Текст книги "На сердце без тебя метель... (СИ)"
Автор книги: Марина Струк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 54 страниц)
Александр уже ждал Лизу, стоя у крыльца. Дворовый с трудом удерживал повод огромного вороного скакуна. «Черный всадник на черном коне», – не могла не отметить про себя суеверная Лиза, ощутив в душе какое-то смутное беспокойство. К ее смущению, Пульхерии Александровны еще не было. Небольшие сани стояли поодаль в ожидании пассажирки с заманчиво откинутой полостью.
– Ma tantine несколько задерживается, – пояснил взбежавший по ступеням к ней навстречу Александр. – Посему я решил дать вам возможность самолично выбрать лошадь для прогулки. Прошу вас…
Лиза не могла не почувствовать легкой тревоги, когда он предложил ей руку. Идти вместе с ним в конюшни… позволительно ли это? А потом одернула себя – разве в ее нынешнем положении пристало печься о соблюдении приличий?
Какой маленькой и хрупкой казалась ее ладонь на рукаве черного казакина! Какой же миниатюрной ощущала себя Лиза рядом с высоким Александром в те минуты, пока он вел ее к конюшням через широкий двор. И снова в душе вспыхнул огонек страха перед этим мужчиной. Перед его силой и властью.
У хозяйственных построек, в которых размещались конюшни и псарня, Дмитриевский замедлил шаг, словно раздумывая о чем-то, а потом нарушил затянувшееся молчание:
– Я бы хотел показать вам нечто. Позволите? – он остановился на мгновение, и Лиза невольно отметила его пытливый взгляд, обращенный на нее сверху вниз. Глаза в глаза. Пристально и внимательно. Не мигая, словно боясь потерять ту нить, что установилась меж ними в ту минуту.
Могла ли она не шагнуть за ним слепо, когда Александр так смотрел на нее? Когда ей казалось, что она стала для него теперь немного ближе, чем просто случайная гостья?
Лиза даже не слышала и не видела ничего вокруг, оглушенная осознанием того, как тепло ей от его присутствия рядом, как бьется ее сердце сейчас при звуке его голоса. Это пугало… голова шла кругом. Но в то же время было удивительно сладко, словно нега растекалась в душе. Оттого и ступила смело за ним, перешагнув порог одной из служб. И только после, когда прошли из темных сеней в коридор, услышала оглушительный лай, которым наполнился одноэтажный дом при звуке захлопнувшейся за ними сенной двери.
Лиза никогда бы не подумала, что они вошли в псарню, настолько чисто и светло было в доме с несколькими большими помещениями по обе стороны от широкого коридора, по которому повел ее Александр. А потом перевела взгляд на него и заметила, как пристально он наблюдает за ней. Первоначальное удивление этому сменилось тут же легкой паникой: как ей следует вести себя нынче? Лиза знала, что Нинель категорически не принимала собак, считая их орудиями убийства на охоте.
Следовало ли ей вторить неприязни женщины, на которую она должна быть похожа, чтобы получить расположение Дмитриевского? В растерянности девушка на мгновение даже замерла на месте, лихорадочно пытаясь отыскать ответ на этот вопрос в водовороте мыслей.
А потом все решилось само собой. Когда один из псарей, невысокий подросток в овчинном жилете, вынес к ним щенка. Эта был кроха светлого окраса с головой кофейного цвета и с такими же редкими крапинками по телу, с широкими ушами и удивительно голубыми глазами. Гладкая блестящая шерстка так и манила коснуться ее ласкающим жестом. Что Лиза и сделала, без особых раздумий протянув руку и дотронувшись до маленькой темной головы щенка.
– Это первый помет у моих пушкинских курцхааров[82], – пояснял Александр, но Лиза толком не слушала его объяснений. Она протянула руки в сторону щенка, вопросительно взглянув на Дмитриевского, и радостно улыбнулась, когда после кивка барина псарь бережно положил щенка в ее руки.
– Quell mioche![83] – прошептала восторженно Лиза, тронув кончиком пальца носик собаки, тут же лизнувшей его.
