Текст книги "Пять новелл для принцессы книга 7"

Автор книги: Майя Малиновская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 50 страниц)

Эл добыла из-за пазухи медальон и повесила поверх одежды.

– Не так мрачно, – заключила она.

Эл снова обратилась к своему отражению. Милинда так и стояла вне поля ее зрения. Эл думала, что Милинда уйдет, решит, что не стоит докучать. Она изучала себя тщательно, больше не пыталась играть с отражением. Милинда не уходила.

– Кого вы видите Милинда? – задала вопрос Эл.

Милинда приблизилась и встала так, что ее лицо выглядывало из-за плеча в отражении Эл.

– То же, что вы. Это зеркало не способно показать иное, – ответила Милинда. – Я боюсь говорить об этом. Вы видели себя в другом зеркале? Я сомневаюсь, что такое возможно. Где вы видели себя иной?

– Иной, – повторила Эл. – Да. Видела.

Милинда насторожилась.

– Когда? До появления здесь? Владыка знает?

– Полагаю, что да. Мы как-то вскользь беседовали об этом.

– Вы опять настроены против него? Что опять стряслось?

– Стряслось? Верное слово. Стряслось, стряхнулось, сдвинулось мое видение мира, слетело, как иллюзия, которой настала пора развеяться. Я опять не знаю, кого вижу в этом зеркале? Там определенно не Эл, которая была в прошлый раз. То, что я себя не знаю, мне известно, но в том, что я не знаю своего истинного отражения даже в этом зеркале, виновата не совсем я. Меня пытались выставить кем-то, убеждали, подпитывали фальшивый образ. Вы Милинда, следуя своему внутреннему велению, участвовали в сотворении этого образа. Что вы видите? Дочь владыки? Великую?

Эл впилась в отражение взглядом.

– Я не буду услышана, если скажу, – ответила Милинда. – И все-таки, осмелюсь. Я вижу и великую, и свою госпожу, и Эл. Никаким именем я вас назвать не могу. Я вижу волю к свободе, боль от раны, которую нанесло не оружие, я вижу отблески любви. Я вижу редкое благородство, которое никогда не позволяет вам унижаться даже перед самой собой. Вы не можете ответить на вопрос, потому что перед вами единственный, подлинный ваш соперник – вы сами. Если вы видите в нем глупость, то считаете себя глупее его, если читаете в отражении силу, то считаете, что вы слабее его, если видите красоту, то считаете себя недостойной ее. И так бывает со всеми вашими отражениями. Вам не хватает мудрости признать в себе единство всех достоинств и недостатков, их глубокую связь. Отражение.

Эл усмехнулась, но не себе, а Милинде, ничего не возразила.

– А плащ-то непростой, – Эл подмигнула ей.– Я только что открыла его достоинство менять меня.

– Где он был? – спросила Милинда.

– Хранился у моей знакомой королевы, – ответила Эл. – Она умерла, и он ей без надобности.

– Это не тот плащ, который я и Браззавиль дарили вам в путешествие. Это плащ странника. В нашем плаще кроме карты и способности сохранять от растраты вашу энергию, не было заключено других достоинств. Этот извне. И он пробуждает в вас стремление к уходу. С тех пор, как владыка поднял вас на башню, вы стали принимать прежнюю форму.

Она с трудом выговаривала слова.

– Он решился, потому что иного способа спасти вас от яда Фьюлы просто не было. Вы распались бы, как любой смертный. Там на башне царят силы, которые отличаются от энергий этого мира, которыми мы стремились вас пропитать. Ваша природа податлива на изменения, она сообразна тем материям, в которых вы обитаете. Оказавшись вне миров, вы обрели иное состояние себя. Не он спасал вашу жизнь, он только ненадолго окунул вас в океан космоса, та сила вернула вас к жизни. Я действительно испытываю чувство вины, я участвовала в замыслах владыки, я верила, что вы проникнетесь к нему чувством, что его желание обрести вас сделает его способным созидать, но вы упрямо любите кого-то и преданы ему так, как никогда не будете преданы владыке, я преклоняюсь перед вашими чувствами и постоянством. У наших миров не осталось шанса. Я с болью признаю, что вам следует покинуть нас.

