Текст книги "Пять новелл для принцессы книга 7"

Автор книги: Майя Малиновская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 50 страниц)

Теперь она открыла глаза. В сумраке она увидела грот похожий на тот, в котором приютила ее Милинда, место ложа занимал массивный камень, как пьедестал. Эл забралась на него и села передохнуть. Она выливала из сапог воду, не снимая их. Струи стекали с нее на камень. Эл не сразу заметила, что они не текут вниз, что поверхность камня впитывает их, и они тают на глазах. Эл выжала воду из рукава, наблюдая, как тает след на камне. Вода точно испарялась. Камень был прохладный. Эл отстегнула ножны, ей хотелось вытянуться на камне, она легла на спину, держа ножны в руке. Ей необходим отдых. Преследование, переходы, плохой сон, – и вот она уже не находит сил, чтобы встать. Здесь нет никого, никто не придет. Отдых.

Она перешла в сон. Рядом так же падала вода. Узкий поток ловил свет. Этот водопад она уже видела. Так же, во сне. Где и когда вспомнить трудно. Она огляделась. Ей предстоит шагнуть за пелену воды, но это потом. Скалы замыкали пространство в круг, с них свисали вьющиеся растения с листьями разнообразных оттенков. Эл вспомнила, что там за спиной есть проход, так можно войти в это заключенное в круг пространство. Там, снаружи скалы терракотовые и кажутся очень высокими, а отсюда они совсем не высоки. Так, стоя по колено в воде, она сопоставляла один сон с другим, одно видение с другим. В пространство терракотовых скал свалился Дмитрий, ему открылась эта дверь. Эл поискала его глазами и даже заметила шевеление за полотном воды. Она не питала иллюзий, здесь нет друга, нет Димки. Она вздохнула и пошла за границу падающей воды. Повторилось недавнее ощущение, когда по рукояти меча ударила вода. Снова она придержала ее рукой и шагнула с пустоту за водопадом. Тут картина менялась. В узком пространстве за стеной воды ее кто-то ожидал. Она не видела лица в сумеречной пустоте, силуэт был как в тумане. Забыв о предостережении, она вытащила из ножен оружие с красивым звоном. Ее остановило не воспоминание о предостережении, а вид собственной руки в доспехе. Эл повернулась к воде лицом. Но откуда там быть отражению? А оно было. Полоса воды превратилась в зеркало, по которому с медленным изяществом проплывали редкие волны, а в нем четкое отражение. И доспех, и обруч с камнем, охватывающий голову, – все как в зеркале на острове. Только на этот раз она не дрогнула, не захотела убежать. Она всмотрелась в фигуру, а та с гордым спокойствием взирала на свою реальность.

– Теперь я так выгляжу, – сказала она сама себе.

– Ты будешь так выглядеть, и пусть не пугает тебя этот образ. Он такая же иллюзия, как многие другие, что ты создавала. Ты сама выбираешь, какой тебе быть.

Она повернулась к туманной фигуре. А дальше неожиданно для себя самой протянула меч.

– Возьми. Это твой.

Руке стало легко, а на сердце спокойно, как после исполнения давнего обета.

Эл очнулась, нащупывая рукой ножны, они лежали под кистью. Меч на месте. Эл села и потерла глаза. Одежда почти высохла. Казалось, прошло несколько минут, но поток за спиной потемнел. Скоро ночь. Эл поднялась на ноги. Она снова надавила на глаза, шевелила бровями. Ощущения изменились. Она стояла боком к воде, но чувствовала любое ее колебание, словно стояла под струями. Эл коснулась лба и замерла. Пальцы нащупали обруч и камень. Эл ощупала себя. Одежда другая. Она сама другая. Она быстро пристегнула ножны. Проверила рукоятку и провела еще раз по груди и бедрам. Воинское облачение, а нее ее серая куртка. Перемена произошла во сне. Изменился не костюм, изменились ощущения. Они походили на те, что бывали после приступов на Земле, после долгого контакта с Нейбо, мир ее ощущений расширил границы, и не причинял неудобств, она чувствовала себя гармонично и красиво.