– Вы любите собак? – спросил Александр, и она не стала более скрывать своего интереса.
– Мой отец был большим поклонником охоты, – и улыбка скользнула на губы, а глаза вспыхнули светом воспоминаний об ушедших благостных днях. – У нас в имении была собственная псарня. Конечно, не такая роскошная, как ваша. Просто сарай с загоном для собак. И уверена, по количеству она уступала вашей… Но собаки! Курцхаары, брудастые борзые, английские гончие… Папенька был готов на многое ради отменной охотничьей. Он часто брал меня с собой в псарню или на выгул, многое рассказывал о собаках.
– Удивлен безмерно, скажу от сердца, – улыбнулся Дмитриевский. – Прошу простить за откровенность, но Софья Петровна не похожа на мать, что позволит дочери увлечение недостойным вашего пола занятием…
Свет в глазах Лизы тут же померк, и она помимо воли чуть сильнее сжала маленькое тельце. Щенок заерзал в ее ладонях, и она поспешила отдать его псарю, обеспокоенная, что не удержит в руках. Ведь тот, несмотря на свой юный возраст, был довольно упитан.
– Когда мне было десять лет от роду, папенька скончался от лихорадки, – глухо произнесла Лиза, боясь показать свою боль, которая даже спустя годы колола острой иглой сердце. – Всех собак тут же распродали, дабы покрыть многочисленные долги. Как вы понимаете, это не стало спасением для нас. С тех пор я ни разу… так что вы правы…
Она более ни минуты не хотела здесь оставаться. Лай собак так остро напоминал прошлое, в которое уже никогда не будет возврата. Резко развернувшись, Лиза буквально выскочила из домика, боясь желания снова коснуться этого щенка.
Одно из самых теплых воспоминаний детства – крупные ладони отца и маленькое тельце в импровизированной лодочке. Она любила бывать на псарне, когда собаки приносили очередной помет. Наблюдала за щенками, гладила их, играла с ними в выгоне, когда они становились взрослее. И до сих пор к горлу подкатывал комок при воспоминании о вое, который доносился от псарни в те дни, когда Лиза потеряла отца, а собаки – хозяина. С тех самых пор она не переносила собачьего воя – сразу же перехватывало дыхание…
– Простите меня, – локтя Лизы коснулись пальцы Александра, и она обернулась к нему, переводя невидящий взгляд с усадебного дома на его лицо. – Я не желал пробудить в вас худые воспоминания…
– Полноте! Вашей вины нет. Я просто так давно не была на псарне… и давно не видела собак охотничьих. Только болонки… Но разве ж это собаки?
– Вы правы, совершеннейшим образом, не они, – Александр улыбнулся на ее слабую попытку пошутить, и бедное Лизино сердце снова заколотилось в груди.
Только к лучшему, что она выказала свой интерес к собакам, убеждала себя Лиза, когда они с Александром ждали у конюшен, пока для нее выведут лошадь. Ей безумно хотелось, чтобы он обратил на нее внимание. На нее – истинную, настоящую, а не на ту, что должна была стать подобием Нинель. Хотелось, чтобы Александр смотрел на нее, как сейчас, снизу вверх, пособив ей занять место в седле и положив руку на бархатистую ткань широкого подола ее амазонки. Она краем глаза заметила, как Дмитриевский провел ладонью по подолу, словно наслаждаясь мягкостью полотна. Или представляя нечто иное под рукой, промелькнула шальная мысль в голове Лизы, заставляя вспыхнуть от стыда.
Безумно хотелось, чтобы он смотрел и видел именно ее, Лизу, а не ту, что когда-то так страстно любил.
Увы, спустя некоторое время ее надеждам суждено было растаять. Первое сомнение закралось, когда они с Дмитриевским подъехали к саням, в которых уже поджидала Пульхерия Александровна. Старушка не сумела сдержать возгласа, который явно помимо воли сорвался с ее губ, а потом с легкой укоризной окинула взглядом Лизу, сидящую верхом на небольшой каурой лошади. Но Лиза едва ли удостоила это происшествие своим вниманием, очарованная красотой солнечного зимнего дня и столь близким присутствием Александра, который старался держать своего коня ближе к ее лошадке.
