Текст книги ""Фантастика 2024-49". Компиляция. Книги 1-15 (СИ)"

Автор книги: Матвей Курилкин

В прихожую квартиры Бориса Кедрова ворвались трое – вернее, ворвались двое, а третий просто вошел следом за ними. Двое были крепкими парнями в коже, а третий… Худощавый блондин средних лет, с утонченным, интеллигентным лицом напомнил Борису артиста Марцевича, играющего порочного аристократа в экранизации какого-то готического романа. Несмотря на то что один из крепких парней молча прижал Бориса к стене, а второй ринулся в квартиру, настоящий ужас у Кедрова вызвал как раз третий, его ледяные серо-голубые глаза. Он поставил у двери черный чемоданчик-дипломат.

Парень, осматривавший квартиру, вернулся в прихожую.

– Никого нет, – доложил он, – как и следовало из данных наблюдения.

Не говоря ни слова, блондин кивнул и прошел в комнату, куда втолкнули Бориса.

– Ай-ай-ай, – блондин покачал головой, взглянув на монитор, – вы не только забрали нашу дискету, но и ухитрились влезть в нее. Плохо для вас… Впрочем, нам так и так пришлось бы принять меры предосторожности.

Кедрова бросили в кресло.

– А зачем вы взяли дискету? – спросил блондин, натягивая тонкие резиновые перчатки.

– Меня попросил дядя Саша, по телефону… Не сам, через постороннюю девушку… – Борису было все равно, ясен ли страшным гостям его ответ или нет.

– Ага, понятно. – Блондин переглянулся с парнями, тоже надевшими перчатки. – И как он просил вас поступить с дискетой?

– Уничтожить.

– Очень удачно, что вы не выполнили просьбы. Она нам нужна… Надеюсь, вы не делали копий? Миша, запусти-ка поиск по содержанию и проверь заодно другие дискеты. Антон, погляди, нет ли где каких записей, но аккуратно.

Подтянув стул, Миша уселся перед компьютером. Антон покопался в карманах Бориса и приступил к придирчивому обыску в квартире, а блондин из-за спины Миши вынул дискету из дисковода и положил во внутренний карман пиджака.

– Кто вы? – От страха Борис с трудом разлеплял губы. – Как вы меня нашли?

– Отвечаю по порядку. – Блондин улыбнулся, и от этой улыбки душа Бориса совсем ушла в пятки. – Мы друзья вашего дяди, дискета предназначалась нам. А когда мы ее не обнаружили на улице Победы, логично было начать с родственников и близких людей. Бабушки у подъезда – никогда не следует недооценивать бабушек у подъезда, Борис! – описали нам молодого человека, приезжавшего на синих «жигулях»… И вот мы здесь.

– Ладно. – Борис пытался успокоиться. – Дискета у вас, копий нет, чего еще?

– И правда, – усмехнулся блондин. – А еще вот что. Вы видели то, чего не должны были видеть. Мы это знаем, но даже если бы и не знали, перестраховаться не вредно.

– Копий в компьютере и на дискетах нет, – сказал Миша.

– Ничего нет, – сказал Антон.

– Хорошо. Принесите из прихожей наш дипломат. Борис, вы увлекаетесь компьютерными играми?

– Что? А, ну да, я иногда играю…

– У вас есть какая-нибудь игра, в которую можно играть вдвоем?

Борис с удивлением посмотрел на компьютер:

– Бильярд, пожалуй…

– Пусть будет бильярд. Запустите его.

– Зачем?

– Затем, что в подготовленный для вас сценарий мы внесем изменения, так будет лучше.

– Для кого лучше?

– Запускайте бильярд!

Трясущимися руками Кедров с третьей попытки открыл игру:

– Что дальше?

– Дальше поиграйте. Разбейте шары, загоните парочку в лузы.

Пока Кедров неловко гонял шары, Антон принес дипломат. Там оказались три бутылки – пустая из-под водки, полная бутылка водки и бутылка шампанского, а также колбаса, хлеб, сыр, столовый нож, две рюмки и два стакана, причем один из стаканов Антон чуть не расколотил, уронив на пол. Как можно выпустить стакан из руки в резиновой перчатке, подумал Борис и поразился тому, какая чепуха лезет в голову. Тут надо искать способ вывернуться… Что бы ни было на уме у зловещих гостей, вряд ли это дружеская пирушка.

