Текст книги "На сердце без тебя метель... (СИ)"
Автор книги: Марина Струк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 26 (всего у книги 54 страниц)
Лиза так и не смогла сосредоточиться на литургии. Ей было душно. Пристальный взгляд мадам Зубовой прожигал насквозь. Лидия же беззвучно плакала, подняв свои лучистые глаза к образам, будто в эйфории веры в воскрешение Господа. Но Лиза видела, как девушка при этом то и дело бросала взгляд на Александра, и каждая слезинка, сбегающая по прекрасному лицу, будто камнем падала на сердце Лизы. И не было ощущения праздника, чего-то светлого и волшебного, что всегда обычно ощущала Лиза при пении Пасхального тропаря.
Когда зычный голос отца Феодора по обряду возвестил о воскрешении Христовом, по толпе в церкви вдруг пошла тревожная волна. Повернув голову в сторону шума, Лиза увидела, что Лиди без чувств лежит на руках у бабушки, и над ее лицом изо всех сил машут веерами и эшарпами окружившие их дамы.
– Aidez lui, Alexandre[238], – проговорила Пульхерия Александровна, выпуская локоть племянника, на который до того опиралась. И он без лишних слов поспешил на помощь соседке: легко подхватил ее и под перешептывания толпы вынес из душной церкви.
– Дурной знак, – пробормотала старушка, глядя ему вслед и неистово крестясь в приступе суеверия, а Лиза даже головы не повернула, словно стеной отгородившись от всего происходящего.
«Я не буду об этом думать, – как заклинание твердила она себе. – Не буду об этом думать…» Она повторяла эти слова, и когда как-то по-особому на нее взглянул отец Феодор, напутствуя прихожан в конце праздничной службы. И когда обнаружила, что ни Александр, ни Зубовы так и не вернулись в церковь, и им с Пульхерией Александровной пришлось возвращаться в усадьбу в одиночестве. И за Пасхальным завтраком, когда оказалась за столом подле Варвары Алексеевны, которая вдруг стала с ней необычайно мила и любезно выспрашивала обо всяких пустяках: о прошлой Пасхе и о каком-то монастыре в Нижнем Новгороде.
Лиди за столом не было. Доктор Журовский, что по счастливой случайности также присутствовал на Пасхальной службе, сообщил, что причина ее недомогания – всего лишь слабость организма ввиду чрезмерного говенья, и что он рекомендовал больной полный покой. Лизе не понравилось, как переглянулись за столом гости, как некоторые из них многозначительно повели глазами в сторону Александра. Граф же, казалось, ничего не замечал – был по привычке немногословен и невозмутим. Только слегка улыбнулся Лизе, когда они встретились глазами. И она понимающе кивнула ему – ей самой до безумия хотелось, чтобы все гости, наконец, разъехались, оставив их наедине. Нет, решено окончательно. Как бы ни настаивала Пульхерия Александровна, нынче же она поддержит Александра в его решении не рассылать свадебных билетов. Никаких гостей на венчании… никого, кроме них двоих.
После завтрака гости разъехались в несколько удрученном настроении, так и не получив заветного приглашения на предстоящее торжество в Заозерном. Остались только Зубовы: Лиди по-прежнему отдыхала в одной из комнат, а ее бабушка с азартом играла с Пульхерией Александровной в карты, демонстративно игнорируя Софью Петровну. Александр удалился сразу же после трапезы, любезно раскланявшись с гостями, и Лиза вдруг поняла, что ни минуты не желает сидеть в окружении дам, а хочет к нему. При этой мысли сердце сдавило странное предчувствие чего-то дурного. Оно же и подсказало, где ей искать своего жениха.
Он действительно был в салоне, куда поместили Лиди. Лиза зло прикусила губу, когда через распахнутые двери услышала их голоса. «Что же это Варвара Алексеевна не блюдет благочестие своей внучки? Или полагает, что все еще может перемениться?» А потом замерла, когда уловила в сбивчивой речи Лиди собственное имя.