Сначала ехали медленным шагом, изредка обмениваясь взглядами, а после с молчаливого согласия убыстрили темп, позволяя животным пойти легкой рысью по расчищенной аллее, которая перешла в залесную. Свернув вскоре с залесной, выехали к широкому простору луга. Видимо, в летнюю пору он служил для выгула лошадей из усадебных конюшен. Сейчас же был девственно чист, сверкая в солнечных лучах разноцветными искрами.
Дмитриевский резко свернул в сторону луга, направляясь к редким деревьям, что росли на некотором отдалении от леса, темнеющего по правой стороне. Лиза же оглянулась на сани, в которых встревоженно выпрямилась Пульхерия Александровна.
– Куда он поскакал? – спросила она у Лизы, едва сани поравнялись с наездницей, удерживающей лошадь на краю луга.
– Je ne sais…[84] – Лиза растерянно посмотрела на Пульхерию Александровну, когда заметила, что граф придержал коня и жестом поманил ее к себе. Они обе понимали, что сани вряд ли проедут по высокому снегу, потому и переглянулись озадаченно. Ведь он тоже знал это…
– Вы позволите, tantine? – крикнул Александр. – Мы будем у деревьев, вы без труда проследите за невинностью всей картинки… Ежели Лизавете Петровне будет угодно, я бы желал показать ей нечто, как обещался прошлым вечером.
Пульхерия Александровна некоторое время размышляла, а после неуверенно кивнула, вызвав в Лизе с трудом сдерживаемую радость. Девушка тут же направила свою лошадь в снежные просторы луга, вздымая при каждом шаге целый ворох белых снежинок из-под копыт. «Словно по водной глади еду», – подумала с восторгом Лиза, понукая каурую ехать быстрее. Чтобы было еще больше россыпи при каждом шаге, чтобы сердце замирало от наслаждения…
– Не бойтесь, луг ровен, – крикнул Александр, заметив выражение ее лица и ошибочно принимая его за страх. – Никаких ям.
Она не боялась. Она чувствовала только бескрайную свободу сейчас, когда под ногами вздымалось белоснежное полотно, а над головой сияло чистое голубое небо. И когда он ехал рядом, направляя коня к группе деревьев.
Лиза на мгновение подумала, что зрение обмануло ее, когда среди черноты стволов и белого снега вдруг мелькнули перед ее взором яркие разноцветные лоскуты. Но нет – ее глаза были так же остры, как и прежде. На ветвях одного из деревьев действительно висели ленты и обрывки ткани, чуть припорошенные снегом.
Александр спешился, и Лиза невольно оглянулась на сани, оставленные за спиной у края луга. Нет, он не обманул, они действительно были на виду и в то же время наедине, отчего она невольно напряглась. Ее нервозность передалась лошади, и та стала обеспокоенно переступать с ноги на ногу. Остановила ее только мужская рука, крепко ухватившая узду и заставившая стоять спокойно на месте.
– Ваша тревога передается лошади, – Александр убедился, что каурая затихла, и ласково погладил животное по морде. – Вас тревожит наш tête-à-tête improvisé[85]?
– Вы же знаете мою слабость – я любопытна до крайности. Потому я здесь, – Лиза понимала, что голос звучит чересчур резко, но не могла отчего-то даже на тон смягчить его. – Что это за дерево? Отчего здесь ленты?
Александр усмехнулся ее искусному уходу от ответа и отошел к темному стволу дерева. Провел по неровной коре ладонью и взглянул вверх, на голую крону с яркими лентами на ветвях.
– Возьмите чуть правее, Лизавета Петровна, – Лиза подчинилась этой реплике-приказу, только когда он обернулся на нее, иронически улыбаясь ее упрямству, к которому успел привыкнуть за короткий срок их знакомства. – Взгляните на дерево подле дуба…
Это было удивительное место. Два дерева – толстый и массивный дуб и стройная береза, грациозно склонившая над ним свои ветви. Имея разные корни, они так тесно сплелись в горячем объятии, что только по цвету коры можно было отличить стволы.