Она шагнула из водопада, не чуя под ногами ничего, даже воды. Снова на ум пришел Кикха, который демонстрировал хождение по воде после посещения именно этого места. Она парила над поверхностью и пересекла озеро беспрепятственно. На берег она шагнула сухой, наполненной невероятными ощущениями наступившей ночи.

Этот мир суров, тяжел, и красив по-своему. У озера ей больше нельзя оставаться. Время уже не ждет. Бадараси бешено борется за свою жизнь и недалека грань веры и неверия. Он уже решил для себя, что эти места созданы коварным разумом специально для того, чтобы однажды обратиться против посягательств на спокойное течение жизни в этих местах. Не так уж он не прав. Стоит ему взмолиться о пощаде, и он получит ее. Ему осталось пережить ночь. Где-то жрец обдумывал рассказ Смин о встрече с серым незнакомцем, и смело думал о встрече ней. И его желание исполниться.

Теперь решение проблемы с визитами виделось иначе. Просьба старого наставника и намек Мелиона тут ни при чем, и роль ее не в том, чтобы напугать визитеров и вызвать страх. Нарушение границ и гармонии внутри миров – это нарушение закона жизни, извечной первоосновы существования и развития. Отсюда из этого состояния и чувствовалось острее, и постижение окружающего стало шире. Впервые после катастрофы на Уэст столь давней, но не забытой она чувствовала себя снова механизмом в системе мироздания, проводником ранее не подвластной силы, могучего потока, который проходил сквозь нее, не рождаясь, не умирая. Он тек, и она текла, повинуясь ему. И пока она существует в таком состоянии ничто в этом мире не пошевелиться без ее ведома, даже камень не соскользнет с камня.

Неужели удастся умиротворить бурю, которую неосторожно здесь породили великие. Она не была причинной, но она была наблюдателем и соучастником. И не возник вопрос: имеет ли она право? Она знала, что имеет единственной право – попытаться.

***

Измученный ночной гонкой Бадараси встречал рассвет, как спасение, как милость божества. Он надеялся, что ночные хищники оставят его в покое. Только с рассветом он смог найти такой уступ, на который нипочем не вползти алчным тварям. Они упрямы, очень упрямы, однако этой ночью победил он. Он потерял оружие, костюм разорван, но он выжил в этих горах до сегодняшнего рассвета. Раны на спине и плечах саднили тупой болью. Он полез наверх, растрачивая остатки сил. Путь был долгим и тяжелым, стрелок впал в беспамятство едва лег на горизонталь уступа, на живот.

Он очнулся в изнеможении, раны болели, тело отяжелело от усталости. Бедолага Пин чувствует себя гораздо лучше в ином мире. Если он завидует мальчишке, то этот день последний.

Внизу слышалось рычание. Бадараси, забыв об опасности, подполз к краю и посмотрел вниз. Там бродили несколько животных, что гонялись за ним с сумерек до рассвета. Ночь не показалась ему короткой, а тут ночи много короче ночей его мира. На беду он нашел приют над их логовом. Один заполз под скалу, скрываясь в расщелине. Бадараси простонал от отчаяния. Пути наверх нет, а спуск будет стоить ему жизни. Если он сможет спуститься и не потревожит хищников, то они разыщут его в сумерках, раненый он не сможет быстро передвигаться и оказать сопротивление.

Звери внизу бродили и рычали, их что-то тревожило, они никак не заползали в свое логовище, у Бадараси кончалось терпение. Он ждал до тех пор, пока свет стал дневным, а животные не успокаивались и устраивали короткие стычки между собой. Опыт охотника подсказал, что они чуют добычу, и дневной свет не останавливает их, инстинкт сильней. На сколько видел глаз – одни горы, нет других животных, что могли стать пищей. Единственная пища в округе – это он. Как ни ужасно, но он оказался в ловушке, и спасет его, разве что, чудо.

Потом наступил полдень, Бадараси все лежал на скале, но не смотрел вниз. Он думал о том, как лучше принять смерть – лежать и медленно умереть от голода и ран или спуститься и быть растерзанным. Первое было долгой мукой, а на второе нужно решиться. Бадараси лежал, потому что не мог принять решения, не мог встать, потому что болели раны. Есть еще один выход, как он не сообразил раньше, ему нужно подползти к краю и броситься вниз. Он удариться о выступы внизу, их достаточно, и разобьется, есть надежная возможность умереть прежде, чем тебя начнут пожирать. И Бадараси снова подполз к краю.