– Послушайте, – промямлил Борис, – я даю вам слово, что никому… Поверьте… Дядя Саша поручится за меня.

– Сомневаюсь, – проговорил блондин с оттенком сожаления. – Видите ли, он умер.

– Как?! – Борис прикрыл рот рукой.

– Мы не знаем как. – Блондин ответил на восклицание, точно это был вопрос. – Если человека нет там, где его ожидают найти, приходится разыскивать везде. Мы работали оперативно. Из милиции нам сообщили о смерти на вокзале человека без документов, похожего по приметам. Проверили – увы, он… Как будто сердечный приступ, но с трудом верится.

Пока он объяснял все это Борису, Миша нарезал хлеб, колбасу и сыр (столовый нож оказался хорошо наточенным), откупорил шампанское, разлил по рюмкам водку.

– Выпейте, Борис, – не предложил, а скомандовал блондин. – За упокой души. Пейте!

Видя, что деваться некуда, Борис опрокинул рюмку водки.

– Выпейте из второй. Так, хорошо. Миша, налей шампанского в стаканы. Пейте из обоих стаканов, Борис, не стесняйтесь. Молодец! Теперь закусите. Миша, водки в один стакан, доверху. Борис, переставьте бутылки на угол стола, переложите нож. И закусывайте, закусывайте!

Давясь, Борис проглатывал бутерброды. Блондин сел к столу, вынул из пластмассовой подставки авторучку Бориса, протянул ее Кедрову вместе с листом бумаги:

– Начертите здесь табличку.

– Какую табличку? – Язык плохо повиновался мгновенно захмелевшему Борису.

– Выигрыши, проигрыши. Будто вы играли с кем-то вдвоем. Но никаких имен, инициалов – только цифры.

– Да зачем все это?!

– Рисуйте, пожалуйста, Борис.

Оставалось только выполнить приказ.

– Отлично, – одобрил блондин, разглядывая дрожащие линии и кривобокие цифры. – А теперь выпейте водку из этого стакана, до дна.

– Я не смогу, – простонал Кедров.

– Сможете. Смелее, это последний.

Водка чуть не пошла назад, судорожными глотательными движениями Борис загнал ее внутрь. Он уже почти ничего не соображал, тупо смотрел, как блондин протирает чем-то вроде салфетки стол, подлокотники кресел, компьютерную мышь. При этом блондин говорил, и его голос доносился до Кедрова как из огромной пустой бочки.

– Вы настоящий герой и заслуживаете, чтобы вам объяснили смысл происходящего. Вы пили и играли в бильярд с неустановленным лицом, которое так и останется неустановленным. Поссорились… Видите, я стираю как бы чьи-то отпечатки пальцев, будто партнер ваш кинулся заметать следы, а потом что-то его спугнуло и он торопливо сбежал, не успел с посудой разобраться, или от выпитого вовсе едва понимал, что делает… Ведь пьяны вы оба были изрядно. Стаканы путали, рюмки… Вот почему везде на них ваши отпечатки вперемешку с другими. А больше нигде других нет – стерты заодно с вашими… Ну, это для экспертизы. На рюмках и стаканах есть и следы слюны партнера. Нож – с его отпечатками… Посуда не ваша, подозрительно? Да полно, кто об этом вспомнит? А и вспомнит – не беда. Имитация, конечно, не безупречна, но безупречные, они и хуже. В жизни ничего безупречного не бывает. Хотите узнать, почему мы принесли не только водку, но и шампанское? Потому что водочной бутылкой трудно убить человека, если не ставить твердо такой задачи. Она из тонкого стекла. А вот шампанское разливают в бутылки покрепче.

– Нет… Дядя Саша не мог…

Блондин слегка дернул плечом:

– Что, не мог так подставить вас? Возможно, но дядя Саша больше не контролирует ситуацию. Он мертв, а это значит, он совершил ряд ошибок. Вы – одна из них. Вам просто не повезло.