Явный символ любви и единения. Кровь Лизы не могла не заволноваться при взгляде на это чудо. А сердце застонало беззвучно перед видом того, как опиралась хрупкая береза на могучий дуб, а тот укрывал ее своим стволом со стороны луга, продуваемого ветрами.
– Symbole de la amour[86], – тихо произнес Дмитриевский, и она посмотрела на него, пытаясь совладать с эмоциями, что всколыхнулись в душе. – По крайней мере, деревенские верят в это. Видите лоскуты и ленты? Считают, коли повяжешь их, затянув потуже, любовь будет счастливой. И продлится вечно…
Лиза подняла взгляд на нехитрые дары, которые вязали крепкие мужицкие руки на широкие ветви дуба. Пусть суеверие, пусть грех, но отчего-то ей самой вдруг захотелось верить, что эти влюбленные деревья, сплетенные стволами в единое целое, могут творить такие чудеса.
– Дань славянской крови. Знаете ли вы, что ранее наши предки поклонялись деревьям? Дивно ли, что и в наше время мы верим в их силу. А посадили эти деревья известные вам персоны, – и Александр пояснил, заметив ее вопросительный взгляд: – Помните, вам говорили о предке Дмитриевских, что церковь заложил в благодарность за спасение своей супруги? По старому поверью, что живо в деревне, при них пробились ростками эти деревья…
Лиза смотрела, как медленно движется мужская рука по темной коре дуба, аккуратно стряхивая снег, которым замело ствол, и ощущала странный трепет. А потом заметила взгляд Александра, устремленный на разноцветные лоскуты и ленты, и не могла не подумать о том, есть ли среди них тот, что был завязан на ветке именно его рукой.
– Вы верите в это?
– В то, что деревья с тех времен, или в их силу? – Александр с ироничной улыбкой взглянул на нее.
Лиза молча встретила его взгляд. Разве могла она сказать ему о том, что ей интересно узнать? Любил ли он Нинель настолько сильно, что поверил в крестьянские суеверия и полез на этот дуб, желая сделать их любовь вечной? Даже думать об этом было горько, что уж говорить о том, чтобы доподлинно знать ответ…
– O mon Dieu! – не сдержала она возгласа, когда обернулась к месту, где они оставили Пульхерию Александровну, и увидела, что подле саней стояли еще одни. Пассажиров она разглядеть не могла, как ни пыталась. И осознание того, что кто-то иной, не принадлежащий к маленькому кружку обитателей Заозерного, мог стать свидетелем их tête-à-tête…
Лиза так резко дернула лошадь, пытаясь поскорее уехать от этого места, что едва не соскользнула с седла. Александр, оказавшийся рядом в два шага, помог ей удержаться, чем только разозлил ее пуще прежнего. Толки! Что может быть хуже для девицы? Даже думать о том, как выглядела издалека его помощь, не хотелось.
А потом, когда уже скакала по лугу обратно к саням, вдруг пришло странное спокойствие. Разве не этого добивалась от нее мать? Поставить на кон свое честное имя в игре, которую они затеяли. Рискнуть всем ради выигрыша, на который обе так рассчитывали…
Подъехав ближе, Лиза увидела, что случайными свидетелями ее прогулки к месту странного поклонения стали старшая и младшая Зубовы. Причем Варвара Алексеевна удивила ее своим поведением до глубины души. Резко перекрестившись, та вдруг отшатнулась на спинку саней, будто пытаясь укрыться от Лизы. Это было второй странностью, которую отметила девушка в тот день. Но даже тогда она еще не поняла…
– Mademoiselle Вдовина! – первой с ней заговорила Лиди, прехорошенькая в своем капоре цвета чайной розы, отороченном беличьим мехом. Любую иную девицу он бы сделал болезненной да бледной. А барышня Зубова казалась истинным цветком посреди белой зимы.