Милинда опустила глаза и не могла увидеть, как взгляд Эл преобразился и засиял торжеством. Эл улыбнулась и, резко развернувшись, подхватила Милинду, приподнимая ее над полом, она сделала один оборот и легонько подбросила ее. Отпустив перепуганную Милинду, Эл в довершение чмокнула ее в прохладную гладкую щеку, и вприпрыжку кинулась из гардеробной. Из галереи доносился топот и смех, а потом раздался восторженный возглас Эл:

– Два! – вопила Эл.

Она неслась по галереям, сломя голову, к башне. В арке входа она задержалась, чтобы отдышаться, а потом ринулась по лестнице наверх, стараясь взять подъем скоростью и напором.

***

Браззавиль замешкался с обходом, потому что на сад налетел порыв холодного ветра, срывая листья, кружа их вихрем, унося вверх, где они рассыпались в пыль. Бурю устроила Эл, не было сомнений. Ему больше хотелось узнать причину, по которой сад несет такой ущерб. Мало ей, что он расцвечен разнообразными красками, так она еще и крушит его. Но Эл он не нашел во дворце. Она пропала. Поэтому вместо обхода он пошел искать Милинду и нашел в галереях третьего яруса дворца, близко от комнаты Эл. Милинда, по всей видимости, тоже искала ее.

– Ты не видела девушку? – спросил он.

– Мы разговаривали, потом она вихрем помчалась куда-то. Я не в силах смириться с ее темпераментом, – Милинда, как всегда в последнее время, была расстроена. – Я говорила с ней о высоких материях, я пыталась признаться, что вижу смысл в ее уходе. Я так и сказала. А она подкинула меня, как будто я забавная вещица и умчалась без объяснений.

– Куда?

– Я не привыкла следить за ней. Она сейчас так стремительно движется. Она сбежала куда-то.

– То есть, она не переместилась, а побежала? – уточнил Браззавиль.

– Да. Именно так.

– Что же ты ей такое сообщила, что она ринулась куда-то своими ногами? Забыла видно. Что именно ты сообщила?

– Я призналась, что владыка не лечил ее. Я не могу ей лгать. У меня растет чувство, что он должен ее отпустить. Ее сила принимает угрожающие качества. Она может откровенно выступить против него. Браззавиль, что же это? Нам виделся другой исход, так и могло быть, если бы он не поднял ее наверх. Она стала неуправляемой. Без наставника, без цели, без высокого долга, только на одном своем стремлении к свободе она наделает зла. – Милинда молитвенно сложила руки. – Расскажи ей все. Дай все, что она не знает. Пусть снова ее посетит боль, пусть она страдает, пусть лучше так, чем хаос, который она может тут учинить.

– Тихо. Тихо, милая моя. – Браззавиль распахнул объятия, и Милинда кинулась в них, как к спасению. – Этот порыв только опьянение силой. Он минет, и Эл найдет ему должное течение. Она от природы обладает и выдержкой, и чувством границ. Я думаю, произошло что-то другое, может быть, твои слова стали ключом к тому, что она искала.

Он успокоил Милинду, отвел домой и только после всех этих событий начал обход.

Он встретил Эл в одном из переходов между ярусами. Она лежала на перилах, лицом вверх, завернувшись в плащ так, что виднелись лишь носки ее сапог. Слева от нее было открытое пространство и сад, справа пандус, по которому совершался переход между ярусами. Перила были наклонными, неширокими, гладкими, она уперлась ногами в колонну соединяющую ярусы, и словно под углом к полу стояла на ней. На лице ее было необычно мечтательное выражение, неудобная поза, по мнению слуги, совсем не доставляла ей беспокойства. Браззавиль остановился и подождал, рассматривая ее. Эл обратила на него внимание, еще шире улыбнулась, словно подавая знак, что с ней все хорошо.

– Что-нибудь случилось? – поинтересовался слуга.

– У-гу, – протянула она вместо "да" и кивнула. Эл издала вздох счастья.

Она сияла, и это ее состояние так притягивало его, что он не смог уйти. Он переминался на месте, искал повод для разговора и спросил:

– Тебе удобно? Так?

– У-гу, – с тем же блаженством протянула она.

– Могу узнать, что привело тебя к столь блаженному состоянию?

– О-о-о, – протянула Эл и снова улыбнулась. После паузы и некоторого раздумья, она, растягивая слова, с мурлыкающими интонациями пропела. – Я сделала ошеломляющее открытие. Твоя жена – чудо, источник мудрости. Я напугала ее опять. Пусть простит мой порыв, он того стоил.