Если он думал о чуде, то никак не рассчитывал увидеть его. Внизу сидел воин. Прямо посередине площадки перед логовом. Животные с волнением и рыком ходили вокруг, они делали попытки броситься на него, но останавливались и отходили. Зверей было больше, чем он видел раньше, они вылезли из трещины, их было пять, но и пары хватило бы, чтобы в клочья растерзать воина. Бадараси видел таких только в рисунках, в его мире подобные образы жили в легендарные времена, когда владыка посещал их мир и правил. Мысли о владыке напомнили Бадараси обещание серого человека, который стал причиной его борьбы за жизнь. Стрелок на полкорпуса свесился вниз, стараясь лучше его рассмотреть. Глаза не солгали, он не бредил.

Кроме рычания снизу раздавался тихий напев, он затихал и возобновлялся снова, в нем были мелодия и ритм не принятые в его мире, потому необычные на слух. А голос певучий. Бадараси чувствовал, что его тело то стонет, то начинает слабо вибрировать от звуков. Отрывки, что доносились до слуха Бадараси, действовали на него одурманивающе, и он переставал ощущать боль.

Один из зверей дернулся снова, чтобы напасть.

– Тише. Тише, – перешел на шепот мелодичный голос.

Зверь утих, а потом лег в опасной близости от певуна. Бадараси не видел лица, и очень жалел об этом, ему хотелось дотянуться, заглянуть в глаза, увидеть его ближе.

– Если ты пылаешь желанием, спускайся, – позвал голос, а воин запрокинул голову.

Бадараси едва не свалился с уступа. Это был серый, но без пятен на лице. Ни один рисунок, что видел Бадараси не передавал точно черты лица, а порой сходства не было совсем, лишь в деталях верно изображалась его одежда, неизменно меч за плечом.

– Спускайся, к ночи они проголодаются окончательно, ты напрасно надеешься, что они не заберутся к тебе на уступ.

Спуск был трудным и бесконечно долгим.

– Постой там, отдохни, – услышал он совсем близко.

Бадараси смог развернуться на маленьком пятачке и посмотрел вниз. Ему оставалось спрыгнуть, а зверю один прыжок до него. Но звери послушно лежали вокруг воина и только алчно смотрели.

– Ты хочешь свою жертву? Я готов, – сказал Бадараси. – У меня есть просьба – убей меня, прежде чем скормишь этим тварям.

– Тебе не терпится умереть?

Бадараси не сообразил сразу, как ответить, в душу закралась слабая надежда. Он рассматривал одежду и доспех, все еще сравнивая его с картинками из памяти. Особенно долго он изучал лицо, потом посмотрел в темные глаза и почувствовал, как мир качнулся, он подался вперед и свалился с уступа. Сильные руки подхватили его и не дали разбиться, краем глаза стрелок заметил, как один из зверей ринулся на них. Звон такой же мелодичный как голос незнакомца перекрыл рычание зверя. Бадараси сползал по стене, ноги не слушались, и он мог наблюдать, как яркое лезвие целится в голову зверя. Животное замерло и отступило, меч последовал за ним, самый кончик меча рассек кожу на его лбу и тоже отступил.

– Тихо. Тихо, – произнес воин той же интонацией, что уже слышал Бадараси.

Он опять сел, на этот раз у тела Бадараси.

– Ты чувствуешь тело? – спросил он.

– Я не чувствую ни ног, ни туловища, только голову, – смог ответить Бадараси.

– Ты прикоснулся ко мне, и тебя парализовало. Это пройдет, но не без последствий для тебя. Ты уже не станешь прежним.

Бадараси молчал, ему был не понятен смысл сказанного. Тишину не нарушало даже ворчание зверей, они притихли и не смотрели в их сторону.

– День не их время. Они угомонятся и залезут в свою берлогу, – ответил воин на мысли Бадараси.

– Я думал, что ты не существуешь, – сказал стрелок. – Что тебя придумали.