– Я клянусь…

– Не надо. Ох, проще было бы вас пристрелить… Но если мы тут возимся с инсценировкой, так не потому, что боимся, как бы нас не выследили. Это исключено при любом варианте. Ваш дядя Саша задал нам работы… Вы – близкий ему человек. Нельзя допустить, чтобы у кого-то возникла даже случайная, беглая мысль о связи двух смертей. Нельзя привлекать внимание. Это, может, и не катастрофично, но не профессионально.

– Я обещаю…

– Вы не герой, а попугай, – поморщился блондин. – У Антона есть сноровка в таких делах, больно не будет. Правда, Антон?

С отвратительным оскалом боевик закивал, глаза его загорелись предвкушением убийства – или так только казалось несчастному, охваченному смертельным ужасом, опьяневшему Борису?

– Нет… Не убивайте меня… Не надо, я…

Антон плотно ухватил за горлышко бутылку, где плескалось еще шампанское, и нанес Кедрову короткий страшный удар по голове. Он действительно знал, как ударить – ближе к донышку, где прочность и масса наивысшие. Бутылка не разбилась. Борис рухнул на пол, волосы его окрасились кровью. Антон наклонился над ним, пощупал пульс.

– Не пойму из-за этих перчаток, – пожаловался он взял со стола маленькое зеркальце, валявшееся возле электробритвы, поднес к губам Кедрова. – Вот теперь понятно. Точно готов, не дышит.

– Сто процентов? – Блондин подошел поближе. – Не хотелось бы рисковать и бить его дважды, тут бытовая ссора, а не разгул маньяка.

– Сто десять, положитесь на мой опыт.

– Я не беру с собой тех, на кого не могу рассчитывать… Получишь премию. Пошли… Дверь захлопывать не надо, чем скорее его найдут, тем скорее все закончится к нашему спокойствию. В панике удрал дружок его… По-моему, все грамотно… Даже не придется нажимать милицейские кнопки.

– Если придется, нажмем, – хохотнул Антон. Блондин взглянул на него жестко, неодобрительно:

– Уходим.

Они унесли с собой дискету, где было семь имен, но уже не было слова «Штернбург», которое Борис Кедров так и не успел восстановить.

21 мая 2001 года

8 часов утра

На машине телекомпании СПКТ Ника подкатила к подъезду дома Бориса. Водитель Дима затормозил метрах в двух от ступенек, Ника достала сотовый телефон.

– Спит, – констатировала она через минуту и положила телефон перед ветровым стеклом. – Ладно, я сейчас поднимусь к нему.

Она поднялась, позвонила в дверь, подождала немного.

– Ну и соня ты, Кедров, – буркнула Ника и подняла руку, чтобы позвонить снова.

Тут она заметила, что дверь прикрыта неплотно. Нахмурившись, Ника толкнула ее и вошла.

В следующую секунду она чуть не потеряла сознание… Лишь невероятным усилием воли ей удалось устоять на ногах.

– Нет, – прошептала она. Ее била крупная дрожь – ведь не требовалось медицинского образования, чтобы понять: Кедров мертв.

Ника не осмелилась сразу подойти к нему. Приказывая себе успокоиться, она осматривалась, и чем больше видела – работающий компьютер с бильярдом (Борис не любил заставок и спящего режима), листок с игровыми расчетами, бутылки, стаканы – тем больше убеждалась, что все это полная липа.

Во-первых, Борис не стал бы пить накануне утреннего выезда, во всяком случае, так много. Во-вторых, у него не было знакомых, общение с которыми могло бы привести к подобному исходу. И в-третьих, он играл в бильярд на деньги только с ней, с Никой.

Инсценировка, хорошо продуманное и подготовленное убийство. Но кто, почему? Какие-нибудь долги, денежные дела? На такие вещи Борис никогда даже не намекал, и в последнее время Ника не замечала, чтобы он был подавленным или опасался чего-то или кого-то. И за деньги убивают иначе. А вот его вчерашний рассказ о дискете… Неужели его убили из-за нее? Если так, убийцы забрали дискету. Но Борис говорил, что переписал имена… Тогда они забрали и этот листок… Если нашли. А если нет?