– Что же случилось?

– Не скажу, – протянула Эл. – Говоря аллегорически, я словно дома побывала. Я как пьяная. Впрочем, ты такого состояния не знаешь. Оставь меня. Я даже говорить не хочу. Дай мне понежится. А то потом явится владыка с очередной уловкой. Мне еще портрет искать.

Она опять благостно вздохнула и закрыла глаза.

Браззавиль пошел дальше, но чувство умиротворения, которое она навеяла, сопровождало его весь путь по дворцу. Как бы она не выглядела, в ней всегда присутствует неуловимое изящество и что-то неотразимо женское. Поразительно, что в мирах ее, ЕЕ, путают с юношей! С этим чувством Браззавиль и закончил обход, уже спускаясь в сад по широкой лестнице посередине спуска, он повернул назад. Он понял, что пора.

На перилах Эл не было. Она оставляла за собой едва уловимый след, даже не след – отзвук, тихий шелест или звон. Так Браззавиль находил ее, по этим приметам. Она оказалась на ярусе владыки. Даже когда его нет, Эл нечего делать там, она избегала его раньше. Видимо то безрассудство, что сопровождало ее эйфорию, погнало ее в неосвоенную часть дворца. Эл брела по галерее, а он тихо следовал за ней. Она замерла у самых покоев владыки. Браззавиль хотел остановить ее, но какая-то сила удержала его, и он позволил Эл выбрать дверь и толкнуть ее. Она не открылась. Эл выбрала другую, третью. Она не понимает, что творит! Браззавиль поравнялся с ней и взял за запястье. Обтянутое гладкой тканью оно послушно легло в его руку, Браззавиль настойчиво отвел ее в сторону, он полагал, что застанет ее в прежнем, благостном состоянии. Напротив, Эл выглядела сосредоточенной. Он не выпускал ее руки.

– Я покажу, – тоном заговорщика сообщил он.

Сюда владыка не допускал никого. Этот закоулок дворца, в личных покоях господин не затрагивал ни один его обход, его никто не посещал, поэтому Эл не бывала тут, не нашла бы его без посторонней помощи.

Дверь серая, массивная, на вид тяжелая открылась ей без труда. Эл вошла, эхо шагов заполнило зал. Браззавиль украдкой скользил за ней. Уж если погибать, то вместе.

Здесь было сумрачно и тоскливо, словно в этот зал забредали погруженные в горе призраки, наполняя пространство гнетущими вибрациями. Стояла тишина. Эл не двигалась, она поворачивала голову, пока не увидела на стене занавешенный прямоугольник внушительных размеров. Браззавиль крикнуть не успел, она сделала несколько шагов и, ухватившись за покрывало, с силой рванула его на себя, отбегая назад. Ткань с шумом лилась к ее ногам, пока не достигла колен. Эл подняла глаза на изображение и оцепенела перед сияющим жизнью полотном.

Фигура была настолько реальна, будто вот-вот двинется на нее. Она застыла в точно схваченном движении, которое было бы совершенно легко, словно одно дыхание отделяло даму на портрете от шага с полотна в зал.

Трепет заполнил душу Эл. Перед ней было грандиозное по силе и чистоте существо, которое трудно было бы представить, например, шагающей по полу зала или галерее дворца. Шаг, который она собиралась сделать на зрителя, был устремлен в мир, где могло существовать только подлинное величие.

Эл начал бить озноб от возбуждения, и потому фигура стала еще более реальной. Первый момент шока прошел, и глаза Эл медленно заскользили по портрету.

Наряд, в котором она предстала, был хорошо знаком Эл. Один сон-видение на острове она пережила этом наряде. Серебристый орнамент на манжетах и стоячем воротнике платья были единственным украшением, и тогда он показался Эл узором на платье, на портрете же они оказались ожерельем и браслетами, надетыми поверх наряда. Платье глубокого лилового цвета легчайшими складками струилось с плеч, не выдавая черты фигуры, но делая ее невесомой и утонченной. Плащ, почти такой, как на Эл сейчас был отброшен с одного плеча, подчеркивая движение. Плечи были неширокими, тонким были кисти рук и ступня обтянутая не туфлей, а таканью чуть ярче и темнее платья. Она была высока ростом или пропорции портрета были так рассчитаны, чтобы она была выше любого, кто посмотрит на него. Эл осмелилась разглядеть лицо. Оно напоминало ее, но Эл не осмелилась бы теперь утверждать, что они похожи, и все-таки сходство было. Глаза были темными и сияли, притягивая к себе теплотой и проникновенностью существа не знающего зла. Губы ее красиво очерченные, подчеркивали юность и свежесть лица. Она не улыбалась, но уголки были едва приподняты, словно лицо должно засиять улыбкой, что заставило улыбнуться Эл, не от умиления перед наивностью, а потому что в душе рождалась радость.