– …Вы должны узнать нечто о mademoiselle Вдовиной, Александр Николаевич. Бабушка оставила этот факт на мое усмотрение, и я решилась, пусть вы и будете корить меня после. Пусть будете даже ненавидеть! – слезы прервали ее взволнованные слова, которые Лиза с трудом разбирала. – Но вы должны знать! Должны!
– Ma chère Lydie, – прозвучал в ответ спокойный голос Александра, и Лизу при этом обращении охватил приступ ревности невероятной силы. – Я не уверен, что вы можете поведать нечто такое, что еще неизвестно мне касательно персоны моей невесты. Оставим этот разговор. Вы самое нежное и милое создание, какое я только встречал в своей жизни. И я прошу вас, не лишайте меня удовольствия думать о вас именно так…
Лиза едва успела спрятаться за створкой двери, когда Александр стремительно вышел из комнаты. Он ненадолго задержался на пороге, Лиза ясно видела его профиль в узкую щель, и ей даже показалось вдруг, что он знает, что она стоит сейчас за дверью, так близко от него. Что он слышит ее взволнованное дыхание. Но спустя пару мгновений Александр продолжил свой путь, даже не повернув головы в ее сторону, и Лиза спешно покинула свое укрытие, когда стихли его шаги. Неслышно убежала прочь под звук тихих рыданий Лиди.
– Вы уверены, что прежде не встречали Зубовых? Я-то определенно! Mein Gott, когда же Красная Горка?! – простонала Софья Петровна, когда, вернувшись в свои покои, Лиза рассказала ей о том, что подслушала в салоне. – Ожидание сводит меня с ума. Это просто невыносимо! Осталось шесть дней… шесть дней…
Они обе независимо друг от друга вели тайный отсчет дней. И обеим казалось, что дни эти тянутся невыносимо медленно. Лиза уже жалела, что открылась в Страстную пятницу отцу Феодору. Что, если он вдруг решит нарушить тайну исповеди, уступая долгу открыть опасность, нависшую над Дмитриевским? Ее ведь предупреждали на его счет – он давний и верный приятель Александра, а значит, вполне может все тому рассказать. Ну почему?! Почему она тогда решилась открыться?
Лиза пыталась разгадать, не было ли между отцом Феодором и Александром разговора на сей счет. Ведь священник присутствовал на пасхальном завтраке, а после имел долгую беседу с Дмитриевским в библиотеке. На вопрос Лизы, о чем шла речь, Александр ответил, что обсуждали чертеж каменной церкви, о которой так давно мечтал отец Феодор. Но кто знает – только ли о церкви они говорили?
Лиза наблюдала за своим женихом, полагая, что, если разговор все же состоялся, она непременно подметит перемену в его поведении. Но Александр был таков, как обычно: они по-прежнему проводили все возможное время вместе. А еще теперь, когда до венчания оставались считанные дни, им отчего-то позволили столь желанное для них уединение. Они подолгу гуляли в парке или сидели в библиотеке: он работал с бумагами, она читала. И счастливее этих дней, как думалось Лизе, никогда прежде у нее не было. Особенно она любила, когда он вдруг притягивал ее к себе и начинал страстно целовать, не скрывая своего желания. И она в ответ целовала его с неменьшей страстью, забывая в эти мгновения обо всем. «Если бы Александр пожелал продолжить, я бы без раздумий позволила ему», – с краской стыда на щеках думала в те дни Лиза в тишине своей спальни. Настолько чувства к нему заполоняли для нее весь мир. Он был всем ее миром…
Правда, Лизе казалось, что в своих ласках и поцелуях Александр стал несколько грубее. И, набравшись смелости, она спросила, не кажется ли это странным Софье Петровне.
– О, meine Mädchen, когда мужчина не имеет возможности… м-м-м… выплеснуть свою страсть, он становится таким необузданным! – заговорщицки улыбаясь, сказала та. – Но в такие моменты у женщины в руках неограниченная власть… вы еще поймете это позднее. То, что случилось тогда с вами – словно приоткрыть дверь. Полностью вы ее откроете только позднее, полагаю. В ночь после венчания. Аид, определенно, тот мужчина, который умеет открывать двери.