– Забавное убеждение.

– Я также не слышал, чтобы ты требовал жертв. Но я всегда подозревал, что слуги владыки существуют.

– Ты не веришь во владыку.

– А если скажу, что поверил?

– Солжешь. Не поверю, что за столь малый срок ты успел подумать о величии и значении этого мира или других миров, о владыке. Чудес не бывает.

– Я думал о чуде и увидел тебя.

– И поверил?

– Трудно не поверить, если тебя отправляют умирать, а потом спасают. Звери слушают тебя.

– Только до ночи.

– Они могут тебя убить?

– Им все равно, их влечет дурное влияние. Пора найти место для беседы, ты их боишься, вызывая их аппетит.

Ему почудилось, что он был на скале и видел воина. Все было так, словно он потерял ощущение реальности. Теперь наваждение схлынуло, перед ним другой вид, он сидит, опираясь спиной о камень. Одежда разорвана, и тело не слушается. Эти признаки остались от наваждения. Бадараси повернул голову в одну сторону, потом другую.

Воин сидел поблизости.

– Что произошло? – спросил стрелок.

– Ничего особенного, мы переместились в другое место.

– Ты смог освоить навигатор?

– Этот ваш приборчик такого не может, – насмешливо сказал певучий голос.

– Ты молод для подобных трюков.

– Думай, что говоришь. Твои неловкие слова могут изменить мое отношение.

– Почему я еще жив?

– Это правильный вопрос. Не обольщайся особенно. Твоя участь весьма незавидна. Я отвечу, но позже. Тебе осталось осмыслить совсем немного.

– Вы хочешь, чтобы я поверил во владыку? Ты готовишь мне особенную смерть?

– Нет. Я хочу предложить выбор, между особенной смертью и особенной жизнью. Выберешь или сообщить подробности?

В его словах не звучала насмешка, скорее надежда.

– Какой из меня толк для тебя? Могу понять, если ты поймал Смин, она дочь большого чиновника. Двое других ценнее меня.

– Вы – неприятные создания. Ты предложишь в обмен на твою жизнь жреца или жениха Смин? Ты полагаешь, что я приму такую малость? Ты или тупица, каких мало, или подлое создание.

– Я не торгуюсь, если она назвала меня жертвой, то почему я не могу назвать кого-нибудь другого? Или это потому, что я стрелок, а они вельможи?

– А почему ты стрелок? Вы не убиваете друг друга, но у ваших правителей есть охрана. Зачем? Ты спрашивал себя? Ты воин, но вы не ведете войн.

– Мы будем править другими мирами, не всем наша власть угодна.

– Ага. Звучит весьма дерзко. И с кем вы вступите в войну? С жителями третьего мира? Или с владыкой?

– Я воин, мне все равно.

– Знаешь, в чем твоя беда, ты ограничиваешь свое миропонимание рамками своей профессии. Ты ценишь себя выше других. Тебе скучно тренироваться в своем мире, и ты приходишь оттачивать свое мастерство здесь. Тебе нет дела до других миров, не ты создавал границы, не ты научился их пересекать. Ты пришел тешить свое честолюбие, убивая тех, кто не окажет сопротивления. Можешь мне поверить – это была последняя охота. Ну, да полно рассуждений. Если бы сам владыка стоял бы тут, то он не убедил бы тебя в том, что ты преступник. Я чего доброго рассержусь и выбора не дам.

Бадараси не смел взглянуть ему в глаза, падение с уступа не наваждение. Он в другом месте, а рядом существо, сказки о котором рассказывал ему еще дед. Будучи юношей, он хранил одно редкое изображение такого воина, только тот был крупней, и волосы его были темными. При взгляде на тусклый рисунок он испытывал мистический трепет, ни что более не будоражило его душу. Прошло много времени, теперь он ни во что не верил. Он встретил воина с рисунка, быть может, подобного ему, но не испытал прежних благоговейный чувств. Почему? А почему он рассуждает о детских фантазиях?

– О каком выборе ты говорил? В чем будет заключаться выбор? И как смерть может быть особенной? Она может быть мгновенной или долгой, но что особенного в смерти?