Ника бросила взгляд на часы на руке Бориса. Она знала (знали все, кто часто общался с ним) о его привычке прятать важные заметки под крышку часов. А то, что было в дискете, казалось ему важным, ведь так?

Преодолевая волны тошноты, Ника опустилась на колени, взяла руку Бориса. Теплая рука. А если…

Со вспыхнувшей внезапно надеждой Ника прижала пальца к запястью Кедрова. Пульса нет, его и не может быть… Нет, есть! Очень слабый, как говорят медики – нитевидный, но есть!

Ника рванулась к телефону. В последний момент, прежде чем поднять трубку, она обернула ее платком, а номер набрала шариковой ручкой.

– Скорая? Запишите адрес… Борис Кедров, тридцать лет. Черепно-мозговая травма… Да, очень серьезная! Нет, бытовая. Поскользнулся в ванной, ударился головой о раковину. Он без сознания. Какая разница, кто говорит! Его сестра. Приезжайте быстрее…

Положив трубку, Ника сняла с руки Бориса часы, поддела ногтем крышку. Бумажка, семь имен мелким бисером. Под ними слово «Штернбург» – значит, то самое.

Часы и бумажку Ника засунула в карман джинсов, машинально схватила свой зонтик и выбежала из квартиры, не захлопнув дверь. Платком она протерла дверное полотно там, где прикасалась к нему, и кнопку звонка. Ее отпечатков здесь и так полно, да пусть хоть свежих не будет. Возможно, есть какой-то способ определить, когда они оставлены.

Запыхавшаяся Ника ворвалась в машину и распорядилась:

– Отъезжай, развернись и остановись вон там, под деревьями.

– Зачем? – удивился Дима.

– Затем, что я хочу посмотреть, как приедет «скорая помощь».

– «Скорая помощь»? Ему что, плохб?

– Хуже некуда. Его пытались убить.

Машина вильнула в сторону, только чудом Дима миновал столб и достиг указанного Никой места.

– Что за чертовщина?!

– Размозжили голову, там все в крови…

– Подожди, если так, то нам нельзя уезжать. Ведь милиция… Мы свидетели, точнее, ты свидетель… Или как это называется, кто нашел труп, то есть не труп… Тьфу, у меня голова кругом идет!

– Я не стала вызывать милицию. Только «скорую».

– Почему?

– Да вот потому как раз, что я свидетель! Затаскают, сядут на хвост. А мне нужна свобода действий. Я хочу сама найти их.

– Кого, преступников? Ну ты даешь!

– Только не тебе. – Она смягчила тон. – Понимаешь, Дима, дело это необычное. Вчера… Словом, у меня есть кое-какие сведения.

– Ловишь сенсацию?

– Ну и болван же ты. Я спала с ним, и не с дурных глаз, понятно? А теперь какие-то ублюдки…

– Ника, ты ведешь себя неразумно. Если ты знаешь, как их найти, заяви куда следует. Этим должны заниматься профессионалы.

– Я не знаю, как их найти. Есть туманная зацепка… Ой, пожалуйста, заткнись и дай мне подумать.

Появилась «скорая помощь». Как только она затормозила у подъезда, Ника тронула Диму за плечо:

– Поехали. Здесь и без нас сделают все что нужно.

Дима отпустил сцепление и нажал акселератор. Машина с поворота влилась в транспортный поток.

– Куда ехать? – спросил насупленный Дима.

– Назад. Значит, так: здесь мы не были, не доехали. Я отменила съемку, потому что… Потому что решила: идея передачи еще не продумана до конца. Звонила Борису с дороги, он не ответил, буду звонить позже. Все.

– А если нас кто-нибудь видел у его дома и запомнил?

– Будут спрашивать, отправляй ко мне, как-нибудь выкручусь. Но я так надеюсь, что не видели!

К счастью или к несчастью, вышло так, как она надеялась: никто из жильцов дома не приметил ни заходившую к Борису девушку, ни ее машину.