Во вторник Александр уехал из усадьбы с самого утра и вернулся только с наступлением ночи. Лиза не спала, волнуясь из-за столь неожиданного отъезда, хотя никто не видел в нем ничего особенного.
– Сейчас поднимаются поля, а Alexandre – хозяин земель. Ему должно присмотреть за всем, – говорила Пульхерия Александровна. А после, когда пришла записка, что Дмитриевский будет поздно, только пожала плечами: – Заехал на станцию в кабак. Что здесь такого? Мужчина имеет полную свободу… как вольная пташка.
«Пташка» вернулась домой под хмелем. Лиза с тревогой наблюдала в окно возвращение Александра и не сразу поняла, почему он так странно спешился с седла и направился к крыльцу какой-то нетвердой походкой. Ему что-то говорил суетящийся вокруг камердинер, по всему видно, весьма раздражающий Дмитриевского, потому что тот вдруг резко его оттолкнул. Но сам не удержался при этом на ногах и упал на колени, прямо на каменную кладку подъезда. Лиза с трудом подавила порыв сорваться с места и бежать прямо в ночной сорочке через анфиладу темных комнат, чтобы помочь ему подняться. Как будто расслышав ее легкий вскрик (что было совершенно невозможно из-за разделяющего их расстояния), Александр повернул голову и взглянул на темное окно ее комнаты. Он долго смотрел на него, не отрывая взгляда, и Лиза запаниковала: не виден ли ему ее силуэт через занавеси. Но вот он поднялся с колен, в который раз оттолкнув от себя старого Платона, и на удивление прямо зашагал в дом.
К завтраку Александр не спустился. Женщины понимающе переглянулись, когда лакей передал его извинения. После завтрака Пульхерия Александровна в который раз попросила Лизу примерить венчальное платье – «дабы убедиться, что отменно сидит». Девушка и сама с большим удовольствием не только облачилась в платье, но и медленно покружилась в нем по комнате, упиваясь восторгом зрителей. Ирина отчего-то плакала, вытирая глаза краем передника, Пульхерия Александровна хлопала в ладоши, а лицо Софьи Петровны сияло, как начищенное серебро. Глядя на них, Лиза даже позабыла, при каких обстоятельствах через несколько дней ступит под венцы. Все кружилась и кружилась, радостно смеясь и любуясь на взлетающий плавными волнами подол платья.
Этот восторг не утих и тогда, когда ей передали просьбу Александра присоединиться к нему в библиотеке. Лиза с такой счастливой улыбкой перешагнула порог комнаты, что могла бы легко осветить даже самый темный ее уголок. Правда, ее радость несколько померкла, когда она взглянула на своего жениха. Его внешний вид удивил ее. Странно, что он позвал ее, будучи одет по-домашнему, без сюртука. Волосы Александра были еще влажными после ванны, а лицо чисто выбритым, но покрасневшие белки глаз выдавали, что прошлой ночью он мало спал. И было что-то еще, чего Лиза никак не могла объяснить. Что-то неуловимо изменилось вдруг в его облике…
В нарушение всех приличий вдобавок к неподобающему виду Александр не поднялся с кресла за массивным письменным столом, а лишь указал рукой на стул по другую его сторону.
– Я позвал тебя, чтобы ты своей рукой подписала бумаги, – произнес он, едва она заняла место напротив него. – Ничего эдакого… Я думаю, ты можешь подписать их без сомнений. Твоя мать знает обо всем.
– Что это? – Лиза в недоумении пробежала взглядом поданные ей бумаги. – Духовная?
– Моя духовная. Твоя мать права, я должен позаботиться о твоем будущем, ежели меня вдруг не станет. Неисповедимы пути Господни, разве не так? И мы должны быть готовы…
Лиза аккуратно положила бумаги на стол, хотя ей хотелось бросить их тотчас же, как он произнес эти слова. Настолько они вдруг обожгли ей руки.
– Я не понимаю, отчего так скоро…
– Я так пожелал, – холодно отрезал Александр. – Проставь свое имя в бумагах, и покончим с этим. Все мое имущество, движимое и недвижимое, все души и прочее, за исключением отдельных случаев, отойдут тебе после моей смерти. Проставь имя, Лиза. Сейчас.