– Есть разница в том, чтобы умереть стариком с воспоминаниями о былых деяниях или быть растоптанным бушующим животным?

– Или быть принесенным в жертву женщиной, которая посмотрела на тебя только потому, что ты годишься в компанию для охоты, – добавил Бадараси. – Я понял тебя. Какую смерть приму я от тебя?

– Я отрублю твою голову.

Бадараси замер, онемел и не смог отвести глаз от воина. И вот он трепет! Юношеский и забытый! Он сказал тихо, замирающим голосом:

– Так умирают великие. Так полагается умирать тебе.

– Ты желаешь этой смерти? Ты боролся за жизнь, убегая от животных, у тебя хватило опыта и ловкости выжить. Ты так же решился сброситься со скалы, чтобы умереть. Это достойно уважения. Я предлагаю быструю и достойную смерть.

– А в чем заключается особенная жизнь? – быстро спросил Бадараси, чтобы воин не подумал, что решение окончательное.

– Ты останешься жить, но никогда не возвратишься в свой мир.

– Но где я буду жить? Здесь? И всю жизнь буду убегать по ночам от хищных тварей? – с ужасом спросил он.

– Нет. Такая жизнь тебе не по силам. Выслушай, прежде чем задавать вопросы. Итак, повторю, ты не вернешься назад, ни одна из дверь тебе не откроется, ни одна хитроумная придумка не поможет тебе. Я проведу тебя в третий мир, который ты считаешь примитивным. Поверь, тебе найдется, чему поучиться у них. Ты отыщешь двери в свой мир, но не для перехода. Отыскать их будет не просто, не всем рассказывают он проходах. Ты станешь стражем дверей, кто бы из твоего мира не явился, ты встанешь у него на пути, не имеет значения его положение – воин, жрец или правитель любого ранга, – все они станут для тебя нарушителями границ.

– Я не могу убить их! Это грех! Как!

– Не тебе говорить о грехах. Недавно ты хотел обменять свою жизнь на другую и не счел это убийством. Я не вижу в тебе жестокого убийцы, а со временем, надеюсь, пристрастие к насилию исчезнет вовсе. Речь не идет о том, чтобы ты карал. Нет. Ты будешь их защищать от этого мира, а третий мир от них. Ты сам изобретешь способы, как остановить бывших соплеменников. Отныне в этом мире не будет беззащитных тварей, любой, кто явится сюда, станет добычей. Ты будешь знать это лучше других. Ты проведешь со мной еще одну ночь и убедишься в этом сам. Ты будешь знать, словно родился с этим знанием. В другом мире, ты начнешь жить иначе, и никто не укажет тебе твое место, кроме тебя самого. Пока ты отыщешь путь к двери, ты многому научишься. Ты прикоснулся ко мне, часть моей силы впиталась в тебя, очень скоро мир перестанет казаться тебе однозначным. Навсегда. Я смогу узнать о твоей жизни все. И если ты решишь нарушить наш договор, я найду тебя и убью. Если ты посмеешь причинить вред жителям того мира, я убью тебя. Если ты расскажешь кому-нибудь обо мне, я притащу тебя сюда снова и отдам хищникам.

Бадараси вжался спиной в камень и остро почувствовал все тело сразу, оно ожило, по коже пошел жар, раны на спине отозвались резкой болью. Стрелок взвыл и повалился на бок. Какое-то время он катался в пыли, боль стала невыносимой.

Эл сжалилась, приложила руку к его голове, и стрелок замер в беспамятстве.

***

Следующую ночь они сновали по скалам. С разных сторон доносились шорохи. Бадараси напрягал свой слух и ловил звуки опасности. Все что он видел впереди – тень, за которой без возражений следовал, он ни разу не прибег к помощи, боялся опять прикоснуться к нему и потерять контроль над телом. Утром стих ночной вой и пространство погрузилось в умиротворяющую тишину. Бадараси лежал на животе, усталость уже не мучила его, если ему будет приказано скитаться еще ночь, он вынесет и такое. Ему казалось – силы пришли на те неимоверные усилия, что он прилагал, чтобы спастись. Он снова посмотрел на воина, но увидел рядом серого человека, в потертой одежде, с усталым лицом. На лице не было пятен, как в первую встречу, оно имело ровный, голубоватый в утренних лучах цвет. Он сидел на камне в задумчивости, подобрав под себя ногу в сапоге. И Бадараси показалось, что он знает это лицо.

