться со Дня Благодарения, а сейчас еще даже не Рождество! Дай мне немного времени, ладно?

– Да, я знаю, знаю, – сказал Джереми. – Но мне кажется, мы с тобой прошли очень большой путь – я имею в виду чувства. Во всяком случае, я его прошел и, надеюсь, ты тоже. Мне нравится наша близость. Мне нравится наша эмоциональная честность. Я не хочу потерять это.

Она ничего не сказала, только покачала головой.

– О Джереми, Джереми. – Она посмотрела на него. – Джереми, ты не знаешь обо мне ничего, ничего. – «И я бы хотела, чтобы так и оставалось». – О каком большом чувстве ты говоришь? Ты хочешь сказать, что нам хорошо в постели?

– Я знаю о тебе главное, Натали Мейкер, – нежно сказал он, садясь рядом и беря ее руки в свои. – Ты – сирота и ведешь себя соответственно. Ты не встретила пока человека, которого могла бы любить. У тебя доброе сердце. Ты читаешь Курта Воннегута и Стивена Кинга. «Бедные люди» и «Великий Гэтсби» – твои любимые книги, хотя, может быть, в обратном порядке. Ты любишь Эдну Винсент Миллэй, ты любишь белые гвоздики и любишь танцевать. Ты веришь в Бога. Что еще мне нужно знать о тебе?

– Ничего, – сказала Талли. – Абсолютно ничего.

Джереми нагнулся, положил голову на руки Талли и тихо сказал:

– Талли, как можно продолжать отношения, если мы не договоримся о них? Без такого договора не может быть никаких отношений. Пожалуйста, Талли, впусти меня в свою жизнь.

Она закрыла глаза и чуть застонала. Договор. Талли никогда и не думала ни о каком договоре. «Так, значит, вот что происходит, когда становишься взрослой? – подумала она. – Когда мы были детьми, нам не нужно было никакого договора. Мы были вместе, мы были друзьями, потому что хотели быть вместе. Мы хотели быть друзьями. И когда мы были детьми и не хотели с кем-то дружить, мы просто переставали дружить, и все было ясно. А теперь… теперь появился секс. Но с Робином тоже был секс, однако мы никогда не говорили о договоре. И почему-то так мне нравилось больше».

* * *

Джереми улетел в Нью-Йорк без Талли. Она провела Рождество у Робина. Они купили огромную елку и щедро увешали ее игрушками. В Сочельник сидели у горящего камина и смотрели по телевизору «Рождественскую сказку». Утром занимались любовью и рассматривали подарки. Талли купила Робину носки, одеколон и теплый свитер, конечно же, от «Де Марко и сыновей». Он купил Талли ожерелье с золотой, украшенной двумя рубинами пластинкой, на которой было выгравировано ее имя «Талли».

Она глубоко вздохнула, но все-таки надела колье. Еще одна вещь в ящик. Еще одна вещь, которую нужно прятать.

Талли приготовила индейку – «такую же огромную, как елка», сказал Робин. Утром они успели одеться как раз вовремя, чтобы прилично встретить братьев Робина с их спутницами. Индейка с жареным картофелем, политым соусом, имела большой успех. Потом они заводили музыку, дарили друг другу подарки, разговаривали, смотрели телевизор. Когда братья ушли, Талли и Робин занялись любовью на ковре у камина.

Талли оставалась у Робина всю неделю от Рождества до Нового года, и все семь дней они доедали индейку. Она даже делала с ней сандвичи Робину и себе на работу, и Робин принял ее за телятину. Наконец, уже после Нового года, последний окорочок индейки она выбросила вместе с осыпавшейся елкой.

В новом году Шейки пригласила их к себе домой.

– Джек уже уехал? – спросила Талли.

Шейки надулась.

– Талли, не будь такой вредной, хорошо? Еще нет.

– Хорошо, Шейк. Извини, но я не смогу прийти к тебе. Ладно?

– О-о! Ну почему?

«Потому что я была на одной из твоих вечеринок два года назад, – подумала Талли. – Два года назад, когда я пела Робину «Как жаль, что тебя здесь нет» и пыталась вычислить, что чувствует твой Джек к моей лучшей подруге».

– Потому что брат Робина, Брюс, пригласил нас к себе на ферму, и мы обещали приехать.

Талли только отчасти лгала. Они напросились к Брюсу, пили там шампанское и эг-ног и всю ночь играли в шарады. Талли продемонстрировала всем новое колье. В полночь, когда Робин поцеловал ее, она пропела ему «Доброе старое время».

Через несколько минут после того, как наступил Новый год, Робин наклонился к Талли и сказал:

– Талли, может быть, ты позвонишь матери и поздравишь ее с Новым годом?

Улыбка у Талли испарилась.

– Моя мать не отмечает праздников.

– И все-таки, Талли…

– И все-таки Талли не станет этого делать, – отрубила она. – Ты понял, Робин? Я только разбужу ее.

– Талли, ты не говорила с ней полтора года. Новый год – подходящее время, чтобы загладить вину. Тебе не кажется?

– Робин, я только разбужу ее, – повторила Талли.

– Она – твоя мать, Талли…

– Я в этом не виновата.

Он не прореагировал на ее замечание.

– Ты даже не знаешь, что с ней.

Талли сделала глубокий вдох.

– Робин, прошу тебя. – Она улыбнулась. – Давай попробуем повеселиться. Мы можем поговорить о моей матери завтра. Лучше давай потанцуем.