Волосы дамы водопадом темных, почти черных локонов падали за плечи, они ловили свет и переливались, кажется всеми оттенками, создавая эффект сияния, лицо открытое, овал мягкий, с чуть заостренным подбородком говорил о еще молодом возрасте. Лоб был округлый, не слишком высокий, его пересекал золотой венец с камнем, который был изображен точно в центре лба. Камень выглядел, как настоящий и переливался глубоким, синим огоньком.

Она была не старше ее самой, Эл не посетила мысль назвать ее девушкой. Она была великолепной дамой!!!

Она стояла на фоне затененной стены и закрывала собой проем узкой вытянутой снизу вверх арки, часть, свода которой виднелась от ее плеча до макушки головы. Арка была выше ее роста на треть, но она не была источником света. Свет шел на фигуру и от нее. Там был виден край неба в оттенках от желтого к синему. Это был отблеск рассвета или заката.

Необыкновенно!

Эл ощущала себя ничтожной, маленькой, грубой, как точно заметил странник – бледным подобием, мутной тенью недостойной следовать за хозяйкой. Оттого она и не смела шевелиться. Хвала небу, что это только портрет. Она боролась с желанием пасть ниц и стояла потому, что тяжесть занавеса держала ее колени.

Браззавиль очнулся первым. У него хватило силы воли оторвать взгляд от изображения и перевести его на Эл. Он окинул взглядом черную фигуру и снова осмотрел портрет. Понимает ли Эл, как они похожи?! Не смеет даже думать, скорее всего. По всему ее виду и позе ясно, что ей не справиться с потрясением. Чтобы приходило или не приходило в ее светловолосую, в отличии от матери, голову, но они отражения друг друга, как прошлое и будущее. Прошлое и настоящее, застывшие друг напротив друга, похожие и разные, обе необыкновенно притягательные. Они смотрели друг на друга. Дама с портрета на зрителя, осеняя его благодатью, и Эл, олицетворяющая собой силу и могущество. Лицо в лицо, одна чуть опустив подбородок, другая, приподняв его. Таинство, что свершалось теперь, было мечтой Браззавиля весь долгий срок пребывания Эл в забавах этого мира. Он горячо желал, чтобы связь между ними стала реальной, сильной, непреодолимой. Лишь она способна повлечь Эл в ее нынешнем могуществе по предначертанному пути.

Они объединились. Свершилось! Эл в величественной позе с откинутым назад плащом, с грудой занавеса у ног, скованная почти ожившим изображением, словно присягала молчаливой присягой вечному поиску. И ничто не остановит жадную до истины Эл от стремления узнать, кем была та, что потрясла ее теперь.

И так бы они стояли долго, сложно предположить как долго, если бы Эл вдруг не дрогнула и не поморщилась.

– Вон отсюда!!! – грохот голоса владыки потряс зал.

Браззавиль метнулся и закрыл собой Эл.

Владыка с яростью смотрел на него, не на дочь. Его следующие слова предназначались Браззавилю.

– Прочь! – рыкнул он.

– Иди. – Рука Эл успокоительным жестом легла ему на плечо, он сквозь ткань одежды почувствовал, как горяча ладонь. – Ничего не бойся.

И Браззавиль двинулся к двери, минуя владыку, и ощущал, что его гонит сила, гонит наружу. Он не смог бы совершить ни единого движения, кроме шагов вперед. Дверь за ним затворилась с тихим шелестом, а Эл осталась там, наедине с владыкой. Браззавиль дошел до противоположной стены, уткнулся в нее лбом и стал молиться той, что была на портрете, призывая на помощь Эл, что собрать все силы для сопротивления.