– Давненько мы не видались с вами, mademoiselle Вдовина, – она улыбнулась Лизе, но при этом тут же перевела взгляд куда-то за ее плечо, очаровывая мягкостью своей улыбки. – Как здравие вашей маменьки? Надеюсь, на поправку дело, – и тут же без перехода, не дожидаясь ответа Лизы, с легким кокетством: – Ах, Александр Николаевич! А мы из церкви едем… решились вот к вам на чай напроситься… Примете ли нас?
– Буду рад вашему визиту, – ответил Дмитриевский с легким поклоном, а после спешился, когда Лиди с позволения бабушки протянула ему приветственно руку.
Лиза наблюдала за ним сверху вниз, гадая, насколько крепким будет это краткое пожатие. И чувствовала, как в ней медленно просыпается что-то очень темное, грешное и весьма недостойное девицы: зависть к превосходящей красоте и неприязнь.
А потом встретила внимательный взгляд мадам Зубовой и поняла, что не сумела скрыть этих чувств, а еще – что неприязнь, судя по всему, была взаимной. Зубова явно видела в ней соперницу своей внучки.
– Какой интересный цвет у вашего наряда.
Лиза ждала стрелы со стороны Варвары Алексеевны, ясно видя, что та только и ищет повод, чтобы ударить ее побольнее и вывести с поля боя. И вот дождалась, когда на обратном пути в усадьбу Александр поехал подле саней тетушки. Она бы и сама последовала за ним – держаться подальше от саней Зубовых было для нее предпочтительнее всего, но опасалась не справиться с лошадью при посторонних взглядах. Не смогла объехать сани по сугробам, в которые сбрасывали снег дворовые, расчищая аллеи, а потому скакала позади всех. И вот теперь была вынуждена выслушивать замечания мадам Зубовой, полуобернувшейся к ней из саней.
– Согласитесь, он удивительно подчеркивает синеву глаз, n’est ce pas? Этот наряд для езды, – продолжила Варвара Алексеевна, но вдруг спохватилась, словно только-только осознала свой промах. – Ах, у вас же не синие глаза… а кто тогда?.. О, простите меня великодушно… Vieillesse, tristesse…[87]
И только тогда Лиза, наконец, поняла…
Глава 8
Только после этих будто бы случайных слов Лиза поняла, что вовсе не Пульхерия Александровна прислала ей амазонку для выезда на прогулку. Вернувшись с завтрака сегодня утром, девушка нашла этот наряд заботливо разложенным на ее кровати, и так радовалась, когда, облачившись в него, рассматривала себя в зеркале.
Глубокий синий бархат выгодно оттенял ее глаза и локоны цвета темного меда. Короткий утепленный ватой жакет, с опушкой из белоснежного меха по высокому вороту и обшлагам узких рукавов, подчеркивал стройность талии. Свободно ниспадающие вниз юбки красиво облегали фигуру в отличие от привычной пышности повседневных и бальных платьев.
В этом наряде для верховой езды Лиза выглядела великолепно, и еще недавно хотелось петь от радости, когда взгляд взбежавшего ей навстречу по ступеням Александра подтвердил это. А нынче… нынче она понимала, что, верно, не к ее персоне относилась та радость встречи и та неожиданная нежность, что мелькнули тогда в его взоре.
Во рту стало горько. Удовольствие от прогулки куда-то испарилось, ушел восторг, который переполнял душу с того самого момента, как она выехала на белую гладь луга. И даже солнечный свет померк, поблекли краски, которыми он играл на снежном полотне у подножия аллейных деревьев.
Захотелось вдруг выкинуть что-нибудь эдакое. Желание было таким острым, что Лиза даже поразилась его побуждающей силе. Что, если пустить лошадь в галоп, взметая снег россыпью из-под копыт? Показать, что она далеко не Нинель, что она иная. Чтобы все увидели это. И главное, чтобы это понял он.
Лиза взглянула на Пульхерию Александровну, разморенную солнечным теплом и мерным тактом движения саней, а после – на Александра, который тут же ответил ей знакомым пытливым взглядом через плечо, словно почувствовал, что она наблюдает за ним. И вдруг резко дернула повод, заставляя лошадь сойти с аллеи. Каурая чуть не оступилась в сугробе по краю расчищенного полотна, но сумела выправиться и понесла всадницу прочь от аллеи в глубину парка, вздымая копытами снег.