Она резко вырвала перо из его пальцев, раздраженная спешкой Софьи Петровны и тем, как быстро завертелись события. Что ей сулит этот неожиданный поворот? И вдруг замерла, заметив, что в духовной стоит пропуск в месте, где должно стоять ее имя.
– Отчего твои поверенные не проставили его сразу же, когда писали бумаги? – спросила Лиза, склонившись над бумагами с пером в руке.
– Видишь ли, – Александр расслабленно откинулся на спинку кресла, в привычном жесте скрестив перед собой пальцы домиком. Веки его были полуопущены, скрывая глаза от яркого света. – Видишь ли, мои поверенные не могли проставить твое имя, потому что не знают его.
– Почему они не осведомились у тебя на сей счет? – Лиза уже распознала подвох и насторожилась, как зверь, почуявший приближение хищника. Но верить… как же ей не хотелось в это верить!
– Видишь ли, ma chère, я бы не сумел им помочь в данном вопросе. Потому что и сам его не знаю.
Глава 25
Мир словно рассыпался на сотни мелких осколков. В одно мгновение все мечты и надежды обратились в прах.
При последних словах Александра Лиза с трудом удержала на лице маску безмятежности. Только уголки губ ее слегка дрогнули да рука, застывшая с пером над бумагой. С кончика пера сорвались чернила и черной слезой капнули на ровные ряды строчек. И именно вид этой расплывающейся кляксы привел Лизу в чувство.
– Не знаете мое имя? – удивленно переспросила она, гордо выпрямив спину.
Теперь Александр уже не пытался делать вид, что он безмятежно расслаблен. Его глаза внимательно следили за малейшей переменой на ее лице.
– Представьте себе, – он медленно поднялся с кресла, словно предугадав внезапную мысль, молотом застучавшую в ее голове в такт биения пульса: «Бежать! Бежать, пока еще не поздно!»
Лиза попыталась собраться с мыслями, но безуспешно. Единственное, что она ощущала сейчас, – горькое сожаление, что вообще здесь оказалась. А еще непреодолимое желание спрятаться от этого пронзительного взгляда. Лиза никогда не представляла подобную ситуацию в деталях. Ранее ей удавалось гнать от себя неприятные мысли об этом. Она внушала себе, что тот, кто задумал их авантюру, всегда будет рядом и в случае опасности все решит, оттого и нет причин для тревоги и страхов.
Но сейчас его не было. И Лиза прекрасно понимала, что в лучшем случае он появится в имении ближе к воскресенью, когда было назначено венчание. Если все-таки появится, принимая во внимание все то, что случилось в последние недели…
С Софьей Петровной Лиза тоже никогда прежде не обсуждала, как они будут действовать в случае разоблачения. Она страшилась поднимать эту тему, а со временем… Надо признать – со временем Лиза настолько отдалась чувствам, что даже мысли не допускала о подобном повороте событий. Тем более, когда до венчания оставалось всего три дня. Глупо… Боже, как глупо!
«Что бы делала Софья Петровна?» – Лиза ухватилась за эту мысль, как за спасительную соломинку, пытаясь успокоиться и заглушить внутренний голос, уже вопивший, а не шептавший, о бегстве из этой комнаты и от этого мужчины, лениво облокотившегося на спинку кресла. Но при всей расслабленности его позы Лиза понимала, что Александр в мгновение ока будет готов к атаке. Он напоминал ей сейчас большую кошку, что уже загнала мышь в угол и теперь разлеглась, преградив все пути отступления и желая подразнить жертву.
«Что бы сделала Софья Петровна? Скорее всего, попыталась бы узнать причину этой странной просьбы, прежде чем снова браться за перо. Написать имя… Имя… Неужто отец Феодор все же нарушил тайну исповеди? Или Зубовы?.. Хотя откуда Зубовым знать, что Вдовины – вовсе не Вдовины и никогда ими не были?»
– Извольте, коли такая потребность в том, – проговорила Лиза и быстро написала: «Елизавета Петровна Вдовина, девица». Потом раздраженно бросила перо на стол, пытаясь за этой бравадой скрыть свой страх. Она даже не заметила, как вдруг перешла на «вы» в попытке возвести между ними невидимую стену. – И я совсем не понимаю, что происходит, и что за странные вопросы вы мне задаете.