Когда он немного отдохнул, и ночные завывания перестали ему мерещиться, он услышал тихое шуршание. Бадараси насторожился. И знаком указал, что он слышит шум.

Голова незнакомца склонилась, так он подал ответный знак, очевидно, утвердительный.

– Это шумит река. Необычная река. Дверь там. Отдыхай, а когда рассветет, совсем я провожу тебя.

– Я готов уже теперь, – сказал стрелок.

– Отдыхай. Когда окажешься там, сил станет меньше. Ты можешь встретить не слишком дружелюбных местных жителей, и тебе попадет, как чужаку.

– Что они сделают мне?

– Побьют или вылечат. Как повезет.

– Тебя лечили?

– И били, и лечили?

– Где воин? Когда вы поменялись?

Бадараси встретил внимательный взгляд.

– Я так пошутил, – смутился Бадараси. – Я понимаю. Ты – это он.

– Я – женщина, стрелок.

Бадараси приподнялся и подался вперед, ему захотелось всмотреться в это лицо внимательно.

– Тихие небеса! Вот почему я знаю твое лицо! – он продолжил шепотом. – Ты – владычица. Старый жрец пугал меня однажды, что когда придет владычица начнется смещение миров, и двери закроются. Ты похожа на изображения в наших старых храмах, где уже не служат. Все твердят, что владыка один.

– Ты заболеешь от собственного бреда, – возразила она. – Я служу владыке. Моя воля не является его приказом. Служба, что ты получил – плата за твою жизнь. Вставай, тебе действительно пора.

***

– Почему мы не находим проход? Исмари, что с навигацией? – раздраженно спросил Кумон. – Третий день мы как проклятые плутаем здесь.

– Мы и есть проклятые, – пробормотала Смин.

Кумон не слушал ее, она выживает из ума, ведет себя не достойно. Он был зол на всех. На предателя Бадараси особенно. Он не доверял жрецу, тот два дня водил их от прохода к проходу, постоянно ошибаясь. Кумон думал, что умышленно. Он уже сутки сам обозначал направление на проход, после четвертой ошибки он ругал погрешность навигатора, когда ошибся в пятый, то заподозрил, что его прибор испорчен. Он держал его в руке едва сдерживая себя, чтобы не ударить жреца или Смин. Жрец и не думал о возвращении. Смин со своим рассказом лишила его здравомыслия. Три раза на дню Исмари принимался исполнять ритуал призывая серого бандита, который в считанные дни превратил смелую Смин в забитое существо. А Смин бубнила рядом, отговаривая Исмари от затеи. Противно слушать их. Кумон решил, что если жрец призовет негодяя, то поединок будет лучшим разрешением проблемы. Однако, силы таяли. Они оказались в необитаемом районе, одни камни. Пищи нет. Жрец в малых количествах давал им снадобья, скоро кончатся его запасы, наступит голод.

Кумон посмотрел, как жрец устраивается на камнях для своего ритуала. Еще одного сеанса шепота и заклинаний он не вынесет.

– Ждите. Я осмотрюсь. Поохочусь за одно, – сказал он.

Это был предлог, чтобы избавиться от них. Совсем недавно он принял решение уйти один. Сейчас самый удобный момент.

– Нет! – Смин собиралась произнести ту же речь, что Кумон выслушивал не первый раз.

– Прекрати! Мы голодны! Вы двое решили умереть, я – нет.

Он решительно пошел в направлении очередной двери.