Владыка не гневался. Он смотрел на нее с интересом и даже нежностью. Эл не могла унять дрожь, возбуждение усилилось.

– Итак, твое нетерпение разорвало завесу тайны. Что ж, ты увидела то, что я собирался и обещал показать. Ты вероломно воспользовалась моим отсутствием. Напрасно ты ждешь кары. Это твоя награда. Ты заслуживаешь ее. Назови, что ты увидела.

– Мама? – Эл прошептала вопросом, не слишком уверенно.

Он наблюдал ее смятение, испытывал ее взглядом, пронизывал, не способную лгать в эту минуту дочь.

Может быть, покажи он портрет сам, не случилось бы того, что он теперь наблюдал. Она была повержена величием персонажа, что смотрел с портрета. Она не успела осмыслить свою сопричастность этому образу.

– Да. Ты к печали моей не она, – он чуть вздохнул. – И ты поспешишь уйти после того, что нашла здесь?

Вопрос был задан рановато, и Эл не готова была ответить осмысленно.

– Нет. Я еще задержусь здесь.

– Можешь остаться тут, сколько угодно долго. Но не смей таскать сюда слугу. Я пощажу его, потому что он исполнил за меня эту работу.

Он чувствовал, что стоит оставить ее, и она опять обратиться к изображению. Так он и поступил.

***

Владыка увидел у стены коридора Браззавиля, который, упираясь в стену лбом, шептал молитву. Он был смешон.

– Поди вон! Не смей подниматься сюда впредь, – приказал владыка.

Браззавиль безропотно покинул это место, но не ушел из дворца, он остановился на ярусе Эл и с тревогой ждал. А ждал он долго, сумерки сошли и рассеялись. Он испытал и страх, и тоску. Он молился, а когда уставал, то ходил по галерее и без цели открывал двери комнат. На ярусе Эл они не бывали заперты.

После того, как сумерки рассеялись, в дальнем от него конце галереи появилась Эл. Она брела погруженная в свои мысли, голова ее была опущена на грудь, руки безвольно висели вдоль тела. Она была подавлена. Она почти столкнулась со спешившим к ней Браззавилем. Он удержал ее за плечи, поднял голову за подбородок. Ее лицо было бледным, а взгляд был устремлен мимо него или сквозь него.

– Я ничтожество, – заключила она с безразличием.

И Браззавиль обнял ее, как обнимал Милинду.

– Но у меня нет другой, – ласково прошептал он. – Все что осталось мне – это ты.

– У тебя есть сын, – проговорила она. – Я обещала. Я найду.

Она вздохнула. Он ждал, что еще она скажет.

– Что же тут происходило, что бы она?… Сбежать – немыслимо. Я не сбежала, и она не опустилась бы до простого бегства. Что я такое, что бы ради меня покидать свой мир?

– Я не знаю. Я могу рассказать, что было до меня, как жили мои предшественники, но ни один из них не знал ее. Портрет древнее нашей династии, а она ушла и того раньше, – рассказал, что мог Браззавиль.

– А откуда взялась твоя династия?

– Старый род законников, мои предки разбирались в структуре миров, они сродни королям, что хранят земли и предания, святыни и историю.

– Короли? – повторила она. – Твой род выше королевского?! Прогони тебя владыка живьем, ты мог бы править?

– Да. – Браззавиль засмеялся. – Я гожусь в короли. Но едва ли им стану. После того как я показал тебе портрет, мне не покинуть больше пределов этого мира. Я видел владычицу. Ее культ силен в мирах. Еще одного приверженца он не потерпит. Я тут вечный пленник. Милинда еще не знает. Не стану говорить с ней теперь, что сможет, поймет сама. И пересказать я не смогу.

Голова Эл покоилась на его груди. Он потрепал ее светлые волосы и спросил:

– Я могу проводить тебя с твои покои?

– Мне безразлично, что со мной будет, где я окажусь. Мне мерещится она. Она. Я перестала быть собой. Я – пылинка, атом. Я – фантом, отброшенный ею в будущее.

Браззавиль решил расшевелить ее.

– Хороший фантом. Добротный. Живучий. Умный. Очень самостоятельный для фантома.

Эл не поняла ни его намеков, не оценила шутливый тон.

– Почему тут такие формы? Такие человеческие? И она такая?

– Сходство есть. С тобой, – не унимался Браззавиль, продолжая шутить.