– Не понимаешь? – с сарказмом переспросил Александр и, легко потянувшись через стол, взял со стола бумаги, чтобы их просмотреть. Лиза же тем временем аккуратно, шаг за шагом, стала отступать к дверям. Ей до безумия хотелось оказаться сейчас где угодно, лишь бы подальше от Дмитриевского. Желательно – подле Софьи Петровны. Уж она-то определенно найдет выход!
Отступая, Лиза машинально отметила, как Александр быстро скользнул взглядом по имени на бумаге и медленно двинулся вокруг стола к ней. Повинуясь инстинкту, она снова сделала шаг назад. Разум же приказывал остановиться, твердя голосом Софьи Петровны, что каждый шаг назад служит доказательством ее вины. Но остановиться Лиза не могла: выражение глаз Александра вдруг вселило в нее панический ужас. Лучше бы он был таким, как после ссоры с Василем или как тогда, когда бил кого-то хлыстом. Но только не таким, как сейчас: опасно медлительным и холодно расчетливым…
Если бы кто-то случайно зашел сейчас в библиотеку, ему показалось бы, что эти двое танцуют какой-то странный танец: пока один делал шаг назад, другой медленно и неумолимо приближался.
– Восхищен твоей смелостью. Я думал, все будет несколько иначе, – мягко проговорил Александр.
При этом он мимолетно улыбнулся такой грустной улыбкой, что Лиза остановилась, совершенно сбитая с толку. К тому же она решила, что уже достигла той самой безопасной зоны, где может начать разговор. Или убежать, если ей не хватит духа, или ее блеф потерпит неудачу. Все происходящее стало вдруг напоминать ей игру в вист, что недавно вели они друг против друга за ломберным столом, блефуя и скидывая взятки. Только тогда она была не одна против него, за тем столом…
– Я принимаю ваш комплимент, – проговорила Лиза, переведя дыхание и всячески стараясь не показать своего страха. – Но еще раз скажу, что не понимаю, что здесь происходит… Потрудитесь объяснить. Я не просила вас составлять духовной. И уж тем паче не давала никакого повода для подобных странных вопросов и просьб.
– Действительно, – сказал Александр, приближаясь к ней опасно близко. Теперь меж ними было расстояние вытянутой руки. – Только безумец в чем-то заподозрит истинного ангела, коим ты являешься на вид, верно, Елизавета Петровна Вдовина? Это ангельское лицо, эти невинные большие глаза… тихий голос… девичья скромность…
Уголок его рта дернулся в презрительной усмешке. Притворяться более не имело смысла, Лиза видела это в его глазах.
– Я вас не понимаю…
– Хватит! Довольно! – отрезал Александр. От звука его голоса закружилась голова, и каждое последующее слово, будто хлыстом, било наотмашь: – Согласно записям в губернских книгах, Елизавета Вдовина действительно проживает в собственном имении под Нижним Новгородом. Ее маленькое владение – крохотная деревенька в десять душ – действительно отдана в залог, но еще до войны двенадцатого года. Только имя ее отца вовсе не Петр. Старушка с трудом ходит и подслеповата, что неудивительно в ее возрасте – ведь ей более шести десятков лет. И у нее нет ни кровных родственников, ни персон одной фамилии. Allons? C'est à vous de jouer![239]
Страх бился в голове Лизы, как птица в клетке, вытесняя все разумные мысли. Последнюю фразу Александр произнес прежним тихим и ровным голосом, и это окончательно выбило Лизу из равновесия. Этот человек был гораздо опаснее, чем представлялся ей прежде.
«Бежать!» – вновь крикнул ее внутренний голос. И она бездумно подчинилась ему, надеясь укрыться где-нибудь от этих темных обвиняющих глаз, от осознания, что весь ее мир рухнул, хороня под обломками хрупкие надежды на возможное счастье. Как в детстве, ей захотелось спрятаться в темноту, под одеяло… укрыться от всего.