Известию о нападении на Кедрова не понадобилось много времени, чтобы добраться до телекомпании СПКТ. Нику все же допросили, так как она последней видела Бориса вчера вечером; но она не имела сообщить ничего полезного, и ее быстро отпустили домой. Ее не могли подозревать: найденные на руинах пирушки отпечатки были мужскими, и удар был нанесен очень сильным мужчиной.

Ника сидела за письменным столом, где справа стоял компьютер, а слева – стакан горячего чая возле пепельницы с дымящейся сигаретой. Строго по центру стола лежал лист бумаги, куда Ника переписывала имена с маленького бумажного прямоугольника из часов Бориса. После каждого имени она задумывалась, ненадолго или надолго, как получалось.

Максим Юрьевич Радецкий.

Ну конечно, знакомое имя, и ей, и Борису. Молодой писатель, выпустивший недавно замечательный роман «Кто-то в долине», который сразу вывел его в элиту российской литературы. Ника посвятила Радецкому отдельную передачу, туда вошли фрагменты интервью, монологов, размышлений писателя, чередующиеся со сценами обыденной жизни, работы, прогулок новой литературной звезды (звезда – это без иронии, так Ника называла не тех, кто впустую блестит, а тех, кто светит). Оператором был Кедров.

Илья Ильич Незванов.

Как будто что-то такое крутится на дальних окраинах памяти, а может, и нет. Политик, чиновник? Не то из городской думы, не то из администрации – всех не упомнишь.

Татьяна Владимировна Долинская.

Это имя тоже вроде где-то мелькало. В газетах, по телевидению (только не в компании СПКТ)? Возможно, однако Ника не могла припомнить, в связи с чем.

Лев Дмитриевич Губарев.

Для Ники – совершенно пустой звук.

Николай Васильевич Растригин.

То же самое.

Александр Николаевич Коломенский.

И этого имени Ника точно никогда не слышала.

Иван Антонович Щербаков.

Разумеется. С начала нынешнего года – владелец СПКТ вместо скомпрометированного и удравшего за кордон Матвеева.

Под именами Ника приписала и слово «Штернбург», потом загасила догоревшую без ее участия сигарету, зажгла новую и отхлебнула чаю из стакана. Она думала о Максиме Радецком, больше думать было не о ком. Щербаков – это слишком близко, а остальных она не знает.

На момент подготовки передачи о нем (четыре месяца назад) Радецкому сровнялось тридцать три года. Роман «Кто-то в долине» был его литературным дебютом, если не считать опубликованного в альманахе «Зеркальный мир» фантастического рассказа «Рыцари подземелья». «Долина» повествовала о шестидесятниках, российских интеллигентах эпохи хрущевской оттепели – необычный выбор темы для молодого писателя, но как он ее раскрыл, эту тему! О шестидесятниках писалось много, даже очень много, но Радецкий предложил абсолютно свежий взгляд – взгляд человека иного поколения, взгляд из начала двадцать первого столетия. Умный, проникновенный, порой утонченно-ироничный, а порой серьезный и мудрый, полный щемящей теплоты роман мало кого мог оставить равнодушным. И это на фоне нынешнего мутного потока! Критики от восторга не находили слов и утрачивали объективность. «Кто-то в долине» – книга, которую ждали, но на появление которой не слишком надеялись в век примитивного зубоскальства модных бумагомарак.

При встрече Радецкий не то чтобы разочаровал Нику, но произвел на нее не то впечатление, к какому она внутренне готовилась. Симпатичный высокий парень, светловолосый, сероглазый, словоохотливый, он показался ей мельче его собственной книги. Суждения его большей частью представлялись Нике неглубокими и неинтересными, а о романе он говорить отказывался, мотивируя тем, что в нем уже все сказал. Однако Ника не придала преувеличенного значения этому легкому разочарованию. Она не впервые встречалась с писателями и знала, что зачастую эти люди просто не умеют выплеснуть сокровища глубочайшего, сложнейшего внутреннего мира иначе как на бумагу. Знала она и о расхожем наблюдении: «Кто хорошо рассказывает – плохо пишет, и наоборот». Безусловно, не всегда так – например, Довлатов, по свидетельствам, запоминался в общении как превосходный рассказчик. Но не был ли он исключением, подтверждающим правило?