Порыв был мимолетный. Странная злость и волнение, погнавшие ее прочь от остальных, быстро улетучились. Верно, недаром все эти годы ее настойчиво наказывали за малейшие проявления эмоций, кои не пристало испытывать девицам. Только во вред они, не во благо. Вот и сейчас огонь, всколыхнувший душу Лизы, заставивший пойти на безрассудство, быстро угас под ледяным спокойствием, которое словно облаком окутало ее при первой же попытке выровнять дыхание.
«Даже если Дмитриевский будет видеть во мне Нинель, разве не на руку то?» – эта мысль была самой разумной, что пришла в голову Лизе за последние пару минут, но и самой неприятной. Ведь она одним махом разрушала ее мечты…
Обернувшись назад, Лиза попыталась разглядеть меж стволами деревьев, что происходит сейчас на аллее. И почувствовала кислый привкус досады, видя, что Александр и не подумал двинуть коня вслед за ней, не стал выяснять, куда она так внезапно ускакала, поддавшись порыву хоть на короткий миг убежать от своих тягостных мыслей. Да только куда от них деться? Разве можно убежать от себя?
Сани остановились на аллее, пассажиры сидели в них, полуобернувшись в сторону парка, откуда Лиза возвращалась, аккуратно петляя между деревьев. Пульхерия Александровна в тревоге даже привстала со своего места. Мадам Зубова недовольно поджимала губы, а Лиди, тоже явно чем-то обеспокоенная, то и дело переводила взгляд с приближающейся к аллее всадницы на графа, который теперь занял место в самом хвосте поезда из саней. И не тень ли торжества мелькнула на красивом лице Зубовой-младшей? Да, будь Лиза на ее месте, тоже радовалась бы тому, что Александр не сделал ни малейшей попытки последовать за соперницей, а остался при санях.
– C’est folie![88] – до уха Лизы ясно донесся голос Варвары Алексеевны, и она не могла не согласиться с ней. Разве может благовоспитанная девица так неожиданно исчезать из поля зрения своей dame patronesse[89]? Тем более совершенно одна уезжать в незнакомый ей парк. – Inadmissible![90]
Пульхерия Александровна только вздохнула в ответ на замечание Зубовой и снова откинулась на спинку саней, велев кучеру трогать. В ее глазах еще до того, как она отвернулась от Лизы, легко читалось, что мадам Вдовина непременно узнает о данном происшествии без всяких недомолвок.
Soit![91] Лиза пожала плечами и повернулась к Александру, который молча наблюдал за своими спутницами, удерживая коня на том месте, где и дожидался возвращения Лизы на аллею.
– Удивлен, – коротко обронил он, и Лиза взглянула на него, все больше недовольная этой прогулкой. Ах, если б можно было вернуть время вспять! Ровно до момента встречи с Зубовыми… Принесла же их нелегкая!
– Pas possible?![92] – неожиданно огрызнулась она в ответ, улыбаясь в подражании ему уголком рта. А потом испуганно вздрогнула, когда он громко рассмеялся, запрокинув голову, вызывая в ней неудержимый приступ злости от этого смеха. В который раз он смеется над ней! Un terrible homme!
– Лизавета Петровна, – отсмеявшись, произнес Александр, старательно делая вид, что не замечает лиц, обернувшихся на его смех из саней, удаляющихся от них все дальше и дальше по аллее. Произнес таким странным тоном, что Лиза не могла не взглянуть на него вновь. А он вдруг чуть склонился к ней, при этом глядя не на нее, а вслед отъезжающим саням. Проговорил тихо, заставляя Лизу замереть от твердости, прозвучавшей в его голосе:
– Я никогда не иду за кем-то. Никогда не следую… не в моих правилах, – а потом добавил уже иным тоном, вежливым и привычно отстраненным: – Едемте к дому, Лизавета Петровна. Довольно для первого выезда. Да и морозно нынче…
И девушке ничего не оставалось, как по его знаку тронуться в обратный путь к усадебному дому вслед за санями. Дмитриевский не поехал рядом с ней, а держался в нескольких шагах позади, в арьергарде их поезда. Хотя Лиза даже радовалась этому – так он не мог видеть краски стыда на ее лице, что так и не сходила со щек. И девушка искренне надеялась, что этот румянец остальные отнесут на счет легкого морозца, что нет-нет, да и покусывал нежную кожу.