– Я видела разных существ. Некоторые были совсем иными. И оказаться на равных с ними было невозможно.

– И они не считали тебя потенциальной?

– В том и казус, что считали. Я не понимала, что они усматривают во мне?

– Наследственность, – намекнул Браззавиль. – Ты видела владычицу.

Она наотрез отказывалась сопоставить себя с героиней портрета. Эл протестовала, мотала головой.

– Тебе придется еще неоднократно переосмысливать себя. Много раз, – подбодрил ее Браззавиль. – Этот случай лишь показывает, что ты не чувствуешь себя исключительной.

– Ха-ха. Моей гордыне был нанесен сокрушительный удар. Я возомнила себя невесть чем. Я привыкла силой решать большинство задач. Таким был и остался мой способ действия. Я считала, что имею право! Но она! Один взор – и миры начнут движение! Я поняла, что существует недоступный для меня уровень. Я силой такое назвать не могу, не подходит слово "сила". Совсем другое. Совсем другое! Не достичь, не встать на одну ступень! Никогда! С этим, наверное, нужно родиться. Я словно проснулась. Браззавиль, что я здесь делаю? Я не гожусь для планов владыки.

Браззавиль задумался, не спеша, произнес:

– Я, признаюсь, ожидал другой реакции. Ты – ее наследница, – он говорил осторожно. В таких делах с Эл нужно быть аккуратным в выражениях. – Я не знал ее, не могу сообщить ничего о ее воле относительно тебя. Эл, я боюсь, что владыка не скажет тебе всей правды. Его желание удержать тебя достаточно велико. Не хочу настраивать тебя против, но разумно было бы тебе поселиться в мирах. Пока ты не осмыслишь свою роль здесь.

Она отстранилась, выпрямилась и приняла гордую позу.

– Осмыслить свою роль? Роль? Вы твердили мне об этой роли непрестанно! Пичкали меня баснями. – Эл изобразила пальцами корону над головой. – Я – вояка, а не правительница. Максимум на что я гожусь – защищать или охранять что-то. Хранить, а не создавать.

– А империя? – напомнил Браззавиль. – Мне кое-что стало известно из твоих же рассказов. Ты правила империей, и она была могущественной.

– Я была куклой. Там действовала схема. Ее придумала не я. Я скорее развалила то, что строил другой. Браззавиль, империя Нейбо в сравнение не идет.

– А я помню, что перед тобой падали ниц.

– Эта животная форма поклонения выводила меня из себя, – вспылила она.

– Неужели? Ты вызываешь чувство защищенности и покоя в любом, кто проникается чувством к тебе. Тебе не поклоняются, тебя просто любят. Могу поклясться. Все, не зависимо от пола, про мужскую половину я даже намекать не стану. Тут дрогнул даже господин Кикха.

– Ха! Он клялся убить меня!

– Потому и клялся.

– Знаешь, Браззавиль. Я не расположена слушать рассказы о моем обаянии, о моем прошлом или будущем. Я подавлена, я чувствую себя никчемной. Здесь мне не место. Уйти – наилучшее.

– Владыка может не отпустить тебя в миры.

– Я больше не слуга. Я не в миры собираюсь. Я уйду совсем. Навсегда.

Браззавиль остолбенел.

– После всего? – недоумевал он.

– Угу,– промычала она. – Я не намерена выставлять себя тем, чем я не являюсь. Довольно уже. Я не хочу вмешиваться в раздоры владыки с каким-то советом. Меня притащили сюда по другому поводу. Что обещала, то и сделала. Попрощаться вовремя будет самым разумным выходом из щекотливой для всех ситуации.

– А как же сила? Ты приобрела ее здесь, благодаря покровительству владыки, своей способностью чувствовать окружающее. Что будет с тобой вне миров? Может статься, ты утратишь свои способности.

Эл усмехнулась, но не стала отвечать. В галерее возник владыка. Она отошла от Браззавиля на пару шагов. Они стояли близко друг к другу, что противоречило местному этикету. Эл смекнула, что его лучше соблюсти.

Браззавиль был удален властным жестом.

– Я слышу речи об уходе. Тебе следовало говорить со мной, а не рассуждать со слугой о своих намерениях. После всего, что произошло.

Эл вздохнула.

– Отпустите меня, – попросила она с надеждой в голосе. – Отпустите.