Когда работа над передачей подходила к концу, Радецкий начал клеиться к Нике, чем окончательно все испортил. Ника осадила его, но не грубо, уважение к его книге не позволило ей повысить тон. Теперь этим можно воспользоваться. Телефон Радецкого есть в записной книжке – по журналистской привычке Ника не выбрасывала старые, переполненные записные книжки, перенося в новые только актуальные номера. Мало ли что пригодится в будущем, даже случайный телефон, записанный по какой-то сиюминутной надобности.

Позвонить Радецкому, назначить встречу… Но ведь придется залезть к нему в постель? Ну и что, подумаешь… Главное – зачем? Его имя открывает список, но что из этого следует? Совсем не факт, что Бориса пытались убить именно из-за списка, почему бы тут не быть совпадению… Ника ведь не знала, исчезла ли дискета из квартиры Бориса. Хорошо бы разыскать этого дядю Сашу, но к нему никаких подходов, нет и фамилии – дядя Саша, и все. Расспрашивать о нем родственников Бориса – так можно все провалить, да и что она сказала бы ему, если бы нашла? Для такого свидания надо знать больше, сейчас дядя Саша – фактор икс. А встретившись с Радецким, она ничего не потеряет и, если повезет, приобретет хотя бы отправную точку. Какую? Неизвестно. Ника не представляла, что конкретно хочет выяснить у Радецкого, но его имя в списке, а список – все, что у нее есть.

Раскопав старую записную книжку в заваленном всякой мелочью ящике письменного стола, она набрала номер. Ответил сам Радецкий – она сразу узнала его приятный баритон.

– Слушаю.

– Здравствуйте, Максим, это Ника.

– Ника?

– Журналистка из телекомпании СПКТ.

– Я понял, кто! Моя вопросительная интонация – не следствие плохой памяти. Это из-за того, что я никак не ожидал вашего звонка и очень рад…

– Я тоже рада.

– Правда?

– Конечно.

– Но вы звоните по делу или…

– Или! Знаете, Максим, я ужасно жалею, что пришлось отклонить тогда ваше приглашение, но обстоятельства… Я решила исправиться и сама приглашаю вас в ресторан.

– О!..

– Принимаете?

– Само собой, но есть небольшая закавыка…

– Какая?

– Да вот не люблю я ресторанов, как-то с детства не люблю. Я человек тихий, домашний… Как бы вы посмотрели на то, чтобы встретиться у меня? А я закажу в ресторане ужин с доставкой.

– Вы не любите тратить время даром?

– Что, простите?

Ника тут же пожалела о своей необдуманной реплике – не следовало начинать с колкостей.

– Я говорю, что с удовольствием принимаю приглашение! Когда?

– Давайте часа через два, чтобы я успел подготовиться…

– Тогда через три. Женщине нужно готовиться дольше.

– Пусть будет через три. Адрес помните?

– Найду… Да он и записан у меня.

– Тогда – до скорой встречи, Ника!

– До встречи, Максим.

Скомкав лист бумаги с переписанными именами, Ника подожгла его в пепельнице. Затем она сложила вчетверо бумажный прямоугольник Бориса, вернула его под крышку часов и убрала часы в дальний угол ящика. Позвонила в больницу: состояние Кедрова – крайне тяжелое, без изменений. Если без изменений, сказала она в трубку, значит, хотя бы не ухудшилось; тот, кто ей отвечал, хмыкнул, из чего стало понятно, что может называться здесь ухудшением.

Для встречи с Радецким Ника переоделась в короткое синее платьице с дразнящими вырезами на груди и на спине, выбрала туфли с искоркой, на каблуках-шпильках. Она подкрасилась чуть больше, чем в меру, заглянула в записную книжку, хотя адрес Радецкого, дорогу к его дому и так хорошо помнила. Оставалось решить еще одну проблему. Ника позвонила школьной подруге, у которой часто одалживала машину (та удачно-денежно, пусть и несчастливо, выскочила замуж, и машин в ее семье имелось четыре). Как обычно, Аля не возражала: Ника может взять «Эскорт» или «Аскону», когда пожелает.