Лиза рванулась к двери. Всего несколько шагов! Ее юбки так и взметнулись, когда Александр одним быстрым движением ухватил ее за локоть. Пальцы его так больно обхватили ее руку, что Лиза не смогла сдержать крика. А при виде его лица, с которого уже упала маска отстраненной холодности, обнажая бешеную ярость, ей показалось, что она сейчас упадет в обморок.
– Allons! Je l'attends![240]
Лиза попыталась что-то сказать, но при взгляде в эти горящие яростью глаза, при взгляде на его сжатый рот и перекатывающиеся под кожей желваки, ее словно парализовало, и из горла не вырвалось даже жалкого писка. А потом и вовсе случилось самое худшее, что только могло с ней произойти. И что отняло у нее возможность для оправдания и навсегда переменило ее судьбу. Нервное напряжение, достигшее своего пика, на фоне строгого говения последних недель сделало свое дело. Ноги Лизы вдруг стали такими мягкими, а из углов комнаты скоро потянулась к ней чернота, с готовностью принимая в свои объятия. Благословенная темнота, о которой она так мечтала в тот момент…
Первое, что услышала Лиза, придя в себя, – приглушенный голос, мягко, но настойчиво зовущий ее по имени. Потом кто-то прикоснулся чем-то мокрым к ее лбу, и по коже поползла неприятно холодная капля влаги, от которой так хотелось отмахнуться. Но сил поднять руку не было. Девушка распахнула глаза, с трудом фокусируя взгляд на темном силуэте на фоне светлого окна.
– Добро пожаловать обратно в грешный мир, mademoiselle, – мягко проговорил доктор Журовский. – Что же вы, девицы, так себя не бережете? Прямо пандемия у меня в уезде, не иначе… Вон mademoiselle Зубова все никак от нервной хвори не оправится, а нынче вы…
Упоминание имени Лиди тут же повлекло за собой мысль об Александре, а воспоминание о женихе привело Лизу в чувство быстрее лекарства, которое уже протягивал ей в бокале доктор. Она послушно глотнула горькую микстуру и вдруг резко вскочила в постели. Господину Журовскому пришлось даже придержать ее за плечи, чтобы унять это порыв.
– Где я? Где я нахожусь? Что это за место? – приступ паники усиливался с каждым мгновением, ведь комната, которую Лиза сейчас оглядывала, была ей совсем незнакома. Это определенно не ее скромная спаленка в покоях, отведенных Вдовиным. И она сама не поняла, почему вдруг среди лихорадочно мечущихся в голове мыслей мелькнула странная догадка: – Я в зеленом доме?
– Бог с вами, mademoiselle! Помилуйте, конечно же, нет! Вы ведь барышня, невеста его сиятельства! Что вы говорите! – вырвалось у доктора, прежде чем смущение сковало его язык. В тот же миг он покраснел, неловко поправил очки на своем носу и озабоченно оглянулся на застывших у двери дворецкого и двух девушек из дворни, чьи лица были Лизе незнакомы. Те выглядели не менее смущенными и шокированными, чем доктор. Лишь дворецкий быстро справился со своими эмоциями и взглядом пресек смешки девиц.
– О чем вы? – недоумевая, спросила Лиза. Но доктор вдруг засуетился, стал собирать в свой саквояж расставленные на столике подле кровати склянки с порошками и каплями, снова завел речь о соблюдении режима, хорошем питании («непременно скоромном!») и, по возможности, отсутствии тревог.
– Хотя разве ж обойдетесь без волнений? До Красной горки считанные дни…
И Лиза быстро отвела глаза от неожиданно прямого взгляда господина Журовского, боясь выдать ему, что все совсем не так, как ему представляется. Он и так отчего-то разволновался сверх меры – руки так и тряслись, когда закрывал свой саквояж.
– Я должен спросить у вас, mademoiselle… мне надобно убедиться… лично у вас, – доктор снял очки с носа и стал протирать их платком, старательно избегая взгляда своей пациентки и при этом понизив голос почти до шепота: – Ваши… м-м-м… ваши регулы… ваши очищения ежемесячные… Девица ваша говорит, что все без нарушений. Просто причина может быть… ежели регулы…
– Она права, – вновь настала Лизина очередь отводить глаза. Даже сердце кольнуло от тех подозрений, что могли быть у доктора на ее счет.