Она не могла долго смотреть на него, отвела глаза и не слышала отзыва.

– Твои убеждения и устремления ошибочны. Ты желаешь развеять в пыль все свои достижения, ради мнимой свободы. Свободы в твоем представлении. Ты связана с этими мирами глубокими узами родства. Высшими обетами, которыми связаны те, кто создал тебя. Ты не мне слуга. Ты слуга всему здесь. Ты нигде больше не достигнешь ни свободы, ни славы, ни величия.

– Отпустите, – твердила Эл.

– Что это? Как не позорное бегство, – продолжал он. – Ты мудра достаточно, чтобы знать – невозможно сбежать от своей судьбы. Бросишь себя в пучину нового круга, как сделал твоя мать и вернешься с опустошенной душой, чтобы умереть.

– Она умерла? – Эл затаила дыхание.

– Разумеется. Существо подобное ей не создано для тягот. Легкая и невинная. – Он указал на Эл. – Ты – совсем иное. Тебе ли сокрушаться о силе. Тебя не сломили ни плен, ни насмешки, ни потери. Ты заключаешь в себе то, чего не доставало ей. Сама поймешь. Дитя мое. Когда я предлагал тебе место рядом со мной, я не имел виду ничего, что ты понимаешь под браком. Ты создана для целей более высших, чем привязанности смертных и притязания на предмет обожания. Ты – существо высшего порядка.

Его речь проникала в самую ее душу. Эл, как завороженная, слушала его.

– Отпустите меня! – это был выкрик почти бессильного протеста.

Как в былые дни около обители она начала переживать ощущение, что она две или три Эл. Та, что была судьей, наблюдателем и потребовала ухода.

– Не теперь, – возразил он.

– Отдайте меня на волю моей судьбе. Я вернусь, если мне суждено вернуться.

– Не теперь.

– Я хочу уйти! Вы не можете удержать меня. Отпустите. Или я уйду сама.

– Не вынуждай меня, – предупредил он.

– Я? Вас? К чему я могу вас вынудить?

Он промолчал. Эл ощущала, что он смотрит на нее.

– Ты не способна на измену, – успокоительным тоном сказал он.

– Способна, – усмехнулась Эл. – Я жалею, что не присягнула Совету Одиннадцати.

Он рассмеялся. Смех, не смотря на напряжение межу ними, был добрым.

– Я не отпущу тебя. Твоя жизнь станет пустой.

– Это мне решать. А я решила уже. Я не стану владычицей, как угодно вам, потому что мое сердце протестует против этого. Я не полюблю здешних мест, поскольку мое сердце занято другими людьми и местами. Я не смогу здесь служить, потому что способна изменить ради ухода. Мои устои не так крепки, как прежде. Скажем так, мой кодекс стал несколько гибок. Поэтому, я ухожу. Немедленно. Не уговаривайте. Не сулите. Не настраивайте меня против вас. Оставьте наши отношения такими, какие они теперь. Простите меня.

Эл развернулась, чтобы уйти.

– Стоять! – Его тон заставил ее обернуться. – А как же три условия? Разве добродушный Радоборт не огласил тебе их? Три условия!

Он не увидел испуга. Она посмотрела с удивлением. Ей пришлось закрыть глаза, она, как долго смогла, выдерживала его взгляд и паузу.

– Вы так сильно желаете владеть мной, иметь меня в распоряжении? Я не хотела бы. Но я исполню. Правда Радоборт сказал, что я уже умерла. Угодно, чтобы я умирала еще? – Она смотрела с печалью. – Этого не будет. Два условия. Династия и дверь из миров.

– Ты обещала вернуть сына Браззавилю. Это и станет третьим условием.

– Вы потерпите здесь его сына?

– Элли, тебе не снять забвения, которое наложено мной. Мне дано карать и прощать.

Эл уже глядела из-под бровей. Ее глаза превратились в два горящих огня. И она обнаружила, что, пылая гневом, способна выдержать взгляд владыки дольше обычного.

– Пусть так и будет. Не берусь снять забвение, но отыщу. Итак, династия, наследник Браззавиля и выход. Цена – моя свобода.

– Цена – твоя жизнь. Твои слова по поводу кодекса вразумили меня. Мне не нужен предатель среди близких. Я уничтожу тебя.

– Так тому и быть, добрейший владыка.