По приезде Александр наперед лакея помог дамам выйти из саней, вызывая счастливую улыбку Лиди, которая даже не делала попыток скрыть радость от подобной близости к нему. Сама Лиза, не дожидаясь, пока Дмитриевский поможет ей сойти (или боялась, что он проигнорирует ее?), поманила к себе одного из лакеев, стоявших на крыльце. Скользнула по боку лошади в крепкие руки слуги и, заметив знакомую усмешку на губах графа, стала быстро собирать трен амазонки в руку, чтобы поскорее удалиться в дом. О ней и так будут говорить после сегодняшней выходки. Так какая разница по скольким поводам упомянут ее имя?
– Лизавета Петровна, – неожиданно окликнула Лизу Пульхерия Александровна, вынуждая девушку остановиться. Старушка оперлась на руку Лизы, и той поневоле пришлось стать ее провожатой, с трудом совладав с желанием оглянуться, не предложил ли Дмитриевский руку Лиди.
– Что с вами, милейшая Лизавета Петровна? – тихо спросила Пульхерия Александровна. – Вы нынче сами на себя не похожи.
На миг задержавшись перед распахнутой швейцаром дверью, они внимательно посмотрели друг другу в глаза. Но во взгляде, устремленном на нее, Лиза не прочла ни укора, ни злости – только легкое недоумение.
– Быть может, и не похожа. А может статься, именно такова и есть, – ответила Лиза. А потом добавила в желании оправдаться за то, что сама не зная, могла совершить промах, надев этот злополучный наряд: – На мне ведь амазонка Нинель Михайловны? Я не знала… Я думала, это вы позаботились обо мне, как обещали.
– Она редко выезжала верхом. Не любила лошадей. Но этот наряд ей был ей удивительно к лицу. Она только его и надевала, когда выезжала с Alexandre, – Пульхерия Александровна чуть помолчала, а после быстро проговорила, заметив, что их уже нагоняют у дверей Зубовы в сопровождении Александра: – У нее в гардеробе остались еще амазонки, что ни разу не были надеты. Я распорядилась об одной из них. Потому что никогда бы не дала вам эту… Чтобы он не вспоминал более… чтобы не было боли…
– J'y suis![93] – мягко сказала Лиза, в глубине души ощущая невероятной силы гнев на того, кто так искусно сумел использовать сегодняшнюю прогулку в своих целях. И снова дергал за нити, управляя ею.
«А они похожи в чем-то… – в вестибюле Лиза обернулась на Дмитриевского, в тот момент входившего в дом. – Оба – кукольники, разыгрывающие пьесы собственного сочинения. А остальные – лишь деревянные фигурки, которыми управляют без особого труда»
Прощаясь в вестибюле с Лизой, спешившей удалиться в свои покои, Александр не забыл напоследок обратиться к ней. Не напомнил о том, что ее ждут на чайную трапезу в малый салон, а именно приказал явиться, хоть и в завуалированной форме. Лиза с трудом сдержалась, чтобы не опуститься перед ним в почтительном реверансе, насмешливо подчеркивая его приказной тон. Подчинилась голосу благоразумия, тут же напомнившему ей, что некоторые поспешные поступки порой весьма недальновидны…
Идти в салон, чтобы разделить трапезу с Зубовыми, совсем не хотелось. Настроение, с утра такое благостное, такое восторженное, нынче было мрачнее летних грозовых туч. И снова проснулось желание уехать прочь из этого дома, чтобы никогда более не видеть никого из его обитателей. Да разве ж возможно было так поступить в ее положении, о котором едва ли не при каждой встрече напоминала мадам Вдовина?