– Благодарю вас, – Журовский ободряюще коснулся ладонью ее руки. – Стало быть, я заверю вашего жениха, что ваше здравие вне опасности и зависит исключительно от вашего питания и образа жизни. До свидания, mademoiselle.
Лиза опомнилась, только когда доктор поклонился и зашагал к дверям. Ей до безумия захотелось сорваться с места и вцепиться в рукав его сюртука. Оставаться здесь одной было страшно. И, кроме того, разве господин Журовский не был частью всей этой авантюры, которая рассыпалась нынче, как карточный домик? Но пристальный взгляд дворецкого заставил ее остаться на месте, подавив собственный страх. А поймав на себе любопытные взгляды дворовых девиц, Лиза вспомнила, что она урожденная дворянка, которой не пристало скакать по комнате и биться в приступе истерического страха. Это помогло собраться с духом, выровнять дыхание и хотя бы на толику унять бешеный стук сердца в груди.
«Всегда помни о том, кто ты есть», – наставлял ее отец. Лиза гордо вздернула подбородок: «Да, помни, кто ты есть. Несмотря на то, что ты сродни последней прислужнице старой графини. Несмотря на то, что ты давно потеряла право с честью носить свое имя. Несмотря на ту черноту, что пустила в свою душу. Помни о том, кто ты есть…»
– Где я? Это не мои покои, – обратилась Лиза к дворецкому, когда дверь за доктором закрылась.
– Верно, – коротко согласился тот, сохраняя вежливо-предупредительное выражение лица.
– Я желаю пойти к себе. – Лиза продолжила прощупывать почву, пытаясь понять, где она находится и не пленница ли здесь.
– Его сиятельство решили, что вам лучше пожить до дня венчания в этих покоях, – возразил дворецкий. – Они гораздо удобнее, чем ваши прежние.
Действительно, комната, в которой находилась Лиза, была намного больше, чем ее спаленка. И намного пышнее обставлена и декорирована – дорогая мебель, акварельные пейзажи в позолоченных рамах, расписной потолок, тяжелые бархатные занавеси. Через полураспахнутые створки дверей Лиза заметила напротив кровати угол бюро. Значит, далее был будуар… Богатые покои…
– Mademoiselle нужен отдых, – поклонился дворецкий, подавая знак девицам послужить барышне, приготовив ее к дневному сну. Те тут же направились к Лизе, но она выставила ладонь вперед, безмолвно приказывая им держаться на расстоянии.
– Я не желаю отдыхать. Я уже достаточно оправилась после обморока, – солгала Лиза дворецкому, который своим вежливым равнодушием в совокупности с твердой настойчивостью, что звучала в его голосе, все больше напоминал ей надзирателя. – Я желаю пойти к себе.
– Это ваши покои, mademoiselle, – тоном, каким обычно обращаются к больным, проговорил дворецкий. – И господин Журовский настоятельно рекомендовал вам провести в постели весь день. Агафья и Дарья послужат вам, ежели позволите. Они готовы исполнить любое ваше пожелание…
– А вы? – спросила Лиза и, когда дворецкий вежливо поклонился, сказала: – В таком случае, я желаю увидеть madam mere. Могу себе вообразить, как она встревожена…
– Смею предположить, что мадам Вдовина аккурат в эту минуту беседует с господином доктором о здоровье mademoiselle. Нет нужды отрывать ее от столь важного разговора. Уверен, она поддержит решение доктора о полном покое для вас, mademoiselle. Позвольте себе отдых хотя бы до ужина… Это будет только на благо при вашем состоянии.
Просьба увидеть Ирину была им также решительно отклонена. Что происходит? Как она поняла, теперь эти покои из нескольких комнат были отданы в ее полное распоряжение, как и эти две девицы. Словно она уже стала графиней. Но в то же время Лиза ясно чувствовала, что при всех этих благах нынче она далеко не в выигрышном положении в доме. Не хозяйка даже самой себе. А кто? Пленница? Но ведь дворецкий сказал, что она здесь только до венчания… Что же происходит? О, она бы многое отдала, лишь бы узнать, что творится сейчас в усадебном доме, и какие намерения касательно нее у хозяина Заозерного!