Окрики Смин стихли за спиной, она не пошла за ним, чему Кумон был рад. Он ушел далеко стоянки. Направление совпадало с удобными проходами между глыб. Потом он поднялся по отлогому склону на хребет. Отсюда открывался вид на бесконечную каменную пустыню. Кумон сверился с картой и удивился. Этого района на карте не было. Навигатор отказался работать. Неизученных мест в этом мире достаточно. Куда он смотрел прежде? Будто не видел, куда шел сам и вел других. Он провел картографию видимой местности, а пока был этим занят, пропал ориентир на дверь. Навигатор не в порядке. Он занимался поиском двери, крутился на месте. Вдруг вдали возникло движение. Он увидел могучее животное, как раз подходящее для добычи. Оно мчалось по хребту вдали, а ему наперерез, без труда скользя по камням, взбираясь на склон, двигалось другое животное. Ни в одном описании Кумон не встречал такого зверя. Кумон наблюдал удивительную сцену. Преследователь догнал добычу, но не свалил ее, не стал убивать. Завязалась возня. Неизвестный зверь прыгал вокруг и через добычу, наскакивал на метавшееся животное, которое превосходило его в размерах. Если бы произошла схватка, то более мелкий зверь погиб. Тут было что-то иное. Нападал более мелкий, неизвестный зверь, а более крупный стремился избавиться от него, уходил от нападения. В итоге он не стал жертвой. Неизвестный зверь наигрался и пропал. Пропал! Растаял. А его соперник мирно побрел по хребту навстречу Кумону. Тут было чему удивиться. Он стал свидетелем неизученного факта. Он повернул назад и двинулся в направлении брошенных компаньонов.

Где-то на середине пути, он очнулся. Он забыл об охоте! Кумон опять повернул назад, он все еще шел по хребту, поэтому успеет нагнать добычу. Животное исчезло. Ему некуда было свернуть, склон не крутой, оно не могло свалиться вниз. Где же оно? Он дошел до места потасовки, не нашел следов и понял, что наблюдал мираж. Но тут не бывает миражей, а с другой стороны – район не изучен.

Кумон вернулся к жрецу и Смин. По дороге он уговорил себя, что бросать их не выгодно, что ему не оправдаться перед отцом невесты, пусть она ему больше не невеста. Он застал их в том же состоянии, в каком оставил. Про встречу с животными решил не рассказывать.

– Ты не охотился? – спросила Смин.

– Нет. Мне не повезло. Исмари, очнись. Хватит бормотать. Прямо мы не пойдем, дальше нет ориентиров, там неизученный район. Будем искать двери в другом месте. Нам придется вернуться туда, где мы вошли.

– Там была бойня и полно хищников, – возразила Смин.

– Зато там есть пища, – упрямо возразил Кумон. – Поднимайтесь. Уходим.

***

Ночь настигла их шумом и ревом, будто все что могло шуметь и кричать в этом мире объединилось в хор. Они стояли спинами друг к другу. Ни один не сумел сориентироваться, звуки были повсюду. Потом рев стих, и слышалось слабое шуршание, словно кто-то крался в темноте. Они стояли до утра, в ожидании схватки.

– Ни один рассвет не был так желанен, как этот, – сказал Исмари, опускаясь на колено. – Я буду звать его. Этой ночью я чувствовал присутствие. Он близко.

У Кумона не было сил возразить ему, он намеревался отойти от товарищей по несчастью, но Смин, обессиленная больше всех, оперлась на него и не отпускала. Кумон посмотрел на нее с сожалением. Взгляд был пуст, лицо будто высохло. Впервые он подумал, что она не выживет. Тогда он подхватил ее и держал почти навесу.

Сумерки рассеивались.

– Я знаю, где мы, – с трудом сказала Смин. – Озеро. Я была тут. Он тут.

Светало быстро. Среди камней читались мрачные тени, сначала размытые, потом они приняли реальные очертания.

– Святые небеса, – с ужасом прошептал Кумон.

Вокруг них плотным кольцом лежали животные. Хищники и их потенциальная добыча соседствовали друг с другом. Они обернулись на плеск воды, по кромке озера к ним двигался некто.

– Это он.

Кумон сообразил, что голос принадлежит Смин, он звучал затравлено, жалостно.

"Дикарь", – подумал Кумон. Пришедший молчал. Кумон не нашел в его обличии ничего пугающего. Одет просто. За плечом оружие, которое пугало Смин и интересовало жреца, что в нем удивительного. Кумон понял, что жрец замолчал и посмотрел на Исмари. Жрец стоял в полный рост, в его лице читалась сильная усталость, своей позой он пытался выразить достоинство. Он шатался, но стоял. Кумон опять перевел взгляд на незнакомца, тот стоял без движения.