Потому, старательно сохраняя улыбку на лице и беспечность во взгляде, Лиза целых два часа просидела в салоне, слушая на удивление скучную беседу старших женщин и пение Лиди, о котором ту попросил Василь. Он спустился, едва только узнал о визите соседей, и лишь его присутствие несколько скрашивало странно-напряженную атмосферу, царившую в комнате.
Александр мысленно отсутствовал, сидя в кресле с чайной парой, казавшейся такой маленькой в его руках. Пульхерия Александровна, расположившись напротив него на софе, с трудом боролась с дремой. Потому в салоне практически единолично царила мадам Зубова, задавая тон разговору и при любом удобном случае стараясь ввернуть в него имя своей внучки. Или оградить по возможности от участия в разговоре Лизу, нарочно выбирая предметы для беседы, в которых та определенно была не сильна: толки о соседях, губернские новости, обсуждение происшествий новогоднего бала. Василь активно поддерживал разговор, сыпал шутками и комплиментами, явно настроенный преломить неприязнь Варвары Алексеевны к собственной персоне.
Лиза же откровенно скучала, по обыкновению, пряча свое настроение то под опущенными ресницами, то под скромной улыбкой. Сперва ее удивила явная холодность к Василю со стороны Зубовой-старшей, но спустя некоторое время она и на это перестала обращать внимание, решив, что это свойство натуры соседки Дмитриевского. Быть вечно недовольной всем и всеми, делая исключение лишь для графа и отчасти его тетки.
Только дважды Лиза чуть не уронила маску, под которой скрывала свои истинные чувства от этого благочинного собрания.
Первый раз, когда внесли чайный столик на небольших ножках, и пришла пора разливать ароматный чай по фарфоровым парам. К небольшому серебряному самовару, поставленному недалеко от столика, тут же направилась Лиди, явно намереваясь исполнить роль хозяйки. Лиза удивилась – она полагала, что согласно правилам, этим должна заниматься Пульхерия Александровна. Но спустя миг удивление ее возросло еще больше, когда тетушка графа вдруг обратилась к ней, заставив взоры остальных устремиться на девушку:
– Видимо, холод не к добру мне был. Не могли бы вы разлить чай, Лизавета Петровна? Боюсь я за такое дело нынче браться…
В этот момент Лиза отчего-то посмотрела не на Пульхерию Александровну и не на Дмитриевского. Она повернулась к Лиди, чтобы встретить не менее удивленный взгляд, чем у нее самой. Барышне Зубовой ничего не оставалось, как вернуться к клавикордам, за которыми она сидела до сервировки чайной трапезы. И Лиза видела, как неприятно той, что у нее отняли, судя по всему, уже привычную за время болезни Пульхерии Александровны обязанность.
Василь, занявший место подле Лизы у самовара и пожелавший заменить лакея при передаче пар с чаем прямо в руки, только подтвердил ее мысли.
– Ей-ей, тетушка к вам расположена, ma chère Lisette. Даже Лидию лишила радости чай разлить… хотя бы на короткие мгновения почувствовать себя хозяйкой в Заозерном, как обычно то бывало при ее визитах. А вы, ma chère Lisette? Каково вам нынче в этой роли?
– Смею сделать вам замечание, – произнесла Лиза чуть громче, чем следовало. Потому что краем глаза видела, что за ними со своего места пристально наблюдает Александр. – Vous manquez de manières[94].
– Что есть, то есть, – с очаровательной улыбкой согласился тут же Василь. – Или, быть может, мне по нраву, как блестят ваши глаза, когда я называю вас таким образом…
Лиза с удовольствием бы отпустила блюдце ранее, чем он взялся за его противоположный край. Уронить бы пару на пол, забрызгав горячим чаем не только ворс ковра, но и его ноги в начищенных до блеска туфлях и белоснежных чулках. В эту минуту девушка не на шутку разозлилась на Василя. За его неприемлемое обращение к ней, за насмешливый тон, явно направленный на то, чтобы вызвать ее злость. За то, что его пальцы иногда касались ее пальцев, когда он брал очередную пару. За то, что это заметили и мадам Зубова, и Александр…