То ли сказалось волнение, то ли организм Лизы действительно был истощен, но, оставшись одна, она почти сразу же провалилась в глубокий сон без сновидений. И, пробудившись, была благодарна этому сну, что позволил ей хоть на время отрешиться от всего, что произошло утром. Ведь с пробуждением снова вернулись вопросы. Что происходит? Чего ей ждать? И почему до сих пор никто так и не пришел к ней?
Когда Лиза распахнула незапертую дверь покоев, из глубины коридора к ней тут же шагнул высокий лакей. Он поинтересовался, что ей угодно, и напомнил о распоряжении хозяина: барышня должна оставаться здесь, ибо так рекомендовал господин доктор; ей не следует выходить из комнат, а все, что барышне потребуется, ей тут же принесут.
Все-таки она пленница, поняла Лиза в тот момент, глядя в глаза лакея в полумраке коридора. Потому что в вежливости его слов ясно читалась твердая решимость не пустить ее дальше порога. Девушка закрыла дверь и, упав на постель, разрыдалась от страха и отчаяния. Но спустя некоторое время пришло осознание, что едва ли ей нынче помогут слезы. Нет, сейчас ей нужна ясная голова… как никогда! Лиза вытерла глаза, поправила волосы и с гордым видом прошагала к двери, где потребовала от лакея немедленной встречи с матерью. Тот, явно предупрежденный, ответил, что мадам Вдовина изволит отдыхать после обеда.
– Хорошо, – уступила Лиза. – В таком случае я желаю видеть Ирину. Мое платье изрядно помято, а волосы растрепались. И я хочу видеть именно ее.
Но несмотря на Лизин приказ, спустя несколько минут в покои шагнула вовсе не Ирина, а одна из уже знакомых дворовых девушек. На вид лет пятнадцати, смущенная, но такая довольная новой ролью, Агафья сделала перед Лизой неумелый книксен и заверила, что готова во всем услужить «барышне – будущей хозяйке». Лиза не стала спорить. В конце концов, ей было неловко от собственного неряшливого вида, и она милостиво изъявила желание переменить платье и причесаться.
Ей до безумия хотелось поскорее узнать у этой девочки, аккуратно водившей щеткой по ее длинным волосам, что же происходит в усадьбе. Но Лиза понимала, что едва ли та знает обо всем, да и вряд ли скажет, если и знает.
То ли из хитрости, то ли наоборот по простоте душевной Агафья все же отвечала тотчас и без разбора на все Лизины вопросы. Вот только ответы были такие, что требовалось задать еще с пяток, чтобы хоть что-то прояснить.
– Мне сказали, моя мать отдыхает.
– Сказали, знать, так оно и есть.
– Так отдыхает ли? Я бы желала ее видеть…
– А мне, барышня, то не ведомо. Я же здесь, с вами. А барыня, маменька ваша, стало быть, в своих покоях. Не могу знать, отдыхает она или нет.
– А можно ли узнать, могу ли я видеть ее?
– Узнать-то можно. Но ведь вы уже справлялись, коли ведаете, что она отдыхает.
И непонятно было, говорит ли Агафья без лукавства, или за нос Лизу водит. Лиза пыталась понять, действительно ли ее новая горничная так глупа и наивна. Она завела разговор о каких-то пустяках – о погоде, о минувшей Пасхальной службе, о подарках, что раздали в усадьбе к празднику. А после попросила рассказать ей об этих покоях.
И Агафья с готовностью бросилась открывать двери, демонстрируя богатое убранство комнат, с восторгом касаясь предметов и тканей. Вот спальня, а за ней небольшой будуар, где хозяйке полагалось заниматься делами дома и отвечать на письма. Туалетная комната с ванной на ножках в виде львиных голов и расписным фарфоровым набором. Гардеробная, где еще толком не развесили все ее наряды, как успела отметить Лиза мимолетным, но цепким взглядом.