– С какими известием? – спросил Исмари.

– Где Бадараси? – спросила Смин.

– Ты знаешь его судьбу, – прозвучал тихий ответ.

Смин высвободилась из объятий Кумона и побрела навстречу незнакомцу. Кумон настороженно поднял оружие. Наконец, незнакомец обратил на него внимание. Взгляд был пристальным, пронизывающим. Он забыл, что собирался сделать. Кумон дрогнул, жрец мягко двинулся к нему и разоружил. Смин приблизилась к серому и, опускаясь, обхватила его ноги.

– Ты просил жертву. Я назвала. Мы никого не убили. Отпусти нас. Открой дверь, – умоляла она.

Он молчал, переводил взгляд с Кумона на Исмари и обратно.

– Бедная моя Смин, – заговорил Исмари. – Много раз я упрекал тебя за то, что ты не изучаешь внимательно нашу культуру. Знания о звездах не дадут тебе ответов на тонкости наземного бытия, если не знать изящных связей и мелких деталей пошлого опыта. Ты молишь прощения у существа, которое едва ли обладает собственной волей.

Смин почувствовала слабый толчок, серый высвобождался от ее хватки. К чувству страха примешивалось благоговение. Смин поняла, что ее действия не нравятся серому существу, она послушно отшатнулась, посмотрела вверх ему в лицо, которое наклонилось к ней. На лице не было пятен, теперь оно стало ровным, как маска, которую она воображала.

– Я знаю… Я знаю, жрец. Я узнала…, – задыхаясь, сказала Смин. Лицо дернуло бровью. – Ты похожа на статуи в старых храмах. Ты…

– Это женщина, – уверенно сказал Кумон. – Смин, ты говорила, что это он, а это она. Ты не увидела отличия? Это женщина. Ее подослали убить нас?

– Не простая женщина, – вмешался жрец. – Перед нами дочь владыки.

Смин не отрывала взгляда от лица, она не видела ничего кроме темных глаз, мир опять качнулся.

– Ты не умрешь, – услышала она.

– Разве достойно существу с твоим величием и положением издеваться над простыми смертными? Ты довела ее до животного состояния. Тебе доставляет наслаждение созерцать унижение? Я знаю, что ты не просишь жертв, – сказал жрец с назидательной интонацией.

– Ты уверен, что знаешь меня? Мыслишь себя знатоком положения? Ты один из тех, кто понимает, что нарушает. Достойно ли тебе, служителю, уничтожать мироздание не тобой созданное, – с угрозой сказала Эл.

– Нам с тобой одинаково известно, кто создатель, а кто нет. Мне ясен твой замысел. Хочешь завербовать нас в глашатаи своей воли. Тебе не выгодно убивать нас.

Кумон не мог вникнуть в суть, его отвлекали животные, которые послушно лежали вокруг, он то слышал речь, то отвлекался. Следующее, что дошло до его сознания, было:

– У этого мира есть средство против вас. Отныне ни одна жертва не будет безнаказанной. Добро пожаловать сюда, а отсюда дороги не будет.

Наконец Кумон понял, что жрец спорит, а Смин как один из покорных зверей примостилась у ног незнакомки.

– Смин, иди сюда, – тоном приказа сказал он. Смин не поднялась. – Иди ко мне!

Он повысил голос, ближайший к нему зверь дернулся, Кумон повернулся к нему, достал лезвие для снятия шкуры и приготовился к атаке. Потом он услышал шепот, как заклинание. Зверь остановился. Кумон перевел взгляд на женщину. Она смотрела вниз и шептала. Потом она подняла на него глаза.

– Веди себя тихо, а то они растерзают тебя. Думайте до вечера.

Кумон видел Смин, но не видел больше незнакомца. Он с удивлением перевел взгляд на жреца.

– Это она, – уверенно сказал жрец.

Животные стали подниматься и отступать, никто не сделал попытки броситься на них. Ночные хищники расползались со злобным бормотанием.

Испуганная Смин бросилась в объятия Кумона, но он удержал ее на расстоянии. Ей на помощь пришел Исмари, он прижал Смин к себе.